Территория Шиловых

На следующий день, после госпитализации Рыбакова в травматологическое отделение городской больницы, Татьяна, как и обещала, пришла к нему и принесла новый спортивный костюм с надписью «Адидас» на груди и новый мобильный телефон. Первым, кому позвонил Женька, был его заместитель Сергей Петрович. Разбитые губы искажали голос, и инженер Серёга не сразу узнал хозяина. Рыбаков с трудом, не вдаваясь в подробности, объяснил, что с ним произошло и попросил в течение десяти дней взять руководство предприятием на себя, пока встряхнутые мозги не встанут на прежнее место. Пришлось пообещать дополнительную оплату за дополнительные труды, после чего голос в трубке повеселел. Во время этого разговора Татьяна продолжала выгружать из сумки принесённые вещи. Бельё, которое пришлось купить, носки, любимый Женькин зелёный бокал с изображением ордена Александра Невского и словами святого воина «кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет», чайные пакетики, сахар и прочее и прочее, целую сумку. \- Как только это бестелесное создание могло всё дотащить, - нежно глядя на Таню, думал Рыбаков. Узнав, что Татьяна ехала в больницу на такси, успокоился, а когда Таня сказала, что до палаты сумку ей помог нести знакомый доктор, призадумался. \- Так и норовят Таньку из-под носа увести, - хмурился он. – Скорее нужно припечатать её к себе в ЗАГСе. – Что она упирается? - носились тревожные мысли в больной голове. Позвонил родителям, наврал, что отказал мобильник, поэтому не отвечал на звонки, а голос такой странный потому, что простуженный. Вроде поверили. Сегодня воскресенье, поэтому поговорить с врачом, который утром, до прихода Татьяны осматривал Женьку, ей не удалось. Хотелось узнать, что в состоянии любимого произошли хоть и небольшие, но всё-таки положительные перемены, хотя какие перемены могут произойти за ночь. Сам Рыбаков бодрился, утверждал, что у него всё замечательно, но Таня ему не верила, она знала, как виртуозно Рыбаков умел врать. Она не могла добиться от него подробностей происшествия во дворе общаги. Полиция пострадавшего пока не навещала, а в общежитие, несмотря на выходной день утром наведывался участковый. С ним охотно сотрудничала вездесущая тётя Клава и ещё несколько свидетелей бандитского налёта на Рыбакова. В курсе событий была и Надежда Дмитриевна, которая рассказала Тане, что по словам участкового в их районе орудует банда малолеток, совершившая уже несколько преступлений. В основном это были мелкие кражи, драки, порча домофонов и прочего имущества в многоэтажных домах. Было и серьёзное преступление, но обвинили в зверском убийстве бомжа какого-то парня, правда, ходили слухи, что его выпустили из тюрьмы. Об этом преступлении Татьяна была наслышана. **\* \* \*** Месяца назад в больницу для осуждённых поступил подросток с двухсторонним воспалением лёгких. В то время случаев пневмоний в колониях и следственном изоляторе было много. Причины этого было поручено установить начальнику терапевтического отделения Татьяне Владимировне. Татьяна добросовестно ездила по колониям, где случаи этого заболевания были частыми, посетила и СИЗО, после чего написала отчёт с выводами и предложениями по преодолению возникшей тревожной ситуации. Одной из причин этого заболевания по мнению Татьяны, была скученность в камерах следственного изолятора и в общежитиях одной из зон, расположенной недалеко от города. Татьяна даже получила одобрение из медицинского отдела управления в ответ на свою работу, что было непривычно. И вот из следственного изолятора поступил пациент в тяжёлом состоянии с двухсторонней пневмонией, которому недавно исполнилось шестнадцать лет. Его поместили в корпус номер семь, где была камерная система. Здесь содержались особо опасные рецидивисты, граждане, находящиеся под следствием, а также заболевшие несовершеннолетние граждане, у которых приговор не вступил в законную силу, и поэтому их не могли отправить в колонию для малолетних преступников. В этом корпусе была усиленная охрана, малолеток содержали отдельно и в таких условиях опасность для них со стороны других преступников была минимальной. Однако для медицинского персонала это было очень неудобно потому, что за пациентом с тяжёлым заболеванием требовалось постоянное наблюдение и частая коррекция проводимого лечения, а в условиях камерной системы это было очень трудно, а под час и невозможно. Этот корпус номер семь, располагался далеко от терапевтического отделения, и попасть туда из-за особого режима иногда было проблематично. Татьяна, озабоченная состоянием своего пациента, добивалась, чтобы малолетку перевели в «терапию». Она божилась оперативникам, что обеспечит безопасное пребывание больного в корпусе, убеждала их, что больной будет постоянно находиться в комнате старшего санитара, авторитет которого среди жуликов был непререкаемым и там ему ничего не будет угрожать. Наконец, начальник оперативной части майор Симонов уступил Татьяне Владимировне, и пациент Осипов был переведён в основной корпус «терапии». Здесь Татьяна с ним познакомилась ближе. Славик Осипов обвинялся в жестоком убийстве бомжа. По данным следствия два месяца назад поздним вечером Славик ни с того ни с сего напал на мужчину, который рылся в мусорном баке. Он избивал бомжа палкой, пока тот не испустил дух и потом спокойно пошёл домой, где жил с бабушкой. Славик учился в спец школе как умственно отсталый. Дебильного Славика арестовали на следующий день, поместили в СИЗО, где над ним издевались «умные» сокамерники. Славик не мог анализировать происходящего, не понимал, за что он страдает, плакал, но никому не жаловался, боялся. Через месяц такой жизни он заболел. Пневмония и госпитализация были для него спасением, так как в тюрьме его избивали, часто отнимали еду, и это могло привести к самым печальным последствиям. Общаясь с мальчишкой, Татьяна никак не могла взять в толк, как этот тихий и тщедушный Славик мог так озвереть, что забил взрослого человека до смерти. Старший санитар, человек с большим лагерным опытом, наблюдавший за своим «постояльцем», утверждал, что менты шьют Славику мокрое дело, которое парень не совершал. Славик был сиротой, его воспитывала бабушка и вступиться за него было некому. Конечно, все в отделении и медицинский персонал и жулики жалели парнишку, подкармливали, а «смотрящий» обещал отправить «маляву» в следственный изолятор, чтобы рукоприкладство в отношении парня прекратилось. Состояние Славика улучшалось, пневмония рассосалась без следа, но Татьяна не торопилась с выпиской мальчишки, понимая, что в тюрьме ему не сладко и даже опасно для жизни. Несколько раз Татьяну Владимировну встречала у КП бабушка Осипова, которая приезжала с передачами для внука. Это была старая женщина, много лет работавшая на хлебозаводе. Её лицо нездорового тёмного цвета, изрытое глубокими морщинами, напоминало горбушку черного хлеба. Она внимательно слушала рассказ Татьяны о состоянии здоровья внука, радовалась, что он идёт на поправку, но потом начинала плакать. Она утверждала, что Славик не мог совершить такое тяжёлое преступление, в котором его обвиняют. Она воспитывает парнишку с младенчества и хорошо его знает. Слёзы, как струи дождя стекали по морщинам старухи до самого подбородка, который она без конца вытирала скомканным цветастым платочком. Всхлипывая, она печально говорила, что, конечно, внук глупенький, очень доверчивый и может пойти на поводу у кого-то, но дойти до такого зверства он не способен. Татьяна как могла утешала старушку, а сердце сжималось от жалости к ней. Славика выписали с выздоровлением. Татьяна созвонилась с медицинской частью СИЗО и попросила медиков не оставить без внимания мальчишку, который перенёс тяжёлое заболевание. Вскоре о своём малолетнем пациенте Таня забыла, но однажды её вызвала в свой кабинет Матильда, где познакомила с представительным молодым мужчиной. Это был адвокат Славика. Он попросил Татьяну Владимировну выступить на заседании суда, которое планировалось провести завтра в городском отделении МВД. Адвокат обещал заехать за Таней в назначенное время. **\* \* \*** На следующий день Анатолий Борисович, так звали адвоката, приехал за Таней в больницу. Татьяна села рядом с ним в его «жигули», и адвокат рассказал ей следующую историю. Он, молодой и амбициозный, мечтал о блистательной карьере в этом северном городе, куда недавно приехал и открыл свою адвокатскую контору. Он пригласил к себе ещё одного товарища, тоже мечтавшего о карьере и больших деньгах. Все необходимые документы были оформлены, на двухэтажном каменном здании появилась вывеска, гласящая о том, что на первом этаже находится адвокатская контора, но клиентов не было потому, что фирма пока была никому неизвестна. Надо было что-то делать. Каждый день Анатолий Борисович, как глава новоиспечённого предприятия, пропадал на совещаниях городского и районного уровня, выправлял недостающие документы, которые требовались для работы, заводил нужные знакомства, а в офисе постоянно находился напарник. При отсутствии клиентов товарищ Анатолия Борисовича целиком посвящал себя или разгадыванию кроссвордов, или компьютерным играм. В офисе было всего два кабинета и небольшой коридорчик. Каждое утро в нём появлялась старушка с тёмным лицом и стучалась в кабинет к напарнику. Он уже несколько раз очень вежливо объяснял старушке, что бесплатно контора не работает, а денег у бабушки не было. Посетительница безропотно выслушивала объяснения и молча уходила. На следующий день всё повторялось, и напарник перестал ей открывать дверь в свой кабинет. Однажды, когда он в очередной раз не пустил бабушку, она продолжала сидеть в коридоре, где её увидел Анатолий Борисович, неожиданно вернувшийся с очередного заседания. Он пригласил женщину к себе и выслушал её печальный рассказ о своём внуке Славике, слабоумном сироте. Даже при поверхностном знакомстве с этим уголовным делом было понятно, что скорее всего следственные органы, в погоне за пресловутой раскрываемостью, пошли по самому простому и подлому пути, обвинили во всём первого попавшегося подростка, тем более, что заступиться за него было некому и правды с его стороны никто искать не будет. Адвокат установил, что множество ошибок, а может и не ошибок, а преднамеренное искажение истины было допущено следствием. Например, не была проведена комплексная психолого–психиатрическая экспертиза (единственное, что было понятно Тане из монолога адвоката) и многое другое, в чём Татьяна не разбиралась. По его словам, у Славика даже алиби было, которое толком не мог озвучить ни он сам, ни его малограмотная бабушка, и на это никто не обратил внимание по безразличию или намеренно. Анатолий Борисович откровенно сказал Татьяне, что взялся за это дело без оплаты своих услуг ради рекламы потому, что необходимый материал для оправдания Славика был на поверхности. Анатолий Борисович утверждал, что обязательно добьётся того, чтобы с мальчишки сняли обвинение и нашли настоящего преступника. По мнению адвоката здесь была замешена целая банда подростков. Среди них, скорее всего были отпрыски состоятельных людей или городских начальничков, поэтому жертвой назначили беззащитного Славика. Как говорится, что нам законы, коли судьи знакомы. В этот день должен был состояться один из этапов борьбы Анатолия Борисовича за права Славика. Татьяна должна была свидетельствовать, как специалист, о том, что водворение парня в СИЗО отрицательно сказалось на его здоровье и даже угрожало его жизни. Скученность в камере и плохие бытовые условия привели к заболеванию Осипова тяжёлой пневмонией. Адвокат намерен был требовать денежную компенсацию от МВД за нанесённый здоровью Славика ущерб. Этому и было посвящено нынешнее судебное заседание. Машина подъехала к зданию районной полиции. Адвокат обратил внимание Тани на то, какие «крутые тачки» стояли возле этого новенького, недавно выстроенного дворца. \- Когда я первый раз увидел эту картину, подумал, что судят какого-нибудь вора в законе, а это оказались машины простых ментов. Как говорится, красиво жить не запретишь, - сказал он грустно. – Какие деньги нужно иметь, чтобы купить такое авто. На зарплату тех, кто работает в этом учреждении их приобрести невозможно, - твёрдо сказал адвокат. Заседание проходило в небольшой комнате. Татьяна отвечала на вопросы женщины-судьи, сидящей за столом напротив неё. Она чувствовала, что от неё многое зависит и говорила уверенно, аргументировано, кое-что зачитала из истории болезни, которую по совету адвоката взяла из архива. В частности, она привела в своём выступлении пугающее заключение рентгенолога при поступлении Славика в больницу об огромном очаге поражения в лёгких. Объяснила присутствующим не менее серьёзные изменения в анализах крови. Все слушали внимательно и с видимым уважением. Татьяна настаивала на том, что стрептококк, который стал причиной развития воспаления лёгких у гражданина Осипова, передаётся от человека к человеку при скученности в помещении, плохом проветривании и уборке этого помещения. Всё это было в камере, где содержался Славик. Для судьи не явилось секретом то, что еду у гражданина Осипова и продукты из передач, которые регулярно приносила ему бабушка, отнимали сокамерники. В результате недоедания и постоянных стрессов иммунитет Славика снизился настолько, что воспаление лёгких приняло угрожающие для организма масштабы. Татьяна подробно рассказала каких усилий потребовалось от персонала больницы, чтобы добиться полного выздоровления пациента. После заседания Анатолий Борисович крепко как соратнику пожал Татьяне руку, сказал, что он уверен в победе, о которой узнают в городе благодаря связям адвоката в местных СМИ. \- Справедливость восторжествует, Славика освободят, - сказал он гордо. – А менты пусть ищут настоящего злодея или банду злодеев. В моих планах ещё начать разбирательство о клевете и взыскать деньги за моральный ущерб с тех, кто оговорил парнишку. Этим бедным людям: сироте Славику и его бабушке деньги не помешают, - мечтал адвокат. Это всё Татьяна рассказала Женьке сразу после заседания суда. Хвасталась, что они с адвокатом одержали победу. Правда дело о клевете Анатолию Борисовичу возбудить не удалось. Вскоре Славика освободили. В городе разразился скандал, а в прессе дискуссия о местных правоохранительных органах, о коррупции, недобросовестности и некомпетентности в рядах их сотрудников. В местной газете было опубликовано большое интервью с адвокатом Анатолием Борисовичем. Дела адвокатской конторы после этого резонансного происшествия пошли в гору. Счастливого Славика встретила у ворот СИЗО его бабушка. \- Горе да беда - с кем не была, - вздохнула она, обнимая внука. - Теперь у нас всё будет хорошо! Мир не без добрых людей! **\* \* \*** Состояние Рыбакова при поступлении в больницу расценивалось докторами как среднетяжёлое. Он плохо спал этой ночью потому, что сломанные рёбра не давали глубоко дышать, а инъекции обезболивающих лекарств не давали необходимого эффекта. Татьяна не знала как помочь любимому и болтала, чтобы отвлечь Женьку от тревожных мыслей и болевых ощущений. Она рассказала Женьке последние новости общежития, обещала позвонить Марковне, успокоить её и попросить ничего не сообщать о случившемся родителям Рыбакова, с которыми Альбина часто созванивалась. Татьяна сообщила, что скоро вернётся с вахты отец Антошки Павел. Он в курсе последних событий, и намерен разобраться с обидчиками Рыбакова. \- Проболтался всё-таки Антоха про наше приключение, - тревожно думал Женька. Татьяна сказала, что по словам Светы, Павел хочет привлечь к акту сатисфакции ребят из своей бригады буровиков. Этих мужиков Рыбаков как-то встретил в компании с Павлом. Вид их был внушительным и даже устрашающим, однако самым неприятным для всех обидчиков была сплочённость этого небольшого коллектива. Мощный кулак, боевая единица, да и только. \- Не дай Бог вмешаются, наломают дров, - размышлял Рыбаков и попросил Таню, чтобы она организовала ему встречу с Павлом до того, пока он с друзьями не начал действовать. Мужики, соседи Рыбакова по палате, стали нервничать из-за длительного присутствия женщины на их территории, Таня это почувствовала и засобиралась уходить. \- Что за стихи ты мне читал вчера, - спросила она на прощанье. – «Не плач, когда меня не станет…» Какие-то женские… \- Да, это стихи Тамары Шашевой. Я их увидел в журнале, которым Марковна собиралась печку растапливать. Когда я Альбине прочитал эти стихи, она ревела два дня, а потом переписала их на отдельный листочек и выучила наизусть. Пообещала, что впредь будет мне давать всё на проверку прежде, чем в печку сунуть. \- То труды Черчиля как-то хотела спалить, теперь за старые номера любимого журнала взялась, - ворчал он. Откуда взялись давнишние номера литературного «толстого» журнала в сарае Марковны, она не знала. Видимо их принёс ещё покойный муж, который подбирал всё подряд и тащил в свой сарай, заваленный всякой рухлядью. Номера валялись на земляном полу, грязные, подмокшие, что бесило Рыбакова, привыкшего к уважительному отношению к печатному слову. \- Хорошие стихи, - одобрила Татьяна, - только больше их не читай, уж очень грустные… - сказала она, всхлипнув, потом по-матерински поцеловала Женьку и ушла, пообещав навестить его завтра после работы. **\* \* \*** После посещения Татьяны приходил следователь, у которого в производстве было несколько дел о мелком хулиганстве подростков района, где находилось малосемейное общежитие. Следователь расспрашивал Рыбакова о том, как он получил удар битой по голове. Особенно его интересовала причина, по которой состоялся инцидент. Пришлось рассказать о том, как хулиганы обидели Антошку, как он серьёзно поговорил с их атаманом. Описывая внешность главаря этой банды, Женька вдруг ощутил, что ему противно даже вспоминать это лицо с наглыми глазами и ехидной улыбкой. Накатила волна ненависти и досады за то, что он, неустрашимый в юношеских уличных боях и один из лучших боксёров в своём Московском районе, так позорно проиграл поединок какому-то отморозку из местной шпаны. По словам следователя этот парень (Туберкулёзник, как в мыслях окрестил его Рыбаков), действительно недавно «откинулся» из колонии и руководит районными хулиганами. После того, как Славика оправдали, в убийстве бомжа стали подозревать его и руководимых им подростков. Мужика забили насмерть просто так ради острых ощущений. Следователь рассказал, что по горячим следам арестовали Славика, который в это время на своё несчастье находился во дворе своего дома. В этот вечер он выбивал палас специальной палкой. Бабушка работала в вечернюю смену и должна была скоро прийти домой. В обязанности послушного Славика входило выбивать ковры, и он регулярно делал это днём, а сегодня припозднился потому, что смотрел по телевизору увлекательный детектив. Славик повесил палас на перекладину, предназначенную именно для этих целей, и стал стукать по нему палкой-выбивалкой. Когда работа подходила к концу, к нему подбежал какой-то незнакомый парень, обругал Славика, вырвал из его рук палку и скрылся в темноте. Славику было обидно и жалко палку. Её когда-то принёс из леса дедушка. Дед ходил за грибами с этой палкой в лес, который в то время начинался сразу за их бараком. Город наступал на тайгу, которая отодвигалась от строившихся пятиэтажек всё дальше и дальше. Дедушка старел, за грибами ходить ему было уже не под силу, а свою отполированную до блеска палку с набалдашником на одном конце стал использовать как трость. После смерти деда трость долго стояла в сарае, а потом бабушка приспособила её для выбивания ковровых дорожек и паласа. Палка была удобной и приметной. Иногда Славик забывал её во дворе, и соседи приносили её в квартиру. В тот вечер закончив работу, Славик скатал палас, положил его на плечо и пошёл к подъезду, где столкнулся с соседом, направлявшемся выгуливать своего пса. В квартиру Славика заходила и ещё одна соседка, подруга бабушки, которая в её отсутствии приглядывала за Славиком. Мобильного телефона у мальчика и бабушки не было, дорого и бабушка несколько раз звонила внуку на городской телефон, что также указывало на то, что Славик уже ушёл со двора, когда там совершалось преступление. Когда шпана разбежалась, на Славика указали люди, которые обнаружили мёртвого мужчину. Они свидетельствовали, что видели подростка с приметной палкой, которая и была орудием убийства. Это подтвердили несколько мальчишек, крутившихся во дворе. Утром за Славиком пришли и преступление считалось раскрытым. После этого происшествия жильцы из соседних домов, с которыми бабушка Славика была знакома много лет, стали обходить её стороной и шушукаться за спиной. Клевета как уголь: не обожжёт, так замарает. Теперь, когда стараниями адвоката следствие обратило внимание и на другие факты невиновности Осипова, подозрение в убийстве с него было снято и Осипова освободили, дело было опять запущено в производство и расследование продолжилось. Нападение на Антошку и Рыбакова дополняло картину о преступной деятельности банды и её главаря. Разговор с ментом был долгим, и Женька с трудом его выдержал из-за болей в грудной клетке. **\* \* \*** Время в больнице тянулось медленно. Татьяна приходила каждый день, часто звонила Марковна, навещал Борис. Читать было тяжело, начинались головные боли. Слушал радио, болтал с медицинскими сёстрами во время перевязок и других процедур. Благодаря хлопотам Татьяны и Бориса, Рыбакову была выделена отдельная палата и свидания с любимыми людьми теперь были не ограничены. По прибытию с вахты к Женьке пришёл Павел. Он долго тряс Рыбакову руку в знак признательности за совершённый благородный поступок, потом достал из сумки традиционные пирожки с капустой, который виртуозно готовила жена и коньяк. При виде бутылки у Рыбакова закружилась голова. Подоспел Борис, сообщил, что на седьмой день пребывания в больнице некоторым больным за примерное поведение разрешается принять небольшую дозу алкоголя, но только в присутствии лечащего врача, который явился немедленно. Был конец рабочего дня, и доктора позволили себе выпить за здоровье пациента. Лечащий врач, ровесник Рыбакова подружился со своим интересным пациентом. В свободное время, особенно на дежурстве он часто заходил к Рыбакову поболтать, поэтому в предложении Бориса выпить, не отходя от койки за здоровье любимого больного, крамолы он не усмотрел. Презент Рыбакову в виде бутылки коньяка Павел согласовал с Борисом, и с удовольствием тоже выпил в такой изысканной компании. Пить не мог только Рыбаков, у которого даже от запаха коньяка появилась дурнота и он, поблагодарив друзей за сочувствие и заботу, пить отказался. \- Ничего себе, заявки, - панически думал он. – Обещали только поправить мозги, а их возможно, просто поменяли. \- Не горюй, Адидас, - засмеялся Борис, глядя на футболку Женьки с иностранной надписью. – Возможно придётся совсем бросить пить. Такова жизнь брат, - рассуждал захмелевший Борис. В палату заглянула медсестра и вызвала лечащего врача, который спешно бросил в рот жевательную мятную конфету и вышел в коридор. \- Если ты забыл, напоминаю, что коньяк я не пью, только водку, - оправдывался Женька, а сам думал о том, что вдруг это правда, насчёт полного отказа от алкоголя. - Грустно! \- Был ты самураем, а теперь будешь примитивным Адидасом, - смеялся Борис. - Кичился помню передо мной кодексом самураев, а стихи японские ты читал? \- Хокку, что ли? – уточнил Рыбаков. – Конечно, с этими шедеврами я знаком. Но так себе поэзия… Бориса после тяжёлого рабочего дня и выпитого алкоголя потянуло на лирику. Вдохнув аромат капусты Светиного пирожка, он закатил глаза и проникновенно продекламировал: *Любитель цветов!* *Ты стал незаметно* *Рабом хризантем!* \- Это - великий Бусон! – пафосно воскликнул он. Павел удивлённо смотрел на Бориса, который раньше не был замечен в сентиментальности. \- Ты вообще что-нибудь понимаешь в классической японской поэзии? – вопрошал Борис, вставая со стула и принимая величественную позу. *Я поднялся на холм,* *Полный грусти, - и что же…* *Там шиповник в цвету.* Едва сдерживая смех и подыгрывая Борису, застывшему в позе скульптуры передовика производства, Женька обратился к нему, тоже закатив глаза: *На склонах Фудзиямы зацвёл хрен.* *Не видать японцам Курил!* \- А это, - сказал он торжественно - хокку великого Михаила Задорного. Павел громко засмеялся, рискуя привлечь внимание сотрудников отделения к импровизированному вечеру японской поэзии. \- Кстати, о высоких чувствах, - ехидно добавил Женька: *Луна скрылась за облаками,* *Исчез веник вдали.* *Но что это?* *Швабра на горизонте!* Это из книги «Песни о любви к себе» знаменитого Тояма Токанава, - самозабвенно фантазировал Рыбаков. Теперь уже хохотал во весь голос Борис. \- Намёк понят, - сквозь смех выдавил он. Павел восхищённо смотрел на друзей. – Умора! Никаких «Уральских пельменей» не надо! \- Кстати, о венике! Звонила на днях- весело сказал Борис. – Однако, всё в прошлом с вениками и швабрами. \- Значит, новая швабра на горизонте всё-таки маячила? – укоризненно спросил Женька, намекая на новую молоденькую медсестру в отделении Бориса. \- Отстань! – раздражённо сказал Борис. - Тема закрыта. **\* \* \*** Однажды Татьяна пришла в больницу вместе с Антошкой, который умолял её взять с собой и навестить раненого друга. Мальчик признался, что рассказал отцу о происшествии в соседнем доме. \- Да, парень, - ответил на это Рыбаков, - малыш ты ещё. В народе говорят: научился говорить, значит вырос, а когда научился молчать – повзрослел! Ну, ничего, у тебя есть ещё время, чтобы научиться хранить тайны. \- Женя, а когда на тебя напали, - шёпотом спросил Антон, - ты боролся? \- А то, - важно ответил Женька. – Сначала была рукопашная схватка. Я одному хук слева закатил, другому апперкот. Знаешь, мой тренер всё время говорил, что его любимый бокс – это очень интеллигентный вид спорта, можно сказать передача мыслей на расстоянии. \- В тебя стреляли? – с ужасом глядя на забинтованную голову Рыбакова спросил ребёнок. \- Я отстреливался до последнего патрона, - самозабвенно врал Женька. – Видишь, голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой земле… - вдруг запел Рыбаков. \- Ну, ты и трепло, - смеясь сказала Таня. - Не морочь ребёнку голову! Глядя на своего друга, Татьяна соглашалась с утверждением, что мужчины, это те же мальчишки, только выросшие. \- Я обезвредил целую банду, - продолжал врать Женька. – Меня, даже наградят за мужество, наверное, - неуверенно уточнил он. **\* \* \*** Как и обещали, Рыбакова выписали через десять дней. Чувствовал он себя хорошо. Дали справку о перенесённой травме, выписку из истории болезни, которую внимательно изучила Татьяна, а Женька засунул в сумку и больше её не видел. Женька очень соскучился по Татьяне, с которой все десять дней целовались украдкой как школьники, по своей машине, которая по-сиротски стояла во дворе общаги, по своим алкашам на производстве, по Сергею Петровичу, который, как и обещал тянул лямку начальника, даже по Марковне. \- Свобода! – закричал Женька, когда разместился на заднем сиденье такси, заблаговременно заказанном Татьяной. От его неожиданного крика вздрогнул молодой водитель и укоризненно посмотрел на Татьяну. Его реакцию Рыбаков увидел в зеркале и сделал идиотское лицо, словно подтверждая предположение шофёра о том, что повезёт не очень адекватного человека. \- Кого только не приходилось возить на своей шикарной «Мазде», - думал мужчина. – И влюблённых, и в хлам пьяных, и пьяных влюблённых, и братву, убегающих от таких же преступников… Теперь вот этого психа нужно доставить без происшествий по указанному адресу. Доехали быстро, без происшествий. Пока Татьяна расплачивалась за поездку, Рыбаков, продолжая роль неадекватного пассажира с кряхтеньем и стонами выбрался на улицу и побрёл прямо по газону, приволакивая правую ногу и дёргая левой рукой. Татьяна с ужасом смотрела на него, а потом опомнившись, крикнула: \- Женя, сумку забыл… Рыбаков в два прыжка преодолел расстояние до машины, кинулся к заднему сиденью, на котором стояла дорожная сумка, схватил её и прильнул к окну водителя. Он опять смастерил идиотскую физиономию и прошептал, глядя на шофёра: «до встречи в дурдоме, братан!» Таксист рванул с места с такой скоростью, что и Таня, и Рыбаков чуть не задохнулись от хохота. \- Кончай хулиганить, - упрекнула Татьяна Женьку. – Ведёшь себя как пацан! \- Представляешь, хочется хулиганить, напиться, морду кому-нибудь набить… - кричал Рыбаков. Он схватил в охапку Татьяну, стиснул её в объятиях и застонал. Резкие движения руками были болезненны. Доктор предупредил, что некоторое время сломанные рёбра будут о себе напоминать. Женька выпустил Татьяну из объятий, подошёл к своей машине и нежно погладил её. \- Ну, здравствуй, друг! – сказал он тихо, но Таня услышала. \- Я ревную, - сказала она, смеясь. \- Ревнуешь, значит любишь, - ответил Женька. - Я скоро, - сказал он, сел в машину и укатил в неизвестном направлении. Рыбаков позвонил через полчаса, сообщил, что ездит по делам и примерно через час будет в общаге. Женьке казалось, что он вернулся в обычную среду обитания из совершенно другого мира, где были стоны людей, костыли, вид беспомощных пациентов, находящихся на вытяжении, когда к повреждённой конечности подвешивают груз и человек вынужден находиться в таком положении длительное время, не имея возможности отправлять свои физиологические потребности естественным путём. Благодаря Татьяне и Борису, Рыбаков был в привилегированном положении, и несколько дней находился один в палате, однако муки травмированного человека, а также муки пребывания в больнице он познал сполна. Натерпелся и насмотрелся всякого, и вот – свобода! Женька сразу же из машины позвонил родителям, позвонил инженеру Серёге, потом Борису. Связался с Павлом. Он был в курсе всех дел, связанных с бандой отморозков, которая убила бомжа, оклеветала Славика и травмировала Рыбакова. Павел сообщил, что Туберкулёзника и несколько человек из его окружения арестовали. Женька заехал в гастроном на проспекте Ленина, куда собирался в тот памятный вечер перед ударом битой по башке. Тогда они собирались с Татьяной провести ужин при свечах. \- А этот вечер никто не отменял, - весело думал Женька. Накупил всего, чего хотелось тогда и сейчас и вернулся в общагу. \- Как я соскучилась по тебе, - сказала Таня, открывая дверь Женьке и прижимаясь к нему. \- А я-то как соскучился, - ответил он, протягивая Татьяне букет роз. – А это Славику, сказал Рыбаков и достал из сумки коробочку с мобильным телефоном. – Завтра с Антохой в адвокатскую контору съездим, узнаем адрес парнишки. Выясним в чём они с бабушкой нуждаются. Справедливость торжествует благодаря адвокату и тебе. Я тоже хочу в вашу компанию.

Рыбаков обещал, что после посещения своего сотрудника в городской больнице, он обязательно заедет к Татьяне и останется у неё до утра. Татьяна ждала Женьку до вечера, пока он не позвонил и сообщил о том, что назначенное свидание отменяется, так как в посёлке возникли обстоятельства, по которым Рыбаков обязан был быть на предприятии. Он врал. Всё было спокойно и на работе, и в посёлке, чего нельзя было сказать о собственной совести. После [разговора](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/682651af89866ce92b00d7c4) с Борисом Женькой овладели тоска и сомнения. Правильно ли он поступил, не слишком ли далеко зашёл, обличая друга в измене. А была ли измена? Женька строил свой «спич» на эмоциях, которые основывались только на сплетнях и Наташиных предположениях, возникших, возможно, на фоне заболевания и стресса, связанного с операцией. Рыбаков не сожалел о своём поступке. Как говорил Чингисхан «боишься - не делай, делаешь – не бойся, сделал - не сожалей». Не сожалел, но муки совести всё-таки были. С таким настроением появляться у Татьяны ему не хотелось тем более, что случившееся в кабинете Бориса, Рыбаков намеревался сохранить в тайне и прежде всего от Тани и от Натальи Николаевны. Он надеялся, что Борису тоже хватит мудрости не посвящать женщин в их суровый мужской инцидент. Короче, сразу после больницы Женька поехал домой. Прихватил трёх студентов, направлявшихся на выходные в посёлок и голосовавших на дороге, чтобы, слушая их трёп, отвлекаться от своих тяжёлых мыслей. Следующие две недели Рыбаков не мог вырваться в город по серьёзным причинам, возникшим в его цеху, чему он втайне радовался потому, что трусил появиться перед Татьяной и Наташей. Тревожила мысль, что их тайна с Борисом будет раскрыта. Однако, из телефонных разговоров, которые он каждый день вёл с Таней, Женька понял, что тайна пока остаётся тайной. Татьяна рассказала, что в тот день, когда Рыбаков последний раз был в городе, Борис вызвал жену на разговор. Они объяснились. Борис утверждал, что все слухи, которые возникли вокруг него и Елены Львовны, это оговоры недоброжелателей, которых у строгого руководителя и успешного хирурга много. В тот вечер, когда Борис надолго «исчез с радаров», он действительно встречался с «веником», чтобы расставить все точки над «i». Елена Львовна была влюблена в заведующего и имела на него виды. Молодая и амбициозная, в достижении своей цели она не видела никаких преград. Ни семья Бориса, ни разница в возрасте, ни осуждение сотрудниками отделения её не останавливали. «Старшая», подруги Елены, шушуканья больных о её неправильном поведении, не вразумляли женщину, и она шла напролом. Елена Львовна ничем не отличалась от тех баб, которые одолевали Бориса на прежнем месте работы, однако она имела высшее образование что, казалось бы, должно диктовать совсем иную модель поведения. «Бабы – дуры», - часто повторяла Марковна, рассказывая Рыбакову об очередном скандале в посёлке, затеянном селянками из-за какой-нибудь ерунды, и Женька с этим соглашался потому, что речь шла о малообразованных женщинах. Рыбаков всегда высоко ценил высшее образование, и считал, что оно должно ограждать его обладателя от необдуманных и компрометирующих поступков. Женька был уверен, что в институты, по крайней мере в его время, поступали лучшие школьники и лучшие выпускники средних учебных заведений. Чтобы получить приличный аттестат, нужно было «пахать» все десять школьных лет. Поступив в ВУЗ, приходилось заниматься ещё больше, так как вокруг были лучшие. Во время учёбы в институтах студентам старались давать знания не только по специальным предметам, но и по общей культуре. В медицинском институте, который закончила Татьяна Владимировна, например, были занятия и даже зачёты по культурологии. А Наташа вспоминала, что однажды на занятии по травматологии у постели больного профессор ни с того ни с сего спросил у одного из студентов кто такие маринисты. Парень от неожиданности сказал что-то невпопад и был удалён с занятия. Этот профессор славился своей экстравагантностью и непредсказуемостью. Однако, этот случай говорил о том, какие высокие требования предъявлялись к тем, кто получает высшее образование. Преподаватели, да и всё общество надеялось, что выпускники ВУЗов будут не только классными специалистами, но и высокообразованными людьми. Получив диплом, каждый специалист стремился соответствовать этому званию, заработанному тяжёлым трудом, и беречь свою репутацию. Татьяна была с этим согласна. Наташа же, измученная повышенным вниманием к своему мужу со стороны женщин, утверждала, что, если у бабы «сносит крышу» от любви, не надо искать различий в поведении женщины с дипломом и монтёра пути, их просто не существует. Всё определяется лишь темпераментом, который у Елены Львовны был бешеным. Недаром она получила прозвище – электровеник. Борису пришлось вызвать Елену на откровенный разговор, в котором он убеждал женщину, что предан своей семье. Однако желаемого он не достиг, Елена Львовна от него не отставала. Как исправить эту ситуацию Борис не знал, и тут появился «самурай» Рыбаков. Нахамил и ему и Елене так, что Борису пришлось защищать честь женщины, которая была готова разрушить его благополучную и счастливую жизнь, но она была женщина! Только эта «оплеуха» от Рыбакова отрезвила Елену Львовну. Ещё несколько дней она истерила, рыдала, но затем уволилась, и уехала в столицу, оставив Борису Николаевичу длинное письменное послание с излияниями своих чувств. **\* \* \*** Бориса в любви и нежности воспитывали мама и бабушка. Отец погиб в ДТП, когда Боря был совсем маленьким. Мама замуж больше не вышла и всю свою жизнь посвятила сыну. В подростковом возрасте парень познакомился с сомнительной компанией, в которой научился драться, ругаться и курить, что, конечно, тщательно скрывал от семьи. Он продолжал хорошо учиться, слушаться мать и вырос воспитанным и деликатным человеком, не допускавшим никаких грубостей в отношениях с женщинами. Встречу с хулиганами в юности и дружбу с ними Борис считал положительным опытом, иначе его любимые женщины могли вылепить из него маменькиного сынка, не способного принимать самостоятельные решения и держаться на плаву в «океане жизни». Суровые отношения в среде дворовой шпаны научили его взаимодействию с разными членами общества, что очень помогло во время службы в армии** и **всей по**следующей жизни. Наташа никогда не понимала деликатность мужа в отношении его поклонниц особенно в городе, с которым она с радостью распрощалась. Наташа требовала от Бориса, чтобы он хотя бы раз решительно и даже грубо ответил на домогательства со стороны «чокнутых баб». Это отрезвило бы многих, но муж не позволял себе так обойтись с женщинами, даже с глупыми и назойливыми. Наташа считала, что таким образом мужчина давал им надежду, а это мешало ей жить спокойно. Наташа сердилась на мужа потому, что знала, как решительно и отважно действует Борис в ситуациях, когда нужно поставить на место мужчин. Никогда он не пасовал ни перед какими противниками, а против женщин был беззащитен. **\* \* \*** Две недели Рыбаков не появлялся в городе, трусливо отсиживался у себя дома. Как раз в это время у него появилось занятие, которое поглотило его целиком. По дороге домой после того памятного разговора с Борисом, он стал прислушиваться к болтовне студентов в его машине, которых прихватил по пути в посёлок. Один из парней горевал о том, что умер его дед учитель местной поселковой школы. Дед давно был на пенсии, жил в одиночестве, так как супругу, тоже учительницу, схоронил ещё несколько лет назад. Педагоги жили небогато, а единственной их ценностью была библиотека, которая теперь оказалась никому не нужной. Парень прикидывал куда можно было бы её пристроить, так как она занимала всё жизненное пространство в двухкомнатной квартире дома сталинской постройки. Квартира нужна была студенту, чтобы съехать от родителей, от их постоянного и надоевшего надзора. Дед преподавал русский язык и литературу. Всё взрослое коренное население посёлка училось у деда и бабушки Женькиного пассажира. Рыбаков посоветовал отдать библиотеку в школу, и попросил разрешения прежде посмотреть книги самому. Он сказал, что возможно даже что-нибудь купит. Перспектива получить деньги за никому ненужный хлам парня вдохновила и Рыбаков через день после возвращения из города посетил указанный студентом дом. Библиотека была огромной, в отличном состоянии и почти полностью повторяла отцовскую в Москве, кроме шести томов «Жизнь животных» под редакцией профессора Л. И. Зенкевича, которые вышли в издательстве «Просвещение» в 1968 году. Эти книги верно служили бабушке студента, которая преподавала в школе биологию. Решение у Рыбакова созрело сразу и, заплатив очень хорошие деньги за шеститомник, Женька немедленно стал грузить книги в машину. Парень, удивлённый щедростью Рыбакова, помог ему перетащить все шесть толстых, как купчихи Кустодиева тома. Осматривая библиотеку в старой, давно не видевшей ремонта квартире, Рыбаков загрустил о том, что не был знаком с этим учителем, который наверняка был типичным представителем советской сельской интеллигенции. Так же, как и отец Рыбакова он, этот старый педагог наверняка считал, что классическая литература обязана была быть в доме каждого, кто претендует на звание интеллигента. Как выразился один из современных писателей, полка с классической литературой – это иконостас русского интеллигентного человека. После работы Женька всё своё время посвящал чтению книг о животных и получал удовольствие. Таким образом он восполнял пробелы в знаниях о животном мире. Всё детство и юность кроме учёбы в школе Рыбаков посвятил спортивным и техническим кружкам. Однако, в голосе Татьяны во время их телефонных разговоров он стал улавливать упрёки и обиду и, спохватившись, в следующую пятницу вечером отправился в город. **\* \* \*** Рыбаков подъехал к общаге, когда северный вечер, чуть темнее обычного светлого дня вступил в свои права. Женька вышел из машины и услышал рыдания, которые раздавались совсем рядом. Присмотревшись, он увидел, что через двор идёт плачущий Антошка. Женька окликнул мальчика и тот, увидев Рыбакова подбежал к нему, уткнулся мокрым лицом в живот Рыбакова и зарыдал ещё громче. Женька испугался, стал расспрашивать мальчика о том, что произошло, но Антошка, из-за рыданий не мог сказать ни слова. Рыбаков усадил его на скамейку, сел рядом и крепко обнял. Постепенно ребёнок успокоился, и Женька выяснил, что произошло. Антон отпросился у матери сходить к приятелю по каким-то неотложным мальчишеским делам. Света согласилась несмотря на вечернее время потому, что друг жил в соседнем девятиэтажном доме, а на дворе круглосуточный полярный день. Единственным условием со стороны матери было не пользоваться лифтом, который часто ломался и можно было надолго в нём застрять. На всякий случай в рюкзачок был положен мобильный телефон. Кожаный рюкзак был подарен Антону отцом на день рождения и являлся гордостью мальчугана. Он был сшит из кусочков оленьей кожи, имел множество карманчиков, а на крышке его была аппликация с изображением танка Т-34. Все ребята в общаге завидовали Антошке, но он торжественно объявил, что, когда он погибнет на войне за Родину, рюкзак перейдёт кому-нибудь из друзей. На шестой этаж Антон добрался по лестнице, как и обещал маме, а в гостях засиделся, уж больно интересная настольная игра оказалась у приятеля. Позвонила мама Света и Антон, вспомнив, что обещал не задерживаться, помчался по лестнице домой. Между третьим и четвёртым этажами его остановили подростки. Их было много, а главный у них дядька с папиросой, как выразился мальчик. Компания стала толкать мальчугана из угла в угол, обзывала плохими словами, отобрала рюкзак несмотря на просьбы Антона не делать этого потому, что это подарок отца. Слёзы не помогли. Мальчика столкнули с лестницы, и он, больно ударившись о ступеньки, побрёл домой. Рыбаков знал, что многие жители окрестных девятиэтажек с современными удобными квартирами, которые в народе называли «брежневками» по аналогии с «хрущёвками» с подозрением и даже каким-то высокомерием относились к обитателям малосемейного общежития, полагая, что там проживают алкаши, бывшие зэки и неудачники. Это нередко распространялось и на детей. Выслушав повествование плачущего Антошки, Рыбаков почувствовал, как в нём закипает ярость. Он боялся этого состояния и постарался взять себя в руки. Женька опять погрузил в машину все пакеты с гостинцами для Тани, которые прежде вытащил, молча взял Антошку за руку и повёл за собой к девятиэтажке. \- Показывай, - коротко сказал он. Они подошли к крайнему подъезду, где когда-то Женька слушал исповедь своей попутчицы Аделины. Домофон не работал, и они беспрепятственно поднялись на четвёртый этаж. На деревянном ящике, в котором жители хранили картошку, сидел тощий и бледный парень похожий на туберкулёзника и курил. Намётанным взглядом Рыбаков определил, что он, наверняка, уже побывал в исправительной колонии, и был гораздо старше всех остальных. Вокруг него крутились подростки, каждый из которых из кожи лез, чтобы главарь обратил внимание именно на него. Все матерились и громко смеялись. Женька остановился на лестнице. \- Эти? – глухо спросил он и жестом показал Антошке, чтобы тот спустился по лестнице на пролёт ниже. – Парни, - миролюбиво начал Рыбаков, - Только что этот мальчик потерял здесь кожаный рюкзак, – продолжил Женька. - Вы не видели? - так же миролюбиво спросил он, зорко осматривая пространство и всех действующих лиц. Рюкзак лежал на подоконнике высокого окна, рядом лежал мобильный телефон. \- Нет, замухрышку этого первый раз видим, - заговорил главарь под хохот подростков. \- Да вот же он, рюкзачок–то, - показал Женька на окно. \- Где? Что? Не понял, - юродствовал главарь, а компания, держась за животы, смеялась. \- Скорее всего пьяные или под наркотой, - предположил Рыбаков, а главарь между тем поднялся со своего ящика. \- Никогда не обижай слабого детёныша, - мрачно сказал Рыбаков, глядя на него и ярость, которую он с большим трудом подавил возле машины, нахлынула с новой силой. – Детёныш может оказаться сыном тигра! – Рыбаков хотел добавить ещё, что так говорил Чингисхан, но Туберкулёзник сделал резкий выпад и ударил Женьку по лицу. Рыбаков ловко увернулся. Секция по боксу и многочисленные схватки улица на улицу в детстве и юности не прошли даром и удар получился вскользь. Сзади навалились несколько малолеток, но Рыбаков стряхнул их, и так лягнул кого-то, что услышал дикий крик боли за спиной. – Только бы никого не убить, - мелькало в голове. Внешне он сохранял спокойствие. \- Ты, что ли тигр? – насмешливо сказал Туберкулёзник, а глаза забегали, выдавая страх перед высоким и спортивным мужчиной. Женька резко поднялся ещё на одну ступеньку, встал лицом к лицу к главарю, схватил его за грудки и шарахнул об стену. Ударившись головой, парень присмирел, а Рыбаков прохрипел ему в лицо: - Тигр ещё встретится с тобой, сейчас он в командировке. А я - гиена с большим сердцем. Не подумай, что сердце гиены большое и доброе, - сыпал Рыбаков цитатами из шеститомника, ещё сильнее прижимая Туберкулёзника к стене. - Оно просто выносливое, чтобы догонять такую падаль и мразь как ты. А челюсти у гиены, - Рыбаков оскалился, повернувшись к банде, - такие, что крушат кости. Сейчас пацаны я буду крушить ваши кости, - прохрипел Женька. Мальчишки с ужасом смотрели на Рыбакова, а потом, словно по команде ринулись от него кто на улицу, а кто на верхние этажи. Женька потрепал главаря по щеке, забрал рюкзак, телефон, а потом обратился к нему: \- Увижу ещё раз – убью! Всех! – добавил он. Вышли из подъезда и направились к общаге. Антошка на глазах преображался из плачущего, беззащитного мальчика в крутого пацана. Походка стала уверенной, он снизу смотрел на Рыбакова как на равного. Помогая Рыбакову донести до квартиры Тани пакеты из машины, Антон взял самый тяжёлый с трёхлитровой банкой мочёной брусники. Расставаясь, Женька попросил Антошку не рассказывать маме о происшествии, чтобы она не волновалась. Ещё он попросил мальчика не ходить одному в соседний двор. Пожали друг другу руки и разошлись как боевые товарищи. На следующий день после школы Антон в лицах рассказывал приятелям о битве, которая произошла в соседнем доме. Особенно всех удивил рассказ о гиене с самым большим и выносливым сердцем среди всех хищников, и крепкими зубами, способными крушить кости даже очень крупных животных. Ещё Антон рассказал, что эти некрасивые собаки, гиены, очень полезны потому, что очищают землю от всякой падали, мрази и мусора как дворник дядя Вася. **\* \* \*** Вечер пятницы и суббота прошли в любви и безделье. За две недели, что были в разлуке, накопилось множество тем, которые необходимо было обсудить. И обсудили. Женька рассказывал Татьяне интересные истории из жизни животных, которые он почерпнул из шеститомника. Татьяна с удовольствием слушала рассказы об орлах, как они воспитывают своё потомство, узнала, что сороконожка имеет научное название сколопендра и ещё много чего. Доболтались до того, что вдруг обнаружили, что съели и выпили всё и на ужин нечего поставить на стол. Решили, что Женька быстро смотается в гастроном, что на проспекте Ленина, который работает до 22 часов, после чего они устроят шикарный ужин при свечах. Сказано - сделано. Женька пошёл на улицу к машине. Двор был пуст потому, что по телевизору показывали очередную серию популярного сериала про ментов. Рыбаков открыл дверь машины и получил сзади удар по голове. Он повернулся и увидел искажённое ненавистью лицо Туберкулёзника. \- Вот те нате, хрен в томате, - пробурчал Рыбаков и получил ещё один удар. - Наверное, бита, - теряя сознание подумал он. **\* \* \*** Сознание вернулось от сильнейшей боли в грудной клетке. Мутило, было трудно дышать. Женька лежал возле машины, а вокруг него суетились какие-то незнакомые люди. Одно лицо показалось знакомым, но кто это сквозь пелену в глазах, узнать он не смог. Это была одинокая пенсионерка тётя Клава, подруга Надежды Дмитриевны. Клава смотрела сериал, как все обитатели общаги, но недосмотрела серию до конца, расстроившись из-за того, что главного героя и любимого персонажа схватили бандиты и угрожали ему раскалённым утюгом. Клава пошла на кухню покурить и успокоиться. Она никогда не выходила курить в коридор как другие жильцы потому, что там постоянно играли дети, а курила на своей кухне возле раскрытой форточки. Заодно она смотрела, что происходит во дворе и была в курсе всех происходящих событий. Один раз даже помогла дворнику Василию найти вора, который украл металлическую урну, стоящую около скамейки. Клава увидела, что из-за угла дома выскочила компания подростков и налетела на Рыбакова. Она узнала Женьку по машине, к которой он подошёл. Один из хулиганов два раза ударил Евгения по голове и, когда он упал, остальные стали пинать мужчину ногами. Клава бросила сигарету и прямо в халате и домашних тапках побежала на улицу. Пока она, пыхтя и останавливаясь, чтобы отдохнуть «бежала» с четвёртого этажа, вокруг Рыбакова собралась толпа жителей общаги. Хулиганов спугнул кто-то из прохожих, который закричал, что вызовет полицию. Налётчики разбежались, а мужчина, убедившись, что Рыбаков живой, по мобильнику вызвал «скорую». Кроме тёти Клавы ещё несколько человек в окно видели расправу над Рыбаковым и немедленно выбежали на помощь пострадавшему. Многие признали в нём друга всеми уважаемой Татьяны Владимировны, и тётя Клава вызвалась сообщить ей о происшествии. «Скорая» с мигалками и воем появилась через несколько минут, Рыбакова погрузили в машину и над ним склонилась голова в белой шапочке. Голова что-то говорила, задирала верхние веки на глазах, стучала молоточком по губам, рукам и ногам, но Женька плохо понимал, что происходит и стонал. Болело всё! **\* \* \*** Тётя Клава поднялась до Татьяниной квартиры и позвонила в дверь. \- Там, это… - не здороваясь сказала женщина, - твоего жениха хулиганы избили. Его «скорая» увезла. \- Кого избили? – не поняла Татьяна. \- Да Рыбакова твоего, один палкой огрел, а потом все остальные как шакалы налетели, ногами пинали. \- Он должен был поехать в гастроном, - всё ещё не понимала Таня, о чём ей говорила тётя Клава. \- Дак вот он на «скорой» в больницу уехал, а не в гастроном, - сказала тётя Клава и ушла. Татьяна подбежала к окну. Двор был пуст, машина Женьки стояла на месте. Только сейчас до Татьяны дошёл смысл сообщения, которое она получила. Трясущимися руками она схватила мобильный телефон и на экране нажала на номер Бориса. \- Боря, Боря, - запричитала она, когда услышала ответ. - Женьку избили! \- Бог услышал мои молитвы и этот индюк, твой Женечка получил то, что заслужил, - засмеялся в трубку Борис. \- Что ты такое говоришь, - удивилась Таня и заплакала - его в сангородок на «скорой» увезли. \- Что-нибудь серьёзное? – после паузы спросил Борис. \- Боря, я ничего не знаю, я ничего не видела, мне только что сообщила соседка, - уже во весь голос плакала Таня. \- Не паникуй, собирайся, я вызову такси, поедем в больницу, - командовал Борис. Через минуту Татьяна была готова, спустилась вниз и ждала такси у входа. Вскоре подъехал Борис. Он доложил, что звонил в приёмный покой и ему ответили, что только что «скорая» доставила пострадавшего Рыбакова. Состояние средней тяжести. Предполагают черепно-мозговую травму, перелом рёбер, тупую травму живота. Вызван невропатолог, нужен хирург, а дежурный травматолог уже идёт из своего отделения. **\* \* \*** Сердце Татьяны сжалось от жалости, когда она увидела Рыбакова на каталке, которую санитары привезли в приёмный покой из рентгеновского кабинета. Женька лежал беспомощный и жалкий. На голове, как у раненого бойца, повязка. Один глаз закрыт нависшим над ним опухшим верхним веком, на щеке кровоточащая ссадина, губы разбиты. Травматолог оценивал снимки, которые ему передал рентгенолаборант. У больного диагностировали черепно-мозговую травму, перелом трёх рёбер и множественные ушибы мягких тканей конечностей и туловища. Требовалась консультация хирурга, чтобы исключить травму живота. За дело взялся Борис. Он тщательно осмотрел Женьку, после чего сделал заключение, что данных за тупую травму живота нет. \- Нет живота, нет и травмы, - засмеялся Борис, с завистью глядя на плоский живот Рыбакова, и похлопал себя по округлости над брючным ремнём. – Допрыгался, самурай, - тихо сказал он, чтобы не услышала Таня. - Это возмездие за дурацкие подозрения о моей измене. \- Не реви, жить будет - обратился Борис к Татьяне, и распорядился сделать пациенту обезболивающие инъекции. Было решено поместить Рыбакова в травматологическое отделение, где его проконсультирует невролог, который сейчас занят в своём отделении. Идти Женька не мог и его на каталке повезли в «травму». Татьяна шла рядом и держала его за руку. Она помогла Рыбакову переодеться в больничную пижаму. После инъекций боли в грудной клетке и разбитых мышцах уменьшились и Женька, попытался шутить. Показывая на свой грязный джинсовый костюм, в котором он валялся на асфальте во дворе общаги, с трудом двигая разбитыми губами сказал: \- Мама всегда мне говорила: не падай где попало, выбирай чистые и красивые места. \- Молчи, пожалуйста, ничего не говори, - попросила Таня. – Всё будет хорошо, поправишься, - говорила она сквозь слёзы, глядя на друга, одетого в выцветшую, бежевого цвета пижаму. Одежда была явно не по размеру и из коротких штанин высовывались Женькины волосатые и такие родные ноги. Острое чувство жалости и страха за любимого пронзало сердце Тани. Она постоянно плакала и когда Женьку переложили на кровать, сидела на стуле рядом с ним, не в силах оторваться, хотя понимала, что мешает медицинским сёстрам, которые кружили возле больного и ещё одному пациенту, находившемуся в этой палате. Женьке сделали дополнительные инъекции в мышцу, наладили капельницу, поставили градусник и предупредили, что вставать больному нельзя ни в коем случае. Ещё сообщили, что с минуту на минуту придёт невропатолог. \- Таня, - вдруг подал голос Рыбаков, - где мой мобильник? \- Я всё забрала, ключи, права, деньги, и мобильник, но он разбит, - тихо, чтобы не беспокоить соседа по палате сказала Таня. \- Купи мне новый, пожалуйста, - слабым голосом попросил Женька. – Завтра нужно позвонить родителям, и Марковне. Главное, чтобы родители не волновались, а Марковна не проговорилась, когда узнает о случившемся. Договорились, что Татьяна купит новый телефон и Женька как ни в чём не бывало свяжется с родителями, скажет, что старый телефон пришёл в негодность. Дверь в палату открылась и появился Ушаков. От неожиданности Татьяна потеряла дар речи, а Ушаков, довольный произведённым эффектом, подошёл ближе. Татьяна бросилась к нему с объятиями. \- Евгений Сергеевич, какими судьбами вы здесь? – спросила она. Татьяна искренне обрадовалась, что Женьку будет осматривать и назначать лечение именно Ушаков. Ведь он один из лучших невропатологов в городе, хотя и алкаш. Как говорится, мастерство не пропьёшь. Ушаков рассказал, что в городской больнице неожиданно возник острый дефицит неврологов. Один серьёзно заболел, другой уехал на учёбу, третий запил. \- Представляешь, главный врач, который с треском выгнал меня после скандала с голой тёткой, умолял поработать на пол ставки и взять несколько дежурств в неврологическом отделении. Ну, я, конечно, поломался для вида и согласился. Всё-таки отделение для меня не чужое. Сегодня у меня дежурство. Ушаков подошёл к Рыбакову. \- Ну, тёзка, рассказывай, как тебя угораздило в криминальную историю вляпаться. Как положено в случаях таких травм о происшествии сообщено в полицию. Она скоро приедет, готовься. Увидев Ушакова, Женька струхнул. Он вспомнил, как прикинувшись отпетым уголовником, звонил Ушакову с угрозами, чтобы защитить Таню. И вот те нате, хрен в томате, встреча! Посвящать доктора в перипетии сегодняшнего вечера Рыбакову не хотелось, да и говорить было трудно, поэтому за него всё рассказала Татьяна. Всё, что знала, а она не знала практически ничего. \- Ну и за что его так покарали? – не унимался Ушаков. \- Просто так, избили человека, - не очень уверенно сказала Таня, а Рыбаков отмалчивался. \- Просто так, ничего не бывает, - пробормотал доктор, приступая к осмотру пациента. \- Ну, у меня две новости для вас, ребята, - сказал Ушаков, закончив обследование Рыбакова. – Как модно сейчас говорить, одна хорошая, другая не очень. Начну с хорошей. Мозги всё-таки у твоего потрёпанного павлина есть, - обратился он к Татьяне. - Другая новость в том, что эти мозги прилично встряхнули. Короче, мой диагноз – сотрясение головного мозга. В понедельник проведём дополнительные обследования, лечение я распишу. Лежать как бревно не менее десяти дней, - грозно добавил Ушаков, глядя на Рыбакова. Глубоко дышать мешали боли в грудной клетке, голова кружилась, мутило, но рядом Таня, которая сейчас не была доктором, а просто женщиной, которая страдала вместе с ним. Несмотря на своё положение общипанного индюка, как обозвал его Борис и поверженного павлина по словам невролога, Женька не ощущал себя несчастным. Рядом была любимая, друг, судя по всему, его простил, а занимается его лечением умный доктор Ушаков. \- Интересно, что будет с Татьяной, если я умру, - вдруг подумал Женька. *Не плачь, когда меня не станет.* *И горем сердце ты не рви:* *Такой нет силы, что заставит* *Меня отречься от любви,* - вдруг зашептал Рыбаков, сжимая Танину руку. Она посмотрела на него как-то странно и заплакала опять. \- Ты дурак? Не смей даже думать, что тебя когда-нибудь не станет. Ушаков же сказал, что тебе просто стряхнули мозги, да помяли маленько. Поправишься, через десять дней будешь как новенький. *Я буду облаком небесным,* *Я буду снегом и травой,* *Я буду духом бестелесным, но знай:* *Я рядом, я с тобой*. - продолжал Женька с любовью глядя на Татьяну одним глазом. *Я буду солнечным посланцем тебя везде сопровождать.* *С тобой от радости смеяться и над твоей бедой рыдать.* *Когда ж за роковой чертою* *Познаю неземную грусть,* *То я слезинкой дождевою* *К щеке любимой прикоснусь.* *И затрепещется былинкой* *Душа за гранью бытия.* *А ты смахнёшь с лица дождинку,* *И не поймёшь, что это я…* - закончил Женька дрогнувшим голосом. \- Что это за мерехлюндия такая, - возмутилась Таня, – Прекрати немедленно, - ругалась она, а сама думала, что всё не так плохо, если такое длинное стихотворение, да ещё с выражением Рыбаков прочитал как на уроке литературы, чтобы получить пятёрочку у строгой учительницы. Значит, как установил доктор Ушаков мозги Женьке стряхнули, по всей видимости, не очень сильно. Зашёл Борис, сказал, что приехала «скорая» с очередным пациентом и обещала их с Таней довезти до дома. Пора было уходить. Таня по-матерински поцеловала Женьку в опухший глаз, сказала, что завтра придёт, принесёт ему приличную одежду и новый мобильник. Потом к нему подошёл Борис, они тихонько о чём–то поговорили, пожали друг другу руки, и посетители ушли. Ночью к Рыбакову приходил Евгений Сергеевич, поинтересоваться как чувствует себя пациент. Рыбаков притворился, что спит, но ему не спалось. В мутной голове носились тревожные мысли о том, как целых десять дней будут идти дела на его предприятии, как сделать так, чтобы родители ни о чём не догадались. Ещё он думал о том, что если бы ему, удалому Евгению Александровичу Рыбакову, не врезал битой по башке тощий Туберкулёзник, примирение с Борисом было бы под вопросом, а доктор Ушаков так и остался бы для Женьки хамом и алкашом, а то, что он прекрасный специалист, осталось бы за кадром. Правильно говорят, что нет худа без добра!

Наталья Николаевна целый месяц была на больничном и вот сегодня, наконец-то вышла на работу. В первые годы после окончания института также, как и большинство молодых врачей, в отпуске она скучала по работе. Это продолжалось довольно долго, пока не стал копиться негатив, который неизбежен на такой ответственной и тяжёлой работе, какой является врачевание больных людей. Ещё древним римским поэтом Ювеналом был выведен постулат, говорящий о том, что телесное здоровье накрепко связано с психикой. Это тот самый поэт, который упоминается в Евгении Онегине А. С. Пушкина «поговорить об Ювенале, в конце письма поставить vale…» и т. д. Всем известно его выражение «в здоровом теле - здоровый дух», и, следовательно, в нездоровом теле дух нездоровый. Сейчас это на медицинском языке называется психоорганическим синдромом. У большинства больных людей этот синдром в той или иной степени присутствует, что, конечно, отражается на всех, кто контактирует с больным человеком, и на родственниках и, естественно, на медицинских работниках, что приводит к их постепенному профессиональному выгоранию. В больнице для осуждённых усталость накапливалась быстрее потому, что среди «жуликов» гораздо больше неадекватных людей, сутяжников и просто озлобленных пациентов. От отпуска до отпуска порой едва хватало сил, чтобы не сорваться, не дать волю эмоциям и не нагрубить особенно наглым пациентам, которые всю свою отрицательную энергию изливали на докторов. Наташа ехала в городском автобусе в больницу и видела, как радовались коллеги её возвращению в коллектив. Она как в молодости соскучилась по работе. Вчера, в воскресенье, в терапию прибыл большой этап, и всех больных предстояло принять Наталье Николаевне. Работы было много и до обеда Наташе и Татьяне не удалось даже перекинуться парой фраз. Наконец, настало время чаепития и Татьяна, пользуясь тем, что они оказались в бытовке наедине, испуганно спросила: \- Что у тебя случилось? [Вчера](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/680cf45920972dae2ac16cc1), когда Наташа была в гостях у Тани, её грустный вид и взволнованный голос при расставании озадачили подругу. Наташа, стоя спиной к Татьяне, заваривала чай и тихо, словно боясь услышать свой голос, сказала: \- Мне Боря изменяет… Таня остолбенела с кульком конфет в руках и с трудом выдавила из себя: \- Не может быть… Я тоже так думала, пока не побывала в Борином отделении. **\* \* \*** После третьего курса института Наташа отправилась в строй отряд на всё лето. Девушкам попасть в выездной стройотряд, то есть за пределы области было не просто, но Наташу взяли уже второй раз. Одной из причин было то, что работала она лучше многих парней. Как выражался бригадир-однокурсник, отслуживший срочную службу в Советской Армии «два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Вот таким экскаватором была и Наташа. В школе она занималась спортом, причём многоборьем, поэтому была выносливой и привыкшей к тяжёлым нагрузкам. Кроме того, Наташка была «своим парнем». Друзья доверяли ей свои сердечные тайны, которые она бережно хранила и в некоторых случаях помогала влюблённым помириться. Многих студентов она познакомила, пользуясь своей популярностью на курсе и таким образом создались пары, которые в последствии стали семьями. Своя личная жизнь у Натальи не складывалась, видимо потому, что для всех парней она была просто хорошим другом. Вялотекущий, как какое-то заболевание роман с одногруппником Андреем, быстро прекратился после яркого выступления уголовника Сани в сквере перед зданием института, и в жизни Наташи появился Борис. Он перевёлся на их курс из смоленского мединститута и сразу обратил внимание на высокую весёлую девушку с ладной спортивной фигуркой. Она не была красавицей, но в её внешности было то, чего не было у многих «звёзд» на курсе. Как впоследствии говорил Борис, на неё нельзя было не обратить внимания, что-то было в ней такое, что «цепляло». Женихов долго не было (опять же по словам Бориса) из-за трусости потенциальных ухажёров, которые боялись не соответствовать высоким требованиям Наташи. Борис не побоялся. Он был на два года старше Наташи потому, что поступил в институт после армии. Высокий, спортивный, с короткими светлыми волосами, он имел успех у однокурсниц. В Наташу Борис влюбился, как он утверждал, с первого взгляда, но ухаживать за девушкой стал только в [стройотряде](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/68264fe389866ce92b00d6b0). Наташа не верила, что её можно так горячо полюбить, поэтому не сразу ответила на ухаживания Бориса. При мыслях о любви и замужестве она всегда вспоминала свою бабушку со стороны отца в честь которой и была названа Наташей. **\* \* \*** Бабушка Наталья осталась сиротой в девичестве и её, девушку с богатым приданым, быстро сосватали красивому и умному парню из соседней деревни. Наташе, как и многим девушкам из окрестных деревень, Иван очень нравился, и она согласилась на брак в надежде на счастье. С первых же дней после свадьбы, она поняла, что Иван её не любит, а на женитьбе настояли родители ради приданого. Наталья была кроткой, трудолюбивой девушкой, привыкшей к ласке и тишине в своём родном доме. Она была единственным ребёнком в зажиточной семье мельника Тимофея, и всё, нажитое отцом перешло в хозяйство мужа Наташи, который умело управлял приобретённым состоянием, и семья жила в достатке. Иван обижал жену, бранил по всякому пустяку, вожжами, бывало, замахивался, не бил правда, и то хорошо. Тяжело жилось тихой Наташе в семье мужа, где были ещё и мрачная свекровь, и суровый свёкор, а заступиться за неё было некому, родственников у Наташи в живых никого не осталось. В чужой деревне подруг у неё тоже не было. Не с кем было поделиться своими печалями. По ночам Наташа оплакивала свою несчастливую бабью долю, но как говорят в народе: «лучше подушке, чем подружке доверять свои тайны». Наталья была очень религиозная, чем тоже раздражала супруга. До неё доходили слухи, что сердце Ивана принадлежит другой женщине, но приходилось мириться. В те давние времена молодые обязаны были венчаться, то есть все браки, как утверждала церковь, совершались на небесах, но не всегда они совершались по любви. Всю свою любовь Наталья подарила своим трём сыновьям, которые выросли такими же суровыми как отец, но мать уважали, а младший сын, последыш (отец Наташи) любил её всем сердцем. Бабушка всегда молилась, и свечи Пресвятой Богородице в церкви ставила, чтобы у внучки был добрый муж. Не красивый, не богатый, а добрый. Внучка запомнила на всю жизнь, как перед сном помолившись перед иконами бабушка садилась на разобранную кровать и, расчёсывая волосы деревянным гребнем, говорила сонной внучке: «мужу – псу, не показывай душу всю». Бабушка умерла, когда Наташе было восемь лет. Молитвы Натальи Тимофеевны о добром женихе для внучки дошли до небес, когда Наташа закончила третий курс института. Она познакомилась с Борисом и влюбилась в него. Их роман продолжился и после строй отряда в городе. Вскоре они поженились, родили сына и Наташа, благодаря своим родителям, взявшим на себя заботу о внуке, обошлась без академического отпуска. После окончания института по распределению отправились в [небольшой северный городок](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/68264e0289866ce92b00d624) для работы в железнодорожной больнице. Борис работал хирургом, Наташа врачом терапевтического отделения. Городок маленький все люди на виду, особенно новые доктора. В Бориса, постоянно влюблялись молодые пациентки, которые не стеснялись, будто невзначай, появляться в городе у него на пути, звонить ему в ординаторскую, отвлекая от работы и вызывая ярость заведующего отделением. Совершенно здоровые девушки приходили на приём в поликлинику к Борису в надежде обратить на себя внимание красавца – хирурга. Порой они переходили все грани приличия, появляясь на пороге квартиры доктора, и Наташа молча закрывала дверь перед непрошенными гостями. Больше всего Наташу поражало, что назойливых женщин не останавливало то, что Борис был женат, имел уже двух сыновей и был счастлив. Все почему-то считали себя более достойными Бориса, чем его законная супруга Наталья Николаевна. С возрастом Наташа похорошела. Тот комсомольский задор, с которым она жила до замужества, трансформировался в [любовь к сыновьям и мужу](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6826496789866ce92b00d50c), и эта печать счастливой женщины украшала её. В маленьком городке у Наташи появилась своя портниха и парикмахер из числа её благодарных пациентов, поэтому Наталья Николаевна всегда была красиво одета, а средней длины русые волосы всегда были уложены самым замысловатым образом. Борис и Наташа, оба высокие, стройные и молодые были заметной в городе парой. Борис был хорошим специалистом и внимательным врачом, и Наташина репутация была не хуже. Пациенты обожали своего доктора и тем обидней Наташе показался один случай, который её очень ранил. Как-то она пришла в детский садик после работы за младшим сыном. На первом этаже располагалась кухня, мимо которой нужно было пройти, а затем по лестнице подняться на второй этаж в среднюю группу, которую посещал ребёнок. Дверь в кухню была приоткрыта, и Наташа увидела женщину-повара в белой куртке и поварском колпаке. Она сидела на стуле и, видимо, отдыхала после завершённой работы. Наташу как доктора поразила фигура женщины. \- Боже мой, - подумала она, - ожирение третьей степени. Наверняка и диабет есть, и гипертония… - с сочувствием рассуждала терапевт Наталья Николаевна и вдруг услышала. \- И что он в ней нашёл? – тяжело дыша сказала женщина, стрельнув глазами в сторону Наташи. Наташа сделала вид, что не слышала громкого и язвительного голоса и молча поднялась в группу сына. Сердце отчаянно стучало, руки дрожали. Молоденькая воспитательница рассказывала Наташе о сыне как он спал, ел, что интересного она заметила в его поведении и т. д. \- Какая умница, - подумала Наташа, а вслух сказала, пряча от девушки глаза, в которых она могла заметить слёзы, - Спасибо, сразу видно, что вы любите детей. \- И вам спасибо! Моя мама лечилась у вас и теперь мы только и слышим дома, какая Наталья Николаевна замечательная, - радостно говорила воспитательница. Именно в этом маленьком городке Наташа узнала насколько коварны могут быть женщины. Она так и не полюбила этот город, хотя именно здесь они с мужем состоялись как специалисты. К счастью, Борис в то время был целиком поглощён работой, усовершенствованием своих навыков и не обращал внимания на назойливых поклонниц, а Наташа всё время страдала от ревности. Переезд в большой город и работа в новом коллективе её успокоили, но, как оказалось, только на время. **\* \* \*** Сегодня за чаепитием Наташа рассказала подруге то, о чём болела её душа. Она до поры хранила это в тайне даже от Татьяны, пока не утвердилась в своих подозрениях в отношении мужа. Наташе предстояла плановая операция и Борис дал ей направление в своё отделение. Как только Наташа расположилась в палате, к ней тотчас же подошла молодая женщина, которая представилась Еленой Львовной. Она сообщила, что работает врачом анестезиологом и будет давать наркоз на предстоящей завтра операции. Наталью Николаевну удивило то, с каким любопытством женщина рассматривает пациентку. Она оценивающе осмотрела Наташину фигуру, домашний халатик и её новенькие тапочки под цвет халата, даже пригляделась к чайной чашке и полотенцу, которые Наташа достала из сумки. Анестезиолог привлекательная, молодая, моложе Наташи, с крашеными каштановыми волосами и ярким макияжем. У старшей медицинской сестры хирургического отделения с которой Наташа была знакома, она разузнала всё, что нужно было ей знать о докторах, которые будут принимать участие в операции. Оперировать будет опытный хирург, а наркоз давать Елена Львовна, которая несмотря на возраст, является ведущим специалистом в этой области и Наталье Николаевне повезло, что ей будет заниматься именно этот доктор. \- Её в московскую клинику переманивают, - тихонько добавила «старшая». Наташиной соседкой по двухместной палате оказалась миниатюрная старушка, которую звали Ниной Матвеевной. Худоба и бледность женщины говорили о том, что у неё серьёзное заболевание, скорее всего, онкология. Через два дня Наташу прооперировали, хотя операция должна была состояться на следующий день после госпитализации. Наташа слышала, как Елена Львовна распекает Бориса за то, что не оказалось одного анализа, необходимого для проведения наркоза. Наташу поразило, как волевой и уверенный в себе Борис оправдывается перед женщиной. Анализ пришлось сдать повторно, а операцию перенесли на следующий день. На второй день после операции Наташа уже вставала, и утром зашла в кабинет заведующего, то есть к Борису, чтобы узнать, как дела дома. О детях, их здоровье и учёбе Наташа знала во всех подробностях из телефонных разговоров со свекровью. Сейчас Наташа зашла к мужу просто повидаться. Утренняя планёрка уже закончилась, но Елена Львовна почему-то сидела в кабинете заведующего и пила кофе. Наташа поздоровалась и подошла к мужу. Он приобнял её, чмокнул в щёку, а анестезиолог с шумом поставила чашку на стол и нервно вышла из кабинета. \- Что это с доктором? – спросила Наташа. \- Не обращай внимания, сегодня все нервные, - отозвался муж, суетливо перебирая бумажки на столе. Поговорили о сыновьях и о самочувствии Наташи. Было видно, что Борис смущён, и Наташа приняла это на свой счёт. \- Ему работать надо, я мешаю, пора уходить, - подумала Наталья и направилась в палату. Боковым зрением она увидела, как в кабинет к мужу прошествовала Елена Львовна, грозно цокая каблуками. - Ничего себе, заявки, - проводила она женщину тревожным взглядом. В палате Нина Матвеевна с кем-то болтала по телефону. \- Наташенька, если я вам мешаю, не стесняясь говорите, и я исправлюсь, - сказала старушка, закончив разговор. – Один из моих учеников предлагает мне какое-то чудодейственное лекарство. Нужно будет его попробовать. За те дни, которые они провели вместе, женщины подружились несмотря на большую разницу в возрасте. Нина Матвеевна была преподавателем в местном технологическом институте. Видимо, она была хорошим педагогом и человеком потому, что ей постоянно звонили студенты, приходили с передачами соседи по дому и многочисленные родственники. Несмотря на тяжёлое заболевание, по поводу которого ей предстояла операция, Нина Матвеевна не теряла чувство юмора, которое как известно - улыбка разума, и покорила Наташу ещё и стихами на актуальную для всех больных тему. *Обхожусь я с болячкой своей,* - декламировала Нина Матвеевна *Как с домашней любимою кошкой.* *Я и холю её и лелею,* *И лекарствами лучшими потчую.* *Я могу говорить до рассвета* *О причудах её и природе…* *И она, в благодарность за это,* *Никуда от меня не уходит.* Посмеялись вместе и Наташа переписала стихи поэта П. Г. Бобунова, чтобы развеселить коллег в своей больнице. Однажды Наташа видела, как Елена Львовна вышла из кабинета Бориса в слезах. \- Влетело от начальника, - подумала она. \- Эта дама всегда истерики заведующему закатывает и практически не выходит из его кабинета, - сказала Нина Матвеевна, вместе с Наташей, возвращавшаяся из столовой. Она лечилась в этом отделении уже второй раз и была в курсе многих событий, происходящих в «хирургии». От больных, которые не знали, что Борис Николаевич и Наташа супруги, она слышала намёки на более близкие отношения анестезиолога и заведующего, чем отношения между коллегами. Наташа находилась в хирургическом отделении десять дней и к концу этого срока её всё больше овладевала тревога. Интуиция развитая у Наташи как у любой неглупой замужней женщины подсказывала, что вокруг неё и вокруг её семьи разворачиваются какие-то события. Стало казаться, что всё это связано с Еленой Львовной, которую больные и санитарки за глаза называли «электровеник». Резкая в движениях, она носилась по отделению, стуча высокими каблуками, что вообще-то в условиях стационара считалось моветоном. Периодически из разных концов отделения раздавался её громкий повелительный голос или смех. Почему-то всплыл в памяти эпизод, когда Борис вдруг заговорил о том, что его приглашают на работу в Москву и что может быть стоит воспользоваться приглашением и рискнуть. Уехать сначала ему, а потом и семью перевести. Наташа посчитала этот разговор несерьёзным, ответила банально, мол лучше синица в руках. Здесь у Бориса большая практика, зарплата хорошая, квартира у них замечательная, а что ещё нужно для счастливой жизни? Теперь, когда Наташа узнала о том, что «веник» собирается в столицу, она по-другому отнеслась к тому разговору. Истерическое поведение Елены Львовны, её интерес к Наташиной персоне, внезапные слёзы, сплетни - всё это были пазлы, которые складывались в какую-то зловещую картину. Когда Наташа стала сопоставлять все эти события, её всё больше и больше одолевала тревога. К этому добавилось то, что однажды после окончания работы Бориса долго не было дома и телефон его молчал. Позвонила взволнованная свекровь, чтобы узнать не задерживается ли Боря на работе. Однако, муж давно уже покинул отделение. Как обычно он зашёл к Наташе попрощаться и спросить, что ей принести из дома. Куда подевался Борис никто не знал и подозрение о том, что Боря исчез ради тайного свидания с «веником» мучило Наташу. Муж обнаружился ближе к полуночи, о чём Наташа узнала из смс, которую он ей написал. Между ними была договорённость обмениваться сообщениями по телефону избегая звонков, чтобы не беспокоить Нину Матвеевну. Причину своего исчезновения Борис не объяснил. Выписавшись из «хирургии», Наташа думала, что теперь она успокоится, и тревога уйдёт, однако, воображение, стало ещё более ярко рисовать жуткие картины измены мужа. Для откровенного разговора с Борисом Наташа была не готова, не было фактов, которые бы она могла предъявить. Дома он вёл себя естественно, правда придираться к ней стал больше, иногда надолго задумывался сидя в кресле с газетой, стал менее пылким, когда супруги оставались наедине. В конце концов Наташа стала себе приписывать тот самый психоорганический синдром и даже обратилась к больничному психиатру Юрию Петровичу, который в городе принимал в частной клинике как психолог. Она поведала доктору о своём тревожном состоянии, не называя его истинную причину. Микстуру, которую выписал Юрий Петрович, Наташа даже не стала заказывать в аптеке потому, что диагноз психоорганического синдрома, конечно, не соответствовал действительности. Свои терзания Наташа переносила одна. Поделиться со своей самой близкой подругой Татьяной она не могла. Во-первых, как всегда, в апреле были бесконечные выезды докторов больницы по колониям и встретиться подругам не удавалось. Татьяна была в разъездах, Наташа всё ещё была на больничном, а по телефону такие вопросы обсуждать не хотелось. Но самое главное, доказательной базы измены мужа, как говорят юристы, у Наташи не было. Одни домыслы, и возможно, фантазии. Наконец, сегодня Наташа выговорилась, поплакала, глотая слёзы вместе с чаем и ей стало легче, а Татьяна, будто оцепенела после откровений подруги. Она всегда считала союз своих друзей идеальным. \- Наташенька, милая, мне кажется, что ты всё преувеличиваешь. Не может быть, чтобы Борис пошёл на предательство. Весь этот роман с «веником» ты нафантазировала. Я, конечно, знаю, что в семейной жизни бывают кризисные периоды, когда супруги устают от однообразной семейной жизни, проще говоря надоедают друг другу, но, глядя на вас с Борисом я подвергала сомнению эту теорию. Нет, Наташа, - сказала Татьяна решительно, - этого просто не может быть! Главное, не торопись, не руби с плеча, - умоляюще попросила подругу Таня. **\* \* \*** Дома Татьяна не находила себе места. Мысли о любимых людях, которые переживают тяжёлые времена, не давали ей покоя. Позвонил Рыбаков, который уловил тревогу в голосе Татьяны и стал допытываться о причине плохого настроения. Татьяна крепилась из последних сил, чтобы не разболтать тайну подруги, но проговорилась. \- Трепло, - запоздало бранила она себя, а Женька надолго замолчал в трубке. – Алё, гараж, - окликнула его Таня. \- Главное, чтобы эта баба не оказалась беременной, что это она истерит всё время, - вдруг задумчиво проговорил он, после чего Татьяной овладела паника. \- Ты что! – возмутилась она. – Борис не может до такого дойти. Этого просто не может быть, - медленно по слогам проговорила она. В ответ она услышала, как хмыкнул в трубку Женька и ехидно сказал: \- Ну, конечно, Татьяна Владимировна во всём разбирается, особенно в мужчинах. Ты что думаешь, они как в школе записками обмениваются? Или думаешь Бориса, взрослого и такого мощного мужика устроят пылкие взгляды? Помнишь Рину Зелёную в фильме «Двенадцать стульев», где она говорила поэту, написавшему стихи о том, как Гаврила изменил жене: «Где вы видели, чтобы наши мужья изменяли нашим жёнам?» Ты мне сейчас её напоминаешь. \- Хам, - огрызнулась Татьяна, и прекратила разговор. Больше всего её возмутило то, что Женька принял сообщение о возможной измене Бориса как что-то вполне возможное и даже обыденное. – Так вот ты какой, - негодовала Таня. На следующий день, когда Татьяна и Наташа ехали на работу, позвонил Рыбаков с извинениями. Он сообщил Тане, что направляется в городскую больницу, где в ЛОР-отделении лечится один рабочий с его предприятия, а вечером намерен побывать у Тани и возможно, останется на ночь. \- Как мало надо мне для счастья, - думала она, - позвонил этот циник и настроение как в день рождения… А что это ему в больнице понадобилось, - вдруг забеспокоилась Таня. – Поняла, играет роль заботливого начальника, - решила она. **\* \* \*** Получив сообщение от Татьяны о возможной измене Бориса, Рыбаков встревожился. Он немедленно позвонил инженеру Серёге, предупредил, что завтра на работе его не будет. Причин съездить в город было несколько: побывать в районной администрации с производственными вопросами, встретиться с поставщиками, посетить больного сотрудника в сан городке, и по-дружески поговорить с Борисом. Марковна после сообщения о предстоящем визите в ЛОР-отделение, ласково посмотрела на Женьку и щедрой рукой налила ему целых два литра клюквенного морса для болящего. В городе Рыбаков сначала сделал свои производственные дела, а в больницу решил поехать после полудня, чтобы встретиться с Борисом. В первой половине дня он может быть в операционной, на консультациях, консилиумах и прочих мероприятиях, которых вагон и маленькая тележка в работе врачей. Насмотрелся на это когда в «терапии» лечился. В больнице зашёл в ЛОР-отделение, встретился с сотрудником, поговорил с лечащим врачом, гостинцы передал, сообщил о делах на производстве и пошёл к Борису. Как он будет говорить с мужчиной, который почти на десять лет его старше, имеет статус известного в городе врача и прекрасного человека, Рыбаков пока не знал. Тема щекотливая, запретная, можно и по морде схлопотать. Оставалось рассчитывать на импровизацию, которая Женьке часто удавалась. В коридоре перед входом в отделение на стене располагался большой красочный стенд, на котором были помещены фотографии всех сотрудников хирургического отделения и заслуги коллектива в виде многочисленных грамот. Он нашёл фото Елены Львовны, под которым было написано, что она врач первой категории. Так как до времени посещений было ещё далеко, Женьке пришлось пустить в ход всё своё обаяние и несколько шоколадок, чтобы проникнуть в отделение. Перед кабинетом заведующего Рыбаков на минуту задумался постучать или войти без стука, но моментально принял компромиссное решение, постучал, но очень коротко и, не дождавшись ответа, открыл дверь. У окна стоял Борис, а рядом вплотную к нему Елена Львовна, которую Женька узнал благодаря фото на стенде. Женщина поспешно отошла от Бориса и уткнулась в бумаги, которые взяла с журнального столика. \- Привет, дружище! – громко поздоровался Рыбаков с Борисом, протягивая ему руку. Борис был смущён и это вдохновило Женьку. Он подошёл к «венику», посмотрел на разукрашенное смазливое лицо Наташиной соперницы, и в его сердце вдруг вспыхнуло чувство, похожее на брезгливость. Его любимого доктора, милую, умную и добрую Наталью Николаевну её муж, которого Женька не знал так хорошо, как Наташу, променял на эту куклу. Наташа и Татьяна помогли ему - зэку по прозвищу Инженер, в условиях лагеря не потерять веру в справедливость и в хороших людей! Он дал себе слово защищать этих женщин любыми возможными средствами, и Женька пошёл в атаку. \- Не может быть, - замер он в картинной позе недалеко от Елены Львовны и, не дожидаясь, когда хозяин кабинета представит женщине Рыбакова, как того предписывал этикет, продолжил: – Вы та, самая Елена Львовна, о которой мечтает московская клиника? Позвольте-с ручку поцеловать… - Он наклонился, намереваясь приложиться к этой самой ручке, но женщина, почувствовав комичность ситуации, отдёрнула руку. \- Откуда вы меня знаете? - спросила она, и грозно посмотрела на растерянного Бориса. \- Как же, как же, вся больница только и судачит о том, что вы скоро покинете наше захолустье и свалите в столицу, – выпалил Женька и почувствовал, как его понесло. \- Боря, это кто? – зло спросила Елена Львовна. Борис, гневно посмотрел на Рыбакова и хотел что-то сказать, но Женька заговорил первым: \- Простите, мадам, я не представился. Я сводный брат Натальи Николаевны, жены вашего коллеги. Слово «коллега» я беру в кавычки, так как за ним скрывается нечто другое. Рыбаков понимал, что разговор становится опасным, грозящем перейти в потасовку, но остановиться уже не мог. \- Как вы смеете, - театральным голосом воскликнула женщина, правильно истолковав намёк и, громко стуча каблуками, выбежала из кабинета. -Ты с ума сошёл? Ты зачем здесь? - сыпал вопросы Борис. Он вплотную подошёл к Женьке, готовый влепить ему пощёчину. - Вон отсюда, - прохрипел Борис, но увидев, что Рыбаков не собирается уходить сказал угрожающе: я охрану вызову! \- Ой, напугал-то как! – воскликнул Рыбаков усаживаясь на стул возле окна. – Давай лучше поговорим, как мужик с мужиком, и ты, надеюсь, догадываешься на какую тему. Помнишь, при нашем знакомстве ты мне пообещал, что, если я обижу Таньку, ты меня завалишь. А я себе слово дал защищать двух моих любимых женщин Наталью Николаевну и Татьяну Владимировну чего бы мне это не стоило. \- Тебя Наташка что ли подослала? – спросил всё ещё недоумевающий Борис. \- Если бы меня попросила о помощи Наталья Николаевна, я пришёл бы сюда с ружьём. Понял? Тебя бы я, конечно, не тронул потому, что тебя – идиота, любит Наташа, а твою курицу первой категории, не пощадил бы. Я зашёл чтобы сказать, что в посёлке люди, которые в твоём отделении лечились болтают, что Борис Николаевич «наркозницу» Ленку как петух топчет почём зря. Борис с ненавистью смотрел на Рыбакова и не мог поверить, что перед ним тот воспитанный и остроумный парень Евгений Рыбаков, с которым они не раз были в компаниях, выпивали, песни пели, а сейчас перед ним кто-то другой, принявший облик Женьки. \- Боря, завязывай с этим «веником», не пара она тебе. Подумай о Наташе, о детях, о репутации, наконец… - перешёл Рыбаков на миролюбивый тон. \- Заткнись и не смей учить меня, щенок, - заорал Борис. \- В кодексе самураев, который называется «Бусидо», - как ни в чём не бывало продолжал Рыбаков, - говорится, что ошибку, исправленную незамедлительно, впоследствии никто даже не вспомнит. Перевожу с японского на русский – быстро поднятое, не считается упавшим! Поэтому совет от меня и самураев - срочно исправь ситуацию! \- Пошёл вон, самурай хренов, - прохрипел Борис, схватил Рыбакова за грудки, и вытолкал его из кабинета. Борис был старше, начал полнеть и спортивный, поджарый Женька мог бы легко справиться с соперником, но сопротивляться не стал. Программа была выполнена. Те же самураи, о которых упоминал Рыбаков, утверждают, что самое главное в битве, это финал, а он удался. По опыту своих приятелей, любителей сходить «налево», он знал, что как только романтические отношения перестают быть тайными, они сразу перестают быть романтическими и «влюблённые» чаще всего погружаются в бесконечные упрёки, ссоры, а потом выясняется, что это и не любовь была вовсе... Поступив таким образом, Женька рисковал дружбой с Борисом, которая закончится скорее всего навсегда, но для него важнее в этой истории была Наташа. \- Без скандала в семье друзей не обойдётся, конечно, - рассуждал Женька. – сегодня же Борис постарается поговорить с женой. Он будет утверждать, что это всё оговоры и сплетни, что никакой связи, кроме сотовой между ним и «веником» не было. Борис будет отрицать всё, Наташа ему поверит и в семье воцарится мир. Женьке ещё предстояло защитить Татьяну, которая не сохранила семейную тайну подруги. Как это сделать Рыбаков уже знал. Он же соврал Борису о том, что даже в его посёлке болтают об аморальном поведении хирурга. Своё «чёрное дело» Рыбаков сделал, теперь нужно ждать. В том, что «веник» после разоблачения уедет в столицу, Женька не сомневался. Всё вышло, как и предполагал Рыбаков. Елена Львовна уехала покорять Москву, супруги выяснили отношения и в их семье всё наладилось. Наладилось всё, кроме дружбы между Женькой и Борисом. Рыбаков надеялся, что через какое-то время, возможно не скоро, Борис простит его дерзкий поступок, который помог, между прочим, сохранить семью.

Рыбаков сидел в общаге и, пользуясь одиночеством и тишиной, копался в своих рабочих бумагах и компьютере. Сегодня ранним воскресным утром после звонка дежурного врача, Татьяне предстояло отправиться в больницу, что вызвало у Женьки раздражение. Он мог бы сам с шиком доставить её по вызову, но, как назло, в пятницу вечером поставил свой джип на станцию технического обслуживания, чтобы спецы устранили кое-какие неполадки у «старичка». За Татьяной выехала больничная машина. \- Других докторов нет что ли, - ворчал Рыбаков. \- Грех жаловаться, давно не вызывали! - возражала ему Татьяна, собираясь на вызов. - Кого ещё можно найти дома в выходные, кроме меня? – одеваясь, говорила она. – «Другие» летом в парке бегают по утрам, зимой на лыжах катаются…- осуждающе глядя на Рыбакова, продолжала она. Много раз Таня предлагала Женьке совершать утренние пробежки, но ему было лень рано вставать и терять драгоценное время на такую ерунду. \- Ты, правда, не догадываешься почему «другие» со сранья по парку бегают? – удивился Женька. \- И, почему? – спросила Татьяна. \- Жир они сгоняют, вот и бегают, - пробурчал Рыбаков, обнимая женщину. – А твой жир где? – возмущённо спросил он и ущипнул Татьяну за талию. - Два масла и ложка крови, - вздохнул он. \- Больно же, - сказала Таня и стукнула Женьку по руке. \- А был бы жир и больно бы не было. Иди уже, на свою работу, - сердито говорил Рыбаков, выпроваживая упирающуюся Татьяну из квартиры. \- Вот вернусь, - смеялась Таня, - за базар ответишь… \- Ещё слово, и ты у зубного, - тоже засмеялся Рыбаков. \- Откуда ты всего такого набираешься, - опешила Таня. \- Откуда, откуда, от твоего дружка Антона Павловича, - хохотал Женька. \- Не дружи с ним, он на тебя дурно влияет, - голосом строгой мамаши сказала Татьяна. - Всё, пока! – чмокнула она Женьку в щёку и убежала. Рыбаков закрыл дверь и подошёл к окну. Сегодня за «незаменимым специалистом», приехала больничная грузовая машина. Шофёр - зэк, которому уже разрешалось работать без конвоя, сидел в кабине с открытой дверью и курил. Увидев доктора, он бросил на тротуар сигарету, свою дверь закрыл, а для Татьяны широко распахнул противоположную. Грузовая машина, конечно, не была предназначена для доставки в зону врачей, но видно ситуация была безвыходная. Скорее всего, древняя больничная «буханка» была неисправна, а «козёл» начальника занят на каком-то более важном мероприятии. \- Хорошо ещё, что не на «говновозке» придётся ехать. Случалось и такое, - подумала Таня, вспомнив как хмыкнул в трубку дежурный офицер, когда сообщил о том, что машина за доктором выехала. Конец апреля, а погода непривычно тёплая для этой поры. Зимнее облачение ужасно надоело, хотелось принарядиться по-летнему, что Татьяна и сделала. Сегодня она была одета очень красиво. Удлинённая, шоколадного цвета, узкая юбка с разрезом сзади, которая подчёркивала фигуру! На лёгкую кремовую блузку надета ветровка приглушённого изумрудного цвета, отсылающую Танины воспоминания к неотразимой Барби с Женькиного предприятия. На ногах коричневые туфли с высокими каблуками. Татьяна стала гораздо больше внимания уделять своей одежде, когда в её жизни появился Рыбаков. Тогда и появились такие юбки «в обтяжку», и высокие каблуки, и платья с подчёркнутой талией и многое другое, чего не было у неё прежде. \- Ну и что ты будешь делать, умница, - весело думал Рыбаков наблюдая за Татьяной, которая с озадаченным видом остановилась напротив двери в кабину. Машина огромная, и ступенька, на которую ей предстояло забраться была высоко. Ногой в такой узкой юбке до неё не дотянуться. Рыбаков с интересом наблюдал за тем, что происходило за окном и думал о том, что жизнь тюремного врача полна приключений и неожиданностей. Он уже было решил выйти на улицу и подсадить возлюбленную, чтобы этого не сделал шофёр, который уже направился к доктору, намереваясь помочь женщине. Однако, Танька, озираясь по сторонам, резким движением высоко поддёрнула юбку, задрала ногу, поставила колено на подножку, затем шустро подтянула другую ногу и вползла в кабину. Она очень торопилась, чтобы жулик не умер со смеху, увидев её манипуляции. Одна туфелька во время этой кутерьмы соскользнула с ноги. \- Ну прям Золушка, - улыбнулся Женька. Шофёр подал хозяйке потерянную обувь и побрёл на своё место. Рыбаков представил, как вечером жулик будет рассказывать своим приятелям о том, как карабкалась в его машину Танька. – А как она будет выбираться из грузовика у больницы? – задался вопросом Женька. – Загремит всеми костями с такой верхотуры, - с тревогой подумал он. – Или в чьи-то объятья угодит, например шофёра, который придёт женщине на помощь, - ревниво размышлял он. Наконец, грузовик сердито побурчав, нехотя тронулся и выехал со двора. Оставшись один, Рыбаков погрузился в работу, но не успел он сосредоточиться, как за дверью раздался грохот, а потом звонок. Это был Антошка, который заявил, что недавно забыл у Тани свисток, который ему сегодня позарез нужен. Сейчас во дворе общаги состоятся спортивные соревнования. Такого свистка нет ни у кого, поэтому Антошка будет давать старт спортсменам. Мальчик с гордостью сообщил об этом и направился в комнату, где осмотрел все углы и обшарил диван. Свисток был обнаружен в вазе для фруктов в ворохе конфет. Рыбаков спросил, как дела у его друга, на что получил ответ: «таких друзей за нос и в музей», из чего следовало, что друг с редким именем Аркадий уже не друг! Антон, между прочим, поинтересовался, где Таня и, получив ответ, удалился, оглушая коридор яростным свистом. Статус хозяина свистка придавала ему солидности и уверенности в себе. В окно было видно, что во дворе собирается ребятня с мячами, велосипедами и скакалками. Детей было много и намечалось грандиозное мероприятие - забег вокруг центральной клумбы, на которой трудолюбивые пенсионерки недавно высадили рассаду цветов. \- Хана цветам, - подумал Женька, глядя на ярко зелёные кустики на клумбе и приступил к работе. Антон приходил ещё два раза. Попросить конфет из знаменитой вазы, чтобы наградить победителей. Потом зашёл попить, потому, что до своей квартиры было далеко, выше на целый этаж. Когда в дверь позвонили в очередной раз, Рыбаков разозлился и, открыв дверь, приготовился отвесить Антошке оплеуху, но неожиданно увидел на пороге Наталью Николаевну. \- Вот так сюрприз! – воскликнул Рыбаков, довольный тем, что, видимо, придётся отложить скучные производственные дела, о чём он тайно мечтал. \- Как говорит мой муж Борис - женщина всегда сюрприз, но далеко не всегда подарок, - грустно сказала Наташа. Наталья Николаевна поинтересовалась, где хозяйка и, узнав, что её вызвали на работу, расстроилась. На предложение Рыбакова дождаться Таню, она охотно согласилась. Женька волчком крутился возле Наташи, которую очень уважал. Усадил на кухне за стол, выставил конфеты, пирожные, которые вчера купил для Танечки, нарезал лимон, заварил свежий чай, подал его в красивой чашке с блюдцем. Наталья Николаевна уже целый месяц была на больничном. Сейчас она ходила в магазин за продуктами и на обратном пути решила зайти к подруге поболтать и узнать о новостях на работе. Она не торопилась домой как обычно потому, что приехала свекровь (спасибо ей), чтобы Наташа смогла лечь в городскую больницу на плановую операцию, и потом спокойно долечиться дома. Наталья Николаевна была грустная и на вопрос в чём причина, сказала, что у Бориса неприятности на работе и он отыгрывается на домашних. Это продолжается уже несколько дней и Наташа устала от постоянных придирок мужа. \- Ну ничего, - сказала она мстительно. – Моя бабушка говорила: муж грызёт на свой хребёт! Когда у него в отделении всё нормализуется, тогда я ему устрою! Его хребёт это почувствует! Рыбаков, несколько раз лечившийся у Натальи Николаевны, и знавший её как добрую и деликатную женщину, с удивлением смотрел на неё. Чтобы отвлечь доктора от неприятных мыслей он стал разглагольствовать на тему, которая давно его интересовала. Рыбакова всегда удивляло то, что интеллигентные, образованные женщины Наталья Николаевна и Татьяна работали в таком месте, которое многие жители города в том числе и коллеги из учреждений Минздрава воспринимали как что-то постыдное, не имеющее право на хорошее отношение к нему приличных людей. Это мнение со временем изменилось, когда в больнице сложился дружный и профессиональный коллектив благодаря в том числе и Татьяне Владимировне и Наталье Николаевне. Женька знал, что Татьяна оказалась в этом городе и в этой больнице по распределению медицинского института, отказавшись от протекции, которую мог бы составить ей родственник, занимающий высокое положение в военном ведомстве. А как Наталью Николаевну угораздило оказаться в больнице для зэков? После этого вопроса Наташа задумалась, а потом сказала: \- Всё обычно. Бориса пригласили на работу в сангородок, на должность заведующего отделением. Мы переехали из маленького северного городка-спутника в соседний большой город. Мне пообещали место в кардиологическом отделении, которое должно было вскоре открыться. Здание нового корпуса, где планировали разместить кардиологию, было уже готово и отделочные работы тоже заканчивались. Нужно было подождать, когда отделение должным образом оборудуют, а на это по нашим с Борисом подсчётам могло уйти несколько месяцев. С квартирой нам повезло, мы обменяли свою трёшку в городе-спутнике на такую же трёхкомнатную квартиру здесь. В поликлинике, где было место участкового врача я работать не захотела, а свободная ставка терапевта стационара была только в больнице для осуждённых. Вот так я оказалась в этой больнице, а когда познакомилась с коллективом, поняла, что ни в какую кардиологию я уже не уйду. Сам знаешь, что таких персонажей как в нашей «богадельне» больше нигде нет. Одна Матильда чего стоит! А Дося, а начальник Валерий Игнатьевич, а всеми обожаемая Танечка? Где ещё таких найдёшь? Я у Бориса в отделении находилась десять дней и могу сказать, что такой дружбы в коллективе как у нас, я в «вольной» больнице не увидела. Тяжёлые условия работы с таким контингентом как зэки, множество нюансов каких просто не может быть в учреждениях Минздрава, вынуждают наших работников к особым отношениям. Вообще таких колоритных людей как в тюремной больнице я нигде не встречала, хотя пришлось поработать и участковым врачом, и на «скорой помощи», и в ведомственной железнодорожной больнице. Конечно, везде своя специфика, но более сложных условий для работы медицинского персонала, чем в тюремной больнице, нигде нет. Однако, и таких благодарных и преданных пациентов как у нас тоже нигде нет, хотя и мерзавцев хватает. Конечно, чтобы заслужить такое отношение как относятся больные к нашей Татьяне, нужно иметь очень много особых качеств: и доброту, и способность жертвовать своими интересами, свободным временем и даже финансами… Тебе Татьяна рассказывала, как она покупала отсутствовавшие в больнице препараты для одного старика на свои деньги в городской аптеке? Не рассказывала? – переспросила Наташа у внимательно слушавшего её Рыбакова. – И не расскажет потому, что скромна не по годам. Ты вот мне сказал, что сегодня за доктором приехала грузовая машина. Кто-нибудь из «вольных» докторов согласился бы на такое средство передвижения? – наконец повеселела Наташа. – А наша «тюремная звезда» задрала юбку и вскарабкалась в кабину грузовика. А сколько раз и Таня и я и, самое смешное, «стерильный» хирург доставлялись на экстренные вызовы в кабине ассенизаторской машины. Слава Богу это случалось очень редко, и мы ругались потом с начальником по этому поводу. Но, как говорится, из песни слово не выкинешь, ездили на больничной «говновозке». Представляешь, как веселились наши пациенты, узнав об этом, - засмеялась Наташа. Сидели уютно, по-домашнему и это располагало к разговору по душам. \- Если бы мне когда-нибудь раньше сказали, что я буду работать в больнице для осуждённых, я бы, наверное, не поверила, - откровенничала Наталья Николаевна. – Впрочем, о том, что зэки появятся в моей жизни, судьба предупредила меня заранее, - задумчиво сказала она. **\* \* \*** С детства Наташа мечтала стать врачом. Мама фельдшер, и в доме всегда был старый, уже непригодный для работы фонендоскоп и шприцы без иголок, которыми маленькая Наташа делала уколы своим куклам. Карандаш был градусником, флаконы из-под одеколона и духов наполнялись водой, которая становилась ароматной микстурой. Таблетки приходилось рисовать на бумаге, обводя монеты, потом вырезать их ножницами и хранить в спичечном коробке. Все мамины подруги были медиками. Наташа всегда с удовольствием слушала их рассказы. Многие из подруг во время ВОВ работали в военных госпиталях или санинструкторами. Они не любили вспоминать те страшные годы, но Наташа знала, что некоторые из них участвовали в сражениях и выносили раненых бойцов с поля боя. Воспитанная в советское время родителями фронтовиками, Наташа, как и большинство молодёжи того времени была патриотична и романтична. Хотелось поскорее вырасти и помогать людям, лучше всего ценой собственной жизни, жертвовать собой, совершать подвиги! Больше других для этого подходили профессии врача и геолога, о которых сочиняли песни и снимали кино. Болезненная девочка не подходила для мужественной профессии геолога, а для врача вполне, и ни на каком другом поприще Наташа себя не представляла. Большое влияние в выборе профессии оказал на неё и друг отца – хирург Павел Сергеевич. Во время многолюдных застолий, которые часто устраивали родители в их квартире, доктор всегда был в центре внимания. Невысокий, с хриплым, будто простуженным голосом и с неизменной папиросой во рту, он был душой любого общества. Если родители позволяли Наташе быть в компании взрослых, она слушала Павла Сергеевича, стараясь не пропустить ни единого слова. А рассказать доктору было что. ВОВ застала молодого хирурга на Украине, в небольшом районном городке. Фашистская армия наступала стремительно и доктора не успели призвать в Красную армию. Так Павел Сергеевич оказался на оккупированной фашистами территории и продолжал работать в районной больнице. Многих людей он спас от подневольных работ в Германии, делая на коже разрезы, имитирующие тяжёлые полостные операции. Он выдавал справки девушкам и парням об инфекционных заболеваниях или о непригодности их к труду из-за тяжёлых (несуществующих) болезней. Таким образом отправка на чужбину откладывалась или этого молодого человека и вовсе вычёркивали из списков людей, годных для каторжного труда в Германии. Рейху нужны были здоровые люди. Когда война закончилась, доктора обвинили в сотрудничестве с фашистами. На допросах хирург признался, что ему приходилось оказывать медицинскую помощь и раненым немцам, и полицаям, таковы особенности профессии. В клятве древнего врача Гиппократа, принципам которой обязаны были следовать выпускники медицинских ВУЗов, приступая к профессиональной деятельности, не было деления пациентов на врагов и друзей. Доктор обязан был оказать помощь любому нуждающемуся человеку и это было в традициях и Российской и советской медицины. Кроме того, нередко возле хирурга, который лечил кого-то из немцев, стояла вооружённая охрана, готовая расправиться с доктором при неблагоприятном исходе. Павла Сергеевича осудили на десять лет. В сибирском лагере, где доктор отбывал наказание, он тоже работал по профессии и спас множество осуждённых и вольных жителей. К тому времени профессиональное мастерство его как хирурга достигло совершенства. Освободившись, Павел Сергеевич вернулся в свой родной город в Ярославской области. Однажды к нему обратился Наташин отец, у которого с военного времени был привычный вывих плеча. После демобилизации из рядов Советской Армии отец работал завхозом в той же воинской части, где служил. В этот день ему пришлось выпрыгнуть из кузова грузовой машины, и его застарелая травма дала о себе знать. Хирургу предстояло поставить головку плечевой кости на место. Манипуляция была болезненна, требовалось обезболивание, от которого больной отказался. Вывих виртуозно был вправлен отцу без наркоза, а мужество больного было высоко оценено хирургом. После этого случая доктор и его пациент подружились. Они были ровесниками, одинаковых, патриотических взглядов несмотря на то, что обоим пришлось перенести от существующей власти немало бед. Отец Наташи был из семьи, которую в тридцатые годы раскулачили и это событие отразилось на всей его жизни, а Павел Сергеевич несправедливо пострадал после войны. В последствии Павла Сергеевича реабилитировали, даже наградили правительственной наградой. Известный писатель написал о нём рассказ, который был напечатан в одном из центральных толстых журналов. В рассказе автор особенно подчеркнул, что несмотря на испытания, которые пришлось перенести Павлу Сергеевичу, он никогда ни одним словом не осудил Родину, как многие другие даже известные люди, обиженные на советскую власть. Он всегда говорил, что Родина – это мать, которая может ошибиться, но любящий сын просто обязан простить матушку. Такая выдающаяся личность повлияла на мировоззрение Наташи, что ещё больше утвердило её в правильности выбора профессии. Через много лет, когда Наташа закончила институт и работала на Севере, Павел Сергеевич умер. В родном городе на здании районной больницы, где работал хирург, была установлена мемориальная доска. Наташа всегда хорошо училась и упорно занималась дополнительно, но, несмотря на это, осуществить мечту о медицинском институте с первого раза не удалось. Конкурс среди выпускников школ в то время был восемь человек на место и претендентов безжалостно «срезали». Со второй попытки всё получилось, она стала студенткой. Студенческая жизнь захватила. Наташа всегда была активисткой в школе и в пионерском возрасте, и в комсомольском. В институте эта привычка быть в авангарде никуда не делась. Энергия била ключом! Кроме успешной учёбы находилось время и для полезного досуга. Вместе с друзьями-студентами в своей группе они организовали «университет культуры». Собирались раз в месяц у кого-нибудь на квартире или в общаге и слушали сообщения по искусству, которые готовили по очереди. О чём только не узнавали на этих посиделках! Старались брать темы, которые в то время были недостаточно освещены в советском официозе: творчество художников, новых направлений в литературе, музыке, живописи. Дерзали, одним словом. В группе были ребята, которые неплохо рисовали, сочиняли стихи и писали статьи. Благодаря им выпускался журнал с громким названием «Фонтан». В названии отразилась энергия, которая клокотала в молодых людях, а эпиграфом к изданию стала знаменитая фраза Козьмы Пруткова «если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану». Этот афоризм был выбран студентами ради хохмы и только много позже Наташа выяснила, что он был обращён к памяти знаменитого французского оратора Луи Фонтана, который произносил блестящие речи в честь Наполеона, ставшие постепенно предметом насмешек у журналистов Европы. Когда падение Наполеона стало неизбежным, Луи Фонтан переметнулся в стан его врагов, и получил от короля титул маркиза. Слава маркиза Де Фонтана как оратора-подхалима была так велика, что любимый Наташин Козьма Прутков, увековечил его своей знаменитой фразой. \- Истинного смысла этого афоризма мы тогда не знали, - рассказывала Наташа. – Название для нашего журнала «Фонтан» было выбрано потому, что энергия у нас фонтанировала. Иногда этот поток устремлялся в опасном направлении, вроде критики руководства института или комсомольских деятелей и его нужно было остановить, заткнуть фонтан, поэтому и был взят такой эпиграф от Козьмы Пруткова. Век живи, век учись, -рассуждала Наталья Николаевна, вспоминая студенческие годы. **\* \* \*** В общежитии Наташе жить не пришлось, его предоставляли не всем. Приходилось снимать квартиру, и, чаще всего, располагаться в соседней комнате с хозяевами, которыми, как правило, были одинокие старушки. На третьем курсе Наташа с подругой из технического ВУЗа, жила в центре Ярославля. Недалеко от знаменитого театра красовался трёхэтажный дворянский особняк с колоннами, барельефами, и прочими атрибутами роскошной архитектуры девятнадцатого века. Территория вокруг особняка была обнесена ажурной металической оградой, а у изящных ворот стоял небольшой одноэтажный домик, в котором, видимо проживал сторож или дворник. В советское время в основном здании располагалось государственное учреждение, а во флигеле у ворот доживала свой век старушка, по слухам какая-то дальняя родственница хозяев и две студентки, которым бабушка сдавала крохотную комнатку. \- Когда третий курс института подходил к концу, с Наташей произошёл случай, который впоследствии она расценила как предвидение. На дворе стоял тёплый, благоухающий сиренью и сверкающий огоньками одуванчиков май. Оставались считанные дни до сессии и нужно было думать только об учёбе, но мысли уносились куда-то далеко, минуя толстые учебники. Грезилась любовь, нежные слова мальчика из группы, с которым у Наташи намечался роман. На дворе светлая майская ночь, как всегда посвящённая зубрёжке. Подруга уже спала в комнате, а Наташа сидела за маленьким столом на кухне с открытым учебником. При свете настольной лампы, преодолевая сон она пыталась хоть что-нибудь понять из текста по физиологии. Хозяйка на несколько дней уехала в деревню, к приятельнице, у которой недалеко от Ярославля был крошечный домик, с громким названием «дача». Занавеска на оконце, затянутым марлей от комаров, слегка покачивалась, сквозь марлю моргала луна, навевая сон и тоску. Голова Наташи всё ниже склонялась над учебником, и, наконец, упала на прохладные страницы книги. Её разбудил яростный стук в дверь. Наташа вскочила, тряхнула головой, чтобы освободиться от объятий коварного Морфея, заманившего девушку в своё царство добрых снов. \- Кому-то нужна моя помощь, - мелькнуло в голове пламенной комсомолки. Наташа бросилась в тесный коридорчик и не раздумывая, открыла дверь. На пороге стоял парень, с окровавленным лицом. Он едва держался на ногах. \- За мной гонятся, - прохрипел парень и ввалился в коридор, едва не уронив девушку. Наташа подхватила ночного гостя и быстро закрыла дверь на задвижку. За дверью послышался топот ног, бегущих мимо и громкие воинственные голоса. Вскоре всё стихло, и гость захотел уйти, но Наташа, движимая профессиональным инстинктом, повела его на кухню и усадила на свой стул. Она боялась включить общий свет, чтобы не привлечь внимание толпы, промчавшейся мимо. \- Вдруг они вернутся в поисках беглеца? – думала Наташа. Она направила свет настольной лампы на окровавленное лицо гостя, который оказался парнем примерно её возраста. Он был пьян. Из носа двумя тонкими струйками текла кровь, под глазом кровоподтёк, расцарапано ухо. Под пиджаком виднелась клетчатая красная рубаха с оторванным воротником и окровавленным рукавом. Энергия била фонтаном, и Наташа принялась за своё любимое дело – помогать страждущим. Она достала бинт, вату, настойку йода, ловко соорудила из ваты два тугих жгутика и воткнула их в обе ноздри парня. Потом из морозильной камеры старенького холодильника был извлечён пакетик с тёртой морковкой и помещён на переносицу пострадавшего. Рана на запястье была неглубокой и Наташа, смазав края йодом, ловко перевязала её. Парень кривился при каждом прикосновении к ссадинам и царапинам на лице и руках, а Наташа, подражая пожилой медицинской сестре с маминой работы приговаривала: «терпи, милый, терпи». \- Я – Саня, - протянул гость руку Наташе, когда она закончила работу. Голос был гнусавый и разговор давался ему с трудом, мешали жгуты в носу. \- А я - Наташа, - представилась девушка. Она заварила чай, позаимствовав щепотку у хозяйки, и пообещав себе, что после стипендии обязательно купит бабушке целую пачку чая «номер 36». Парень рассказал, что он попал в какой-то «замес» и его преследовали с намерением «посадить на перо». Из речи своего ночного гостя Наташа мало, что поняла, таким странным и вычурным показался ей язык Сани. Тюремного прошлого, у кого оно было, в то время стеснялись. Не было столько фильмов, книг, эстрадных коллективов в которых воспевалась тюремная романтика, а «феня» не звучала изо всех утюгов. Наташа напоила пострадавшего чаем, и так как парню было трудно говорить, болтала сама. Она рассказала всё о себе, в том числе и о том, где учится, и что завтра в 14 часов у них лекция в главном корпусе института. Она развлекала Саню не просто так. Нужно было дождаться шести часов, когда начиналось движение городского транспорта, чтобы гость смог уехать на троллейбусе. Саня запросился домой раньше потому, что ему хотелось курить, а в чужом доме это было неприлично. Наташа вынула вату из носа раненого и, убедившись, что кровотечение остановлено, с лёгким сердцем открыла ему входную дверь. Парень благодарно пожал Наташе руку, сказал проникновенно: «Никогда не забуду!» и исчез, как романтический герой любовного романа. Не доставало только прощального поцелуя и цокота копыт коня, уносящего любовника в туманную даль. Ложиться спать не было никакого смысла, и Наташа стала собираться на занятия. \* \* \* Группа студентов, в которой училась Наташа, не торопясь продвигалась по скверу в направлении главного корпуса, где должна была состояться лекция. На практических занятиях Наташа откровенно дремала, не в силах бороться со сном. На воздухе стало как будто легче, Морфей отстал, видимо, зацепившись своим хитоном за ветки пышной сирени, кусты которой обрамляли сквер. До лекции оставалось время, и парни решили сбегать за мороженым в гастроном, который был в двух шагах. Собрав деньги, они ушли, а девушки расположились на садовых скамейках. Всем было интересно, почему Наташка сегодня такая сонная. \- Скорее всего, всю ночь была на свидании, но с кем? – мучил вопрос любопытных подружек. В ответ Наташа загадочно улыбалась, сохраняя интригу. У всех девчонок в группе уже были любовные похождения, некоторые были замужем. А у неё только мечты об Андрее, с которым учились в одной группе. Парень был положительным: хорошо учился, не курил, тем более не выпивал, как другие однокурсники. Он робко ухаживал за Наташей, и она надеялась, что этот такой же робкий роман закончится признанием в любви, но парень медлил. Такой романтичной девушке как Наташа хотелось, конечно, более ярких эмоций, но никаких других претендентов на место в её сердце пока не было. Девчонки сидели на скамейке, болтали и вдруг… Из пышных кустов сирени, где застрял проказник Морфей, появился парень с огромным букетом белой сирени в руках. Он осмотрелся, потом подошёл к скамейке, на которой сидела Наташа и протянул ей букет. \- Благодарю, ты спасла меня, - громко сказал он и опустился перед девушкой на одно колено. От такого театрального жеста все обомлели и прежде всего Наташа. Но это было ещё не всё. Парень осторожно взял руку Наташи в свою руку и нежно её поцеловал. Казалось, что все, кто был в это время в сквере, включая бабушек с книгами в руках, сидящих на скамейках, карапузов на трёхколёсных велосипедах, студентов из других групп и прохожих, обратили свои взоры на эту пару. Парень, её ночной гость, был среднего роста, худой, с короткими светлыми волосами. Он был трезв, опрятно одет, и сквозь распахнутую на груди рубаху виднелась яркая татуировка. На руках Наташа только сейчас заметила ещё несколько татуировок. Опомнившись от всего происходящего, она поднялась навстречу парню, поблагодарила его и обратилась к подругам: \- Девочки, познакомьтесь, это – Саня, - смущённо проговорила Наташа. Подошли парни с мороженым и Наташа познакомила их тоже. Андрей подозрительно смотрел на нового знакомого. \- Сразу видно, уголовник, - думал Андрей. – Букет только что вон в тех кустах наломал. Того гляди, милиция появится, - тревожно предположил он. Все остальные ребята охотно пожимали протянутую Саней руку. Наташа предложила свой стаканчик мороженого парню, но он, смутился и отказался. Староста заговорил с новым знакомым и с интересом слушал его. Пора было идти на лекцию. Прощаясь, группа наперебой стала приглашать Саню на очередное «заседание» университета культуры, которое состоится завтра. \- Приходи, будет доклад о Шостаковиче, а потом будем слушать его Ленинградскую симфонию, - галдели студенты. Саня задержал Наташу, нежно пожал её руку и сказал: «я обязательно приду». Он не пришёл и больше они никогда не встретились. Через много лет, работая с осуждёнными Наташа узнала, что они все, особенно зэки со стажем любят такие эффектные сцены. Жизнь преступников, наполненная множеством опасностей, подлостью и грязью, требует периодического всплеска эмоций, восторга. Как ни странно, после этого случая Наташу перестал волновать Андрей. Летом она отправилась в строй отряд, где познакомилась с Борисом - взрослым, красивым и энергичным. За то, что своим «выступлением» уголовник помог Наташе избавиться от сомнительного чувства к однокурснику, и это привело к знакомству с будущим мужем, она была Сане благодарна. **\* \* \*** Наташа закончила свой рассказ и засобиралась домой. Она уже надевала плащ, когда в дверь позвонили. Это была Татьяна. Увидев подругу, Наташа подошла к ней, и печально положила голову на её плечо. \- Что случилось? – с тревогой спросила Татьяна, глядя на Рыбакова, который недоумённо пожал плечами. За воспоминаниями и откровениями, которыми поделилась с ним Наталья Николаевна скрывалось что-то грустное, но что именно? \- Наталья Николаевна мне рассказывала, как она стала тюремным врачом, - доложил Женька. \- И про Шарабана рассказала? – улыбнулась Таня. \- Нет, только про Саню, - уточнил Рыбаков. \- В следующий раз о Шарабане, а сейчас мне пора домой, - сказала Наташа. - Меня выписали, встретимся завтра на работе, нужно поговорить, - прошептала она, наклонившись к Тане.

Наконец–то суббота. Как и договаривались, Рыбаков приехал в город утром на первом автобусе. На своей машине отправится не решился из-за сильных холодов. Татьяна сообщила ему по мобильнику, что сегодня пойдёт в церковь на утреннюю службу. Это означало, что тот скандал, который учинили родители умершего в терапевтическом отделении больного, был для Татьяны ещё в горячей фазе и она, не надеясь получить защиту от коллег и начальства, решила просить помощи у Бога. Прибыв в город, Женька хотел пойти в церковь и там встретиться с Таней, но передумал. Зашёл в книжный магазин и потом отправился в общагу. Открыв квартиру своим ключом, он разделся и, выпив полграфина воды, прямо в джинсах и свитере завалился на диван, мечтая заснуть. Трещала голова. \- Пить надо меньше, меньше надо пить, - бормотал Женька. Конечно, отвлекаться от работы в конце месяца даже в выходные, когда нужно составить множество отчётов, оформить кучу других бумаг, и вовремя отправить их по инстанциям, было легкомысленно. Однако, оставить Татьяну без поддержки в трудный для неё момент было бы просто подлостью по отношению к ней. Любовь так же, как и красота, требует жертв. \- Пить надо меньше. А как не пить, если у друга катастрофа в семейной жизни, - думал Рыбаков, вспоминая вчерашний день. Инженер Сергей Петрович последнее время ходил как в воду опущенный и по всему было видно, что ещё чуть-чуть и он захлебнётся в этой самой воде и утонет. Работа на предприятии кипела и у Женьки не было ни одной свободной минуты, чтобы выяснить у друга, что случилось. Сергей без конца был в рабочих разъездах, а Рыбаков в цехах, на разборках с нарушителями трудовой дисциплины, с прокуратурой, куда подал жалобу один обиженный на руководство работник. Голова кругом! И вот вчера в пятницу в конце рабочего дня в кабинет к Рыбакову пришёл Серёга и молча поставил на стол бутылку водки. \- Ты мне друг? – спросили его печальные глаза. Рыбаков тоже молча достал из стола два гранёных стакана. Молча выпили, закусили окаменевшими конфетами, завалявшимися здесь же в столе. В этот день пообедать не пришлось ни Сергею, ни Рыбакову и они, выпив бутылку, сильно опьянели. – Старею, - запаниковал Женька. Покурили прямо в кабинете, и только тогда Сергей решился на исповедь. Он признался, что жена беременна, но третьего ребёнка рожать не хочет и намерена сделать аборт. Приводила дурацкие аргументы, которые якобы оправдывают этот поступок. Типа разница большая будет между младшей дочерью и этим ребёнком, целых десять лет и материально будет тяжелее, и ещё какую-то ерунду приплела. Сергей ей внушал, что это будет убийство (помнишь, как отец Стефан говорил про аборты?) Так прямо и назвал эту процедуру – убийство своего ребёнка. Серёга несколько дней по-хорошему вразумлял жену, но, получив решительный отпор, заявил, что, если она его не послушает, Сергей подаст на развод и немедленно уедет из посёлка. Как было не поддержать друга в такой ситуации? Сидели в кабинете допоздна, пока не пришёл сторож дядя Паша, бывший зэк Брежневских времён и двумя нецензурными фразами вытурил Рыбакова и Серёгу с охраняемого объекта. Проверил, надёжно ли заперты двери и, кряхтя поплёлся в свою сторожку, ругая на ходу и хозяина и его кореша. Было поздно и очень холодно. Рыбаков предложил Серёге переночевать у него, так как он жил рядом, и друг неожиданно согласился. Когда Рыбаков с гостем появились в доме, Марковна смотрела по телевизору очередную «мыльную оперу» и поджидала хозяина. Узнав, что никаких гостинцев для её детей «охламон» не возьмёт потому, что завтра едет в город на автобусе, Марковна разозлилась и припомнила ему все прегрешения за последние полгода. Она кричала, что уйдёт от Рыбакова потому, что надоело ей, порядочной женщине, смотреть на этого дебила (новое слово в лексиконе вместо дурака), который неизвестно, где шляется, и является домой с собутыльником, когда культурные люди должны уже давно спать. \- Всё про тебя расскажу Екатерине Семёновне, завтра же позвоню, - пугала Марковна. \- Слушай, - заплетающимся языком сказал Серёга, - тебе и жениться не надо. Пилить и снимать стружку есть кому! – смеялся он. \- Ну, ты, умник, - взорвалась женщина, - может ты к себе домой пойдёшь и там будешь хамить? Она швырнула в гостя домашним тапкой, который только что сняла с ноги, и, быстро одевшись, ушла, прихватив огромную сумку с гостинцами, которые приготовила для своих великовозрастных детей. Сейчас, лёжа на диване, Женька вспомнил вчерашнюю «семейную сцену», после которой они с Серёгой выпили ещё. \- Правильно, что не зашёл в церковь, - подумал Женька. - Напугал бы богомольцев своим «выхлопом». В дверь позвонили. – И кого несёт в такую рань? – ворчал Рыбаков, хотя было уже около одиннадцати часов. Он открыл дверь. На пороге стоял Антошка. \- А Таня где? - спросил он. \- В церкви твоя Таня, - хмуро ответил Рыбаков. – А ты как Винни Пух по утрам в гости ходишь? – решил выяснить Женька, направляясь на кухню. Он поставил чайник на газ, заглянул в холодильник и вытащил оттуда палку колбасы. – Будешь? – спросил он у гостя и принялся делать бутерброды. \- Сегодня папа с вахты вернулся, поел и они с мамой стали целоваться, а меня в коридор выгнали. Хорошо, что у меня Таня есть, - грустно повествовал ребёнок. \- А сегодня Таня ушла, и что бы ты делал, если бы я не приехал? – поинтересовался Рыбаков. \- У меня теперь ещё один друг есть, он на четвёртом этаже живёт. Им с мамой квартиру дали, в которой баба Шура раньше жила. \- Как твоего друга зовут? – спросил Женька. \- У него редкое имя, я раньше никогда такого не слышал, - рассуждал ребёнок, присаживаясь к столу. - На букву «А», я его всё время забываю. \- Неужели Акакий? – засмеялся Рыбаков, а Антошка задумался. \- Вспомнил, - вдруг радостно закричал он, - его зовут Аркадий! \- Ничего себе редкое имя, - возмутился Женька. -А как же Аркадий Гайдар? \- А кто это? – удивился мальчик. \- Ты, что не знаешь кто такой Мальчиш-Кибальчиш? Никогда про буржуинов не слышал? Позор! – клеймил мальчугана Рыбаков. - В твоём возрасте пора уже читать нужные книги, как говорил Владимир Семёнович Высоцкий. Ладно, не горюй, - ободрил он насупившегося ребёнка. – Я тебе подарю книжку про Мальчиша–Кибальчиша, которую написал замечательный писатель Аркадий Гайдар! Женька налил чаю Антошке и себе. \- Ну и как вы тут жили без меня целую неделю? – стал допрашивать мальчика Рыбаков. \- У Тани именины были, приходили баба Надя и дядя Слава, - докладывал Антошка, откусив бутерброд и отхлёбывая чай. \- А Таня с дядей Славой целовались? - ревниво спросил Женька. \- Нет, дядя Слава пирога наелся и ушёл, - прозаично закончил ребёнок. – А баба Надя подарила Тане вон ту икону, - кивнул он на холодильник, где, прислонившись к вазе для фруктов, стоял небольшой образок. В дверь позвонили и появилась Татьяна. \- Наконец-то, - сказал Рыбаков и поцеловал женщину. Из кухни появился расстроенный Антошка. \- Вы тоже сейчас целоваться начнёте и меня в коридор отправите? – чуть не плача спросил он. \- Мы, конечно, будем целоваться, но не так, как твои мама с папой, - засмеялся Рыбаков. - Не бойся! Мы только неделю не виделись, а твои целый месяц! Радостный мальчик пошёл в комнату смотреть мультики, прихватив горсть конфет из вазы на холодильнике, но вернулся и осторожно поправил иконку мученицы Татианы, которую нечаянно сдвинул. Таня с Рыбаковым расположились, на кухне, чтобы попить кофе, который Женька виртуозно приготовил. \- Представляешь, - рассказывала Татьяна, - я себе на именины хотела альбом про исторические драгоценности купить, да всё времени и настроения не было. Сейчас после церкви зашли с Наташей в магазин, а альбом уже купили. Обидно! Продавщица сказала, что какой-то мужик пришёл к открытию магазина и, видать, с похмелюги купил эти драгоценности. Она ещё удивилась, зачем ему этот альбом? \- Луиза, я осёл, -промямлил Женька фразу из «Гусарской баллады», которую смотрел на неделе по телевизору, и, шлёпнув себя по лбу, выскочил в прихожую. Через минуту он появился перед Таней и вручил ей тот самый альбом, о котором она мечтала. \- С именинами, тебя! Я же знаю, что ты любишь драгоценности даже нарисованные. Таня прижала к себе книгу. \- Спасибо, что помнишь, - растроганно сказала Таня. – К твоему сведению, благодаря друзьям–геологам, я люблю всякие камни, даже не драгоценные, - обиженно добавила она. \- Да ладно, не придирайся к словам. Скажи, неужели по моему виду заметно, что я вчера злоупотребил? – забеспокоился Рыбаков. \- Думаю, что в магазине по запаху догадались, что ты алкаш, - засмеялась Таня. – Пора бросать пить! \- Отец мне рассказывал, - Рыбаков обнял Татьяну, - что у них в полку был прапорщик, который утверждал, что кто бросит пить и курить, оттянет свой конец, а кто не бросит, умрёт раком. Женька крепко держал Танины руки, и она не смогла треснуть его, за эту не очень приличную армейскую шутку. Женька хохотал и твердил, что из этих двух вариантов не может выбрать лучший. \- Как хорошо, что ты приехал, - наконец, сказала Татьяна. Она ещё раз рассказала Рыбакову о [смерти в терапии](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67c0d557314c8a765158d72e "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67c0d557314c8a765158d72e") молодого пациента, о том как её, руководителя отделения, распинали в кабинете начальника, и как она потеряла покой от предчувствий тех неприятностей, которые могут обрушиться на их коллектив. \- Представляешь, - горестно вещала женщина, - и всё это происходило 25 января, в мои именины. \- Ничего, - успокоил её Рыбаков, - будет и на нашей улицы праздник – Татьянин день. **\* \* \*** Майор Симонов считал, что найти тех, кто оклеветал терапевтическое отделение, да и всю больницу, которая высоко котировалась среди осуждённых и была на хорошем счету в управлении ФСИН - дело чести для оперчасти учреждения. Оперативники развили бешеную деятельность. Множество людей, в том числе и сотрудники были допрошены, но результаты оставались нулевыми. На фоне этого аврала все заметили, как забеспокоился Владимир Карпович. Он нервничал, часто ходил в кабинет к Матильде, где подолгу пропадал. Наконец, Карпа вызвали в оперативную часть и серьёзно с ним поговорили. Подробности этого мероприятия не разглашались, но кое-что Татьяна всё-таки разузнала. Оказалось, что после посещения терапевтического отделения, родители Семёнова установили тесный контакт с лечащим врачом сына. Карп практически ежедневно докладывал им с домашнего телефона о состоянии пациента. Как предположила Татьяна Владимировна, из этих сообщений родственники сделали вывод, что только Карп ведёт битву за жизнь парня, а остальным - наплевать. О консультациях гематолога, о больничных консилиумах докторов, о постоянных хлопотах старшей мед сестры Нины Сергеевны и сердобольной Доси по налаживанию быта тяжёлого больного, и ухода за ним, он, конечно, не упоминал. О том как в минимальные сроки были найдены в столице республики и доставлены в больницу дорогие и дефицитные лекарства, как на уровне министра выделялись немалые средства для их приобретения, какое сражение выдержали перед этим Надежда Харитоновна, и начальник Валерий Игнатьевич, чтобы лекарства были закуплены, об этом доктор предпочёл промолчать. После смерти сына родители действительно встречались с Владимиром Карповичем в своём номере гостиницы и злые языки утверждали, что состоятельные люди, наверняка, отблагодарили доктора за самоотверженный труд. Карп, как лечащий врач, мог подготовить почву для скандала, принижая роль сотрудников отделения и всей больницы в борьбе за жизнь пациента, но этот костёр разжёг всё-таки не он. К такому выводу пришли оперативники и Татьяна с ними согласилась. **\* \* \*** Два дня подряд Слава приходил в терапию и разговаривал с санитарами и больными, надеясь найти какую ни будь «зацепку». Наконец, один санитар вспомнил, как во время свидания родителей с сыном кто-то из больных передал матери конверт, когда прапорщика, дежурившего у дверей, видимо, специально отвлекли. Это было почти месяц назад и все участники тех событий давно выписаны и разъехались по своим колониям. Симонов потребовал, чтобы Татьяна Владимировна вспомнила, кто из пациентов, находившихся в то время на лечении, мог иметь на неё или других докторов «зуб». Татьяна подняла истории болезней всех больных, которые лечились в тот период, но отложила для более тщательного анализа всего две. Из них после раздумий остановилась на одной. Вспомнила вежливого до приторности мужчину по фамилии Гапоненко. Санитар подтвердил, что именно он передал какие-то бумаги матери Сёмы, когда она выходила из палаты после свидания. Гапоненко страдал гипертонической болезнью и ещё на воле перенёс инфаркт миокарда. Мужчина был очень внимателен к своему здоровью и, по словам врача колонии, где Гапоненко отбывал наказание, был ежедневным посетителем медицинской части. Чего добивается пациент вскоре стало ясно. Ему нужна была инвалидность, причём второй группы, которая предполагает серьёзные нарушения многих функций организма, чего у Гапоненко не было. Лечение в колонии он получал адекватное, но постоянно требовал направление «на больничку» и лечился в терапии много раз. Вторая группа инвалидности была нужна для того, чтобы не работать, получать пособие по инвалидности, которое переводились осуждённому на карточку. Однако, самым главным являлось то, что при объявлении амнистии, которые в последнее время стали практиковать довольно часто, в число амнистированных в первую очередь попадали инвалиды первой и второй групп. Гапоненко «сидел» за взятки на госслужбе, считал себя невиновным, пострадавшим от тоталитарного режима и мучеником ГУЛАГа. Такие люди опасны тем, что выискивали какие-то недостатки (которые конечно же были), раздували их до вселенских масштабов и строчили жалобы во все инстанции вплоть до международных. К счастью, таких пациентов было немного, и они были хорошо известны. Многие работники больницы боролись с несовершенствами системы, порой вопреки своему благополучию. Татьяна Владимировна, например, несколько раз лишалась премий за критику руководства республиканского уровня, не говоря о местных начальниках. Как говорил Рыбаков, она «огребала» за это по полной программе, и он всё время ругал её за это. \- Тебе больше всех надо? – задавал он Татьяне один и тот же вопрос после очередного скандала с начальником. – Сама же будешь реветь неделю. Жалобы, особенно если они поступали в адрес правозащитных организаций, провоцировали проверки, которые заканчивались ничем потому, что факты чаще всего не подтверждались, а работать мешали. Когда появлялась такая комиссия, призванная найти нарушение прав осуждённых, Дося, наблюдавшая за этим действом, всегда возмущалась. \- Щас, смотри, - обращалась она к старшей сестре отделения, - начнут расстояние между койками мерить, и температуру воздуха. А у меня квартира меньше, чем эта палата. А давеча в нашем доме (в такие-то морозы) отопление отключили. Сказали какая-то труба лопнула, и ничего! Щас вот пойду, попрошу, чтобы в наш ЖЭК сходили, поинтересовались про наши права, может их тоже нарушают, - рвалась она в бой. Татьяна Владимировна вместе с начальником и главным врачом обязана была сопровождать комиссию, которая, заходя в палаты интересовалась у пациентов, есть ли жалобы на лечение, на питание и т. д. Как правило, жалоб не было потому, что большинство пациентов были благодарны всем сотрудникам за доброжелательное отношение к ним, за улучшение состояния в результате лечения, за спокойную обстановку в отделении. Многие пациенты воспринимали нахождение в больнице как отдых, а саму больницу как санаторий, особенно летом, когда в прогулочном дворике на клумбах расцветали цветы. Татьяна, сопровождая комиссии, которые старались залезть во все «дыры», всегда вспоминала пьесу знаменитых авторов Григория Горина и Аркадия Хаита «Мой нежно любимый детектив», по которой был снят неплохой фильм. Один из главных героев фильма, попав в тюрьму, рассуждал: \- Если бы преступники знали, какие в камерах сквозняки, это заставило бы их уважать закон. Вспомнив это, Татьяна Владимировна улыбалась, вызывая грозные взгляды начальника, и подходила к окну, с тщательно заклеенными щелями. Никаких сквозняков! Летом, в жаркие дни окна открывались, на них появлялись сетки от комаров, а в палатах сестра хозяйка развешивала на лампочках липкие ленты от мух. Сиди - не хочу. Больные с признаками инвалидности без всяких препятствий направлялись на МСЭК. Однако была целая группа осуждённых не имеющих таких признаков, но уверенная в том, что доктора больницы просто не хотят направлять своих пациентов на комиссию. Чтобы предупредить написание жалоб, приходилось их тщательно обследовать, чтобы доказать, что они являются полностью трудоспособными или трудоспособными с ограничениями. Обследования проводились согласно стандартам, написанным в медицинских академиях. Нарушить эти правила было невозможно. Кроме главного врача в больнице был начмед, который контролировал лечебную работу и, в частности, направления больных на МСЭК. Диагностическая база больницы, конечно, не соответствовала современным требованиям, однако все виды необходимых обследований проводились на базе городской больницы и городской поликлиники. Это было очень хлопотно потому, что осуждённого отправляли в город с медицинским работником в специальной машине, с охраной, которая сопровождала его вплоть до самого кабинета, где проводилось МРТ или КТ или другие виды исследований. Терапевтических больных обычно сопровождала дерматолог красавица Ольга, как наименее загруженный доктор отделения. Ольга была эффектной женщиной и когда она появлялась в городской поликлинике или в сангородке возле необходимого кабинета в сопровождении офицеров, к запястьям которых были прикованы наручниками осуждённые, все прочие граждане столбенели от этого зрелища. Всегда шикарно одетая, наибольшее впечатление на посетителей городских медицинских учреждений Ольга производила, когда появлялась в образе дамы девятнадцатого века: в широкополой шляпе, длинном приталенном пальто, на высоких каблуках и изящной сумочкой в руках. Баул с медицинскими документами больных, которым предстояло обследование, тащил в конце процессии кто нибудь из офицеров. Пациентов из зоны заводили в кабинеты без очереди, но иногда происходили сбои и приходилось ждать. Тогда по требованию Ольги, вопреки всем инструкциям, вся команда направлялась в буфет, расположенный на первом этаже. Ольга покупала себе чёрный кофе, а изумлённым жуликам кофе с молоком и пирожки. Татьяна была уверена, что такие эпизоды в жизни осуждённых надолго оставались в их памяти. Гапоненко при последней госпитализации был тщательно обследован и, несмотря, на то, что признаков инвалидности у больного обнаружено не было, его в очередной раз направили на МСЭК. Комиссию привозили из города в зону на «козле» начальника или на больничной «буханке». МСЭК заседала в кабинете Надежды Харитоновны. В очередной раз Гапоненко был представлен комиссии Татьяной Владимировной. Получив отказ, осуждённый моментально забыл о своей вежливости, кричал, обзывал докторов комиссии коновалами и грозил вывести всех на чистую воду. На шум в кабинете, прибежал прапорщик, который дежурил в коридоре и вывел Гапоненко. Надежда Харитоновна, чуть не плача, извинялась за выходку пациента, а руководитель комиссии ругался, что врачи зоны отвлекают его и всю комиссию от действительно важных дел, ублажая своих пациентов. Приходилось объяснять, что раз в год по настоятельному требованию пациента его необходимо направлять на МСЭК, так как этого требуют правила, которые действуют в ФСИН. Не достигнув своей цели Гапоненко, видимо, затаил злобу на докторов терапевтического отделения и на всю больницу. Проанализировав ситуацию с Гапоненко Татьяна поняла, что, если он был автор клеветы, которую вложил в уста женщины, обезумевшей от постигшего её горя, то сделал всё искусно и с дьявольским расчётом. Он часто бывал в больнице, изучил все этапы лечения большинства пациентов с первых минут госпитализации до выписки или смерти. Получив письмо, в котором было изложение всех возможных «безобразий» на всех этапах, родители могли легко спроецировать их на своего сына. **\* \* \*** Татьяна была уверена теперь, что клевета дело рук именно осуждённого Гапоненко, но повернуть дело вспять уже не было никакой возможности. Родители могли обратиться с этим «материалом» в любую организацию, которая следила за соблюдением прав осуждённых в местах лишения свободы и последствия этого были непредсказуемы. Приходилось надеяться только на чудо. В пятницу, придя с работы, Татьяна зашла к Надежде Дмитриевне, чтобы поплакаться о своей горькой судьбе, и бабушка изо всех сил пыталась её успокоить. \- Ты себя виноватой чувствуешь перед тем парнем, который умер? – спросила старушка. \- Да вроде нет, сделали всё что могли для его спасения, - пожала плечами Таня. \- Завтра или в воскресенье сходи в храм, - наставляла Таню бабушка Надя. – Там для утешения скорбящих специальные образа есть. «Утоли моя печали», например, - тихо говорила бабушка. - В России всегда было много горя, а надеяться–то, на кого? Только на Господа уповали. Только от его Матушки да Святых ждали заступничества. Сходи, сходи в церковь, помолись. А самое главное, - почему-то перешла на шёпот Надежда Дмитриевна, - помолись и свечки поставь за тех, кто тебя обижает. Сам Иисус Христос говорил: любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас. Ты поставь свечки и помолись за всех, кто тебя оклеветал, - наставляла бабушка Татьяну. В субботу в церкви пришлось вспомнить имена матери умершего Семёнова и имя Гапоненко. За них Татьяна подала записки о здравии и, по рекомендации Наташи, поставила свечи к образу Богородицы «Умягчение злых сердец». Собралась подать записку о здравии Владимира (Карпа), но, вспомнив, что он Вильгельм, передумала. К своему стыду она не знала какого вероисповедания её сотрудник, а Наташа утверждала, что он атеист. Всё сделали, оставалось ждать. \- Время покажет, - решили подруги. **\* \* \*** После церкви Татьяна хлопотала на кухне, а Рыбаков лежал на диване и сквозь дремоту смотрел вместе с Антошкой мультфильмы. Услышав, что пришла Света. он вышел в прихожую. \- Вы, что ребёнка в коридор выгоняете? – набросился на неё Рыбаков. \- Да мы не выгоняли, предложили просто к тёте Тане в гости сходить, - оправдывалась Света. – Мы соскучились, - засмущалась она, - а квартирка–то однокомнатная… \- Ладно, замнём, - снисходительно сказал Женька. - Антоха! – закричал он. - Иди домой, одевайся, пойдём с тобой по магазинам. Во–первых сходим в книжный магазин, там меня теперь знают, - хвастливо сказал он. - Купим тебе книжку про Мальчиша-Кибальчиша. Потом в гастроном заглянем, наберём всего самого вкусного. У нас сегодня праздник – Татьянин день. \- И мороженое купим? – радостно спросил мальчик и побежал домой одеваться. На вечер запланировали застолье, на которое пригласили Свету с мужем Павлом, и Рыбаков с Антошкой отправились за покупками. **\* \* \*** Книжный магазин очень маленький. В своём овчинном полушубке, унтах и огромной лисьей шапке Женька чувствовал себя слоном, который забрёл в посудную лавку. Он боялся сделать лишнее движение, пробираясь между стеллажами книг. Снял шапку, и держал её в руках. Антошка остановился у витрины с детскими книгами. Рыбаков подошёл к продавщице, которая зорко наблюдала за посетителями. Стараясь максимально расположить к себе пожилую женщину, Женька теребил в руках шапку как холоп перед барыней и как можно вежливей спросил её нет ли в продаже книжки о Мальчише–Кибальчише. Женщина грозно посмотрела на Рыбакова и сказала с явным осуждением: \- Вы сегодня спозаранку купили альбом об исторических драгоценностях, не понимаю зачем, а потом женщина о нём спрашивала. Она раньше несколько раз смотрела его, но не покупала, видимо зарплаты дожидалась. Вообще книги дорогие стали, - горестно вздохнула она. – В молодости мы все знали, что лучший подарок это - книга. А теперь, - она махнула рукой, - всё по-другому. В наш магазин редко кто заходит. \- Зато я два раза за день зашёл, - заулыбался Женька. – Я утром книгу про драгоценности купил для той самой «бедной женщины». Она проговорилась однажды, что мечтает купить этот альбом, и я подарил ей на именины. Продавщица округлила глаза, и в её взгляде появилось подобие одобрения или даже восхищения. - Так есть книга Гайдара? – голосом завсегдатая этого магазина спросил Рыбаков. \- Такой книги нет. Купите Гарри Поттера, говорят детям нравится, - оживилась женщина. \- Нам нужны правильные книги, нужные, а не про колдунов, - буркнул Рыбаков и подошёл к Антошке, стоящему перед яркой полкой с детской литературой. Тут были книги про Чебурашку, про Незнайку, русские народные сказки. Антошка начал ныть, что хочет книгу про Чебурашку. \- У тебя такой книги нет что ли? – удивился Рыбаков. \- Есть, и про Незнайку есть, - плаксивым голосом сказал Антошка, - только не такие красивые. \- Не ной, староват ты уже для таких книг, - отрезал Женька, строго глядя на мальчика. Он решительно взял в руки книгу с названием «Русские пословицы и поговорки». Шрифтом помельче было написано: «первый-четвёртый класс». \- Вот то, что нам нужно, - обратился Рыбаков к Антошке и открыл книгу. \- Где родился, там и пригодился, - громко прочитал он пословицу, напечатанную на первой странице крупными буквами. – На родной сторонке, что на мягкой соломке, - было написано чуть ниже, но такими же крупными яркими буквами. – Родина – малина, чужбина – калина, - продолжал читать Женька. \- Почему калина? – поинтересовался ребёнок. \- Потому, что калина горькая, - принялась объяснять Антошке смысл этой пословицы продавщица. \- Эту - берём, - решительно сказал Женька и, расплатившись, дал книгу Антошке в руки. Озадаченный мальчик стоял и листал её. \- Человек без друзей как дерево без корней, - медленно прочитал он. \- Точнее не скажешь, - уверенно сказал Рыбаков и подошёл к полке, над которой буквами, перевитыми нарисованными виноградными лозами было написано: Поэзия. Женька взял в руки первую книгу в верхнем ряду. Это был сборник стихов поэтов второй половины 19 века. \- Аполлон Григорьев, прочитал он на раскрытой странице. *Я вас люблю… что делать – виноват!* *Я в тридцать лет так глупо сердцем молод,* *Что каждый ваш случайный беглый взгляд* *Меня порой кидает в жар и холод.* Стихотворение длинное, передающее чувства отчаянно влюблённого, страдающего человека. \- Вот угораздило Аполлона втрескаться, прямо как меня угораздило, - рассуждал Рыбаков, возвращая сборник стихов на полку. – А ведь прошло уже двести лет с тех пор, как написано это стихотворение. Ничего не меняется! Любовь это – мука, и Женька был полностью согласен с поэтом. Несмотря на то, что их любовь с Татьяной была взаимной и счастливой, он постоянно мучился. Его угнетали мысли, что любимая женщина работала в таком месте, где подвергалась опасности, конечно, не физического насилия, хотя и этого нельзя было полностью исключать, а оскорблениям, «наездами», вроде того, который случился на минувшей неделе. Кроме того, доверчивую Таньку можно было легко «подставить». А ревность, которую Женька тщательно скрывал, но которая отравляла ему жизнь… \- Любовь это – мука, - поставил он точку в рассуждениях, которые навеяло стихотворение А. А. Григорьева. \- Теперь пойдём еду покупать, - сказал Рыбаков Антошке, выходя из книжного магазина. Зашли в гастроном, купили всё, что написала Татьяна на листочке, вырванным из блокнота и всё, что захотел Антошка. Следующим номером программы, намеченной Рыбаковым, было посещение небольшого кафе, расположенного здесь же в гастрономе. \- Вот и обещанное мороженое, - сказал Женька и как фокусник, достающий из цилиндра кролика, поставил перед Антошкой металлическую вазочку с белоснежными шариками, посыпанными шоколадной стружкой. Себе он принёс стакан брусничного напитка. Рыбаков вспоминал, как несколько лет назад, они с Татьяной впервые встретились здесь как добрые друзья. Тогда Женька не мог насмотреться на женщину, о которой грезил с тех пор, как впервые её увидел. В тот вечер он мечтал, что Татьяна, выпив в этой забегаловке кофе и коктейль с шампанским, растает и у них начнётся бурный роман… А в итоге – облом, которого никогда раньше не было в жизни Рыбакова! Даже букет белых роз не помог! Антошка справился с мороженым, выскоблил ложечкой его остатки на стенках вазочки, и вопросительно посмотрел на Рыбакова, погружённого в воспоминания. Женька очнулся, и они направились домой. В общаге уже всё было готово для праздника. Журнальный стол в комнате накрыт красивой скатертью. Красуется праздничный сервиз, хрустальные бокалы, стаканы, благородные столовые приборы из мельхиора. Помыли, нарезали, разложили на столе всё, что принёс Рыбаков и вскоре появились гости. Света пришла, как всегда, с пирогом, Антошка не расставался с новой книгой, а Павел преподнёс имениннице небольшой, величиной со спичечный коробок уральский агат, тщательно отшлифованный с одной стороны. На полированной поверхности камня красовался чёткий рисунок в виде серых и голубых концентрических колец. \- Классную книгу ты Антохе подарил, - сказал Павел, когда выпили и поели. -Даже мне интересно будет почитать. Открыл её, а там: «и один в поле воин, коли по-русски скроен». Или вот ещё: «испокон веку книга растит человека». Я много читаю, Света подтвердит, – обратился он к жене. - В свободное время на вахте чем заниматься? Ребята в домино, шахматы, в футбол играют, а я читаю. Я в нашей бригаде самый начитанный! - гордо сказал Павел. \- Кто хвалится, тот с горы свалится, - подал голос Антошка. \- Ты это в новой книге прочитал? – спросила Света у сына. \- Нет так мой друг Аркадий говорит, - ответил мальчик. \- Как хорошо, спокойно, - думала Татьяна, сидя рядом с Женькой и любуясь агатом, который она поставила на стол, возле себя. - Переживай – не переживай, а это ничего не изменит, - вспомнила она недавнее событие. - Как говорит мудрая Надежда Дмитриевна, всё в мире происходит либо по воле Божией, либо по Божиему попущению. А уж коли случится это попущение, то не спрашивай «за что?», а спроси у Бога «для чего?» Для того, наверное, чтобы внимательно посмотреть на себя со стороны и увидеть свои недостатки, то есть грехи, а их у всех навалом. Один Христос был безгрешен. **\* \* \*** История, которая принесла столько переживаний не получила продолжения. От Владимира Карповича доктора узнали, что родители Сёмы не намерены давать ход тем «материалам», которые оказались у них в руках. Татьяна думала даже, что посодействовал этому сам Карп, а Гапоненко больше не появлялся в больнице, его почему–то перевели в другой регион.

Какие планы были на сегодня! Просто громадьё планов, как у Маяковского! И вот в итоге Татьяна Владимировна плетётся домой и сквозь наплывающие на глаза слёзы смотрит вокруг и ничего не видит. \- На душе скребутся кошки от неправильной одёжки…,- бормотала Таня себе под нос. На самом деле одёжка её соответствует морозному январскому дню. И пальто с роскошным песцом на плечах и шапка лохматая тоже из песца, и пимы беленькие на ногах, как и полагается северной женщине тоже имеются, и варежки расписные… Всё как у людей. Только тоска нечеловеческая несмотря на то, что сегодня 25 января, Татьянин день, именины между прочим. Собиралась Таня сегодня после работы в честь своих именин приобрести в книжном магазине дорогущий художественный альбом об исторических драгоценностях, купить торт «Наполеон» и съесть его вечером, наплевав на фигуру, в компании Антошки и бабы Нади, а потом лечь на диван и посмотреть по видаку какую-нибудь комедию. Но, как говорится, где план, там срыв! **\* \* \*** Около двух месяцев назад в терапевтическое отделение больницы для осуждённых поступил молодой пациент из самой северной колонии республики. В зоне вдруг начал температурить, ощущал слабость, кашель, боли в горле и в костях. В колонии лечили у него острое респираторное заболевание. Улучшения не наблюдалось, держалась температура выше 39 градусов, и парня отправили в стационар с подозрением на пневмонию. Флюорографию на месте сделать не получилось потому, что древний флюорограф, как всегда, был неисправен, поэтому и диагноз в направлении был со знаком вопроса. При поступлении в терапевтическое отделение состояние больного было тяжёлым, и из приёмного покоя пациента доставили на носилках. Обращала на себя внимание выраженная бледность кожи. Первые же анализы крови показали страшные отклонения от нормы. На третий день собрались в кабинете у Татьяны все три больничных терапевта: сама Татьяна Владимировна, Владимир Карпович, который взял больного на лечение, и Наталья Николаевна. Вместе осмотрели больного, побеседовали с ним, подробно выяснили историю заболевания и жизни. Изучили все имеющиеся анализы и результаты других, многочисленных, выполненных в экстренном порядке обследований, почитали учебники и монографии и единогласно вынесли парню приговор – острый лейкоз, то есть рак крови. Быстро, с помощью главного врача договорились о консультации городского гематолога, который подтвердил диагноз. Уточнил гематолог только форму заболевания и стадию. Оказалось, что у парня самая злокачественная форма лейкоза из всех известных, течение молниеносное, и стадия, несмотря на небольшую длительность болезни – терминальная, то есть пограничная между жизнью и смертью. Приложили немалые усилия для приобретения необходимых лекарств. Проводили лечение, которое назначила первоклассный гематолог – Лидия Алексеевна, уважаемая и всеми любимая. Она каждое утро звонила из города на стационарный телефон главному врачу Надежде Харитоновне, которая рассказывала специалисту то, что на утренней планёрке о состоянии тяжёлого пациента докладывал дежурный врач. Владимир Карпович сам часто связывался с Лидией Алексеевной по телефону и вносил необходимую коррекцию в лечение, если она была необходима с точки зрения гематолога. Раз в неделю проводился обход начальника отделения, и Татьяна была в курсе состояния и лечения всех больных в том числе и этого. На консилиуме врачей больницы было решено оформить документы на освобождение больного в связи с тяжёлым заболеванием. Парень не был закоренелым преступником. Это была его первая «ходка», как выражались осуждённые. Однако, он медленно, но уверенно приближался к преступной жизни ещё со школьной скамьи, имея неоднократные приводы в полицию за мелкое хулиганство. В свои двадцать лет он, студент местного технического колледжа, увлёкся походами в ночные клубы и рестораны, где бурлила жизнь, часто криминальная. Парень был представителем «золотой молодёжи» провинциального «разлива». Срок получил за драку, которая привела к смерти такого же молодого человека как он сам. Фамилия у парня была Семёнов, а погоняло - Сёма. Как рассказал старший санитар, Сёма был из обеспеченной семьи чиновника, занимающего высокую должность в большом северном городе. Семёнов был помещён в маленькую палату для двух человек на втором этаже. Все больные, требующие наблюдения, располагались обычно на первом этаже рядом с процедурным кабинетом. Сюда и дежурному врачу сподручней было приходить для вечернего осмотра пациента, оставленного под наблюдение. При поступлении Семёнова в терапию в нижних палатах не было свободных коек. Когда же место внизу освободилось, Сёма категорически отказался переходить на первый этаж. Примета, говорят, плохая. Несмотря на то, что палата, где находился Семёнов была тёплая, ему всё время было холодно. Старшая медицинская сестра терапии распорядилась выдать пациенту второе одеяло, а «старшак», вопреки всем запретам, по вечерам приносил в палату обогреватель и оставлял его на ночь. Парень был вежливый, спокойный, поэтому и медицинский персонал, и санитары относились к нему хорошо. «Блатные» тоже окружили его заботой и по их рекомендации в палату на свободную койку поместили расторопного, молодого «язвенника», который охотно ухаживал за своим соседом. Любовь Андреевна - сестра хозяйка отделения по прозвищу Дося, каждое утро заходила к «мальчишкам» и угощала их своими пирожками, или блинами, а иногда и ещё тёплыми сырниками, знаменитыми на всю больницу. Она проверяла качество уборки в палате, спрашивала не шумят ли в коридоре выздоравливающие больные, «кони» как называла их Любовь Андреевна. Иногда она приходила в палату с термометром, чтобы замерить температуру воздуха в помещении и доказать, что температура соответствует норме, а мёрзнет Семёнов из-за своей болезни. Она садилась на стул, стоящий у окна и, болтая с «язвенником», проводила с «мальчишками» воспитательную работу. \- Вот ты, - обращалась она к «язвеннику», мелкому воришке, - почему не работаешь? \- Я что дурак? – вопросом на вопрос отвечал парень. – Ты, тётя Люба, пашешь как лошадь всю жизнь! И что? Много добра нажила? Машина у тебя есть? Особняк? Или может быть шуба в пол как у Деда Мороза имеется? - специально «заводил» он женщину, чтобы развеселить подшефного Сёму. \- Зато я свободный человек и совесть у меня чистая, - начинала нервничать Любовь Андреевна. – У нас в деревне говорили: украсть- в беду попасть. А ты парень, в беде… \- Не жалей меня, тётя Люба, - усмехался «язвенник», - я ещё молодой, научусь так воровать, чтобы не попадаться. В этот раз, думаю, отпустят меня, я не осуждён ещё, подследственный, и ничего не украл… На стрёме постоял просто, - смеялся парень. \- Дак, что самому воровать, что вору стремянку держать - всё одно, - вздыхала толстая Дося. - Опомнись, пока не поздно, - увещевала она мальчишку. - В народе говорят, что вор не бывает богат, а бывает горбат, то есть весь битый, - опять вздыхала она. - Пойдём-ка в мой кабинет. Выдам тебе ещё один комплект белья для Сёмы. На планёрке сказали, что лихорадит его по ночам, потеет сильно. Будешь его переодевать и простынку менять, если потребуется. Да смотри, у меня всё и простыни, и рубахи с кальсонами - всё посчитано. Не думай даже что-нибудь умыкнуть! Я всё под роспись выдаю. У меня не забалуешь, - угрожала Дося. \- Да не нужны мне твои тряпки, - возмущался парень. - Как говориться, любить так королеву, украсть так миллион! Однажды, когда Семёнов пролежал в отделении чуть больше месяца, позвонил начальник больницы и сообщил, что на свидание к осуждённому Семёнову приехали родители, а так как по состоянию здоровья пациент не может находиться в комнате свиданий, руководство намерено пропустить посетителей в терапевтический корпус. В назначенное время в отделение зашли представительный мужчина и миниатюрная женщина в сопровождении прапорщика и главного врача. Надежда Харитоновна предложила пройти в кабинет начальника отделения, где посетители сняли верхнюю одежду. Татьяна трусила перед этим визитом потому, что ничего оптимистичного для родителей Сёмы она сообщить не могла. Кроме того, ещё никогда свидания в отделении не проводились. Татьяна пригласила в свой кабинет лечащего врача Владимира Карповича, который подробно рассказал родителям о заболевании, которым страдает их сын. Особо доктор остановился на том, что заболевание течёт стремительно, несмотря на проводимое лечение. Мать Семёнова сразу, как только врач начал свой рассказ, заплакала. Отец сидел в напряжённой позе и не проронил ни одного слова. Татьяна попросила родителей при встрече не показывать сыну своё отчаяние, постараться спокойно с ним поговорить и ободрить. Владимир Карпович и главный врач намекали родителям на то, что даже в центральных специализированных клиниках ещё никогда не удавалось вылечить больных, страдающих такой формой лейкоза, или получить стойкую ремиссию. Так доктора пытались аккуратно подготовить несчастных родителей к трагедии, которая их ожидала. Вместе с родителями в палату на второй этаж поднялись Надежда Харитоновна и лечащий врач. Вскоре Матильда и Владимир Карпович оставили посетителей с сыном наедине, чтобы они могли поговорить без посторонних. Прапорщик ожидал их в коридоре возле палаты. Родители вернулись, и, вытирая платочком слёзы, мать поблагодарила и лечащего врача, и Надежду Харитоновну, и Татьяну. Видимо Семёнов хорошо отзывался обо всех сотрудниках отделения. Вечером принесли передачу от родителей. Аппетит у Сёмы совершенно отсутствовал и с его разрешения «язвенник» бегал по палатам и угощал всех дорогими конфетами, чаем и копчёной колбасой. И вот два дня назад Семёнов умер. Это произошло ночью, смерть констатировал дежурный врач. На вскрытии клинический и патологический диагнозы совпали. Вчера приехали родители покойного, которым сообщили телеграммой о смерти сына. Они остановились в гостинице, а утром передали в больницу одежду для покойника и красивый гроб. Они намерены были забрать тело и отвезти его для погребения в свой город. Это случалось не часто. Обычно покойников хоронили на специальном кладбище для зэков, расположенном в нескольких километрах от больницы. \* \* \* Сегодня в полдень Татьяне Владимировне позвонила главный врач Надежда Харитоновна и попросила немедленно прийти в кабинет начальника за зоной. Какое-то тревожное предчувствие охватило Татьяну, и она быстро направилась по вызову. В кабинете во главе длинного стола сидел начальник больницы, справа от него Надежда Харитоновна, напротив неё родители Семёнова. Когда Татьяна вошла в кабинет и поздоровалась, начальник кивком головы указал ей на стул у противоположной стены и сказал сурово: \- Есть несколько вопросов к вам, доктор, потрудитесь ответить на них. Матильда вопросительно посмотрела на полковника, удивлённая интонациями Валерия Игнатьевича, обычно доброжелательного к медицинскому персоналу. Когда родители Сёмы появились на территории больницы для свидания со своим сыном, все сотрудники были удивлены потому, что такое было впервые. Именно для этих людей было сделано исключение, или новые веяния дошли до ФСИН, было неясно. Дерматолог красавица Ольга, во время сильных морозов страдавшая мигренью, предположила, что это событие выйдет всему отделению «боком». \- Она ясновидящей становится, когда башка трещит, - хохотнул тогда невропатолог Ушаков. \- Судя по всему, Ольга окажется права, - подумала Татьяна, глядя на начальника и вспомнив Ольгино предсказание. Ближе к Татьяне сидела мать умершего и пристально смотрела на доктора. Красные от слёз и горя глаза были сухими и из них на Татьяну изливалась неприкрытая ненависть. Из её перекошенного рта вдруг стали вырываться обвинения, которые заставили Татьяну Владимировну содрогнуться. Женщина кричала о том, что сына долго «мурыжили» в зоне и не отправляли «на больничку». Таня с этим была согласна, но существовали объективные причины. Этапы из этой колонии отправлялись один раз в десять дней. Татьяну удивила фраза «на больничку». Так говорили только зэки. Мать кричала, что её мальчика гнали по морозу пешком от приёмного покоя до отделения и поместили в палату, где не должен был находиться больной в таком тяжёлом состоянии. Она возмущалась грубостью медицинского персонала, плохим питанием в больнице, отсутствием наблюдения за умирающими больными. Поток лжи лился без перерыва и прекратила его только Надежда Харитоновна. Она оборвала гневную речь матери и попыталась внести ясность в некоторые обвинения вроде того, что отсутствовали необходимые лекарства. Женщина всё время прерывала её, предъявляя всё новые и новые нелепые обвинения. Слушая все это, Татьяна думала о том, как велико горе женщины, потерявшей своего ребёнка. Трудно было даже представить как бы Татьяна вела себя на её месте. Наконец, женщина как будто выдохлась, замолчала и Валерий Игнатьевич вступился за своих работников, которых он знал как квалифицированных и добросовестных, но мать пошла в атаку с новой силой. Припомнила то, что сын находился в холодной палате и всё время мёрз. Диагноз со слов женщины был «состряпан», а потом был «договорняк» с патанатомом, чтобы докторам не пришлось нести ответственности за неправильное лечение. Начальник вопросительно посмотрел на Татьяну Владимировну и попросил, вернее приказал ответить. Татьяна поднялась со своего места и растерянно спросила: \- Вы откуда всё это взяли? С первого до последнего слова – это не просто неправда, это клевета! У больного было тяжелейшее, быстро прогрессирующее заболевание. Вы что, об этом не знали? – опять спросила она, обращаясь к женщине. – Следует отметить, что ваш сын находился не в специализированной клинике, а в тюремной больнице, возможности которой ограничены. Тем не менее пациент получал всё необходимое лечение, которое требовалось при его заболевании. Мы подали документы в суд на освобождение осуждённого Семенова по болезни, до которого он, к сожалению, не дожил. Татьяна задыхалась от несправедливости, которая грязной волной накрыла её и её любимый коллектив. Ей захотелось наговорить гадостей этой тётке, которая перешла все рамки дозволенного. Сказать, что она воспитала убийцу и прожигателя жизни. Хотелось крикнуть, что другой молодой человек был забит ногами до смерти её ненаглядным сыном просто так, в пьяном угаре. Что испытывали родители того мальчика? Хотелось сказать, но это был бы запрещённый удар ниже пояса. \- А она, эта женщина, - в мыслях негодовала Таня, - не применяет клевету, как запрещённый приём? Татьяна увидела ужас на лице Надежды Харитоновны, которая, видимо, предугадала ход мыслей доктора. Таня замолчала и села на место. Начальник выразил родителям глубокое соболезнование, попытался ещё раз защитить вверенный ему коллектив, но мать его не слушала и настаивала на своём. Начальник думал о том, что в больнице появился предатель, который наговорил небылиц обезумевшим от горя родителям и ему, руководителю, нужно будет в этом разобраться. Правозащитники, оседлавшие любимую тему об ужасах ГУЛАГа, поднятую когда-то Солженицыным, будут рады материалу, который могут предоставить им введённые в заблуждение родители покойного Семёнова. \- Как бы не прославиться на всю страну, - мелькали тревожные мысли в голове полковника. Валерий Игнатьевич сказал, что он во всём разберётся, и встал, давая понять, что разговор окончен. Родители тоже поднялись и направились к выходу. Мать, которая как показалось Татьяне, несколько успокоилась подойдя к двери, вдруг резко повернулась и прошипела, глядя на доктора: \- Я тебя посажу, сука! Надежда Харитоновна вскочила со своего места и громко сказала в спину удаляющейся женщине: \- Мы сочувствуем вашему горю, но держите себя в рамках! Татьяна закрыла лицо руками и заплакала навзрыд. \- Не реви, понятно, что женщина не в себе, - успокаивала её Надежда Харитоновна. - Всё-таки, кто нас оклеветал? Помню, на свидании родственники были всем довольны и даже благодарили меня, - вслух размышляла она. - И потом, всё, о чём она тут наговорила, родители не могли узнать за тот час, который они провели с сыном. Кто-то намеренно информировал их в таком негативном ключе. И этот «кто-то», рядом. Татьяна рыдала, размазывая слёзы по лицу и никак не могла успокоиться. Не помог и стакан воды, предложенный Матильдой. \- Откуда возник этот дурацкий миф о «состряпанном» диагнозе и неправильном лечении? – недоумевала главный врач. \- Вот именно – миф, - сквозь слёзы пробурчала Татьяна. – Лидия Алексеевна один из лучших гематологов в республике! А мамаша: «договорняк», «лекарств нет» - передразнила она женщину. Вернулся Валерий Игнатьевич, проводивший родителей, посмотрел на рыдающую Татьяну Владимировну, озадаченную Матильду и сел за свой стол. Он о чём-то размышлял и машинально перебирал какие-то бумажки. *Самолёт летит на Запад.* *Солженицын в нём сидит.* *«Вот те нате, хрен в томате»,* *Бёлль, встречая, говорит,*- пробормотал начальник, глядя на расстроенных женщин. \- Что это с ним? -изумилась Надежда Харитоновна. – Неприятности, вероятно, у всех будут, и у начальника в первую очередь, но при чём здесь Солженицын? \- Судя по настрою матери умершего, она собирается дать ход этому происшествию. Скорее всего уже договорилась о резонансном интервью для каких–нибудь борцов за права зэков, которым не дают покоя лавры Солженицына, - грустно думал полковник. Он снял телефонную трубку и потребовал в свой кабинет начальника оперативной службы майора Симонова, а докторов отпустил. **\* \* \*** Татьяна возвратилась в зону. Ей хотелось уткнуться лицом в чью нибудь жилетку и всласть, по–бабьи пореветь и, чтобы обязательно её гладили по голове, жалели и говорили какая она хорошая. До посещения кабинета начальника, она отпустила с работы страдающую головной болью Ольгу, а Ушаков вызвался отвезти её домой на своём «жигуле». Наташи сегодня на работе не было, она взяла положенный ей отгул за дежурство, а Владимир Карпович для роли утешителя не годился. Лучшей жилеткой был Рыбаков, но он мог приехать только в выходные, а сегодня будний день. Татьяна кое как дотянула до конца рабочего дня и, так и не сумев успокоиться, побрела домой, глотая слёзы. В квартире было холодно, форточку забыла закрыть, когда на работу уходила. Нужно было срочно согреться, попить горячего чаю и наконец, взять себя в руки. Женька не звонил почему-то, а он нужен был сейчас как никогда. Татьяна поставила на газ чайник, посмотрела в зеркало на своё опухшее и красное лицо и опять заплакала. В дверь позвонили. Появился Слава Симонов в полушубке и меховой шапке с таким же красным как у Тани лицом, только не от слёз, а от мороза. \- Ревёшь? – спросил он, раздеваясь. Майор прошёл на кухню, распахнул холодильник, надеясь увидеть там что-нибудь из еды и разочарованно его закрыл. - Кто нас так ненавидит, как ты думаешь? Начальник приказал найти эту сволочь! – сказал Слава. \- Да уж, точно сволочь, - подтвердила Таня. Она сразу поняла, о чём Симонов завёл речь. Слава сел к столу и жестом показал, чтобы Татьяна налила ему чаю в большой бокал. \- Я сейчас встречался со своим источником, целый час его на морозе ждал. Замёрз, как собака бездомная, - сказал Слава, растирая ладони. – Так вот этот агент мне доложил, что вчера с родителями Семёнова встречался Карп, Владимир Карпович, - почему-то шёпотом сказал Слава. Таня от удивления чуть не подавилась конфетой, которую только что взяла в рот. – Не может быть! – только и могла произнести она. **\* \* \*** Владимир Карпович военный врач, пенсионер и по возрасту гораздо старше всех докторов терапии. По окончании военной карьеры он обосновался на Севере, но сидеть дома не захотел и устроился на работу в больницу для осуждённых, где была свободная ставка терапевта, которую длительное время не могли укомплектовать. Устраиваясь на работу, новый доктор должен был в первую очередь посетить кабинет главного врача. Там его встретила радостная Надежда Харитоновна. Она представилась и, казённо улыбаясь, ждала ответа от невысокого, лысоватого мужчины с военной выправкой. \- Вильгельм Карлович Михайлов, - услышала Матильда. \- Ничего себе имечко, Вильгельм, да ещё и Карлович, - подумала женщина. – Хватит с меня Германа, - а вслух сказала: - Хорошо, что не Адольф, - и натужно засмеялась своей неуклюжей шутке. Расспросила коллегу, где родился, где служил, какая специальность за плечами, есть ли жена, дети, внуки и т. д. Получив ответы на интересующие её вопросы, она решительно встала из-за стола, как офицер офицеру протянула доктору руку и сказала командирским голосом как отрезала: \- Значит так! В коллективе вы будете Владимир Карпович! К удивлению Матильды, мужчина не стал перечить и возмущаться. Он, привыкший подчиняться приказам, покорно склонил голову перед главным врачом. В отделении он так и представился коллегам. Когда нового доктора повели осматривать отделение и предназначенный ему кабинет, Ушаков спросил «в воздух»: \- Отец у этого Михайлова был Карп? Новый доктор по национальности мордвин. На берегах Волги, откуда он был родом, с незапамятных времён проживали этнические немцы, которые, конечно, оказывали влияние на местных жителей. Отсюда и множество немецких имён среди чувашей, марийцев и мордвы. Владимир Карпович знаниями не блистал, но при поддержке Татьяны Владимировны с работой справлялся, был исполнительным и дисциплинированным работником. Главным его недостатком, по мнению Татьяны был его подхалимаж. Он сумел быстро втереться в доверие Матильде и часто посещал её кабинет. О чём там велись беседы было неизвестно, но терапевты подозревали, что Карп «стучит» на коллег. По мнению работников «терапии» Карп работал и на оперчасть, но майор Симонов, это всегда отрицал. После сообщения Славы о том, что Владимир Карпович накануне встречался с родителями Сёмы, Татьяна прошептала, глядя на Славу: \- Ни за что не поверю в то, что Карп на такое способен. Да, ему не нравится, что он среди докторов не на первых ролях. Да, он скептически относится к нам с Наташей. Не может простить, что нас уважают жулики больше, чем его. Элемент ревности, конечно, присутствует, но, чтобы из-за этого настроить против всего коллектива родственников осуждённого, нужно быть отъявленным негодяем. Не верю! – громко сказала Татьяна. За дверью послышалась какая-то возня, после чего раздался короткий звонок. \- Это Антошка, - уверенно сказала Таня и пошла открывать дверь. Антошка, белобрысый сосед по общаге учился уже в первом классе. Он подрос, но до кнопки дверного звонка ещё не доставал. Чтобы позвонить, ему приходилось вставать на цыпочки или делать небольшой подскок, после которого он терял равновесие и падал на дверь, создавая шум и суету в коридоре. \- Привет, - поздоровался Симонов с гостем и протянул мальчику руку. Антошка пожал её и вежливо поздоровался. - Двоек то много нахватал? – поинтересовался мужчина. \- Что вы, дядя Слава, я сегодня пятёрку получил. \- По рисованию, небось? – засмеялся майор. \- По пению, - гордо сообщил Антошка. Я громче всех пел! \- Это, самое главное, громче всех орать! – не унимался Слава. – Молодец, в жизни пригодится! Антошка по секрету сообщил обществу, что мама печёт для Тани сюрприз. Потом он встал на стул, зачерпнул из вазы целую горсть конфет и пошёл в комнату смотреть мультики. Татьяна принесла ему миску с виноградом и поцеловала в макушку. Опять раздался звонок в дверь. \- Доступ к телу продолжается, - захохотал Слава. На пороге появилась Надежда Дмитриевна. \- С именинами тебя, - сказала баба Надя, переступив порог. – Это - твоя святая, мученица Татьяна, - вручила она Тане яркую, величиной с почтовую открытку деревянную иконку. - Сколько времени я искала именно такой образ, то очень большие попадались, то бумажные. И, вот повезло наконец! – сообщила она. \- А меня сегодня сукой назвали, - прижавшись к старушке, сказала Татьяна, и опять заплакала. Приняв подарок, она поцеловала иконку и поставила её на холодильник, прислонив к вазе с конфетами. Надежда Дмитриевна попросила Таню рассказать о том, что случилось и почему она такая расстроенная. Переживая заново всё, что случилось за день, Татьяна опять начала рыдать, и баба Надя со всё большей тревогой смотрела на неё. \- Это - клевета на ваш коллектив и на тебя? – спросила Надежда Дмитриевна и задумалась. - Танечка, ты знаешь, такие моменты бывают в жизни каждого. Один святой человек сказал: не оклеветанный не спасётся. Самое главное, не ожесточиться после такого испытания, не начать мстить. Постарайся забыть об этом и простить этих людей, которые потеряли сына. \- Их то мы простим, - подал голос Слава. – Они, как говорится, не ведали, что творили. А вот те, кто намеренно искажал правду и делал это, чтобы оболгать целый коллектив, поплатятся, - сжал кулаки майор. \- Христа распинали на Голгофе, а он был невиновен, - продолжила бабушка Надя. - Он вообще был безгрешен. Сегодня была твоя Голгофа, и такое бывает у всех. Вспомни, Господь, глядя со своего креста на беснующуюся вокруг толпу, просил отца простить этих людей. Надежда Дмитриевна обняла Татьяну и погладила её по голове. В дверь позвонили и появилась Антошкина мама - Света. Она вручила Татьяне поднос, на котором лежал свежеиспечённый пирог с капустой. \- С именинами, тебя Танечка! - сказала Света и поздоровавшись с другими гостями, прошла на кухню и принялась резать пирог. Слава пил уже второй бокал чая, а когда вошла Света с подносом, вдруг понял, как он голоден. \- Что за баба эта Танька? - подумал майор, протягивая Свете свою тарелку для пирога. – У неё еда бывает только по выходным, когда Рыбаков приезжает. Съев несколько кусков, Слава понял, что на месть, о которой предупреждала набожная старушка, и на расследование, которое было поручено начальником, в настоящее время он не способен. Майор осоловел как от ста грамм и решил откланяться, пообещав, что обязательно выявит всех, кто так «подставил» коллектив больницы. Женщины сидели на кухне и размышляли о том, что нужно предпринять в такой ситуации. \- Необходимо во что бы то ни стало отстоять свою честь и достоинство, - утверждала Света. Надежда Дмитриевна долго молчала, а потом, глядя на Татьяну тихо сказала: \- Клевета – это тяжкий грех. Мне жалко этих людей. Если не покаются, Господь с них строго спросит! - пригорюнилась бабушка. \- Про клевету, мне муж цитировал из книжки Омар Хаяма, которую ему Рыбаков подарил в прошлом году, - сказала Света. - Мудрец говорил, что клевета, это грязь, а когда грязь бросаешь в человека, она может не долететь до него, а на твоих руках останется. Света повернулась к Надежде Дмитриевне и сказала решительно: \- Мне этих клеветников совсем не жалко. Жалко, что сына потеряли, а что перед Богом будут отвечать за клевету, так им и надо. Как Таня рассказала, они даже никаких доводов не слушали от докторов. С удовольствием поверили в эту чернуху! Нет Надежда Дмитриевна, обязательно нужно разобраться во всём, - разошлась Света. Устав от этой ужасной темы, Татьяна стала расспрашивать соседку о том, когда вернётся с вахты Павел, как учится Антошка, а сама всё время думала, почему молчит Женька, который нужен сейчас как никогда. Она взяла в руки телефон и поняла, что занятая жалостью к себе и к бедной «терапии», она не включила звук на телефоне, когда получила его на КП. На экране высветилось восемь пропущенных звонков от Рыбакова и два от Наташи. Она бросилась звонить Женьке, а гости засобирались по домам. Ещё раз поздравив именинницу, они ушли. Рыбаков сердитым голосом стал выговаривать Татьяне, что она безответственная и чёрствая женщина, которая игнорировала звонки любимого, который сходил с ума от ужасных мыслей. Он несколько раз звонил Наташе, но и она ничего не знала о том, куда подевалась подруга. А на домашний телефон позвонить ума не хватило, - отбивалась Таня, объяснив, что забыла включить звук. \- Ты просто балда, – клеймил её Женька. \- Ошибаешься, - печально ответила Таня, - с сегодняшнего дня я – сука. В трубке повисло молчание, а потом Рыбаков спросил сдавленным голосом: \- Что случилось? Татьяна коротко рассказала обо всём, что произошло и попросила Рыбакова обязательно приехать на выходные потому, что она очень соскучилась и ей очень плохо. Женька спросил у Тани, будет ли расследован этот случай, чтобы выявить негодяя, который оболгал любимую им «терапию». Узнав, что дело поручено майору Симонову, Рыбаков немного успокоился. Договорились о встрече в субботу. Татьяна принялась мыть посуду и её взгляд скользнул по иконке, стоящей на холодильнике. Святая внимательно смотрела на женщину. Красивое лицо было спокойно, и Татьяна тоже успокоилась. На задней поверхности иконы была напечатана короткая молитва к мученице Татьяне. В ней была просьба избавить молящихся от душевных скорбей, которые терзали Татьяну Владимировну весь день. \- Это теперь моя «жилетка», - подумала Таня, и испугалась такого простецкого сравнения. С иконы спокойно и ласково смотрела на неё древняя мученица, и у Татьяны вдруг появилась уверенность в том, что всё образуется. – Не дай Бог ещё раз пережить такую Голгофу, - с ужасом думала Таня. - Врагу не пожелаю! Она включила телевизор, попыталась посмотреть, какой-то фильм, но мысли крутились вокруг сегодняшнего события. – Надо пораньше лечь спать, - вдруг решила она. - Утро вечера мудренее, рассуждала Таня, раздвигая диван. - А что Владимир Карпович негодяй, - не верю! – подумала Таня, засыпая.

Подруги сидели на Наташиной кухне, и Татьяна рассказывала о том, как они с Рыбаковым провели [последний день](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67520aeb36bbaf512f13af6e "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67520aeb36bbaf512f13af6e") её пребывания в Петербурге. \- Как и полагается культурным людям в культурной столице, мы целый вечер были в мире музыки, - смеялась Таня, начиная своё повествование. Когда Женька внезапно появился перед зданием клиники, Татьяна не очень удивилась потому, что знала, что он и не на такое способен. Она бросилась в объятия Рыбакова, не обращая внимания на осуждающую реакцию её однокурсников и взгляды студентов мединститута, удивлённых тем, как «старики» пылко целуются при всём честном народе. А чего стесняться-то! Это не посёлок, где каждый житель и каждая собака фиксирует всё, что происходит вокруг, чтобы вечером обсудить увиденное и услышанное за ужином в кругу семьи или за бутылкой самогона с друзьями, а потом вынести свой вердикт. Здесь, в толчее большого города чувствуешь себя как в вакууме и все эти люди, снующие вокруг – это молекулы безвоздушного пространства, которые не оказывают на тебя никакого воздействия, так же, как и ты на них. Женька крепко взял Татьяну за руку и повлёк её за ограду, отделяющую территорию клиники от улиц города. На ходу он рассказал, что созвонился со своим другом детства, сейчас проживающего в Питере, и договорился с ним о том, что тот приютит их с Татьяной в своей квартире. Друг похвастался, что не так давно, купил «двушку» в новом микрорайоне и будет рад гостям. Женьке хотелось повидаться с человеком, с которым жили в одном московском дворе, ходили в один класс, посещали одни кружки и спортивные секции. Кроме того, Колян не отвернулся от Женьки, когда тот «загремел» в тюрягу и провёл целых три года в зоне. Некоторые «друзья» способствовали тому, чтобы Рыбаков исчез как конкурент по бизнесу, а другие вычеркнули его из списков знакомых как человека с подмоченной репутацией. Колян же, даже письма Женьке в зону писал, а теперь они регулярно созваниваются. Рыбаков признался, что очень проголодался, и Татьяна предложила зайти в кафе, где она недавно была с Лёвой. Пока шли по скверу, прилегающему к зданию больницы, и потом, пробираясь сквозь толпу прохожих, Рыбаков всё время оглядывался, а когда сели за столик в кафе, сказал: \- За нами хвост! Взглянув в окно, перед которым они устроились, Татьяна увидела знакомую фигуру, стоящую невдалеке. Это был Лёва. Рыбаков заказал шампанского и целый стол еды. Подняв бокал, он повернулся к мужчине в окне, и кивнул ему. Когда Татьяна проследила за взглядом Женьки, Лёвы уже не было. Выпили, Рыбаков с аппетитом ел и рассказывал последние поселковые новости. Среди них для Татьяны была интересна новость о том, что у [Марковны](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1") после ударной работы на огороде обострился радикулит. Женька возил её в город, где по договорённости с Натальей Николаевной больную проконсультировал Ушаков. Лечение помогло, Марковне лучше, о чём она сообщила Женьке по телефону. Неугомонный невропатолог принялся было опять обхаживать Альбину, но, наученная горьким опытом, женщина без всяких предисловий послала ухажёра так далеко и так живописно, что он замер в восхищении, но о своих грязных поползновениях забыл. Другая новость была тревожной. Недавно освободился из колонии и прибился к Женькиному предприятию авторитетный зэк, который сидел за изготовление оружия и его незаконный оборот. Ещё одна новость была грустной. Несмотря на блат в кассах аэрофлота, Рыбаков не сумел купить билет на завтрашний вечерний рейс, чтобы лететь вместе, и вернётся домой только в воскресенье. Позвонил Колян и сообщил, что будет дома в пять часов вечера. Ни о каких музеях и выставках Рыбаков даже слышать не хотел, и после кафе они долго сидели в сквере, вдыхали аромат сирени, буйно цветущей вокруг, целовались и болтали о пустяках. Татьяна не могла насмотреться на Рыбакова такого красивого и весёлого. Она позвонила сестре и наврала, что у её группы намечается «отвальная», после которой придётся заночевать у Виолетты, так как будет уже поздно, а до дома ехать далеко. В ответ она услышала проповедь о том, что приличные девушки всегда ночуют дома. Татьяна молча выслушала поучения старшей сестры и ответила, что своего решения не изменит. Она сказала, что её ждут и, извинившись, прекратила разговор. К началу шестого часа Татьяна и Евгений прибыли к дому, где жил Колян, предварительно затарившись выпивкой и едой. В новом районе, над недостроенными корпусами, словно восклицательные знаки торчали подъёмные краны, а возле сданных объектов был удивительный порядок и чистота. Сверкали качелями, небольшими каруселями и разноцветными лавочками детские площадки, прятались за ограждениями элегантные мусорные баки. Была даже спортивная площадка с баскетбольными кольцами, тщательно отгороженная от остального двора металлической сеткой. Дом друга был стройный, высокий и нарядный как преуспевающий молодой мужчина. \- Точь-в-точь Женька, - почему-то подумалось Татьяне. В сверкающем зеркалами лифте поднялись на нужный седьмой этаж. Дверь открыл хозяин, худой, среднего роста мужчина в очках, с длинным печальным носом. Поздоровались, Татьяна познакомилась с Коляном, и хозяин пригласил гостей осмотреть квартиру. Женька удивлённо посмотрел по сторонам и спросил, где семья. На это Колян грустно ответил, что они с женой разъехались полгода назад, о чём он не стал сообщать другу (многие знания – многие печали) и вот теперь проживает один в этой квартире без отделки, купленной в ипотеку. Квартира, несмотря на прекрасную планировку, представляла собой унылое зрелище. Стены без обоев, неряшливо побеленные потолки. Из дверей были только наружная и двери в туалет и ванную. Хозяин объяснил, что пока не располагает средствами, чтобы приступить к отделке квартиры, хотя и работает на двух работах. Слава Богу сам настелил пол из ламината, чтобы можно было делать влажную уборку, в ванной комнате поставил современную душевую кабинку, а для кухни купил «крутую» газовую плиту. Рыбаков очень расстроился, узнав о разводе друга, но Колян объяснил, что это не развод, а разъезд. Как только он закончит благоустраивать квартиру, сразу перевезёт жену с детьми к себе. Долгие годы Коляну с семьёй приходилось жить у родителей жены в трёхкомнатной хрущёвке. Полковнику МВД всегда не нравился длинноносый и необеспеченный зять. После свадьбы молодые пробовали жить отдельно в общежитии, но, когда появился ребёнок, пришлось переехать к родителям, чтобы жене Николая рождение сына не помешало продвижению по служебной лестнице. Для неё эта «лестница» была очень важна. Потом родился второй ребёнок… В одной из комнат стояла раскладушка и висел большой телевизор, другая комната была пустой. На кухне холодильник, стол и всего два стула. \- Не густо, однако, - подумал Рыбаков и, распорядившись Татьяне и Николаю готовить ужин, удалился по делам. – Картошка -то есть? – послышался вопрос с лестничной площадки. Николай задумался, а потом, заглянув под раковину на кухне, где возле мусорного ведра валялся тощий расписной целлофановый пакет, неуверенно ответил: - Нет. Татьяна выгружала из сумки провизию, которую они по дороге купили, и размещала всё это в небольшом древнем холодильнике. Николай интересовался, как Татьяна и Рыбаков познакомились, какие планы у них на будущее. Пришлось вкратце рассказать историю их любви и, вспоминая недавнее прошлое, Татьяна испытала какие-то новые ощущения, будто читала увлекательный роман из жизни тюремного врача и бывшего зэка. \- Неужели это обо мне? – вдруг подумала она. Николай внимательно слушал Татьяну и, когда тема была исчерпана, рассказчица плавно свернула её и обратилась к жизни Николая, которая была интересна для неё потому, что это касалось и её любимого Женьки. Она узнала несколько подробностей из детства и юности Рыбакова и о их дружбе. После окончания института дороги друзей разошлись, а потом, когда Колян узнал, что Рыбаков под следствием, дружба вспыхнула с новой силой. Николай признался, что у него натянутые отношения с отцом жены, и камнем преткновения в конфликте между ним и тестем (кроме всего прочего) стал его любимый музыкальный инструмент. Только теперь Татьяна обратила внимание на баян, стоящий на ящике из-под фруктов и прикрытый кухонным полотенцем. \- Ты понимаешь, - горячо говорил Николай, - я его очень люблю. Всю жизнь и в музыкальной школе, и в институте я играл на старом отцовском баяне, даже на свадьбах подрабатывал. А когда у родителей жили, мой инструмент всем мешал. То стоит не там, то играю громко, а я без него не могу, он мой друг. Татьяна с интересом прослушала рассказ о том, что оказывается баян – это русское изобретение. Николай даже фамилию автора назвал, но Татьяна её сразу забыла. Самый молодой инструмент из всех известных, этот самый баян, и в мире проводятся конкурсы среди баянистов и называются эти состязания как в спорте – чемпионаты. Татьяна с восхищением смотрела на Николая, размахивающего руками, готового схватиться с невидимым противником защищая своего товарища, скромно стоящем в углу кухни на ящике из-под бананов. \- Наверное, это единственный близкий друг у Николая, - грустно подумала она. \- Да, в настоящее время баян не очень популярен. Мой тесть твердит, что под него только народные песни да матерные частушки поют, а он полковник, видишь ли, белая кость. А уж когда я на часть наследства, которое от бабушки получил, купил себе новый инструмент, дорогой, конечно, он меня вообще возненавидел. Николай горестно вздохнул и, сняв полотенце со своего друга, нежно погладил его по зелёному перламутровому боку. \- Сейчас нас призывают во всём равняться на Китай. А там самый популярный инструмент – баян. В одном Пекине (ты только вдумайся), баянистов больше четырёх миллионов, - с каким-то надрывом говорил Николай. \- А как жена относится к твоему увлечению? – спросила Таня. \- Хорошо относилась, а потом, когда я новый инструмент купил, стала папаше подпевать, предательница. У неё на бабушкины деньги были другие планы. Но дело, конечно, не только в баяне. Самое главное мы с женой и детьми всегда были под контролем со стороны родителей, как в зоне. Сейчас мы официально не разведены, просто как говорится, разбежались. Катя ко мне сюда приезжает, часто с детьми, но возвращаться к ним в тюрьму я не хочу. Вернулся Рыбаков с огромной сумкой в руках. Он передал Татьяне пакет с картошкой, распорядился почистить её и поставить варить. Ещё приобретениями Женьки были два плюшевых пледа, большое махровое полотенце, и небольшая подушка. \- Я в твоей кладовке видел надувной матрас, а одеял и подушек там не было, - ответил он на недоумённый взгляд друга. – Ещё одна подушка в сумку не влезла бы, - словно оправдывался он перед Татьяной, которая тому, что в доме вообще не было ни кровати, ни дивана, не придала никакого значения. Обосновались на кухне. Татьяна, разделавшись с картошкой, стала резать овощи, а Рыбаков тупым ножом кромсал колбасу. Устроившись на пороге балкона, Николай наигрывал какую-то мелодию из детства. \- Это же «Крылатые качели», - вспомнила Таня и стала тихонько подпевать баяну. Получалось неплохо. В квартире на кухонном подоконнике нашлось два гранёных стакана, два чайных бокала, несколько вилок и тарелок. Была даже небольшая кастрюля, в которой варилась картошка. Такой скудный ассортимент посуды хозяин объяснил тем, что он дома по утрам пьёт кофе или чай, обедает в столовой своего НИИ, а ужинает после работы в кафе напротив. Николай непрерывно наигрывал знакомые мелодии, и все трое с удовольствием напевали известные песни, если вспоминали слова. Колян разошёлся и, блаженно закрыв глаза и прильнув щекой к инструменту, исполнил несколько классических произведений. \- Без нот! – с восторгом думала Татьяна, накрывая на стол. Наконец всё было готово, и компания приступила к трапезе. Мужчины налили себе водки, Татьяне красного сухого вина. Не изменяя своей привычке, Татьяна предложила первый тост за Родину, который мужчины с удовольствием поддержали. Знаменитый тост врачебной компании, «за то, чтобы все сволочи сдохли», который обычно предлагался вторым, Таня при малознакомом Николае произнести постеснялась. Выпивали за друзей, за любимых, за родителей, и других близких людей. Мужчины заметно опьянели, стали вспоминать школу, студенческие годы, а Татьяне захотелось размяться. Всё это время она сидела на коленях у Рыбакова и Николай даже хотел уступить ей свой стул потому, что друг, наверное, устал. \- Своя ноша не тянет, - стал возражать захмелевший Женька, - ты посмотри на неё, тыкал он пальцем в Татьяну, - два мосла и ложка крови. Какой в ней вес! Татьяна встала со своего места и сказала: \- Мальчики давайте потанцуем! Колян схватился за баян, Женька схватил Татьяну, и закружил её по кухне. «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось», - пел баян вместе с Николаем. Танцевали танго со всякими выкрутасами, которые кавалер придумывал на ходу. \- А твист, как в студенчестве слабо сбацать? – азартно крикнул Колян, начиная новую сумасшедшую мелодию. Просторная и практически пустая кухня позволяла танцевать как угодно, и Татьяна с Женькой принялись выделывать такие кренделя, что баянист чуть не падал от смеха со своего стула. Когда танец закончился, запыхавшиеся танцоры заняли прежние места. \- Словно замерло всё до рассвета, -запели Николай с баяном, чтобы друзья пришли в себя после бешеного танца. \- Тесть мой утверждает, что баян из низшего разряда музыкальных инструментов, - сказал баянист, когда песня закончилась, словно продолжая давнишний спор с полковником. – Сам в Питер перебрался из какого-то мухосранска, деревенский, можно сказать, а подавай ему флейту, арфу, рояль. А баян, типа для простаков, вроде меня. На свадьбах, конечно, без частушек не обходится. Солёные, чаще всего, с матерком, а есть страдания, которые поют обычно женщины: *Сняла матушка икону*, – со «слезой» в голосе запел Николай, *И даёт мне целовать.* *Я заплакала, сказала:* *Дай годочек погулять.* *По дороженьке бежала,* *Лист осиновый лежит.* *По охоте выйдешь замуж,* *По неволе будешь жить.* Много таких грустных куплетов поют. Это песенный фольклор, его народ сочиняет, а не Евтушенки всякие. Мой тесть почему–то очень далёк от народа, как декабристы, - вынес Николай приговор полковнику. Предложили выпить ещё, но Татьяна отказалась. Она решила пойти спать, чтобы друзья смогли поговорить о сокровенном без посторонних. Николай извлёк из кладовки огромный надувной матрас, который перетащил в пустую комнату, а Рыбаков шустро накачал его при помощи ножного насоса. На матрас Татьяна положила один из пледов, купленных Рыбаковым, вторым укрылась и сразу уснула. Глубокой ночью рядом повалился пьяный Женька, спал беспокойно, храпел и лягался. Когда майское солнце стало светить прямо в лицо через окно без занавесок, Рыбаков очнулся и вновь накачал сдувшийся матрас. Татьяна уснуть уже не смогла, приняла душ и уже в который раз оценила предусмотрительность Женьки, который предвидел отсутствие у друга банного полотенца и купил его. \- Как же я люблю этого практичного «алкоголика», - улыбаясь думала она, глядя на Женьку, раскинувшегося на матрасе. Подсушив волосы полотенцем, Татьяна вышла на кухню, где всё свидетельствовало о пирушке, закончившейся только под утро. Вся посуда была грязной, пепельница ломилась от окурков. Баян на своём ящике стоял криво, того гляди, упадёт. Татьяна поправила его, и инструмент издал сердитый звук, вроде: «Отвали!» \- И этот нажрался, - буркнула Татьяна и бросила на инструмент мятое кухонное полотенце. Вымыв посуду, она вскипятила воду в чайнике с отбитой в нескольких местах эмалью. Из большой сумки, вроде тех с которыми в девяностые годы ездили по необъятным просторам Родины «челноки» и служившей Николаю шкафом, она достала пол-литровую банку с сахарным песком и одноразовые пакетики растворимого кофе. Из комнаты вышел всклокоченный Рыбаков. \- Женя, мне домой пора. Вечером улетаю, нужно вещи собрать, - сказала Таня. – Вы что так напились–то? По всему видно, что для Николая такая пьянка – ЧП. \- С добрым утром, строгая ты моя, - виновато заговорил Рыбаков и чмокнул Таню в щёку. - Сейчас приведу себя в порядок, и мы вместе поедем к тебе. \- Ни в коем случае, - запаниковала Татьяна. – Что будет с сестрицей, если она догадается, что мы, как говорит Ушаков, полюбовники. Она меня сразу в проститутки запишет, а тебя в альфонсы. Ты этого хочешь? Решили, что Женька проводит Таню до метро и вернётся к другу. Его рейс только завтра, а Татьяну отвезёт в аэропорт на своей машине Георгий - муж старшей сестры. Встретятся они теперь только завтра вечером, а в посёлок Рыбаков отчалит в понедельник на джипе, оставленном им в городе. **\* \* \*** \- Как говорит наша несравненная [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c"), мы целый вечер были в мире музыки, - улыбаясь сказала Татьяна, закончив рассказ о проведённом вместе с Рыбаковым дне в Петербурге. В больнице была известна эта история про главного врача и «мир музыки», над которой все потешались. Однажды подруга пригласила Матильду на отчётный концерт музыкальной школы, в которой училась её дочь. Матильда постеснялась сказать, что ей это совершенно не интересно и в музыке она полный профан. Для Надежды Харитоновны так же, как и для Владимира Ильича Ленина из всех искусств важнейшим являлось кино. Из уважения к подруге Матильда не отказалась от приглашения и пришла во дворец культуры. Как только в зале погас свет, и на сцену вышли первые исполнители, Надежда Харитоновна заскучала и задремала. Подруга знала, как тяжело работать в таком месте как больница для зэков и не беспокоила уставшую Надежду Харитоновну до окончания мероприятия. Когда концерт закончился, и заспанная Матильда вышла из зала, она повстречалась с медсестрой из своей больницы, которая тоже была во дворце культуры. Здесь выступал её сын, скрипел на скрипке, как смеясь, выразилась женщина. Она спросила у главврача её мнение о концерте. Чтобы не ударить лицом в грязь, Надежда Харитоновна приняла не свойственное ей восторженное выражение лица, закатила глаза, и сладким голосом поведала, изумлённой медсестре, что целых два часа она пребывала в мире музыки. Вспомнив это, подруги рассмеялись, а на кухне появился Борис, который отдыхал после работы и ночного дежурства. \- Привет, - кивнул он Татьяне. – Кому кости перемываете? – поинтересовался он. \- Татьяна рассказывает, как она вместе с Рыбаковым была в мире музыки. – сказала Наташа, наливая мужу чай. -Ты же знаешь эту историю, как Матильда была на концерте музыкальной школы. \- Кто же об этом не знает! Вы всем растрезвонили, сплетницы, - хмуро сказал Борис. \- Татьяна мне рассказала, что питерский друг Рыбакова работает инженером, а в душе он музыкант! Баянист от Бога, - оправдывалась Наташа. – Я, конечно, не знаток баяна, но была поражена тем, как виртуозно Колян им владеет, - продолжила Татьяна свой рассказ. - Представляешь твист на баяне сыграл! Он нам и классику исполнил - вальс Штрауса и ещё что-то мне незнакомое. Я слушала и думала: что он делает в своём институте? Его место на сцене! Сколько у нас талантов! – воскликнула Таня! \- Да, талантов много, - подхватил эту тему Борис. - Я, как-то на дежурстве ночью по «ящику» посмотрел документальный фильм о нашем современнике, балалаечнике Михаиле Рожкове. Чтобы не забыть, я даже кое-что записал о нём. Знаменитый дирижёр Герберт фон Караян назвал его «Паганини русской балалайки». В фильме были фрагменты его концертов, тут я мог оценить только виртуозность игры музыканта. Но, - Борис сделал паузу, чтобы отхлебнуть чай, и продолжил, – вот когда показали кадры из фильма «А зори здесь тихие», где тема Лизы Бричкиной сопровождается мелодией, исполненной Михаилом Рожковым на балалайке, ей Богу, слеза навернулась…, - Борис замолчал. – Особенно, кадр, где показан колышек на болоте с пилоткой, - продолжил он и замолчал надолго, словно заново переживал нахлынувшие тогда чувства. - О таких талантах как этот балалаечник нужно в самое лучшее время по телеку рассказывать, а не ночью. А что нам впаривают в самое удобное время? Всякую чушь: кто от кого родил, как наследство знаменитостей их детки делят, сплетни всякие! - возмущался Борис. – А Герберт фон Караян – дирижёр, входящий в десятку лучших дирижёров всех времён и народов (так в фильме сказали), австриец по происхождению, на концертах Рожкова плакал, а потом долго рассматривал балалайку и старался понять, как из этого примитивного инструмента можно извлечь столько эмоций. \- Согласна с тобой, Боря, - сказала Татьяна, - наше ТВ, как говорит молодёжь «полный отстой». – Однако, мы сегодня опять весь вечер в мире музыки, - засмеялась Наташа. - По крайней мере тема у нас музыкальная. **\* \* \*** Сидели на кухне, ждали Рыбакова, предупредившего Татьяну накануне, что явится с пистолетом, который ему сделал один из рабочих, и разберётся с невропатологом. Наташа продолжала утверждать, что это блеф, но Татьяна, зная решительность Женьки, опасалась серьёзного развития событий. Женщины рассказали Борису о своих страхах, на что тот загадочно хмыкнул. Вчера Рыбаков звонил ему и просил номер телефона Ушакова. Борис продиктовал ему набор цифр, а сам стал размышлять к чему бы это. \- Ушакову, как видно, не поздоровится, - тревожно подумал он. - Не парьтесь, ничего ужасного не произойдёт, - не очень уверенно вслух сказал Борис. – А вот и наш пострел, который везде поспел, - сказал он и ответил на звонок Женьки, который сообщил, что добрался до города. \- Танюха у вас? – спросил он. \- На кухне сидят, сплетничают, - докладывал Женьке Борис. – Приходи, давно не виделись с тобой. Женька пообещал, что обязательно заглянет «на огонёк», только сделает одно неотложное дельце. \- Ушакова пойдёшь мочить? – хохотнул Борис. \- Как ты догадался? – удивился Рыбаков. \- Девки на кухне болтают, только и слышно Колян - баян, Ушаков – Рыбаков и пистолет! – смеялся Борис. Когда Татьяна вернулась из Петербурга, она отметила, что Ушаков словно с цепи сорвался: дразнил её, насмехался и даже оскорблял. Татьяна не находила объяснения этому потому, что несмотря ни на что она хорошо относилась к невропатологу и ценила его как специалиста. Подумав, она решила, что всё-таки злоупотребление алкоголем стало сказываться на психике Ушакова, что неизбежно, и проявляется агрессией и ожесточением по отношению к другим людям, особенно к близким. \- Бедная жена, - думала Татьяна. – А может быть раньше я просто не замечала хамства, а за время пребывания в Питере отвыкла от него? После [выступления](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/677546c3bb76d738603216f4 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/677546c3bb76d738603216f4") на больничной врачебной конференции и в своём отделении она по телефону пожаловалась Женьке, что Ушаков доводит её до слёз своими насмешками, отчего Рыбаков пришёл в ярость. Он разозлился ещё и потому, что причиной этих нападок часто было то, что они до сих пор с Татьяной не расписаны и Ушаков считает, что прохиндей Рыбаков водит Таньку за нос. Как говорится поматросит и бросит. Женька постарался успокоить Таню, сказал, что это хамство происходит от безнаказанности и обещал исправить ситуацию. Пистолет Женьке действительно сделали, но, конечно, не боевой, а зажигалку, точную копию Макарова, хотя предлагали настоящий и даже документ на право ношения оружия. Зная свою горячность, и состояние, когда в ярости у него «сносит чердак», Рыбаков отказался от предложения. Он потребовал, чтобы оружейник прекратил свою опасную деятельность, но на радость Женьки тот и не собирался долго прозябать в этой глуши и вскоре уехал из посёлка. Его ждали большие «дела» в столице. Остановившись недалеко от Наташиного дома, Женька набрал номер невропатолога и голосом уголовника со стажем прохрипел в трубку: \- Слушай сюда, лепила! Если ты не в курсАх, знай, что Танька на больничке – наше всё, как Пушкин для русского народа! Ещё одна её слезинка и я отправлю тебя в мир музыки, - Женька сделал паузу, потом понизив голос до зловещего шёпота, добавил, - похоронной музыки. В натуре, ты с траурным маршем композитора Шопена знаком? Скоро познакомишься, если Таньку ещё хоть раз заденешь... У меня для такого козла как ты, волына найдётся. Не путай с волынкой, на которой в оркестрах пиликают. ПонЯл? \- Кто говорит? – услыхал Женька испуганный голос Ушакова. - Кто ты? \- Рыбин Гуд! ПонЯл? **\* \* \*** Когда Рыбаков присоединился к друзьям и рассказал о том, как он напугал Татьяниного обидчика, все долго смеялись над речью «матёрого уголовника», разбирающегося в музыке великого Шопена. Потом смотрели диск с выступлениями Дмитрия Хворостовского, пили вино и ели торт. Вечер музыки закончился далеко за полночь. Татьяна и Женька шли домой, хохотали, над монологом Рыбакова и рассуждали о том, догадается ли Ушаков о розыгрыше? В эту ночь не было женщины счастливей Татьяны потому, что Женька был рядом, пистолет был не настоящий, и появилась надежда, что Ушаков, струсивший от обещания Рыбин Гуда, отправить его в «мир музыки», прекратит свои нападки.

По установившейся традиции доктора, вернувшиеся после усовершенствования или со специализации, обязательно выступали перед коллегами на врачебной конференции, которые регулярно проводились в больнице под руководством главного врача. Существовал график, которому неукоснительно следовала [Надежда Харитоновна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c"). Она заранее оповещала начальников отделений о дате, теме предстоящей конференции и назначала докладчиков. Татьяна Владимировна должна была выступить через несколько дней после возвращения из [командировки](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67520aeb36bbaf512f13af6e "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67520aeb36bbaf512f13af6e"). Три вечера она посвятила тому, чтобы перечитать все лекции и освежить их в памяти. Она решила, что из всего объёма полученных сведений доложит только то, что будет интересно для врачей всех специальностей. В пятницу, в конце рабочего дня в кабинет Матильды стали подтягиваться доктора больницы. Первыми появились фтизиатры, самые привилегированные сотрудники из всех имеющихся. Они никогда не опаздывали на собрания потому, что нагрузки у них были небольшие и строго регламентированы. Заработная плата из-за работы с инфекционными больными была значительно выше, чем у прочих работников, что гарантировало полное укомплектование кадрами всех трёх отделений. Они пришли жизнерадостной толпой и, пока не собрались остальные, выспрашивали у Татьяны, что она купила в культурной столице. Пришлось рассказать о медицинской литературе, которую приобрела, и о нескольких художественных альбомах, купленных в Эрмитаже. Среди фтизиатров был только один мужчина Александр Иванович (Шурик), остальные были говорливыми женщинами и в кабинете как в птичнике началось чириканье и галдёж. Среди фтизиатров выделялась пожилая женщина, совершенно седая, с глубокими морщинами вокруг глаз и рта, густо накрашенного яркой помадой. Она на всех конференциях занимала место в уголке и как только докладчик начинал своё повествование, тихонько засыпала. Уважая её возраст и мужество, с которым она много лет отработала на такой опасной работе какой была работа в инфекционном (туберкулёзном) отделении, да ещё с преступниками, никто не беспокоил доктора Муравьёву. Её подпись в историях болезней и под различными документами начиналась с заглавной «М», которая выводилась тщательно, и буква получалась красивой как в прописях для первого класса. Буквы «у», «р» и «а» тоже были написаны чётко и красиво, а на месте последующих появлялась замысловатая загогулина. Таким образом под документами обнаруживалась подпись – Мура, что и обеспечило старушке милое как у домашней кошечки прозвище. Пациенты обожали своего доктора. Наверное, каждый видел в этой доброй женщине свою бабушку или мать. Мура охотно слушала сказки своих больных о том, что все они невиновны, что их «подставили» и верила им. Сотрудники тоже хорошо относились к Муре, старались не нагружать её работой сверх нормы, будили после окончания рабочего дня, если она вдруг уснёт в кабинете в своём уютном мягком кресле. Муре пришлось работать до семидесяти лет так как с мужем она развелась ещё в молодости, единственная дочь была тяжело больна и имела инвалидность, а взрослый, и тоже единственный внук не работал. Народ собирался, самые проворные норовили занять места подальше от Матильды, которая сидела в боковом ряду с блокнотом и шариковой ручкой в руках и пристально наблюдала за всеми. За её большим столом располагался докладчик. На остальной площади стояли ряды стульев как в кинотеатре, и на них устраивались слушатели. Последними на заседание, как всегда, явились хирурги. На лице их начальника [Германа Афанасьевича](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67752d60bb76d73860321490 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67752d60bb76d73860321490") была печать усталости и лёгкого презрения к этой гомонящей как на птичьем базаре публике. Хирурги считали, что только они работают, а остальные коротают время, да получают жалованье. Татьяне Владимировне больше других коллег приходилось контактировать с хирургами, как с соседями, и она знала все эти «понты», которые вечно демонстрировал Герман. Татьяна была уверена, что мужики давно уже закончили работу, а перед конференцией, как всегда, в конце рабочего дня собрались в ординаторской, курили как в последний раз, гоняли чаи и травили анекдоты, а «усталый вид» был предназначен для Матильды. По словам насмешника Ушакова обход хирургом своих больных – условное действо. \- Врач открывает дверь в палату и спрашивает, порой не заходя в неё: «все живы?» В ответ доктор слышит радостный хохот пациентов и идёт дальше, - смеясь рассказывал Ушаков. На самом деле, в этой шутке была доля правды, так как основная работа хирурга действительно происходила в перевязочной, где ежедневно осматривались все пациенты и в операционной. Остальную работу: измерить артериальное давление, послушать жалобы, наложить повязку, поменять её, или просто поговорить «за жизнь», выполняли медицинские сёстры. Работа терапевта, напротив, заключалась в ежедневном подробном осмотре, назначении адекватного лечения пациенту и в разговорах с ним, ведь слово врач произошло от древнего русского слова «врати», что означало врачевать, врать, то есть говорить. Наконец все собрались, и Татьяна начала свой отчёт о том, что нового она узнала, побывав на учёбе. Новостей было много. Она сообщила о фантастических методах обследования и лечения заболеваний сердца хирургическим путём. Постаралась рассказать о новом медицинском оборудовании, которое ставило диагностику на совершенно новый уровень. После того, как она закончила свой доклад, посыпались вопросы, как всегда, не по теме. \- Небось по музеям носилась… Сколько лекций загнула? – хихикнул Александр Иванович. Шурик - предатель, который быстро переквалифицировался из невролога во фтизиатра, когда освободилось место в туберкулёзном отделении. По-человечески его можно было понять, зарплата фтизиатра гораздо больше, а нагрузка меньше, чем у невропатолога в больнице. Подавив желание нагрубить Шурику, Татьяна ответила, что посещала все лекции и практические занятия, а музеи города она обошла ещё в школьные годы. \- Была ещё раз только в музее Пушкина на Мойке. Люблю Александра Сергеевича, - ответила предателю петербурженка Таня. - Набоков говорил: быть русским – значит любить Пушкина. Владимир Набоков, это писатель, если ты не в курсе, - ехидно, в тон Шурику добавила она. На своём боковом месте зашевелилась Надежда Харитоновна, услышав мстительные интонации в диалоге. Матильда сама вышла из фтизиатров и постоянно лоббировала интересы своих любимчиков. Это она несколько лет назад тайно предложила Шурику переквалифицироваться. Она отправила его на учёбу по фтизиатрии, пока Татьяна была в отпуске, поставив терапию в очень трудные условия. Татьяна целый год не могла простить Шурику предательства, но, когда появился новый невропатолог Ушаков, остыла. \- Какие ещё вопросы, коллеги? – спросила Матильда, поднимаясь со своего места. Убедившись, что всем всё понятно, она задала свой коронный вопрос, который задавала всякому, кто возвращался с учёбы из других регионов, - Что удивило? Татьяна рассказала, что в клинике, где она училась, многие не соблюдают ранее обязательный для медиков дресс-код - белый халат и белая шапочка. В больнице для осуждённых халаты докторам и среднему медицинскому персоналу, операционные костюмы для хирургов получали со склада из столицы, и, как правило, всё было белого цвета. Индивидуальные заказы от администрации, а также ремонт рабочей одежды производился в швейной мастерской. Там работал всего один осуждённый, имевший за плечами техникум лёгкой промышленности и стаж работы в ателье по пошиву мужской одежды. В мастерстве этого портного Татьяна Владимировна убедилась на своём примере. Однажды летом, придя на работу, Татьяна обнаружила в каморке, в которой она переодевалась, новенький медицинский халат. Ослепительно белый, приталенного силуэта, со множеством карманчиков и клапанов, с воротником «апаш», он очень понравился Тане. Старший санитар пояснил, что заказал в «швейке» этот халат взамен старого, работать в котором, по его мнению, начальнику отделения было уже неприлично. На утренней планёрке у главного врача все обратили внимание на Татьянину обновку. Когда она вышла из кабинета Матильды, её тут же затащил в оперчасть Слава Симонов. \- Где ты взяла этот халатик я догадываюсь! - зло сказал оперативник. - Объясни мне только, как и где с тебя мерки снимали? Татьяна призадумалась. Если копировать старый, получится халат свободного силуэта, скрывающий как недостатки, так и достоинства женщины, а этот весь по фигуре… - Правда, а как мастер угадал с объёмами? – размышляла Таня. Славе она соврала, что распороли её старый халат и по нему сделали выкройку. Лицо Симонова выразило сомнение в услышанном, но он решил, что на первое время этот ответ его устроит, а там разберётся. Вернувшись с планёрки, Татьяна задала тот же вопрос старшему санитару. \- Дак, вы по зоне то ходите, портной вас видел и сшил! Что тут такого, - недоумевал старшак. – Фасон, кстати, из импортного журнала. Он ещё говорил, что шить было просто, фигура то у вас идеальная, - закончил он, а Татьяна залилась жгучим, тщеславным румянцем. Доктора с жаром подхватили тему о белых халатах – символе медицинских работников. От возникшего шума в своём уголке проснулась Мура. Она похлопала глазами соображая, о чём речь и присоединилась к дискуссии. \- Коллеги, - громко обратилась она к присутствующим. – Приведу пример из своей жизни. Меня недавно оперировали… Все знали, что Мура попала в городскую больницу с приступом желчной колики и ей удалили желчный пузырь. – Так вот! – продолжила доктор. -Утром перед операцией подходит ко мне женщина в белой пижаме в жёлтый горошек. Я подумала, что это кто-то из новеньких больных в нашей палате, а она стала спрашивать, как я спала, стала мне давление измерять. - Вы кто, - интересуюсь. Оказалось, что эта женщина врач-анестезиолог, и рисунок, который я приняла за горох, - смайлики. Я даже расстроилась из-за её внешнего вида. Помните, как в песне: *Вечный подвиг - он вам по плечу.* *Ваши руки бессонны и святы.* *Низко вам поклониться хочу.* *Люди в белых халатах.* Горячо продекламировала Мура. \- Нашли что обсуждать, одежду, - высокомерно выступил Герман Афанасьевич. – А наркоз-то хороший был? – повернулся он к Муре. \- Я откуда знаю, - удивилась старушка. - Я спала! \- Значит хороший, - захохотал Шурик. Это главное, а не костюм доктора. \- Нет, в человеке должно быть всё прекрасно, - загалдели фтизиатры, опираясь на авторитет врача Антона Павловича Чехова. Белый халат – это символ! Руки прочь от святыни! \- А писатель О. Генри говорил, что если кому–то не нравится цвет его платья, может перейти на другую сторону улицы, – гнул свою линию Герман Афанасьевич. \- Что за народ, - думала Надежда Харитоновна, посматривая на часы, - из любого серьёзного вопроса базар устроят. Перекрикивая разгорячённые голоса коллег, она поблагодарила Татьяну Владимировну за доклад и объявила об окончании конференции. **\* \* \*** Татьяне предстояло сделать ещё одно сообщение для своих докторов. Готовиться пришлось дома по вечерам. Позвонил Рыбаков и, узнав, что Татьяна опять будет выступать, стал обзывать её народной артисткой. \- Ты надоела, наверное, всем как Пугачева. Помнишь, как пели во времена антиалкогольной компании: *В семь часов пропел петух,* *В восемь – Пугачёва.* *Магазин закрыт до двух,* *Ключ у Горбачёва.* \- Не помню, - буркнула Татьяна. \- Я тоже не знал эту частушку, мне Марковна её как-то спела. – ответил Женька. В очередную пятницу Татьяна Владимировна, Наталья Николаевна и Владимир Карпович, которого в народе для краткости прозвали Карп, собрались в кабинете начальника отделения во второй половине дня, чтобы прослушать о новом в кардиологии. Посмотрев на усталые лица коллег, Татьяна предложила дать им свои лекции и новые монографии, чтобы доктора сами изучили интересующие их вопросы. Так будет эффективней, чем «галопом по Европам» за оставшийся до конца рабочего дня час. Дерматовенеролога красавицу Ольгу и невропатолога Ушакова кардиология не интересовала, но они тоже пришли в кабинет Татьяны, чтобы узнать что-нибудь интересное, всё-таки из «столицы» начальница приехала. Приняв такое решение, которое устроило всех, Татьяна предложила переместиться в бытовку, где за чашкой чая она поделится впечатлениями, которых было немало. Все с энтузиазмом восприняли это предложение. \- Расскажи, как развлекалась, в каких кабаках была, с кем? – нахально накатывал Ушаков. \- Отстань, - огрызнулась Татьяна, и, демонстративно отвернувшись от него, начала рассказ. - Один из наших преподавателей любую свою лекцию обязательно сворачивал на то, что большинство величайших мировых изобретений имеют русское происхождение. Ну, конечно, примерами служили и радио, и телевидение, и вертолёт Сикорского. \- Ну, он прав, - сказала Наталья Николаевна, заваривая чай. – Ещё много чего можно добавить к этому. Кстати, деньги на первый в мире вертолёт Сикорскому дал русский гениальный композитор и пианист Рахманинов. \- Ну, ты мать даёшь, такие познания, - удивился Ушаков. \- Мой старший сын готовился к выступлению на школьном патриотическом кружке и написал целый доклад о Сикорском и, как всегда, на мне его репетировал. Я не виновата, - засмеялась Наташа. \- Так вот, этот преподаватель убеждал нас в том, что русским не хватает ловкости, которая присуща американцам, чтобы «застолбить» своё первенство, - продолжила Татьяна. - Он нам привёл элементарный пример. Одноразовые подгузники были изобретены в СССР в 1951 году, а патент на изобретение их был оформлен под торговой маркой «Памперс» в США только в 1965 году. У нас подгузники использовались сначала для космонавтов, а с 1991 года в армии для транспортировки раненых с поля боя. Да! Ещё про памперсы в армии, - вспомнила Татьяна, - их ещё используют снайперы, у которых «лёжки» иногда длятся по несколько суток. \- Бедные мужики, - горестно вздохнула красавица Ольга, разливая по чашкам чай. \- На Западе всегда думали о людях, а у нас только об армии, - ворчал Ушаков. – Вот, народ и отказался от социализма в девяностые годы. \- Ну, конечно, всё из-за подгузников, - хмыкнула Ольга. \- В 1965 году в Америке можно было думать о подгузниках для детей и выпускать их. А мы только–только от войны опомнились, не до этого было, - грустно сказал Владимир Карпович. Повисло какое-то горестное молчание, из которого всех опять вывел невропатолог. \- Пока ты училась, твой полюбовник, как его… - вдруг брякнул Ушаков. - Вспомнил! Рыбкин, от ревности не лопнул? После этого «наезда» Татьяна густо покраснела и опустила голову. Наталья Николаевна с ненавистью посмотрела на невропатолога, а Ольга треснула приятеля по затылку. \- Когда я у тебя ночевал, - продолжал Ушаков, игнорируя реакцию коллег, - Рыбкин так смотрел на меня, что я подумал, что может и врезать. \- Есть одно правило, которое я усвоил ещё в молодости, - подал голос Владимир Карпович, прервав хамство Ушакова. - Придя в гости, а ты, как я понимаю, был в гостях у Татьяны… Так вот правило гласит: придя в гости будь слепым, а уходя, немым, - сказал Карп, и, отхлебнув чай, осуждающе посмотрел на невропатолога. - Быть сплетником в твоём возрасте, коллега, стыдно, - добавил он. О романе Татьяны и Рыбакова знали все в больнице, но уважая её как хорошего человека и отличного специалиста, к которому обращались сотрудники по поводу своего здоровья и здоровья своих близких, эту тему не обсуждали. Татьяна чувствовала, как на глаза накатывают слёзы, а комок в горле не даёт говорить. Она понимала, что сегодня Ушаков не похмелился в кабинете старшей сестры, которая иногда наливала ему настойку подорожника. Когда Ушакову это требовалось, он снимал очки и в его глазах было столько тоски и страданий, что женское сердце не выдерживало и «старшая» выдавала доктору спасительную чарку. Сегодня, видимо, этот трюк не прошёл. \- Так! Идиотов просим на выход, - распорядилась разгневанная Наталья Николаевна. Поднявшись со своего места, она открыла дверь и жестом показала Ушакову путь из бытовки. \- Ты что, обиделась? – совершенно искренне удивился Ушаков, глядя на Татьяну - Прости! А мужик твой мне очень даже понравился, хоть и зэк. – добавил он перцу в ситуацию. \- Ну, точно идиот, все мозги пропил, - растерянно сказала Наталья, а Татьяна, глядя на недоумевающего Ушакова, который не понимал, что он сказал такого крамольного, вдруг расхохоталась. \- Идиот, идиот, - ворчал невропатолог. – Я нашу Таньку очень люблю, а к Рыбкину этому у меня одна претензия. Спит с такой женщиной, - Ушаков закатил глаза под потолок, - а замуж не зовёт. \- А ты что своих баб под венец не ведёшь, - мрачно отозвалась красавица Ольга, отодвинув от Ушакова вазочку с конфетами. – Их, почитай, полгорода! \- Отставить, - рявкнул Владимир Карпович командирским голосом, - Татьяна Владимировна, продолжайте по теме. \- А вот ещё, что стало для меня новостью, - с радостью подчинилась команде коллеги Татьяна, чтобы уйти от неприятного разговора. - Оказывается, у стоматологов есть покровительница - святая Аполлония. \- Никогда о такой святой не слышала, - с сомнением в голосе сказала Наталья Николаевна. Наверное, она католическая святая. \- В том-то и дело, что её канонизировали ещё до разделения церкви на православную и католическую, поэтому это и наша святая тоже. \- И когда же этот день стоматолога празднуется? – заинтересованно спросил Ушаков. \- Сейчас скажу, - Татьяна достала из кармана записную книжку, полистала её и сказала торжественно, - всемирный день стоматолога – 9 февраля! \- Не забыть бы! Пойду в этот день к Валере, сообщу о празднике, пусть пол литра ставит, - хохотал невропатолог. - Я знаю, в аптеке за зоной у него целая батарея бутылок, пора раскулачивать! \- Какой же ты примитивный, Ушаков, - скривилась Ольга, – всё в жизни измеряешь пол-литрами. \- Да, измеряю, а что тут такого? – удивился невролог. - Ценность специалиста определяется количеством бутылок, которые приносят ему больные в качестве презента, или денег, но денег-то мы не берём, - смеясь доказывал Ушаков. \- Ты от этих презентов с работы вылетел, - напомнила Наталья смеющемуся неврологу. Стоматолог Валера был одним из лучших в городе, но в какой-то момент решил перейти в больницу для осуждённых, аттестовался на новом месте и превратился в бравого майора медицинской службы. Форма ему очень шла и с работой повезло. В каждой зоне в мед частях обязательно был стоматолог, который занимался лечением спец контингента, а в больницу попадали только случаи, которые требовали хирургического лечения, чаще всего - переломы костей лицевого черепа, а Валера был прекрасным челюстно-лицевым хирургом. В обязанности стоматолога больницы входил приём больных из хозяйственной обслуги и больных туберкулёзных отделений, которые находились в больнице длительное время, но эта нагрузка была гораздо меньше, чем в городской поликлинике. К Валере обращались, конечно, сотрудники и их родственники, которые после посещения стоматолога оставались от доктора в полном восторге. Благодарили Валерия Александровича обычно дорогим алкоголем. От денег Валера категорически отказывался, а чем ещё можно порадовать доктора? Проносить в зону бутылки было нельзя, поэтому благодарные пациенты оставляли их в аптеке за зоной в коробке из-под водки «Пять озёр», оставшейся после юбилея одной из сотрудниц. Валерий Александрович был человеком малопьющим, часто забывал об этих подношениях, и в коробке скапливалось то три, а то и четыре бутылки вина, коньяка или дорогой водки. На праздники, которые праздновали в хирургии всем коллективом, «старшая», с разрешения хозяина этих сокровищ, приносила их в отделение на общий стол. Поклонник зелёного змия Ушаков часто появлялся в аптеке, где ему симпатизировала одна из сотрудниц. Говорят, что Ушаков лечил ей остеохондроз. Расчётливый доктор всегда получал выгоду от всех романов. Чем расплачивалась с неотразимым неврологом фармацевт Светлана, знала только красавица Ольга, которая ревниво наблюдала за похождениями Ушакова. Часто бывая в аптеке, невролог держал под контролем содержимое коробки из-под «Пяти озёр», и периодически подбивал Валеру и хирургов уменьшить количество бутылок. Узнав о существовании праздника стоматологов, Ушаков притих и размышлял о том, как наиболее рационально использовать эту информацию. Пили чай с Наташиными плюшками, вареньем, которым угостила [Дося](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a"), и постепенно страсти улеглись. Можно было бы рассказать о спектаклях, на которые удалось достать билеты, но после вероломного нападения Ушакова делиться своими впечатлениями Татьяне расхотелось, да и рабочее время подошло к концу. Пора было торопиться на автобус. С Наташей они договорились, что встретятся вечером и поговорят «о личном» потому, что на работе не получалось. Появившись дома, Татьяна позвонила Женьке и узнала, что сегодня он не сможет приехать, и «завтра» тоже под вопросом. Грустно. Она рассказала о своём докладе в отделении, на котором Ушаков оскорблял Таню и даже не понимал этого. Она пожаловалась, что Ушаков называет его, Женьку, Рыбкиным, и в ответ получила зловещее молчание. \- Ау! Ты где? - спросила она в трубку. \- Здесь я, здесь, - наконец услышала Таня. – Передай своему гениальному невропатологу, что рабочие изготовили для меня пистолет Макарова, действующий. Сама знаешь, какой контингент у меня трудится, а среди них полно всяких умельцев, в том числе и оружейников. Так что пусть ходит и оглядывается. Никому не позволю оскорблять мою любимую народную артистку. Татьяна похолодела. Сколько раз Наташа учила её, что мужчинам не надо всё рассказывать, а чаще молчать и, если без этого не обойтись, выдавать информацию дозировано. Подруга знала это из личного опыта. \- А если это правда про пистолет, - заполошно думала она. – Ушаков теперь после её рассказа становится как говорят военные «законной целью» для Женьки. Ужас! \- Постараюсь завтра приехать, - услышала Татьяна обнадёживающую фразу. - С пистолетом, - добавил он. – Знаешь почему так вышло с Ушаковым? Он болтун и сплетник как баба, это понятно. Да и тебе болтать меньше надо, проблем меньше будет. А ты народная артистка, всё время выступаешь, то есть болтаешь. – засмеялся Женька и положил трубку. Вечером, как и договаривались, Татьяна пришла к Наташе, по дороге купив торт, шоколадки для мальчишек и бутылку вина. Ребят дома не было, они были на каком-то школьном мероприятии, а Борис спал после очередного дежурства. Женщины расположились на кухне, где Наташа готовила ужин. Встревоженная Татьяна рассказала Наташе про пистолет. \- Врёт, - уверенно сказала подруга. – Помнишь, когда ты болела, Рыбаков грозился пристрелить и Ушакова, и психиатра Юрия Петровича. Сказал, что приедет к тебе с ружьём. Я тогда тоже струсила, зная решительность этого ковбоя и его отношение к тебе. Оказалось, просто пугал. Не бери в голову, увидит тебя и про пистолет забудет, даже если он у него действительно есть. Расскажи лучше, как вы провели время в Питере. \- Да, есть что вспомнить, - счастливо вздохнула Татьяна.

Сегодня четверг, ещё день и суббота! Если ничего непредвиденного не произойдёт, то приедет Женька! \- Как же я соскучилась, - думала Татьяна. Расставание растянулось на целых две недели потому, что у Рыбакова были какие-то неотложные и важные дела в посёлке. – Хоть бы опять ничего не стряслось, - как заклинание повторяла Татьяна, - но мы предполагаем, а главный врач располагает. В кабинете раздался телефонный звонок. Звонила [Надежда Харитоновна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c"). \- Татьяна, - радостно заговорила Матильда. – Из медицинского отдела управления сообщили, что есть горящая путёвка по кардиологии, но самое главное - цикл состоится в Питере, - ликовала телефонная трубка. \- И когда выезжать? – упавшим голосом поинтересовалась Татьяна. \- Ты же подавала заявку на кардиологию, - вдруг стала растерянно оправдываться Матильда, удивляясь сдержанной реакции коллеги. – И ещё один плюс у этого курса, он короткий, всего две недели. Билетов на самолёт нет, я узнавала, поэтому выезжать тебе нужно в субботу на поезде, чтобы в воскресенье быть в Питере. Начало цикла в понедельник. Так что, передавай дела Наталье, подтяни «хвосты» и собирайся в культурную столицу, - опять повеселела Надежда Харитоновна. Матильда положила трубку, а Татьяна не могла опомниться от свалившегося на неё известия. Она пошла в кабинет Наташи, чтобы сообщить ей новость. \- Ну, и что тебя гнетёт? Хотя, догадаться нетрудно, не хочешь с Рыбаковым разлучаться, - рассуждала Наталья, на что подруга уныло кивнула. – Всего–то две недели не увидишься со своим Женечкой. Ты же привычная к разлукам, - продолжала убеждать Татьяну Наталья Николаевна. \- Да, привычная, к сожалению, - со слезами в голосе ответила Татьяна. Появившись дома, Татьяна быстро набрала на мобильнике номер Рыбакова. На улице, несмотря на начало мая было свежо, руки мёрзли, а в перчатках звонить было неудобно. Она скороговоркой поведала о предстоящей командировке и услышала, как напряжённо замолчал Женька. \- Значит я приеду завтра вечером, а в воскресенье тебя провожу, - заговорил он после паузы. \- Матильда распорядилась выезжать в субботу на поезде потому, что билетов на самолёт нет, - грустно рассказывала Татьяна. \- Я раздобуду тебе билет. В кассах аэрофлота работает моя знакомая, - доложил Рыбаков, а Таня задумалась о неизвестной ей до сих пор Женькиной знакомой. Вечер пятницы, субботу и половину воскресенья провели вместе и были счастливы. Пока ехали в аэропорт, Рыбаков твердил, что ненавидит кардиологию и не хочет расставаться. **\* \* \*** В Петербурге Татьяну встретил Георгий, муж старшей сестры. Родственники уже несколько лет жили в России, где Георгий продолжал служить на высокой должности в военном ведомстве. Сестра не работала, скучала. При появлении Татьяны она вспомнила свою роль педагога, и принялась за дело. Сестра была на пятнадцать лет старше и её не волновало, что Таня уже не девочка, а самостоятельный взрослый человек. Скоро уж сорок лет стукнет. Деспотичная сестрица и раньше отравляла Татьяне жизнь, если они оказывались вместе на отдыхе, или когда Татьяна приезжала в родной Петербург как сейчас. Татьянины племянники, сыновья сестры и Георгия уже «встали на крыло». Старший плавал мичманом на корабле Балтийского флота, а младший учился в мореходке и воспитывать кроме Тани сестрице было некого. После смерти мамы всегда непростые отношения с сестрой стали ещё сложнее и это была ещё одна причина, по которой Татьяне не хотелось ехать на учёбу именно в Петербург. Остановиться в гостинице или в общежитии, которое предоставлялось курсантам, было неудобно. Родня, конечно, бы обиделась. Чтобы меньше терпеть диктат сестры, Татьяна уезжала из дома задолго до начала занятий, задерживалась в клинике после окончания лекций, а потом ходила в гости к одногруппникам или по театрам, куда могла достать билеты. Созванивались с Женькой регулярно в определённое время. Сегодня, как всегда, Татьяна рано приехала в клинику, где проходили занятия. В гардеробе на широких скамьях переодевались курсанты и студенты медицинского института. Здесь можно было посидеть, и из уголка, облюбованного Татьяной, позвонить Рыбакову, у которого в это время заканчивалась планёрка. Перед выходом на предприятие, как он гордо называл свою лесопилку, у него было несколько свободных минут. Сегодня разговор, во время которого Женька снова самыми последними словами обзывал любимую Таней кардиологию, вдруг прервался по неизвестным причинам. Татьяна попыталась вновь набрать номер Рыбакова, но равнодушный женский голос твердил, что абонент недоступен. Оставив свои бесполезные попытки дозвониться, Татьяна стала присматриваться к студентам, которые на соседней скамье облачались в свои медицинские доспехи: халаты, шапочки и сменную обувь. Татьяна обратила внимание на то, что многие студенты и особенно девушки предпочитали белым халатам брючные костюмы порой самых экзотических расцветок. Во многих случаях на форменной одежде были принты с героями из каких-то зарубежных мультиков, что выглядело странно. Студенты галдели, смеялись, а некоторые переругивались между собой. \- Михайлова, - громко обратился парень с длинными тёмными волосами, которые он собирал в смешной пучок на затылке. – Михайлова, - ещё громче позвал он одну из девчонок, копошащихся на соседней скамейке. Когда она повернулась, парень, зло прищурив глаза сказал так, чтобы услышали все: \- Если ты змея, нечего прикидываться шлангом! Группа засмеялась, а лицо девчонки стало цвета варёной свёклы, почти как её брюки и воротник на белом коротком халатике. Эта фраза что-то напомнила Татьяне и, немного подумав, она поняла, с чем именно у неё возникли ассоциации. В терапевтическом отделении три месяца назад вышла на пенсию старенькая и любимая всеми медсестра. На освободившуюся ставку приняли Нину Николаевну. Это была, как говорил классик «дама, приятная во всех отношениях», с единственным недостатком - острым, как жало змеи языком. Таких экземпляров в «терапии» ещё не бывало. Нина Николаевна чаще молчала, следуя известной заповеди: больше молчи и за умного сойдёшь, но, если открывала рот, то произносила чаще всего какую-нибудь гадость. Даже Татьяну Владимировну, начальника отделения, не постеснялась как-то уколоть её связью с бывшим зэком. Разузнала у кого-то об этом. Татьяна была поражена такой наглостью, но на первый раз промолчала. Приглядываясь к новой сотруднице, Татьяна поняла, что Нина помалкивает до поры до времени притворяясь совершенно безобидной, ну прямо как шланг для полива, лежащий в траве на даче у сестрицы, на который никто не обращает внимания. В нужный момент малозаметная новенькая медсестра превращалась в ядовитую змею и безжалостно жалила свою жертву. Да, правильно Виктория Токарева в одном из своих рассказов охарактеризовала таких людей, ядовитых как змеи, но притворяющихся просто шлангами. Именно за эти внезапные и болезненные укусы эту медсестру невзлюбили сотрудники отделения, хотя по выполнению функциональных обязанностей к ней не было претензий. Видимо к Нине Николаевне плохо относились и в других коллективах потому, что ей часто приходилось менять место работы. Находиться в изоляции было тяжело даже змее, и Нина стала заискивать перед пациентами и опасно сближаться с ними, что, как правило, до добра не доводило. \- Когда вернусь из командировки, обязательно с ней поговорю. Нельзя так относиться к коллегам, планировала Татьяна. \- Танечка! – вдруг окликнул её хорошо поставленный как у актрисы, но почти забытый голос. Татьяна поднялась со своего места навстречу пожилой, миниатюрной женщине. \- Софья Валентиновна, - удивлённо прошептала Таня. Это была мама [Лёвы](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/666649676e7c175320d995ee "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/666649676e7c175320d995ee"), с которой они не виделись много лет. Женщины обнялись и присели в Танином уголке. Софья Валентиновна с интересом разглядывала бывшую невесту своего сына. \- Ты повзрослела! Где та угловатая и стеснительная девчушка? – удивлялась она. \- Было бы странно, если бы я не изменилась, - возразила Татьяна. \- У тебя всё хорошо? - продолжила Софья Валентиновна. Как ты, где ты? – сыпала она вопросами, с любовью глядя на Татьяну. \- Я всё там же - на Севере, вот на курсы усовершенствования приехала. Всё обычно. Лучше расскажите о себе… Как Константин Петрович? – Тараторила Татьяна, чтобы не переходить к вопросу о личной жизни и семейном положении. Софья Валентиновна изменилась в лице, как-то потухла и сказала скорбно: \- Три года назад он умер… Обширный инфаркт с тяжёлыми осложнениями. Сама понимаешь, лечили его хорошо, всё-таки профессор медицины, доктор наук, заслуженный человек, но увы… Татьяна смотрела на эту маленькую немного сгорбленную женщину с проявлениями болезни Паркинсона и вспоминала её в период их романа с Лёвой. Софья Валентиновна была дворянского происхождения чем очень гордилась. Константин Петрович, как утверждала жена, был из разночинцев, но достиг больших высот в медицине. Софья Валентиновна тоже была доктором, работала ЛОР врачом, но научной деятельностью не занималась, посвятив себя семье. Она была хороша собой, умна и образованна. Как часто бывает при таком сочетании личных качеств, помноженных на высокий социальный статус, достигнутый благодаря профессорской династии мужа, она была деспотична и высокомерна. Софья Валентиновна была огорчена и даже не могла этого скрыть, когда Лёвушка познакомил её со своей подругой Татьяной. Софья Валентиновна планировала сосватать сына за дочь приятельницы, студентку консерватории, тоже голубых кровей. А тут такое! Таня, хоть и была наивной девушкой, чувствовала отношение к себе со стороны матери Лёвы. Она решила, что если и будет появляться в этой квартире, то только тогда, когда родителей не будет дома. Однажды, после демонстрации в честь Октябрьской революции, молодые люди вынуждены были зайти к Лёве домой, чтобы он оделся теплее, так как предстояла длительная прогулка по городу вместе с группой. Как говорится, на дворе осень – на дню погод восемь. Дверь открыл отец, который был слегка навеселе. В квартире собралась большая медицинская компания. Царила праздничная атмосфера. Из гостиной был слышан хохот, раздавались возбуждённые голоса, звон бокалов и даже чопорная Софья Валентиновна была в хорошем расположении духа. Она приветливо встретила молодых людей. Несмотря на утверждение Лёвы, что им необходимо немедленно уйти, родители потребовали, чтобы молодёжь присоединилась к взрослой компании и усадили их за стол. Мать очень внимательно наблюдала за Таней, как ест, как пьёт, как пользуется салфеткой, вилкой, ножом… Откусывает хлеб или аккуратно отламывает его. Татьяна боковым зрением фиксировала это пристальное внимание, ей было неприятно, но вида она не подала. Подвыпивший Константин Петрович вдруг сообщил, что Танюшка, по словам его сына, прекрасно играет на фортепьяно и пригласил гостью к инструменту. Лёва под столом пожал руку Татьяне и незаметно подмигнул ей, ободряя девушку. Пианино было расстроено, на нём давно никто не играл. В детстве бабушка-дворянка, пыталась привить внуку любовь к музыке. Лёва был определён в музыкальную школу и приговорён к пианино, но быстро бросил это ненавистное ему занятие. Любовь к музыке возникла у Лёвы только в юности, когда появилась мода на бардов и гитары. Лёва выучил несколько аккордов на гитаре, пел песни из репертуара Высоцкого, хвастался этим перед одноклассницами, но и это ему скоро наскучило. Пианино после смерти бабушки служило только для того, чтобы демонстрировать вышитую Софьей Валентиновной салфетку, покрывавшую чёрную полированную поверхность инструмента. Сама хозяйка давно охладела к музицированию по неизвестной всем причине. Татьяна поднялась со своего места и неуверенно подошла к инструменту. \- Что сыграть? – робко спросила она. \- А чтобы нам потанцевать, - весело отозвался Константин Петрович. Татьяна пробежалась по клавиатуре и вдруг из-под её быстрых пальчиков раздалась весёлая мелодия известной песни «Ландыши». Гости были в восторге, вышли из-за стола танцевать, а Лёва гордо смотрел на родителей. Потом начался концерт по заявкам. Лёва, порывшись в книжном шкафу, вытащил ноты, и под аккомпанемент Татьяны компания хором пела советские песни: и «Нежность», и «Забота наша такая», и про хоккей, в который играют только настоящие мужчины. После этого дня отношение к Тане в семье Лёвы изменилось, её приняли в высшее общество. Лёва проговорился как-то, что Софья Валентиновна очень интересовалась родственниками Татьяны. Сообщение о том, что у Таниной мамы высшее образование, сестра кроме того, что имеет диплом престижного ВУЗа, в совершенстве владеет двумя языками, её муж Георгий всеми языками скандинавской группы, а Таня немецким языком, растопило сердце Лёвиной матушки. После того памятного осеннего дня, Лёвина группа могла собираться и отмечать все праздники в профессорской квартире. Строгая Софья Валентиновна высоко оценила скромность и ум подруги сына и вскоре лучше девушки, чем Танюшка для родителей Лёвы не существовало. Всё это вспоминала Татьяна, пока Софья Валентиновна подробно рассказывала о болезни мужа, о своём здоровье, которым теперь занимается Лёвушка. Татьяна вспоминала, что узнала от однокурсницы Виолетты как тяжело приживалась в этой семье Лёвина жена Наталья, когда они переехали в Петербург и вынуждены были жить с родителями. Софья Валентиновна не могла простить сыну разрыва с Татьяной, которую горячо полюбила. Союз Лёвы с Наташей она считала мезальянсом, ведь невестка была по мнению свекрови простолюдинкой, а Лёва профессорский сын и внук, да ещё с примесью дворянской крови. Софья Валентиновна всем рассказывала, что Наталья специально соблазнила Лёвушку в стройотряде потому, что после этого Лёва, как порядочный мужчина не мог не жениться на ней. Этим, по мнению Софьи Валентиновны отличались мужчины их круга, то есть высшего общества. Со временем Лёва смирился с существующим положением вещей, признавался друзьям, что Наташа хорошая жена и мать. О любви к супруге он никогда не говорил. Наталья была неглупа, и с большим трудом, но всё-таки нашла подход к свекрови, после чего в семье воцарился мир. Татьяна слушала рассказ Софьи Валентиновны, вспоминала прошлое, по-новому оценивая его и убеждаясь в мудрости известного выражения: что ни делается, всё к лучшему. Между тем, к ним подошла молодая женщина и, взяв старушку за руку, увела её на обследование, которое Софье Валентиновне назначил сын. Лёва работал в этой клинике и вёл занятия по терапии с несколькими студенческими группами. В просторном коридоре по пути в аудиторию, где курсантам читали лекции, висел большой стенд, на котором были размещены портреты всех работников кафедры. Здесь же висел портрет Льва Константиновича Кораблёва. Глядя на него, Татьяна отметила, что Лёва не изменился, и с удивлением поняла, что у неё нет никакой робости перед встречей с ним, которая рано или поздно должна была произойти. Она вспомнила, как несколько лет назад пошла на свиданье с группой, на которую её уговорила Виолетта. Вспомнила, как долго стояла перед входом в ресторан, где был заказан банкет, не решаясь войти. Как замирало её сердце, пока шла через ярко освещённый зал к столу с однокурсниками и как боялась встретиться с Лёвой взглядом. Если бы не «золотое платье», внушавшее ей, что она неотразимая и уверенная в себе женщина, Татьяна бы повалилась в обморок, не дойдя до столика, от которого ей махала рукой Виолетта. Вспоминала, как за шуточками в тот памятный вечер скрывала свою робость, как свежим Петербургским утром убежала от бывшего возлюбленного и поставила точку в их отношениях. **\* \* \*** Учёба шла своим чередом, в субботу занятия не прекращались, а в единственный выходной Татьяна вместе с Виолеттой отправились в Эрмитаж, где провела весь день. Татьяна понимала, что она обязательно встретится с Кораблёвым. Наверняка Софья Валентиновна рассказала сыну о том, что виделась с Татьяной, и он будет искать встречи с ней. В этом она была уверена. И вот они встретились. Лёва подкараулил Таню в гардеробе, узнав расписание занятий её группы. В строгом сером плаще, и с портфелем в руках он выглядел преуспевающим молодым учёным, что соответствовало действительности. Он подошёл к Татьяне и, несмотря на множество глаз студентов, наблюдавших за своим преподавателем, обнял женщину и поцеловал её в щёку. В больнице для осуждённых врач-анестезиолог Владимир Александрович служивший в СА (Советской армии) танкистом, во время дискуссий часто «заводился» и на совет успокоиться, неизменно отвечал: «Я спокоен как танк». Вот таким спокойным танком ощущала себя и Таня, когда встретилась с Лёвой. Они вместе вышли из больничного корпуса и медленно пошли по улице. Шум проезжающих машин и людской гомон мешали общению, и Лёва предложил зайти в кафе. Посетителей было мало, звучала тихая мелодия. Приняв заказ, официант бесшумно исчез и довольно долго не появлялся. Принесли кофе в простецких керамических чашках и пирожные, на керамической, плоской тарелке кирпичного цвета. Внешне кафе выглядело шикарно и называлось «Огни» поэтому эта большая коричневая тарелка покоробила Таню. \- Моя подруга из такой миски кота кормит, - сказала она насмешливо, кивнув на принесённый десерт. Лёва удивлённо посмотрел на свою спутницу и пожал плечами. \- Я даже не обратил внимание на такую мелочь, - сказал он. - Мне, например, всё равно. Таня с горечью восприняла эту реплику потому, что в их общем прошлом даже студенческая компания в профессорской квартире пила чай из изящных фарфоровых чашек и чокалась хрустальными рюмками, с доступным по цене дешёвым вином. Грустно! Лёва спрашивал Татьяну о работе, о жизни на Севере и очень хотел, но не решался спросить о том, вышла ли она замуж за генерала… \- Какие камни красивые, - сказал он, глядя на искрящиеся Татьянины серьги. – Изумруды? \- Не угадал, - засмеялась Таня, - всего лишь гранаты, только зелёные. \- Опасный ты человек, у тебя даже в ушах гранаты, - захохотал Лёва. \- А сама я – танк, - загадочно сказала Татьяна. В сумочке зазвонил телефон и она, извинившись перед Лёвой, ответила Рыбакову. Доложила, что сидит в кафе, пьёт кофе и ест пирожное из собачьей миски. \- Танька, это наверняка модная посуда. Сейчас удобство на первом месте, а не красота! Стиль такой! Эту миску мыть проще, а разобьётся – не жалко. Ты там свою провинциальность не демонстрируй. Тихо сиди! – смеялся Женька. Татьяна вспомнила рассказ Рыбакова о том, как он был в музее хрусталя в Гусе-Хрустальном во время путешествия с женой по «Золотому кольцу». Прибыли во Владимир и народ потребовал от руководителя посещения музея в Гусе–Хрустальном, расположенном недалеко от областного центра. На дворе были девяностые годы и большинство знаменитых заводов не работало. Производство хрустальной посуды перешло к частникам, но музей функционировал. Пожилая женщина, дежурившая в зале музея со слезами на глазах, говорила о том, что нас пытаются по американской моде приучить к примитивной пластмассовой посуде для фастфуда. Она утверждала, что народ нужно воспитывать на правильной, проверенной веками эстетике, а для этого нужны, в частности, и красивые вазы, и изящные хрустальные бокалы, хотя бы по праздникам. Таня доложила Женьке, что вечером, не заходя домой пойдёт в театр. Билет у Тани уже был, правда не на спектакль, а на встречу с известным артистом. Татьяне не очень хотелось посещать это мероприятие, но она решила, что это лучше, чем слушать нравоучения сестры, у которой эта черта - всех поучать, прогрессировала пропорционально возрасту. Разговаривая с Рыбаковым, Татьяна всё время улыбалась счастливой улыбкой, но вспомнив, что долго разговаривать по телефону в присутствии другого человека это моветон, извинившись теперь перед Женькой, разговор прекратила. \- Кто это? – ревниво спросил Лёва и покраснел. Он ненавидел себя за этот голос, красное лицо, которые выдавали его истинное отношение к Татьяне, которое он тщательно старался скрыть. \- Муж! - соврала Татьяна. Это его подарок, показала она на сверкающую серьгу. \- Тот генерал, которого ты мечтала разлучить с его старухой? \- Да, генерал, - утвердительно кивнула головой Таня, отхлебнув уже остывающий кофе. \- Не ври! – сказал Лёва так громко, что повернулась женщина, сидящая за соседним столиком. - А где кольцо? - громко спросил он. – Фамилия прежняя! Я тебя по ней отыскал в списках курсантов. И с мужьями так не разговаривают, - чеканил слова Лёва. – Может и генерал, и любимый человек, но точно не муж, - настаивал он. \- По себе не суди, - огрызнулся танк, громыхнув бронёй. Таня поняла, что Лёва уличил её во лжи и разговаривать с ним дальше ей расхотелось. Попрощалась быстро и, узнав куда направляется Кораблёв, пошла в другую сторону. Побродила по магазинам, присматривая подарки Женьке, Наташе, её мальчишкам и Антошке, который прощаясь всплакнул и сказал, что будет скучать. **\* \* \*** Мероприятие с народным артистом назначено на 17 часов. Появившись в театре за полчаса до его начала, Таня с удивлением обнаружила, что публика состояла в основном из пожилых женщин. Большинство из них небогато, но со вкусом одеты. Некоторые были в вечерних туалетах, с театральными сумочками, кто-то даже с веером в руках. Татьяна быстро заняла своё место в зале, чтобы не маячить в своей повседневной одежде среди этой нарядной толпы. Она подумала, что сейчас бы сестра ей преподала урок о моде и приличиях. Она, наверняка, вспомнила бы слова Софи Лорен о том, что причёска и платье могут изменить день, настроение и даже судьбу. Только что Таня разговаривала по телефону с Рыбаковым и поэтому настроение у неё и без причёски было неплохое, а судьбу, в которой теперь был Женька, Татьяна ни за что бы не согласилась изменить. Ровно в 17 часов на сцену вышел кумир собравшихся бабушек. Старик был красив и благороден. Он был одет в тёмный костюм-тройку, белоснежную рубашку, а подбородок подпирал галстук-бабочка цвета бордо. Такого же цвета платок в виде волны, легкомысленно свисал из нагрудного кармана пиджака. Несмотря на преклонный возраст, мужчина прямо держал спину, громко и эмоционально, как и полагалось театральному актёру, говорил и тонко шутил. Было интересно послушать его биографию, похожую, наверное, на биографию любой из этих женщин, сидящих в зале. Военная юность, фронт или тяжёлая работа в тылу, возможно даже жизнь в родном блокадном городе, что-то, наверняка, нашлось бы у каждой из них. Свой трудный путь в искусстве старик описал иронично, хорошо говорил о своих знаменитых партнёрах по кинофильмам и спектаклям. Когда встреча подошла к концу, пенсионерки преподнесли артисту несколько букетов и долго аплодировали стоя. В фойе Татьяна с удовольствием прислушивалась к тихим разговорам бабушек. Поражала правильная речь и доброжелательные интонации при обсуждении того, что услышали они на встрече со своим кумиром. Настоящая ленинградская публика. **\* \* \*** Выйдя из театра, Таня сразу попала в объятия Лёвы, который дожидался её у входа с букетиком ландышей. \- Ты что хулиганишь? – опешила Таня, отстраняясь от налетевшего на неё ухажёра. Ещё днём, в кафе догадавшись о том, что Татьяна свободна, хотя бы официально, Лёва осмелел и решил, что стоит ещё раз попробовать вернуть любимую Таню. Он видел, конечно, что перед ним не та робкая женщина в золотом платье, изображавшая светскую львицу и сбежавшая, от него прохладным питерским утром. Лёву одолевала страсть завладеть любимой и пока недоступной женщиной. Инстинкт охотника, присущий всякому мужчине в той или иной степени, вдруг овладел им. Татьяна, конечно, заметила эту трансформацию, произошедшую с её бывшим возлюбленным, но она по-прежнему бесстрашный танк и готова ко всему. Для экипажа прозвучала команда «к бою», а Лёва взял Таню под руку. \- Танечка, - ласково заговорил кавалер. – Я предлагаю пойти поужинать в ресторан. Он вопросительно смотрел на женщину, ожидая ответа. Татьяна вспомнила, что кроме пирожного она сегодня ничего не ела. Действительно не мешало бы что-нибудь съесть и лучше немедленно. До дома на общественном транспорте добираться не менее часа, а то и больше. \- Пошли, - спокойно ответила Татьяна, уверенная в крепости своей брони. Помещение ресторана было уютным, публика солидная, а Лёва чувствовал себя здесь как дома. Он сделал заказ и просил обслужить их побыстрее иначе его спутница умрёт от голода. Лёва пояснил, что владелец этого заведения его пациент и у него, как у любимого доктора здесь постоянная и очень неплохая скидка. \- Какой Лёва практичный, - вдруг подумала Татьяна, не замечавшая раньше за ним такой черты. Она невольно сравнивала Рыбакова и Лёву. В жизни Кораблёва всегда присутствовал отец–профессор, который постоянно поддерживал сына и продвигал его по карьерной лестнице. Лёва был умён, образован, но не известно, как бы сложилась его судьба в профессии и в жизни, если бы не протекция отца и его руководство сыном. Единственным самостоятельным решением Лёвы была его поездка в составе студенческого стройотряда в Якутию во время каникул и это привело к коренным изменениям в его жизни. Он встретил волевую и расчётливую девушку, с которой ему пришлось связать дальнейшую судьбу. Рыбаков был полной противоположностью Лёве Кораблёву. Он прошёл свою жизнь самостоятельно, наломал много дров, не прислушиваясь к советам отца. Он так же самостоятельно, не совсем праведно, но достиг полного благополучия. Недолго пожил как очень обеспеченный, уважаемый человек, после чего упал до самого дна, испытал предательство, позор, крушение всех надежд, отчаяние, но нашёл в себе силы для дальнейшей жизни. Кораблёв жил в столице, работал в одной из лучших клиник Петербурга, защитил кандидатскую диссертацию, приступил к написанию докторской и ждал, когда освободится место заведующего кафедрой. Женька жил в захолустье, имел предприятие, на котором работали в основном бывшие зэки, содержал своих сыновей, помогал родителям, ни о какой научной работе не помышлял, хотя иногда высказывался о том, что он многое бы изменил в деревообрабатывающей промышленности региона. Он интересовался положением дел в отрасли, сведения о которой черпал из выписываемых им журналов по этой тематике. Лёва всегда жил в тепличных условиях, а в теплице вырастают овощи, но не личности. Личностью был по мнению Татьяны - Женька. этом было коренное различие между двумя мужчинами, которые были в жизни Татьяны. Она много размышляла над этим и пришла к такому выводу. Предательство было для Лёвы обычным делом. В молодости он предал её, а теперь, решив приударить за Татьяной, второй раз изменяет своей семье. Рыбаков как-то рассказал Татьяне, что его предал друг в результате чего Женька оказался в «местах не столь отдалённых». Весь свой лагерный срок он мечтал отомстить «другу», но потом остыл и решил, что надо достичь успеха, причём большого и это будет лучшей местью всем врагам и недоброжелателям. Тогда Татьяна подумала, что она не смогла бы простить человека, который обрушил её жизнь, а Женька смог. Принесли салат и сухое вино, официант разлил его по бокалам. Лёва предложил выпить за встречу. Таня пригубила вино и принялась есть салат, почувствовав, как она голодна. Лёва выпил вино до дна и с нежностью смотрел на подругу. Под его взглядом Татьяна почувствовала себя неловко, прекратила есть и тоже осушила бокал. Майор Симонов всем говорил, что Татьяна хмелеет от одного взгляда на бутылку с алкоголем, а сейчас ей пришлось выпить целый бокал вина. Она почувствовала, как её накрывает хмельной волной. \- Надо срочно поесть, - решила она и вновь принялась за салат. Лёва рассказывал, как он переживал их разрыв, как всё время хотел признаться жене, что по-прежнему любит Татьяну и хочет вернуть её. \- И, что помешало тебе сделать это? – просто так, из любопытства спросила Таня. \- У нас уже был ребёнок, - трагическим голосом ответил Лёва. Анестезиолог Вова ещё говорил, что не так страшен танк, как его пьяный экипаж. После бокала вина Танин «пьяный экипаж» ждал команду. \- Если бы ты тогда, когда я встречала тебя с этими дурацкими пирожными, побежал за мной, остановил… - горячо заговорила Татьяна. – Я, наверное, посылала бы тебя к чёрту, брыкалась бы, но возможно, простила бы тебя, и мы были бы вместе! Но ты не побежал, не догнал меня! \- Потом я же пытался объясниться, помириться, - оправдывался Лёва, удивлённо глядя на Татьяну. Танин пьяный экипаж получил команду «огонь!» Она громко засмеялась, а Лёва изумлённо смотрел на свою спутницу, не понимая, к чему она клонит. \- Ты даже не представляешь, - смеясь говорила Таня, - как я тебе благодарна за то, что ты не побежал за мной тогда! По Лёвиному лицу пробежала судорога, он скомкал в руках салфетку, собирался что-то сказать, но в Таниной сумочке зазвонил телефон. \- Алло! – игриво сказала Татьяна. Ответ задержался на несколько секунд. \- Ты должна была в театр идти, - раздался удивлённый голос Рыбакова. - В каком театре ты так напилась? – засмеялся он. -Где ты? – спросил Женька. \- Ужинаю в кабаке со старинным другом – смеялась Таня. \- Не пугай меня! – озадачено проговорил Рыбаков. - Надеюсь, другу не девяносто лет, и он сможет тебя проводить до такси? \- Сможешь проводить меня до такси? - громко, чтобы услышал Женька, спросила Татьяна. Лёва ошарашенно смотрел на неё. Татьяна, не дождавшись ответа от растерянного Лёвы, сама доложила о том, что друг готов даже на руках дотащить её до такси. \- Танька, кончай бузить, - встревоженно сказал Рыбаков, и голос его стал «квакать», фонить, угрожая вовсе замолчать. Последнее, что услышала Таня в свой адрес, был один из шедевров инженера Серёги, который он недавно записал в свой талмуд: «Тихо шифером шурша, крыша едет неспеша!» Это про тебя! Конец фразы прозвучал нечётко, и звонок прервался. Татьяна спрятала телефон в сумку и загрустила. Лёва сидел задумчивый. Он только что присутствовал при семейной сцене. Звучали какие-то упрёки, глупости, но они произносились любящими людьми и этого нельзя было спрятать ни за шутками, ни за сердитыми интонациями. \- Я, наверное, пойду, - сказала Таня. Пьяный экипаж танка получил команду «отбой». Лёва предложил выпить ещё, и съесть стейк из сёмги. От вина женщина отказалась, поела рыбу, а Лёва залпом осушил два бокала. Теперь его накрыла хмельная волна. Планы по возвращению Тани рухнули. Молча вышли из ресторана, сели в такси и всю дорогу молчали. Когда вышли из машины, Лёва прижал к себе Татьяну и тихо сказал: «Прости меня!» \- Лёвушка, будь счастлив, - так же тихо ответила она и быстро пошла к своему подъезду. Родственников дома не было. Татьяна принялась звонить Женьке, но он был вне доступа. \- Где он шляется? – нервничала Таня, но дозвониться так и не смогла. Она позвонила Наташе, чтобы узнать, как дела в отделении. Поговорили о тяжёлых пациентах, по поводу которых Татьяна консультировалась с профессором, и он дал очень ценные советы по лечению этих больных. Татьяна собралась уже закончить разговор, но вдруг Наташа сказала, что звонил Рыбаков и подробно расспрашивал о клинике, где проходят занятия. \- Да, ещё одна новость, пожалуй, главная, а я чуть не забыла о ней, - спохватилась Наташа. - Нину Николаевну – нашу змею подколодную, уволили. Водку одному блатному носила за большие деньги. **\* \* \*** Учёба подошла к концу. Несколько дней поговорить толком с Женькой не удавалось. Как всегда, была очень плохая или вообще отсутствовала связь с посёлком. Утешало только то, что сегодня цикл закончился. Документ о прохождении учёбы в кармане, осталось купить подарки и завтра домой! Татьяна вышла из клиники и остолбенела. Перед корпусом стоял Рыбаков в джинсовом костюме и с дорожной сумкой в руках. Он оглядывался по сторонам, выискивая её среди толпы, выходящей из здания. Татьяна достала телефон и позвонила на Женькин номер. \- Какая погода в твоём захолустье? - спросила она, дождавшись ответа. – У нас в столице тепло и солнечно! \- А у меня для тебя сюрприз… - сказал Рыбаков. -Я даже догадываюсь, какой, - засмеялась Татьяна и помахала Женьке рукой. \- Очень соскучился и сорвался, - объяснил он своё появление, когда Таня подошла и прильнула к нему. - Страшно за тебя стало. По кабакам со стариками ходишь, пьёшь. Думал, как бы чего не вышло, - трепался Рыбаков. \- Напрасно боялся. Я – танк, - загадочно сказала Таня.

В течение рабочего дня Рыбакову пришлось по дороге из столовой, где он каждый день обедал, забежать домой. Нужно было взять документы, которые забыл утром. Марковна ещё не ушла к себе, поэтому на крыльце Женька потопал ногами, пошумел в маленьком коридорчике, чтобы не напугать женщину внезапным появлением и зашёл на кухню. Марковна сидела за кухонным столом спиной к входу. Её спина, накрытая расписным платком, была печальна, и Женька услышал такой же печальный голос Альбины: \- Жека, это ты? \- Я, конечно, а ты кого ждёшь? - на ходу проговорил Рыбаков и направился в комнату за бумагами. Печи были протоплены, пол чисто вымыт и Женьке стало стыдно, что прошёл по нему не разуваясь, от чего на блестящих половицах позорно отпечатались следы его ботинок. \- Сейчас Марковна опомнится, заорёт, что он не культурный и свинья, - думал Женька, осторожно на цыпочках выходя из комнаты. Альбина сидела в той же позе и молча пила чай из красивой чайной чашки, которую Рыбаков приобрёл по настоянию своего отца, как-то гостившего у него. \- У тебя бывают дамы, поэтому для них в доме должны быть красивые чайные пары, - утверждал отец. То, что его приход в неурочное время Марковна словно не заметила удивило Женьку. Он подошёл к женщине, тронул её за плечо и спросил: \- У тебя всё хорошо? Марковна не ответила, только шумно отхлебнула чай из чашки. Женька прямо в куртке сел за стол напротив и сказал громче: \- Колись, что стряслось? Он заметил, что губы женщины были слегка подкрашены перламутровой помадой, и по всей кухне разливался тонкий аромат духов, привезённых Женькой Альбине в подарок от мамы. Так [Марковна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1") себя украшала, перед тем как позвонить Женькиным родителям, чтобы отчитаться перед ними о своём подопечном Евгении. Значит Альбина звонила в Москву. \- Ничего не случилось, как всегда, - грустно сказала Альбина и в её голосе послышались слёзы. \- Ты за клюквой–то ходила, - намеренно сменил тему Рыбаков, чтобы не усугублять хандру Марковны. \- Да с Клавой сходили недалеко, по ведру набрали. Крупная такая, зрелая, - нехотя ответила Альбина. -Чай будешь? – спросила она. \- Налей, пожалуй, - ответил Женька, снимая куртку. Он понял, что нужно задержаться и выяснить, почему грустит Альбина, а такое случалось не часто. Сидели по–семейному, тихо беседовали. Марковна рассказала, что утром звонил отец Рыбакова Александр Александрович (наврала, сама звонила). Расспрашивал о жизни в посёлке о её, Альбининых детях. Спрашивал о здоровье Женьки, о погоде. Альбина призналась как-то Рыбакову, что таких мужчин как его отец она видела только в кино. Штирлиц, например, на него похож, а в её жизни таких вообще никогда не было. А потом ещё Альбина разговаривала с Екатериной Семёновной, матерью Рыбакова. Перед этой женщиной с тихим и ласковым голосом Марковна робела, но мечтала познакомиться с ней, что называется «очно». Сегодня женщины разговаривали тоже о погоде, о урожае грибов и ягод в лесу, о снабжении посёлка продовольствием и промтоварами. Болтали долго и в конце разговора Екатерина Семёновна пригласила Альбину в Москву погостить у них. В этом месте Марковна замерла, сдерживая рыдания. \- Ну и что ты захандрила? – удивился Женька. - Конечно поезжай. С печками я справлюсь, а ты в музей сходишь, в театре побываешь. На Красную площадь с отцом прогуляешься. \- Тебе всё просто, а я со своим-то свиным рылом да в калашный ряд, к таким культурным людям, - плакала Альбина. - Страшно мне! \- Прекрати, - оборвал её Женька. – Это кто со свиным рылом? Не матерись и настоящая дама из высшего общества! Глазки голубые, губки розовые! «Прикид» соответствующий сварганишь, и культурная женщина, - смеялся Женька, поглаживая Альбину по плечу. Марковна вытерла слёзы, и вдруг сказала: \- Сан Саныч спрашивал не пристаёт ли к тебе [Верка](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65dd14b3948c6acd72e18593 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65dd14b3948c6acd72e18593")… Рыбаков от такого сообщения застыл со стаканом в руке и в воздухе повисло тягостное молчание. Спохватившись, что брякнула что-то не то, Марковна продолжила: \- Я Сан Саныча успокоила, доложила, что эта падла давно уже в городе. Свою квартиру выставила на продажу и приезжает в посёлок редко, только когда появляются покупатели. Женька молча слушал рассказ Марковны и прокручивал в голове эту информацию. Отец знал про ту «марьяжную постель», которая однажды приключилась с его сыном и знал об опасности, которая исходила от таких женщин как Верка, бессовестных и наглых. Он знал, конечно, и о том, какой отпор «этой шалаве» дала Марковна, но мстительность таких дам известна всем, именно поэтому они опасны. Родители мечтали, чтобы их сын встретил достойную женщину и, судя по всему, это случилось, но сын хранил молчание, и в этом была какая-то тайна. Во время [последнего отпуска](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6590680a48cd7656064b76c6 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6590680a48cd7656064b76c6"), который Женька провёл в Москве с родителями, мама несколько раз намекала на то, что сыну пора бы уже легализовать свои отношения с Татьяной, о которой проговорилась Марковна. Женька виртуозно уклонялся от этих разговоров и сам не знал почему. Он был уверен, что его выбор родители обязательно одобрят, но что-то удерживало его от того, чтобы познакомить их со своей любимой женщиной. Наверное, потому что Татьяна тоже робела перед встречей с родственниками своего «полюбовника», как называл Рыбакова и смаковал это слово насмешник и пошляк Ушаков. Женька долго размышлял об этом и пришёл к выводу, что он боится хоть что-то менять в их отношениях. Именно боится! Он так счастлив, что опасается любых изменений в этой невероятно сложной и хрупкой конструкции, когда любое неосторожное движение может привести к её обрушению. И вот о Верке вспомнил отец, который тогда оценил случайную связь сына с этой «звездой» как опасную. В посёлке Вера Виноградова Женьке давно не встречалась, а вот в городе, когда он на выходные приезжал к Татьяне или по делам посещал всевозможные городские учреждения, она будто специально возникала на его пути. При таких внезапных встречах Рыбаков старался исчезнуть в первом попавшемся магазине или перейти на другую сторону улицы и ему это до сих пор удавалось. Лицом к лицу со своей знакомой встретиться ему до сих пор не пришлось. Он с ужасом вспоминал о том звонке Татьяне, когда Верка оклеветала его и именно повторение подобной подлости страшило Женьку. Если бы даже Татьяна узнала о той случайной связи, которая была между ним и Веркой ещё до встречи с ней, она как умная женщина не придала бы этому большого значения. Тогда Рыбаков был свободен. По всей вероятности, Верка жила вместе со своим геологом, где–то рядом, по крайней мере в том же городском районе. Слава Богу, Татьяна не была с ней знакома. **\* \* \*** Женька ожидал Татьяну и Наташу возле автобусной остановки недалеко от больницы. Женщины должны были появиться с минуту на минуту. Татьяна сообщила об этом сразу, как только получила свой мобильник на КП, где все сотрудники обязаны были оставлять свои средства связи перед началом работы. Женька, как всегда, был во всеоружии: букет для любимой женщины, коробка конфет для любимого доктора – Натальи Николаевны. Подруги почему-то задерживались и Рыбаков вышел из машины, чтобы размяться. Он ходил около своего джипа, топая ногами и похлопывая себя по плечам. Прохладно, однако. Зима всё чаще напоминала таким легкомысленным и легко одетым гражданам как Рыбаков, что она рядом, на пороге и следует прислушиваться к её дыханию, а не выделываться в лёгкой курточке и кроссовках, да ещё без перчаток и головного убора. Наконец женщины появились из-за поворота, и Татьяна весело помахала Женьке. Рядом с ней и Наташей семенила на высоких каблуках женщина в красивой норковой шубке и накинутом на голову капюшоном. Тёмные, распущенные волосы выбивались наружу, и женщина отработанным движением руки в перчатке поправляла их, обнажая ухо со сверкающей серьгой. Женька похолодел, это была Верка Виноградова. Он быстро сел в машину и стал ждать, когда женщины приблизятся. На автобусной остановке, Татьяна и Наталья Николаевна попрощались с Веркой и подошли к машине. Татьяна села на переднее сиденье, рядом с Женькой, Наталья примостилась сзади. После приветствий, вручения презентов и дружеского поцелуя Татьяна спросила Рыбакова, показывая на женщину, вместе с другими сотрудниками стоящую на остановке. \- Может быть довезём её до города? От такого предложения Женька внутренне содрогнулся и спросил: \- А кто это? \- Это жена моего пациента, приходила на свидание, - ответила Наташа. \- Не барыня, доедет на автобусе, - сердито ответил Евгений, и Татьяна удивлённо посмотрела на него. – Всё-таки довела своего геолога до тюрьмы, - зло подумал он о своей знакомой. Дома очень аккуратно, чтобы Татьяна ничего не заподозрила, он выведал у неё о пациенте, с которым пыталась встретиться Верка. Это действительно был Гена Давыдов. **\* \* \*** Геолог был другом мужа Марковны, и длительно снимал у них комнату. После смерти мужа Альбина отказала постояльцу, посчитав неприличным жить ей, вдове в одной квартире с холостым мужиком. Гене сдала комнату Верка, которая занимала с дочерью трёхкомнатную квартиру в доме ещё сталинской постройки. Ходили слухи, что геолог занимался незаконным промыслом золота и драгоценных камней и по мнению многих был богат, что тщательно скрывал. Верка быстро поняла, что можно легко пристроиться к чужому достатку и своими чарами насмерть приковала к себе геолога. Слухи нашёптывали ещё, что Гена ходил по краю пропасти со своим незаконным промыслом и несколько раз был на грани ареста, но, говорят, откупался. Он приобрёл квартиру в городе, куда и переехала Верка с дочкой. Марковна утверждала, что Гена хороший, добрый мужик и сожалела, что он связался с такой стервой. Бабы в посёлке сплетничали, что Верка живёт в городе на широкую ногу, а Гена так и пропадает на своих тайных приисках по полгода. Его обещали устроить в нефтедобывающую Компанию, благо, что образование Гены это позволяло, но он почему-то отказался от этого предложения и продолжал ходить по скользкой и опасной тропинке старателя. Бабы, многие из которых в своё время стали жертвами любовных похождений Верки с их мужьями и совершенно справедливо ненавидящие её, были уверены, что это Верка сбила с панталыку бедного Гену. Видимо нелегальный бизнес приносил больший доход, чем жалованье инженера на предприятии. Гену арестовали в аэропорту куда он прилетел со знакомыми вертолётчиками с прииска. При нём был золотой песок и роскошные аметисты в друзах. Геолог загремел в СИЗО, где через несколько дней от стресса, который он пережил при аресте, появились боли в животе. Обострилась язвенная болезнь, терзавшего его много лет, по поводу которой Гена никогда не лечился как положено. В тюрьме в медпункт он тоже не обращался, терпел. Через некоторое время его госпитализировали в больницу для осуждённых по экстренным показаниям с прободной язвой двенадцатиперстной кишки. В этот же день Гену прооперировали. Две недели он провёл в хирургическом отделении, а потом для долечивания был переведён в терапию. Верка, узнав об аресте сожителя, призадумалась. Оформлять законный брак с Геной она не торопилась, считая Давыдова промежуточным вариантом, впрочем, очень выгодным. При такой обеспеченной жизни и «непыльной» работе в какой-то небольшой конторе, Верка, как сказала Марковна, мельком видевшая её в городе, расцвела, стала ещё красивей. Гена с его простецкой внешностью и грубыми манерами совсем не подходил для такой дамы. Он, впрочем, сам понимал это и даже подозревал, что сожительница не верна ему, но как говориться - любовь зла… Когда Гену арестовали, Верка узнала об этом через знакомых в полиции. В детали следствия её, конечно, не посвящали и свидание тоже не дали, так как она не была законной супругой арестованного, но необходимую для неё информацию Верка всё-таки получила. Она узнала, что Давыдов в больничке и решила его навестить. В штабе, что был вне зоны, ей сообщили, что он находится в терапевтическом отделении и лечит его Наталья Николаевна. Верка приехала к больнице в пятницу к концу рабочего дня медработников и встретилась с лечащим врачом Гены, которого всем представляла как своего мужа. Верка изо всех сил старалась произвести наилучшее впечатление на Наталью Николаевну, но это оказалось непросто. Доктор отнеслась к новой знакомой настороженно. Смущал напор, который демонстрировала Верка для достижения своей цели, в данном случае получить свидание, что было невозможно. Обращало на себя внимание презрительное отношение к окружающим, проявляющееся в мелочах. Но, самое главное, что удивило Наталью Николаевну, не было у просительницы тревоги о состоянии здоровья Давыдова, не прозвучало мольбы сделать всё возможное для излечения больного, готовности приобрести любые необходимые лекарства, которых может не быть в больнице. Так не ведут себя любящие и переживающие за своих близких люди. Впрочем, все эти наблюдения волновали только Наташу. Татьяна, как всегда, старалась видеть в людях исключительно хорошее и поэтому пообещала женщине сделать всё, чтобы она смогла повидаться с мужем. Выяснив всё это у Татьяны, Рыбаков пришёл к выводу, что не любовь и сострадание к бедному Гене Давыдову привели Верку в больницу. Наверняка за этим стремлением во что бы то ни стало заполучить свидание, крылось что-то другое. В этот же день, когда Рыбаков встречал Татьяну и Наташу с работы, утром он проводил Марковну в Москву. Женька уговорил её отправиться в поездку до наступления настоящих холодов, когда придётся дважды в день топить печи в доме, а это было бы для Рыбакова, всегда занятого на работе, почти невозможно. Помня о том, что с первого приглашения в гости не ездят, Марковна дождалась, когда Екатерина Семёновна повторила своё приглашение несколько раз. Несмотря на то, что Альбина робела перед такими интеллигентными, как она их называла культурными людьми, она, наконец, согласилась на предложение побывать в Москве. Начались сборы. Женька купил подарки для сыновей и родителей. Кроме эмалированного ведра с клюквой Альбина везла с собой сёмгу, которую она покупала у знакомых рыбаков, друзей мужа. Солила её по просьбе Женьки повариха местной столовой. Марковне этот процесс Женька не доверял. \- Наврёшь отцу, что сама солила, - напутствовал он женщину. Литровую банку красной икры раздобыли нелегальным путём. Да ещё грибы солёные и сушёные, да ещё морошка, специально для Екатерины Семёновны, которая никогда не пробовала этой экзотической ягоды, банки с мочёной брусникой, сумка с нарядами для столицы и «бальным» платьем, которое Марковна одолжила у подруги Клавы. Вместе с Рыбаковым Альбину провожали её дочь и сын-студент. Забили купе вещами как говориться под завязку. Попутчиками оказались три солидного вида мужчины, видимо командировочные, у которых из вещей были только толстые портфели. Они не имели претензий к Марковне, занявшей своими коробками, сумками и ведром все багажные места. Рыбаков созвонился с родителями, которые должны были встретить гостью через сутки. **\* \* \*** Верка действительно была обеспокоена создавшейся ситуацией. По всей вероятности, Давыдова посадят за нелегальное старательство и контрабанду золота и драгоценных камней. Такая опасность ему грозила уже раньше, но благодаря связям и подкупам ему удалось «соскочить» с этого крючка и через некоторое время опять приступить к своему бизнесу. Верка за время, что жила с Давыдовым привыкла ни в чём себе не отказывать. Шикарно одевалась, ездила по заграницам, стала постоянной посетительницей лучшего городского ресторана, где позволяла себе поужинать или пообедать просто так потому, что не хотелось готовить дома. Она была в ужасе от того, что, если Гену посадят, да ещё на длительный срок ей придётся забыть об обеспеченной жизни и начать опять существовать на свою жалкую зарплату. Однажды пьяный Гена проболтался Верке, что на случай форс-мажорных обстоятельств у него имеется заначка достаточная для того, чтобы купить и следователя, и судью и всех, кто может повлиять на его судьбу, если его вдруг арестуют. Больше об этом он никогда не заводил разговора, и Верка стала думать, что Гена блефовал и никаких сокровищ у него нет, просто хвастался для того, чтобы ещё крепче привязать к себе расчётливую женщину. И вот, перед угрозой лишиться своей обеспеченной жизни, Верка вдруг подумала, что, возможно, это был не блеф и стоит спросить у Давыдова о его заначке ещё раз. Для этого и нужно было свидание с Геной. В этот раз всё оказалось гораздо серьёзней потому, что арестовали всех, кто был причастен к этому делу и добытчиков и скупщиков, и тех, кто реализовывал продукцию в столице. Был, конечно, способ повлиять на ситуацию - «купить» следователя, и, если совсем соскочить с крючка не получится, то хотя бы максимально уменьшить срок. Следователь, который занимался делом Гены, по слухам не отличался «чистоплюйством», да и сам он однажды намекнул арестанту, что можно всё решить в пользу Давыдова, разумеется, при соответствующей этому непростому делу благодарности. **\* \* \*** Прошла неделя. Марковна вернулась из столицы и несколько дней жила у дочери в городе. Как и договаривались, Рыбаков заехал за ней в воскресенье вечером, и они отправились в посёлок. Женька был задумчивым, плохо слушал трескотню счастливой Альбины, которую покорила столица. Родители сделали всё, чтобы порадовать Ангела-хранителя их сына, как называла её Екатерина Семёновна. В музеях и театре Марковна робела, многого не понимала, а самое большое впечатление на неё произвело метро. Эти подземные дворцы, полные света, даже снились ей в поезде, когда она возвращалась домой. Александр Александрович опасался оставлять гостью в городе без сопровождения. Он боялся, что деревенская женщина потеряется в этом людском водовороте. Когда Екатерина Семёновна призналась в этих опасениях, Марковна рассмеялась и сообщила, что она даже в тайге никогда не терялась, когда вокруг ни души, до дома километры и медвежьи следы то и дело напоминают, что хозяин тайги где-то рядом. После этого старики успокоились, и Альбина могла одна побродить по городу, могла спуститься в метро одна просто так, без какой-либо цели, походить по великолепным станциям и как настоящая москвичка с извинениями (простите, очень тороплюсь), пробежаться по эскалатору. Марковна явилась на родину в шляпке, с новой сумочкой, шарфиком и перчатками идеально подобранных по цвету, в чём просматривалось участие Екатерины Семёновны с её безупречным вкусом. Марковна похвасталась, что это подарки от родителей Женьки, которые были благодарны женщине за помощь их сыну. Боковым зрением Женька разглядывал Альбину, и его не покидало чувство, что рядом в машине с ним кто-то другой, а не матершинница Марковна. Подъехали к бараку, где жила Альбина. Их встретила подруга Клава, которая на время отсутствия Альбины оставалась «на хозяйстве». Рыбаков принялся таскать вещи в дом, а Клава после объятий и восторженных восклицаний по поводу нового «прикида» подруги, вручила ей письмо, пришедшее по почте на днях. \* \* \* Письмо было от Гены Давыдова, которому переписываться во время следствия было запрещено, поэтому нелегальное послание он передал из больницы через одного из сотрудников, знакомого ещё по воле. Знакомый в городе бросил письмо в почтовый ящик, и оно благополучно прибыло по указанному адресу. В письме Гена признался Альбине, что несколько лет назад с разрешения его друга и мужа Марковны закопал в её старом сарае пятилитровую эмалированную кастрюлю. Давыдов просил передать содержимое кастрюли Вере Виноградовой. Номер телефона Верки прилагался. Что было в тайнике не говорилось. Была просьба как можно быстрее сделать это. Здесь же в конверте была ещё записка для Верки так как отправлять письмо по её адресу было опасно. Возможно, в квартире проводятся обыски, а за домом ведётся наблюдение. Марковна испугалась, размышляла как поступить, ведь, наверняка в тайнике были какие-то ценности, и что делать она не знала потому, что дело касалось Верки, подлость которой была всем известна. Марковна решилась посвятить в свою тайну Рыбакова. \- Он хоть и охламон, а умный, ничего не скажешь. Вон какой завод забабахал, - размышляла она. \- То, что Гена доверил свою тайну Марковне свидетельствовало о том, что в честности женщины Давыдов не сомневался. Он её хорошо узнал за многие годы дружбы, а вот Верку, похоже не знал совсем. – размышлял Рыбаков. - Гена надеется на то, что Верка, получив сокровища из «кубышки» употребит их для того, чтобы помочь своему сожителю, а это как раз было под большим вопросом. Женька не сомневался, что в письме Верке, наверняка, была инструкция, как и что делать с кладом. Однако, Женька предполагал, что алчная женщина может просто присвоить его. Всё хорошо обдумав, Рыбаков попросил Альбину позвонить Верке, чтобы она приехала в посёлок, но говорить с гостьей и вскрыть тайник настаивал только в его присутствии. Вечером следующего дня после того, как Альбина позвонила Верке, Рыбаков в своей комнате занимался бумажными делами. В глазах стало рябить от мелькания цифр в компьютере, что свидетельствовало о том, что пора передохнуть. В таких случаях он всегда звонил Татьяне. Женька набрал её номер и услышал родной, усталый голос. \- Писаниной занимаешься? – спросил он вместо приветствия. \- А чем же ещё может заниматься доктор тихим, осенним вечером? – встречным вопросом ответила Татьяна. – Строчу дневники в историях и выписные эпикризы. Тоска! \- Если это тебя утешит, то скажу, что я занимаюсь тем же, оформляю документы и мне тоже тошно. \- Знаешь, во времена Пирогова историю болезни называли «скорбный лист» и я знаю почему, - засмеялась Таня. – Сплошная скорбь от этой писанины… Она не успела закончить свою мысль, как послышался крик Марковны из кухни, где она смотрела сериал. \- Жека, открой дверь, стучат! \- Открой сама, - тоже закричал Рыбаков, но препираться было бесполезно, поэтому он извинился перед Татьяной, сказал, что обязательно перезвонит и закончил разговор. Оторвать Альбину от экрана было невозможно. Она каждый вечер была прикована к сериалу, в котором бедная, красивая девушка, принятая миллионером к себе в особняк мыть посуду, совсем случайно оказалась в койке у своего хозяина и забеременела. А в сегодняшней серии жена (сволочь) «подставила» невинную посудомойку, и хочет посадить её в тюрьму. Марковна сидела у телевизора вся в слезах, боясь пропустить хоть одно словечко в этой душещипательной истории и оторваться от экрана у неё не было сил. Она даже домой решила пойти сегодня только после окончания этой судьбоносной для Золушки серии. Женька чертыхнулся и побрёл открывать дверь, в которую вечерний посетитель уже барабанил кулаком. Рыбаков открыл дверь и вздрогнул от неожиданности. Перед ним была Верка Виноградова. \- Правильно отец говорит, что женщина – это всегда сюрприз, но не всегда подарок, - подумал он. \- А, херуин! – злобно сказала Верка вместо приветствия. - Марковна у тебя? – спросила она и попыталась пройти в дом, но Женька загородил ей дорогу и позвал Марковну, которая вручила гостье письмо. Прочитав послание, Верка потребовала немедленно выдать принадлежащее ей сокровище. Марковна, разозлённая тем, что ей не дали узнать, что будет дальше с арестованной Золушкой, перейдя на крик ответила, что копать в своём сарае на ночь глядя она не позволит. Потом она вытолкала Верку на улицу и велела прийти утром. Ночью Женька плохо спал. Проснулся с головной болью, попил бочкового кофе и направился к бараку, в котором жила Марковна. Он объяснил Альбине, что его присутствие как свидетеля, при выдаче клада необходимо потому, что подлая Верка может сказать Гене, что сокровище в глаза не видела, а их присвоила себе Марковна. Вскоре появилась Верка, и Рыбаков в присутствии её и Марковны откапал пятилитровую кастрюлю внутри которого был увесистый свёрток, тщательно упакованный в целлофан и плотную ткань. \- Вот она где оказывается была, - запричитала Марковна над пропавшей несколько лет назад кастрюлей. – А я–то, дура, думала, что её бомжи украли. А это мужики мою новенькую кастрюлечку и приспособили, - убивалась она как над покойником потому, что на крышке кастрюли была в нескольких местах отбита эмаль. Это произошло, видимо, когда кастрюлю закапывали, и потом ещё, когда Рыбаков киркой и лопатой ковырял землю, в том месте, где указал Гена в письме. Схватив свёрток, Верка поспешно направилась к калитке, боязливо оглядываясь по сторонам. \- Прощай, - трагическим голосом прокричал ей вслед Рыбаков, уверенный, что видит женщину последний раз в жизни. \- Отвали, херуин, – услышал он злобный Веркин голос. Женька захохотал, вспомнив, как когда-то при разговоре с женщиной в её кабинете, он процитировал фразу из Ильфа и Петрова «я не херувим, у меня нет крыльев» и так далее, а Верка, которая изображала из себя утончённую особу, ни сном ни духом не ведала, кто такой херувим и, вероятно, впервые услышав это слово, зафиксировала его как херуин. Было странно, что до сих пор она не удосужилась исправить ошибку. В этом и была вся Верка Виноградова, злобная, расчётливая и примитивная. Вечером этого же дня Рыбаков позвонил Наталье Николаевне и попросил потихоньку передать Гене Давыдову, что письмо Марковна получила и его просьба выполнена, клад передан В. Виноградовой. \* \* \* Через полгода после этих событий Марковна получила ещё одно письмо от Гены, в котором он сообщал, что его осудили на пять лет. Гена спрашивал не знает ли Альбина что-нибудь о Вере Виноградовой, которая куда-то исчезла. Давыдов опасался, что его наивную девочку Веру ограбили, а может быть и вообще убили, ведь сумма в том свёртке была нешуточная. Сердобольная Марковна стала переписываться с Геной и отправлять ему посылки. Над каждым письмом из зоны она рыдала, оплакивая горькую судьбу своего друга. Когда Гена освободился, с работой по специальности после лагеря были проблемы. В нефтяную компанию его не взяли, а для работы на приисках уже не было здоровья. В зоне Гена приобрёл профессию механика и Рыбаков предложил ему работу на своём предприятии. Гена перебрался в посёлок. Сначала жил у Марковны как квартирант, а потом предложил ей сочетаться законным браком, на что она, поломавшись, согласилась. В городской квартире Гены обосновался средний сын Марковны. Пропавшую Верку однажды случайно встретила Клава, когда была в отпуске на море. Верка сделала вид, что они незнакомы, а может быть просто не узнала свою односельчанку, и Гена, наконец, успокоился, что его «девочка» жива и здорова.

Назавтра запланирована командировка в одну из зон, которая располагалась недалеко от города и Татьяне нужно было договориться с Германом Афанасьевичем – начальником хирургического отделения, о том, как они будут добираться до колонии. На Татьянины телефонные звонки никто не отвечал, пришлось идти с визитом в хирургию. Татьяна направилась в хирургическое отделение, которое находилось в этом же двухэтажном каменном здании разделённым на две части, в одной из которой располагалась хирургия, в другом – терапия. Хирургическое отделение по площади больше, за счёт длинного, тоже двухэтажного «аппендикса», пристроенного к основному зданию в виде буквы «Г». В этом «аппендиксе» на втором этаже находилась операционная и реанимационная палата, а на первом диагностические кабинеты и гнойная перевязочная. Несмотря на такое близкое соседство терапевтического и хирургических отделений у каждого отделения имелся отдельный вход и свой локальный участок с прогулочным двориком. В локальном участке терапии стояла беседка с деревянным столом и скамейками. Беседка окружена невысокими кустами сирени, цветочными клумбами, среди которых [сестра-хозяйка](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a") маскировала грядки с луком, редиской и укропом. Зимой ослепительно белое пространство, заваленное снегом, оживлялось фигурой снежной бабы в длинном снежном сарафане и кокошнике. Под руководством Доси кокошник и сарафан украшали разноцветными льдинками, имитирующими самоцветы. Для этого разводились краски в формочках для льда, которые потом замораживались в морозильной камере холодильника, стоявшего в кабинете старшей сестры. «Баба» таким образом превращалась в сказочную Царь-девицу, однако с накрашенными чёрной краской бровями и глазами, с ярким румянцем и большим красным ртом, она больше напоминала Марфушеньку–душеньку из знаменитого фильма «Морозко». Прогулочный дворик терапевтического отделения всегда был в идеальном порядке, чего нельзя было сказать про хирургию. В это осеннее время везде было не весело, но от хирургического пейзажа веяло безнадёгой. Единственная цветочная клумба в середине хирургического дворика сплошь заросла сорняками, прихваченными первыми заморозками. Татьяна нажала на красную кнопку на калитке, ведущую во владения соседей, и ей расторопно открыли дверь. В нескольких метрах от локального участка хирургии располагался корпус пищеблока. Здесь готовилась пища для всей больницы, которую санитары отделений разносили по лечебным корпусам в специальных флягах. Большое окно заведующего кухней выходило прямо на фасад хирургии. Было около трёх часов по полудню. В помещениях уже требовалось электрическое освещение и окна хирургического отделения сияли. Операции к этому времени закончились, после чего, как обычно, все доктора собирались в ординаторской. Пили крепкий чай, хохотали, расслабляясь после тяжёлой работы. Из широкой форточки, распахнутой настежь, валил дым как из кочегарки и слышался забористый мат анестезиолога Вовы. Двор был пуст. Татьяна подошла к крыльцу, ведущему в здание, и хотела уже поставить ногу на ступеньку, но в ужасе отпрянула назад. На крыльце лежала огромная, величиной с кошку, мёртвая крыса. Отступив, Татьяна поскользнулась, нелепо замахала руками, чтобы удержать равновесие и не упасть. Вид, конечно, был комичный, но не настолько, чтобы показывать на неё пальцем и хохотать во всё горло, как незнакомый мужчина в кухонном окне. В своих хаотичных движениях Татьяна развернулась лицом к кухне и увидела его смеющуюся физиономию. Ей стало обидно и противно одновременно. \- Рыбаков никогда бы не посмел так ржать над женщиной, - почему-то подумала она. - Он, конечно, мог отпустить какую-нибудь колкость, но изящно и не обидно. Из двери, ведущей в хирургическое отделение, выбежал санитар, схватил крысу за отвратительный розовый хвост и швырнул её в цветочную клумбу. Потом осторожно взял Татьяну за дрожащую руку и сказал укоризненно: \- Татьяна Владимировна! Что же вы такая трусиха. Крыса же дохлая совсем, - приговаривал он и осторожно вёл перепуганную женщину к крыльцу. Потом он открыл перед Татьяной дверь и, глядя на клумбу, сказал гордо: – Наша Муська эту тварь придушила. Муська – некрасивая, серая, полосатая кошка, которая жила в хирургии «от сотворения мира» как выражался старший санитар отделения. По всем канонам медицины кошек в хирургическом отделении не должно было быть, но она была. Жила тихо в комнате старшего санитара, иногда сидела в коридоре на подоконнике и мрачно смотрела вокруг. В руки брать себя разрешала только «старшаку», на остальных шипела, а особенно назойливых царапала. При виде начальника отделения Германа Афанасьевича, Муська молнией бросалась с подоконника и растворялась в пространстве. Ночью она исчезала, и как доказательство того, что она не зря пьёт больничное молоко, приносила и оставляла на видном месте задушенных ею мышей, повергая в ужас медицинских сестёр. Иногда Муську на ночь запускали на кухню, где она охотилась на огромных величиной с неё крыс. На кухне был свой «штатный» чёрный кот, который считал ниже своего достоинства заниматься этой грязной работой. Повара считали, что их раскормленный до неприличия Барсик, просто боится крыс и по ночам сидит в кабинете заведующего. В нижней части двери, было сделано отверстие специально для кота. На свою службу Барсик поступил ещё котёнком и отверстие в двери приходилось расширять несколько раз, так как габариты кота увеличивались стремительно. Поговаривали, что у Муськи с Барсиком был роман, в результате которого на белый свет появилось пять чёрных котят с белыми носочками на лапках. Каждые три–четыре месяца Муська исправно приносила потомство несмотря на свой преклонный возраст. Потомство было всегда разное: то серое, то белое, то полосатое, то пятнистое, то пушистое, то гладкошёрстое, но всегда здоровое и красивое. Котов таких разнообразных мастей в больнице не было, и все пришли к выводу, что Муська искала себе ухажёров на свободе. Видимо были у неё тайные тропы через запретку, и лазейки на волю. Умная кошка понимала, что люди способны расправиться с её беззащитными детьми, и поэтому «в свет» из потайного места она выводила котят уже с открытыми глазками и торчащими как морковки хвостиками. Когда очередная порция котят появлялась в отделении, Герман Афанасьевич приходил в ярость. \- Проститутка, - орал он на весь корпус, потом вызывал «на ковёр» старшего санитара, сестру хозяйку, старшую медицинскую сестру отделения, и требовал, чтобы эту «банду» немедленно ликвидировали вместе с мамашей. \- Дом без кота – сирота, - ныл «старшак», но ослушаться не мог. Узнав, что в хирургии прибавление семейства, разъярённому Герману звонил насмешник Ушаков и поздравлял коллегу с этим событием. \- Горе молодого счастливого отца не поддавалось описанию, - хохотал он, по памяти цитируя знаменитый рассказ Михаила Зощенко «Папаша». Герман посылал Ушакова очень далеко и бросал трубку. Невролог долго веселился по этому поводу, всем рассказывал, что завидует начальнику хирургического отделения, у которого вся работа крутится только вокруг кошки Муськи и её внебрачного потомства, неприличное название которого (согласно словарю В. Даля) он с удовольствием транслировал. Однако, котят охотно и быстро разбирали. Осуждённые увозили их с собой по колониям, и никто не понимал, как им удавалось вывезти эти пищащие комочки из больницы. Постепенно страсти угасали и Муська продолжала своё тихое существование до следующего окота. **\* \* \*** В течение нескольких дней после посещения хирургии и встречи с дохлой крысой, Татьяну преследовало какое-то чувство гадливости. Крыса даже однажды ей приснилась. Она сидела на кухне перед окном и смеялась. После этого Татьяна поняла, что дело не в мерзком животном, а в жулике, который издевательски смеялся над ней и показывал на неё пальцем. Вспомнив, наставления Ирки–психолога, что в таких случаях нужно заняться аутотренингом, Татьяна стала повторять себе под нос: я – самая красивая и самая умная. Бормоча эту мантру, она поднималась на второй этаж в кабинет Натальи Николаевны и Ушакова. Невропатолог сегодня дежурил по больнице, и Татьяна должна была передать ему под наблюдение одного из своих тяжёлых пациентов. В дверях кабинета она столкнулась с человеком в накрахмаленном поварском колпаке, в белом переднике и с подносом в руках. Он почему-то выходил из помещения спиной вперёд. Когда он повернулся к ней лицом, Татьяна тотчас узнала в нём насмешника, хохот которого не давал ей покоя несколько дней. Закрыв дверь, мужчина несколько секунд сохранял слащавую улыбку на лице. Увидев Татьяну, он выпрямил спину, которая до этой минуты изображала холуйский полупоклон и перестал улыбаться. Он сухо поздоровался с Татьяной и гордо прошагал мимо неё, размахивая пластмассовым подносом. Мужчина был маленького роста, с русыми, виднеющимися из-под колпака прямыми волосами и вздёрнутым носом. \- Это кто? - спросила Татьяна, заходя в кабинет. – Он случайно не из Ярославля? Гоголь ещё писал о таких: расторопный ярославский мужик. Ярославская губерния поставляла в столицу лакеев и приказчиков, а этот сильно на лакея смахивает. \- Ну, началось, - пробурчал Ушаков, явно недовольный появлением начальника отделения. Он тоже, как и оперативник Слава Симонов был родом из Ярославской области. Перед невропатологом на его рабочем столе была расстелена белоснежная скатёрка, на которой стояла красивая тарелка с большим куском мяса и гарнира в виде жареной картошки и аппетитного солёного огурчика. Стоял стакан с подстаканником, в котором уже лежал чайный пакетик, а рядом упаковка с кусочками сахара, какие подают в поездах. На краю стола банка с кипятильником и водой, готовой закипеть. Рядом с тарелкой лежали, как и полагалось в приличных домах, нож, вилка, чайная ложка, а на отдельной тарелочке причудливо нарезанные куски белого хлеба. \- Бокала вина не хватает, не так ли сэр, - ехидно сказала Татьяна. - За чей счёт поляна? \- Началось, - угрюмо повторил Ушаков. - То Наташка пилила, теперь ты явилась. Девки, дайте пожрать спокойно! – взмолился он. \- Что это за холуй? – обратилась Татьяна к Наталье Николаевне. \- Что ты, Танечка, - засмеялась Наташа, - Бог послал нам шеф–повара из самого главного ресторана города Риги. \- Ничего не понимаю, Рига уже давно в другом государстве, - удивилась Татьяна. \- Однако, этот товарищ до сих по считает себя рижанином. У него даже погоняло – Бальзам. А бальзам бывает какой? Правильно, Рижский, - сама себе ответила Наташа. Пока Наталья Николаевна надевала пальто и сапоги, Татьяна рассказала недовольному Ушакову о своём пациенте, на что нужно обратить внимание во время вечернего осмотра, и подруги направились домой. Рабочий день закончился. \- Приятного аппетита, сэр! – не сговариваясь пожелали они невропатологу и засмеявшись такой синхронности, удалились. Закрывая дверь, они услышали, как в кабинете облегчённо вздохнул дежурный доктор. По дороге домой Наташа рассказала Татьяне всё, что знала о новом поваре, который появился в больнице недавно. Бальзам родился, учился и долгое время жил в Риге и, как он утверждает (сведения проверить невозможно), работал шеф–поваром в центральном ресторане города, который назывался, конечно, «Рига». Жил роскошно, был на короткой ноге с «сильными мира сего», снабжая их деликатесами и закатывая им в вверенном ему государственном учреждении роскошные пиры по всевозможным торжественным датам. Однако, бдительная ОБХСС не дремала, и повар был осуждён за мошенничество, которое и обеспечивало ему шикарную жизнь. «Сильные мира сего» моментально открестились от своего благодетеля, который пошёл по этапу. Дальнейшая судьба шеф-повара, который в колонии получил погоняло Бальзам, терялась на обширных просторах советского ГУЛАГа. В Ригу после освобождения не вернулся, остался в России, где вполне успешно трудился на предприятиях общепита. Благодаря кулинарному техникуму, а затем высшему профессиональному образованию, которое он получил заочно ещё на Родине, а также за счёт способностей и любви к своему ремеслу, он везде быстро приобретал почёт и уважение несмотря на подмоченную репутацию. Через несколько лет схлопотал ещё один небольшой срок. Оказавшись в больнице для осуждённых по поводу нетяжёлого заболевания, Бальзам нашёл подход к вольнонаёмному заведующему пищеблоком, который, конечно, сразу вцепился в квалифицированного работника и устроил его поваром на кухне. После того, как Бальзам приступил к своим обязанностям, качество пищи в больнице значительно улучшилось, что не могло не заметить руководство. Звезда Бальзама достигла своего апогея, когда он угостил какую-то комиссию необыкновенными пончиками и чаем с добавлением трав, которые ему приносил кто-то из сотрудников. Бальзама заметили «в верхах» и он начал снимать с этого «сливки». Его ценила даже оперчасть, и режимная служба, не говоря о начальнике больницы и главном враче. Из докторов больницы первым, который заслужил внимание Бальзама, был доктор Ушаков, к которому повару пришлось обратиться после того, как он поднял на кухне тяжёлый бачок. Разогнулся с трудом и пошёл на поклон к неврологу заподозрив у себя обострение застарелого радикулита. Доктор, как всегда, без лишних эмоций и разговоров осмотрел пациента, написал целую страницу рекомендаций и отправил в процедурный кабинет, где сделали необходимые инъекции, а в соседнем кабинете выдали на руки таблетки, которые необходимо было принять вечером. Обычно лекарства на руки больным никогда не выдавались. Это же относилось и к пациентам из хозяйственной обслуги, но здесь был особый случай. От госпитализации, которую предложил доктор, Бальзам отказался ввиду того, что без него на кухне «кранты», и он незаменим. Через несколько дней Бальзам зашёл к Ушакову, чтобы поблагодарить доктора за помощь и вручил ему литровую банку солёных помидоров. Помидорки были небольшие, одного размера, изумрудного цвета, а аромат от них шёл такой, что у Натальи Николаевны, которая ещё не обедала и была голодна, закружилась голова. Свою радость от презента Ушаков, который как обычно был с похмелья, не мог скрыть и долго благодарил Бальзама. Наблюдательный и опытный повар сразу понял всю подноготную невролога. Нутром почувствовал, что доктор не каждый день ночует дома, иногда в гараже, где пьянствовал с приятелями, из-за чего ссорился с супругой и часто оставался голодным. А голод, как известно, не тётка, пирожка не подсунет. Вечно голодного Ушакова угощали и Татьяна с Наташей, и дерматолог Ольга, и Дося. Хитроумный повар взял это на вооружение и стал регулярно подкармливать доктора, что по сути являлось преступной связью. После того, как Татьяна увидела сцену со скатертью-самобранкой в кабинете Ушакова и выходящего задницей вперёд с подобострастной улыбкой повара, она поняла, чем привязал к себе невропатолога хитрый Бальзам. Ушаков, несмотря на ум и врачебный талант, от жизни и от работы получал одни неприятности из-за своего пристрастия к алкоголю. Он никогда не видел такого отношения к себе, которое граничило с обожанием, и растаял. Наталья Николаевна, работающая с Ушаковым в одном кабинете, несколько раз предупреждала невролога, что такая «дружба» с поваром до добра не доведёт. Повар угощает доктора деликатесами не за свой счёт, а за счёт больницы, значит обворовывает спец контингент и об этом, конечно, знает оперчасть. Наталья, которая гораздо дольше работала с жуликами, предупреждала о том, что повар скоро начнёт требовать от доктора ответных действий. К ним может относиться просьба передать на свободу письмо, купить алкоголь или мобильник и принести его в зону, или даже официально назначить наркотики. Ушаков слушал все эти страшилки и только хмыкал, но однажды, когда в очередной раз повар появился в кабинете, Наталья увидела, что Бальзам что-то написал на листе бумаги, который пододвинул к Ушакову. Доктор гневно посмотрел на повара и громко сказал «нет», после чего Бальзам схватил листок, скомкал его и, сверкая глазами вышел из кабинета. От подобострастия и холуйства не осталось и следа. Оскорблённое самолюбие и жажда мести на лице. Наталья сделала вид, что ничего не заметила и продолжала писать в своих многочисленных бумагах. Визиты Бальзама к любимому доктору прекратились. Однажды, когда Татьяна только закончила приём своих пациентов и собиралась на консультации, раздался осторожный стук в дверь и на пороге появился Бальзам. Белоснежный рабочий костюм отутюжен, светлые волосы подстрижены и тщательно уложены. Взгляд серых глаз, выражение лица, осанка - весь облик демонстрируют достоинство. В руках амбулаторная карта, которую больному на руки давать не разрешалось, а ему дали. Пришёл с жалобами на плохое самочувствие, головные боли, плохой сон. Ничего особенного, но пришлось измерить давление, прослушать и сердце, и лёгкие и живот пальпировать, и задать множество вопросов, и анализы назначить. При беседе Бальзам обдумывал каждое слово, тщательно подбирал выражения, старался произвести наилучшее впечатление. \- Узнал, наверное, что я начальник, небольшой, конечно, но всё-таки… Может пригодиться для зэка, - размышляла Татьяна. Выписывая направления на анализы, Татьяна думала о том, что как бы не прикидывался Бальзам интеллигентом и как бы не старался он произвести хорошее впечатление, его мелочную сущность она разглядела там - в окне и на выходе из кабинета Ушакова. Через несколько дней Бальзам явился к Татьяне Владимировне, чтобы узнать результаты обследования. В кабинете присутствовала Наталья Николаевна, с которой они обсуждали план лечения тяжёлого больного, а сейчас просто болтали. Как у всех женщин была у них такая слабость – посплетничать. Обе понимали, что это нехорошо, а Наташа даже каялась на исповеди в празднословии, что является грехом, слава Богу не смертным. Наталья рассказала, что та просьба Бальзама к Ушакову, которую он написал на листке бумаги, была «прокладкой» оперативной части, на которую работал повар. У Наташи был свой надёжный источник для получения подобных сведений. Источник утверждал, что Ушакова проверяли, может ли он пойти на более серьёзное нарушение, чем есть пирожки и солёные помидоры, которыми угощал его Бальзам. Оценив поступок невропатолога, опера простили ему прежние прегрешения в виде мелких подачек от повара. Появившийся сейчас в кабинете Бальзам мельком взглянул на Наталью Николаевну, и она поняла, что больному с Татьяной предстоит беседа с глазу на глаз. Наталья часто повторяла слова своего знакомого старого священника: и глух, и нем – греха не вем, что в переводе на мирской язык означало - меньше знаешь, крепче спишь. Наталья не собиралась быть свидетелем чужих тайн и собралась уходить, однако, Татьяна попросила её остаться. Она осмотрела пациента, поговорила о повышенном содержании холестерина в крови, которая в его возрасте (к пятидесяти годам) частое явление. Больной задавал много вопросов о своём здоровье, о диете, которую он должен соблюдать о физических нагрузках и т. д. и т. п. Всё говорило о том, что пациент очень серьёзно относится к своему здоровью. \- Слушай, - обратилась к пациенту Наталья Николаевна, которой надоело это переливание из пустого в порожнее, - ты случайно не еврей? Говорят, что евреи обращаются к врачам за год до начала болезни, а русский за неделю до смерти. \- Я – русский, - засмеялся Бальзам, оценив остроту доктора. По всему было видно, что с заболеванием ему всё давно понятно, но хотелось поговорить с этими интересными женщинами (а он навёл о них справки у братвы) на отвлечённые темы, но Татьяна Владимировна не давала ему такой возможности. Она вела себя очень официально и без обиняков объявила, что докторам некогда и визит закончен. При очередном свидании с Рыбаковым Татьяна рассказала ему о том, как она увидела дохлую крысу, смеющуюся физиономию в окне и что до сих пор не может избавиться от недобрых чувств по отношению к Бальзаму. \- Я, наверное, становлюсь жестокой, не могу простить этому придурку обиды. А он не сделал мне ничего плохого, посмотрел не так и всё… - каялась она перед Женькой. \- Нет, он подленький, смеялся потому, что не знал, что ты имеешь вес в больнице, а теперь пытается наладить отношения, - рассуждал Рыбаков, - а если бы ты была кем-то другим, а не Татьяной Владимировной, плевал бы на тебя и дальше. Я думаю, что он на оперчасть работает, поэтому будь осторожней. Можно подумать, что мне есть что скрывать от Славы Симонова. Он знает меня и Наташу как облупленных, - возразила Таня. **\* \* \*** Бальзам не прекращал своих попыток втереться в доверие к Татьяне. Часто заходил к ней в кабинет или останавливал на улице, придумывая всевозможные причины, чтобы с ней заговорить. Однажды он пришёл и попросил измерить ему давление, которое оказалось нормальным. Он сидел у стола Татьяны Владимировны и подбирал тему, по которой он может продлить беседу и задержаться у неё в кабинете ещё на какое-то время. \- Доктор, - обратился Бальзам к Татьяне, - в вашем городе есть приличные рестораны? Я через полгода освобождаюсь и хотел бы остаться здесь на Севере, надо работу только подыскать. \- Есть, конечно, только не знаю подойдёт ли это для тебя. У нас не Рига… - нехотя ответила Таня. Зашла Наташа. Бальзам стал вспоминать о любимом городе, высказался о том, что латыши намного культурней русских. Постепенно он переключился на воспоминания о своей прежней роскошной жизни в Риге, с какими людьми он дружил и прозвучало даже несколько известных фамилий артистов. Он стал чувствовать себя свободней, закинул ногу на ногу, развалился на стуле и всё больше воодушевлялся от нахлынувших воспоминаний. Бальзам называл блюда, которыми потчевал гостей в своём загородном доме, о которых ни Наташа, ни Татьяна никогда даже не слышали. Бальзам разошёлся не на шутку. Татьяна писала дневники в историях болезней и слушала повара вполуха, а Наталья Николаевна была само внимание. Закатив глаза к потолку, Бальзам поведал женщинам, что он смог в период «советского крепостного права», когда выехать за кордон было практически невозможно, несколько раз побывать за границей, в Польше. \- Курица не птица, Польша не заграница, - засмеялась Наташа. Бальзам удивлённо посмотрел в её сторону и продолжал: \- С друзьями я мог себе позволить кальян, запросто мог наполнить ванну шампанским… - заливался Бальзам. Потом, посмотрев с нескрываемым сожалением на изумлённую Наталью Николаевну, и, скользнув взглядом по Татьяне, высокопарно произнёс: \- Вот вы, сидите в этой дыре на мизерной зарплате, считаете свои рубли и думаете, что живёте? А это не жизнь… \- Гордишься, что смог столько наворовать? – наконец не выдержала Наташа. – Есть люди, которые хапнули гораздо больше. Я знаю, чем тебе действительно стоит гордиться… Твой рост 166 см? - зло спросила она. - Да, да 166 см, вон на амбулаторной карте написано. Пушкин и Сталин были такими же маленькими! Быть одного роста с великими людьми – это круто. Правда до Наполеона ты чуть -чуть недотянул, его рост 170 см. – хохотала Наталья Николаевна Бальзам вскочил со стула, покраснел и как показалось Татьяне встал на цыпочки, чтобы казаться выше. Он с ненавистью смотрел на Наталью Николаевну и, чтобы с достоинством выйти из неприятной для него ситуации, спросил: \- Как же мне лечиться, Татьяна Владимировна, чтобы избежать серьёзных осложнений моего заболевания? Татьяна удивлённо посмотрела на Бальзама. \- Какого серьёзного заболевания? - не поняла она. - Ах, да, повышенный холестерин. Кури поменьше, не пей крепкий чай, кофе, диету соблюдай, а лекарство я тебе назначила, продолжай принимать. \- Это всё? - удивился Бальзам. \- Ешь хорошо и какай сильно, тогда смерть будет бессильна, - ответила за подругу Наташа. Больной выскочил из кабинета так быстро, что Татьяна Владимировна не успела ничего сказать. \- Ты что хулиганишь? – смеясь отреагировала она на перл Натальи Николаевны. \- Это, между прочим, старинная каталонская пословица. – объяснила Наташа. – В городской больнице была лекция столичного проктолога для докторов. Это единственное, что мой Борис записал из двухчасового сообщения знаменитости, - смеялась она. - Всё остальное давно известно не только в столице, но и в нашей «дыре», как выразился Бальзам о городе, который мы считаем лучшим в мире. **\* \* \*** \- Ты не хочешь эту пословицу записать в твою знаменитую тетрадь, - спросил Женька, когда Татьяна рассказала ему о том, как хвастался Бальзам перед женщинами и как поставила его на место Наташа. - Молодец Наталья Николаевна, - восхищался он. – Особенно насчёт роста. Низкорослые мужчины как правило имеют огромный комплекс, и Наталья ударила его в слабое место, правильно. Нашёл чем и, главное, перед кем хвастаться. Люблю я вас, девочки! – приговаривал Рыбаков, обнимая Татьяну. – А если этот трактирщик надумает в нашем городе обосноваться, я с ним обязательно встречусь, - зловеще прошептал он. - Кто обижает моих любимых женщин, обязательно ответит за это. Вскоре Бальзам перестал мелькать в больнице. Слава Симонов сказал, что повара, несмотря на его профессионализм, пришлось отправить в колонию, а Наталья разузнала, истинные причины, по которым Бальзам лишился тёпленького местечка. Он действительно шпионил за сотрудниками и докладывал об этом в оперативную часть, и, чтобы выслужиться, много врал. Коллектив больницы сложился давно, и все сотрудники были сто раз проверены и оперчастью и самой жизнью. Оперативники были людьми адекватными и не глупыми, поэтому, когда повар, доложил майору Симонову, что Татьяна Владимировна продаёт блатным терапии водку, у Славы было желание дать доносчику в зубы. Через несколько месяцев слухи об этом дошли до Татьяны. Она, конечно, очень расстроилась, долго переживала от такой наглой и гнусной лжи. Однако, мысль, что собственная интуиция её не подвела, и первое впечатление о Бальзаме, которое она получила во дворе хирургии и, которое повар изо всех сил старался улучшить, оказалось верным, её утешала. Как говорится, первое впечатление нельзя произвести дважды.

Осенним утром Татьяна ехала на работу в рейсовом автобусе. Настроение было приподнятым. Вчера весь вечер она разговаривала по мобильнику с Рыбаковым. Связь была отвратительная, часто прерывалась, но длительно занимать городской телефон, по которому связь была лучше, ни Татьяне Владимировне, ни Евгению Александровичу было нельзя потому, что в любое время могли позвонить с работы. Кроме того, это было плохой приметой. Как только Татьяна, как маркиза из песни «Алло, алло прекрасная маркиза», увлекалась телефонной беседой по своему шикарному аппарату, подаренному когда-то Женькой, её немедленно вызывали в больницу или у Рыбакова что-то случалось на его предприятии. \- Женщины любят ушами, - так, кажется, говорят в народе, а уши Татьяны были все обласканы Женькиными комплиментами. И умница то она, и красавица! И скучает он, и никак не дождётся следующей встречи! Сплошной «сахарный сироп»! - Не чокнуться бы от счастья! - урезонивала себя Таня и тихо улыбалась. Свою счастливую улыбку она прятала от людей, уткнувшись в воротник пальто. Не хватало, чтобы эту улыбку заметил кто-нибудь из коллег! Так в психиатрическом отделении у Лёшки Хохлова улыбались его сумасшедшие пациенты. Нужно принять вид, подобающий начальнику отделения, размышляла женщина. Болтать в автобусе было не с кем потому, что Наташа взяла отгул, и Татьяна стала прислушиваться к разговорам сотрудников. Медицинские сёстры работали по сменам и, придя домой, обычно звонили тем, кто выходил на работу завтра и «старшей». Докладывали о том, как прошёл рабочий день, какие препараты на исходе и запас их необходимо пополнить прямо с утра, как проявили себя на смене больные и санитары, какие были происшествия и т. д. Таким образом Татьяна Владимировна узнала от своих медсестёр, что вчера, когда стемнело, на территорию больницы был совершён переброс в районе лаборатории, здание которой расположено рядом с терапевтическим корпусом. Об этом в конце смены медицинским сёстрам сообщили санитары, которые были в курсе всех событий, происходящих в больнице. Переброс – это всегда серьёзно. Чаще всего со свободы бросали алкоголь, запечатанный в соответствующую тару, наркотики, мобильники. Всё, что запрещено в передачах и посылках, вплоть до оружия, могут бросить через забор. Правда, слава Богу, оружия в больницу пока не перекидывали. Обычно, о готовящихся перебросах опер часть узнавала заранее через своих многочисленных агентов. Нарушителей ловили как в зоне, так и за забором, но случались и «проколы». По словам медсестёр «посылку» обнаружить не удалось, её проворно подобрал адресат и исчез в сумерках. Теперь в задачу администрации входило разыскать тех, кому предназначалась «посылка», выяснить что именно бросали, и обнаружить это. Во всех отделениях сегодня ожидались повальные обыски, которые мешали обычной медицинской работе. Ситуация осложнялась ещё и тем, что в течение всей недели в больнице работала комиссия из управления, и это происшествие могло серьёзно отразиться на выводах, которые сделает комиссия обо всех службах медицинского учреждения ФСИН. Комиссия о своих планах никому, даже начальнику колонии заранее не сообщала, но [главный врач Надежда Харитоновна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c"), распорядилась всем отделениям быть готовым к посещению высоких гостей в любой момент. Зайдя в отделение, Татьяна Владимировна сразу заметила, что «терапия» готова принять проверяющих. Стараниями санитаров и «старшака» в помещениях идеальный порядок и чистота. В её кабинете напротив письменного стола над кушеткой всегда висела большая икона Пресвятой Богородицы «Достойно есть», подаренная когда-то пациентом с прозвищем Святой. Сегодня этот образ был заменён на портрет поэта Маяковского. [Дядя Коля Святой](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/66e4cf9a67e67ea8057bdaf4 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/66e4cf9a67e67ea8057bdaf4") - полуграмотный колхозный воришка, был освобождён из мест лишения свободы в связи с тяжёлым заболеванием. Обманул всех, прикидываясь обездвиженным. Ошибку докторов несколько оправдывало отсутствие в больнице в то время невропатолога, а добиться консультации специалиста с «воли» не удалось потому, что и в городе неврологи были в большом дефиците. Медицинская сестра, которая сопровождала этого якобы обездвиженного больного до его места жительства, рассказала потом какие приключения пережила она за сутки пути. Ей же пришлось передать Святого родственникам. Сестра больного утверждала, что братец уже не первый раз оказывался на свободе как смертельно больной. Татьяна Владимировна переживала из-за своей ошибки, но утешала себя тем, что не только она опозорилась, не только она дура, но и других докторов, которые до этого освобождали больного по болезни, Святому удалось обмануть. Однако вскоре знатоки законов и инструкций из спецчасти больницы объяснили ей, что дядя Коля Святой ранее освобождался по амнистии. Из этого следовало, что всё-таки она, Татьяна Владимировна, дура каких поискать. Оставалось оправдывать свою совесть тем, что дядя Коля совсем старый и больной. Он прикидывался полностью обездвиженным, но на самом деле у него отсутствовали движения в левой руке и ноге, плюс высокие цифры артериального давления, серьёзные изменения на кардиограмме и т. д. Короче, дядя Коля был не жилец на этом свете, хотя и не было у него тетрапареза, который он изображал. Преступления же этого обманщика, за которые он отбывал срок, сводились к тому, что на конюшне, где дед работал, он сбывал алкашам за бутылку водки корм для лошадей. То есть на свободу обманным путём вышел ни убийца, ни коррупционер, а мелкий воришка. Это было, конечно слабым оправданием для Татьяны, но со временем угрызения совести утихли. Да и Женька всё время внушал, что Татьяна Владимировна очень умная, «сахарного сиропа» для неё он никогда не жалел. \- Как хочется в это верить, - думала она. – Женька не будет обманывать, - убаюкивала она свою совесть, обласканная комплиментами любимого. Икона, которую собственноручно сделал дядя Коля ещё до болезни, была под стеклом. Изображение Богородицы - страница красочного православного календаря. Умелец украсил его «серебряной» фольгой и поместил в резной киот. Образ был освящён батюшкой при очередном посещении больницы. Икона Татьяне очень нравилась. Кроме прямого духовного воздействия на всех членов коллектива и на пациентов, которые бывали в кабинете, серебристая икона очень украшала и освещала помещение, окна которого выходили на северную сторону. Сегодня на месте образа Богородицы висел портрет В. В. Маяковского. Матильда давным-давно распорядилась убрать икону из кабинета. Многим офицерам, да и самому начальнику колонии, тем более представителям управления, которые периодически появлялись в больнице, не нравились эти «предметы культа». Главный врач рекомендовала водрузить на место, иконы (если Татьяне так хочется) портрет какого-нибудь деятеля медицины - Авиценны, например, Пастера или кого-то ещё. Однако, несмотря ни на что, икона Богородицы постоянно занимала почётное место в кабинете начальника терапевтического отделения, но перед мероприятиями, в которых должны были принимать участие главный врач, начальник или представители управления ФСИН, икону прятали в потайном месте, а на стене появлялось волевое лицо рупора революции - Маяковского. На какое–то время икону поместили в храм, который построили в зоне, но там были красивые образа из Софрино, и самодельная икона выбивалась своим кустарным видом из общего великолепия. Богородица вернулась в терапевтическое отделение, вызвав искреннюю радость у сотрудников. Все приключения «фартовой» иконы, как выражался её автор дядя Коля Святой, возобновились. Сейчас на её месте висел портрет Маяковского. \- Привет, Володя! – поприветствовала Таня любимого поэта. - Давно не виделись, я рада встрече. Сразу вспоминаю твои «Тучкины штучки». Мне в детстве старшая сестра читала: *Плыли по небу тучки.* *Тучек - четыре штучки:* *от первой до третьей - люди,* *Четвёртая была верблюдик.* \- Когда у меня появились племянники, - продолжала Татьяна, надевая медицинский халат, я им тоже читала твои стихи: *К ним, любопытством объятая,* *По дороге пристала пятая, -* продолжала она, но не успела продекламировать стихотворение до конца, как услышала отборный тюремный мат, рвавшийся через открытую форточку в её кабинет, наполненный в этот утренний час поэзией Владимира Владимировича. \- Что за козёл мне портит поэтическую атмосферу, - пробурчала Татьяна и подошла к окну. Нецензурно выражаться спец контингенту в больнице категорически запрещалось, это было записано в правилах внутреннего распорядка. Нарушителя могли отправить в штрафной изолятор, что, влияло на условно досрочное освобождение или принести ему другие неприятности. – Сейчас я тебе устрою «доброе утро», - подумала Татьяна, выглядывая в форточку, чтобы опознать сквернослова. «Козлом» оказался врач анестезиолог–реаниматолог. Он стоял на холоде перед калиткой в локальный участок терапевтического отделения в одном халате, задрав голову к вышке, на которой сидел осуждённый, который должен был открывать двери по звонку. Дежурный, видимо, задремал и не реагировал на звонки и вопли, которые издавал Владимир Александрович, для коллег просто – Вова. Доктор невысокого роста, с грубыми чертами лица, с длинными и жёлтыми от папирос зубами, хриплым, прокуренным голосом, но всегда аккуратно и с иголочки одетый. Вова прекрасный специалист, очень начитан, любит серьёзные исторические книги и всегда в курсе литературных новинок. При профессиональных спорах и просто в беседах, он часто вгонял в ступор оппонентов знанием своего предмета и эрудицией. Особенно трепетали перед ним Надежда Харитоновна и начальник. Владимир Александрович презирал дураков и подхалимов, поэтому врагов в коллективе у него было много. Он - «кость в горле» администрации больницы потому, что по многим вопросам был в аппозиции начальнику и главврачу. По слухам, у Вовы имелся словарь неприличных выражений, к которому частенько прибегали офицеры оперчасти и режимной службы. Одним словом, жаргоном и матерной бранью Вова владел тоже в совершенстве. Наконец, калитка в терапевтический дворик открылась, и замёрзший анестезиолог ворвался в «терапию». Татьяна услышала в коридоре его поспешные шаги. В кабинете он грохнулся на стул возле Татьяниного стола, на котором обычно размещались пациенты. Доктор дежурил сутки по больнице и забежал к Татьяне с лентой ЭКГ, которую он снял ночью одному из больных. Нужно было обсудить с Татьяной кое какие детали. Татьяна понимала, что доктор не хуже, чем она разобрался в ЭКГ, а забежал к ней просто поболтать перед планёркой. Вова выделял Татьяну Владимировну среди всех докторов, считал её самой умной, образованной и профессионально подготовленной среди коллег. Он всегда прислушивался к её мнению и уважал его, даже если был с ним не согласен. \- Владимир Александрович, ну что же вы так материтесь, - укоризненно сказала Таня. – Я собиралась вас в ШИЗО отправить. \- Прошу пардону, мадам, - стуча зубами ответил Вова. Анестезиолог был гораздо старше Татьяны Владимировны, ему уже исполнилось пятьдесят пять лет. Всю жизнь Вова проработал доктором в местах лишения свободы, и относился к «жуликам» плохо. Он не афишировал этого, но всегда предупреждал молодых сотрудников, что от осуждённых можно ждать всего, что угодно, любой подлости. Это доктор объяснял тем, что жизнь в лагере очень тяжёлая. Чтобы выжить, каждому приходилось выкручиваться, и все методы для этого были хороши. Когда в больнице появилась Татьяна Владимировна со своими идеальными взглядами на жизнь и добротой, Владимир Александрович дал молодому доктору школьное определение «луч света в тёмном царстве». Сейчас доктор бежал из пищеблока, где он снимал пробу, что входило в обязанности дежурного врача. Владимир Александрович выглядел очень усталым, и Татьяна спросила, как прошло дежурство. Вова рассказал, что «жулики» решили «подставить» руководство больницы, узнав, что прибыла комиссия из столицы республики. Это было ещё одним доказательством подлости спецконтингента, которому в больнице жилось совсем неплохо. Они написали несколько жалоб на имя начальника о плохом качестве пищи. Начальник, занятый с комиссией, поручил дежурному врачу предварительно разобраться с этим вопросом. \- Представляешь, - азартно повествовал Вова, - жалуются на то, что часто дают перловку. Ко мне на беседу пожаловал сам смотрящий по больнице из туботделения. Сопляк, лет тридцати от роду, а уже вор в законе – Мамука. Я его спросил, где купил «корону», так он от злости русские слова забыл, по-грузински заговорил, наверное, матерился. \- Владимир Александрович, - ужаснулась Татьяна, - зачем вы так? Воры опасные люди. \- Знаешь, Танюха, я за свою жизнь повидал настоящих воров. Некоторые из них даже вызывают уважение. А этот – сопля. Им гляди-ка, перловка не нравится. Я, когда в армии служил, там шрапнель (так мы перловку называли) через день готовили, и ничего, выжили. Между прочим, в древнем Риме мясо было очень дорогим и гладиаторов кормили исключительно перловой кашей. Представляешь, сколько энергии им было нужно, ведь они бились с противником насмерть. А наши дармоеды питанием недовольны, гляди-ка. При социализме все осуждённые обязаны были работать, а теперь – по желанию. Развели демократию, - разошёлся Вова. – Демократия по мнению Бернарда Шоу - это когда ты любуешься воздушным шариком, задрав голову в небо, а в это время кто-то шарит у тебя в карманах. Я с этим согласен. Никакая демократия в нашей стране, тем более в зонах недопустима. Сталин нам нужен, Иосиф Виссарионович! От нахлынувших эмоций доктор вскочил со стула и нервно зашагал по кабинету. Татьяна вспомнила, как однажды обсуждали с коллегами очередную статью о Сталине. Вова орал громче всех, защищая оболганного вождя, а своих оппонентов, которых было немало среди докторов, «затыкал» неоспоримыми фактами из истории страны, которую он знал досконально. На следующий день после дискуссии Владимир Александрович на рабочем столе своего кабинета демонстративно поставил знаменитый портрет Сталина с трубкой. \- А ты что тёзку моего вывесила? - вдруг спросил Вова, остановившись возле портрета Владимира Маяковского. - Любишь его что ли? А я не понимаю, как можно его стихи, кроме детских, декламировать, да и просто читать. Он взял с полки книжку стихов Маяковского с названием «Люблю» и, открыв на первой попавшейся странице начал вслух с большим трудом читать: *А если сегодня мне, грубому гунну,* *кривляться перед вами не захочется – и вот,* *я захохочу и радостно плюну,* *плюну в лицо вам* *я бесценных слов транжир и мот.* \- Это поэзия? - удивлённо спросил Владимир Александрович, как-то растерянно глядя на Татьяну.– Язык в трубочку заворачивается от такой рифмы. \- Это стихотворение «Нате», не самое известное и не самое простое для понимания, - вступилась за своего кумира Татьяна. – Красавец, бунтарь… \- А жил третьим номером с Бриками, тьфу, - возмущённо прервал её доктор. - Всё-таки здесь, в кабинете, уместней был бы портрет медицинской знаменитости, - наконец отцепился от поэта Вова. \- Я хотела раздобыть образ Габриэля Фаллопия, - заулыбалась Татьяна, - но без результата, нигде не нашла его портрета. \- Это ещё кто такой? – удивился Владимир Александрович. \- Коллега! – пафосно обратилась Татьяна к Вове. – Стыдно не знать средневекового итальянского анатома, который впервые обнаружил в теле женщины трубки (яйцеводы), которые впоследствии назовут фаллопиевы трубы. – засмеялась Татьяна. - У нас на втором курсе, после того как сдали экзамен по анатомии, в КВН было выступление музыкального коллектива под названием «Фаллопиевы трубы». Там были две трубы и гитара. Очень смешно выступали, - смеясь закончила свой рассказ Таня. Вова тоже засмеялся, обнажая кривые, жёлтые зубы. \- Люблю я тебя, Танюха за ум, за юмор. Интересный ты человек! – одобрительно взглянув на женщину хохотнул Вова. Вдруг он стал серьёзным и спросил, как бы между прочим: - Говорят, ты с бывшим жуликом встречаешься? Не боишься? \- Владимир Александрович, вы сами сказали «с бывшим», - вынуждена была реагировать Татьяна на неприятные для неё слова. – Даже майор Симонов считает, что Рыбаков был в зоне случайным пассажиром. У него много достоинств, из которых на первое место я ставлю ум, образованность. Он из хорошей семьи. И вообще, что это я перед вами оправдываюсь? Я люблю его, даже больше, чем Маяковского, - засмеялась она. \- Эх, изменщица, -грустно вздохнул портрет. \- Кроме Фаллопия, могу предложить ещё одну, малоизвестную, но яркую кандидатуру, - ушёл Вова от неприятной для женщины темы, которую сам невольно ей навязал. \- И кто же этот кандидат? – стараясь успокоиться спросила Татьяна. \- Знаменитый Христиан Лодер – московский врач, времён отечественной войны 1812 года. Он лечил пациентов минеральной водой, которую доставляли в его клинику из Европы. Доктор считал, что ходьба чрезвычайно полезна для здоровья поэтому, выпив воды, его пациенты, богатые люди отправлялись в длительные пешие прогулки по паркам города. Москвичи воспринимали эту публику как праздно шатающихся бездельников и впоследствии их стали называть лодырями. \- Интересно, - буркнула Татьяна, - буду знать. В кабинет Татьяны стали собираться сотрудники «терапии» на планёрку, и Владимир Александрович откланялся. Татьяна же, сократив утреннее заседание, помчалась в туберкулёзное отделение к больному, которому ночью снимали ЭКГ. На планёрку к главному врачу Татьяна Владимировна, конечно, опоздала. Она ворвалась в кабинет, где начальник уже распекал офицеров, дежуривших в больнице ночью и допустивших «переброс». Валерий Игнатьевич метнул на Татьяну испепеляющий взгляд, от которого ей стало жарко. \- Никакой дисциплины! – гаркнул он, и все вздрогнули. Таким раздражённым начальника давно не видели. Валерий Игнатьевич снисходительно относился к медицинскому персоналу вверенной ему больницы. При каких-либо происшествиях палку старался не перегибать, но совершенно искренне был убеждён в том, что главное в больнице не лечение больных, а продолжение исполнения наказания. По этому вопросу был в оппозиции к начальнику и Владимир Александрович и большинство медицинских работников. После планёрки в штабе посплетничали с докторами о текущей ситуации, о том, чем грозит этот «переброс» лечебным отделениям. Все сделали вывод, что комиссия, работающая в больнице, знает о происшествии и готова к карательным мерам для виновных, которые, конечно, были уже назначены. Будут бесконечные обыски, на которых и полы вскрывают, и штукатурку в подозрительных местах ковыряют, и цветочные клумбы в прогулочных двориках перекапывают. Такие шмоны [сестра хозяйка](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a") терапевтического отделения сравнивала со стихийным бедствием вроде лесных пожаров, которые случались в её родной таёжной деревне. После этого мероприятия приходилось даже кое-где делать ремонт. \- Что же командир ихний Вовка не приходит сразу с извёсткой, с краской, - ворчала Дося. – Знай только своей дубиной размахивает, народ пугает. А кто его боится-то? – вопрошала она. Однако, Дося несколько лукавила в том, что «ихнего командира» никто не боится. Когда ОМОН врывался на территорию сначала прогулочного дворика, а потом в отделение, всем делалось не по себе, если не сказать жутко. Одетые в шлемы, в бронежилеты, в наколенниках и налокотниках, со скрытыми под масками лицами, омоновцы были похожи на инопланетян. В руках у каждого бойца были щит и дубинка. Всех, за исключением лежачих больных, выгоняли в коридор, и в пустых палатах проводили тщательный обыск. С «жуликами» не церемонились, при малейшем неповиновении нарушитель получал профессиональный удар дубинкой по определённым местам, на которых не оставалось следов. Мероприятие было шумным, эмоциональным и за это получило в народе красочное название «маски шоу». Приближаясь к своему корпусу, Татьяна увидела в прогулочном дворе омоновцев, которые оцепили здание по периметру, не позволяя ни выйти из него, ни войти. Татьяна распахнула пальто, чтобы был виден медицинский халат, но её всё равно остановили, и только после того, как проверили металлоискателем, пропустили внутрь. В коридоре первого этажа все больные стояли вдоль стены лицом к ней и с поднятыми руками. Вдоль этой шеренги намеренно тяжёлыми шагами передвигался командир омоновцев, капитан Владимир Крючков. В палатах проводился тщательный обыск силами оперативников и режимной части. На втором этаже отделения, наверняка, картина была идентичной. В кабинете старшей медсестры майор Симонов беседовал с больными, которых он вызывал по одному. Никаких лечебных мероприятий не проводилось. Медицинские сёстры расположились в бытовке и ждали момента, когда им разрешат приступить к работе. Всё серьёзно. Атмосфера была зловещей. Увидев Татьяну, капитан гулко шлёпнул дубинкой по своей руке, замурованной в огромную перчатку, и крикнул преувеличенно грозным голосом: \- Татьяна Владимировна! Кто из этих граждан вас обижает? Вы скажите, мы разберёмся, накажем! Татьяна, пользуясь тем, что её никто кроме капитана не видит, покрутила пальцем у своего виска и, открывая ключом дверь кабинета, заметила, как дрожат её руки. Она открыла дверь и почувствовала, как следом за ней, чуть не сбив её с ног ввалился капитан. \- Ты совсем дурак? – поинтересовалась Татьяна, снимая пальто. – Ты понимаешь, что меня подставляешь? Что больные про меня подумают? Они ведь не знают, что мы с тобой в одной малосемейке живём, соседи, и что ты шутишь? \- Да брось, все поняли, что это шутка, - уверенно сказал капитан. – А это кто тут нас подслушивает? – показал он на портрет, висящей на стене. \- Габриэль Фаллопий, - сказала Татьяна, переобуваясь. \- Ты меня за идиота держишь? – обиженно спросил капитан. – Думаешь, если в погонах, значит дебил? Это же «товарищ маузер» - показал он на портрет. \- Если знаешь, что тогда спрашиваешь? - сердито ответила Таня. - Что за день такой. Одни Вовы кругом! \- Да уж, денёк, - вздохнул портрет. \- Почему вы к терапии прицепились, мы что, мёдом намазаны? Почему к нам все лезут? – допытывалась Татьяна у Володи, который, спустив маску с лица, расположился на кушетке прямо под портретом. \- Есть информация, что именно в ваш корпус посылка с наркотой прилетела, - начал рассказывать капитан, но не успел он закончить, как в коридоре раздались поспешные шаги, и в кабинет ворвалась медсестра. \- Татьяна Владимировна, - закричала она, - больному плохо! Татьяна и капитан бросились вслед за сестрой. Они забежали в палату, где находились больные, которым был предписан постельный режим. Этих больных тревожили в последнюю очередь. Их осторожно перекладывали на свободную кровать, а матрас подушку, тумбочку проверяли так же тщательно, как и у всех остальных. Сестра указала на молодого парня. Это осуждённый Попов, который лечился по поводу тяжёлой пневмонии, но его жизни до этого момента ничто не угрожало. Сейчас он был без сознания, артериальное давление было на критически низком уровне, тоны сердца едва прослушивались. Татьяна отдала распоряжение сделать несколько инъекций, поставить капельницу и вызвать из хирургического отделения реанимационную бригаду. Что могло произойти с этим молодым, не имеющим никаких хронических заболеваний пациентом, прогноз которого в отношении заболевания, тем более жизни, был совершенно оптимистичным – полное выздоровление. Татьяна недоумевала. Все назначения были выполнены, а через несколько минут над больным уже колдовал Владимир Александрович со своими помощницами. Быстро осмотрев больного, он сделал предположение, что это состояние вызвано передозировкой наркотиков и распорядился пациента на носилках вместе с капельницей отправить в реанимационную палату хирургического отделения. \- Ты не справишься, всё очень плохо, - шепнул Татьяне Вова. Как такое могло произойти, размышляла Татьяна. Парень не значился как наркоман. Он впервые оказался в колонии общего режима за хулиганство. Несколько дней назад заболел и был немедленно направлен в больницу, где у него выявили пневмонию. Наблюдая за этим пациентом за время, которое он провёл в их отделении, Татьяна Владимировна поняла, что парня увлекала тюремная романтика и он всеми фибрами души стремился к «блатным», которые его, конечно, игнорировали. Раздобыть «дозу» в зоне удавалось лишь привилегированным зэкам, а этот Попов в лагерной иерархии был никем и как у него получился «передоз» (если Владимир Александрович прав), это было загадкой. Что же случилось, тревожно думала Татьяна. Она не находила себе места и позвонила в хирургию. Начальник хирургического отделения Герман Афанасьевич сообщил, что Вова занят с больным и, когда выходил покурить, сообщил, что скорее всего эта история для Попова закончится летальным исходом. \- Что делать то? – в отчаянии спросила Таня. \- В беде не унывай, на Бога уповай, - машинально ответил хирург и положил трубку. Словно ужаленная, Татьяна вскочила со своего крутящегося стула, закрыла входную дверь на ключ и бросилась в закуток, отгороженный от кабинета, где Татьяна переодевалась в рабочую одежду. Здесь же был маленький столик, на котором прикрытая вышитым полотенцем хоронилась от недоброжелателей икона Богородицы. Татьяна вытащила её из убежища и поставила на кушетку. Никаких молитв Татьяна не знала, поэтому сняла с полки молитвенник, стоящий на всякий случай на полке вместе с медицинской литературой и любимыми книгами. Она открыла по оглавлению страницу с молитвой к Пресвятой Богородице, упала на колени и стала с трудом читать непонятные слова. Закончив читать одну молитву, она переходила к другой. Сколько времени она молилась, Татьяна не знала. Очнулась, когда в дверь постучали. Татьяна открыла кабинет. Зашёл капитан Крючков, сообщил, что мероприятие закончилось, и можно переходить к обычной работе. Владимир сообщил также, что следов посылки «в терапии» не обнаружили, значит шмоны будут проводиться в других отделениях. Капитан помог Татьяне убрать икону в тайник, и она стала вызывать своих пациентов для осмотра. Татьяну подмывало позвонить в хирургию и узнать о состоянии Попова, но трусила, боялась услышать трагическое известие. Наконец, отважилась, позвонила на пост медсёстрам хирургии, которые сообщили, что Владимир Александрович уже ушёл домой, передав больного под наблюдение дежурному врачу, который сейчас занят, а больной Попов жив. Стало легче, и Татьяна поехала домой. Сразу позвонила Наташе. Вместе стали думать, было ли это состояние вызвано отравлением наркотиками, или была другая причина. Сомнения мог развеять анализ на содержание наркотических средств в организме больного, но он ещё не был готов. Своё состояние Татьяна оценивала как паническое. Женька не отвечал на звонки, Владимир Александрович, который мог бы успокоить Татьяну отдыхал, и жена не стала звать его к телефону. Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, Таня включила телевизор, где шла оперетта «Летучая мышь». Знаменитую арию графа Орлова прервал звонок в дверь. На пороге возник капитан Владимир Крючков. \- Я только что из больницы, - начал он, переступив порог. - Зашёл специально, знаю, что с ума сходишь из-за этого урода. А он натуральный урод, - продолжал Владимир, вопросительно глядя на хозяйку. – Пустишь? \- Конечно, проходи, - засуетилась Татьяна, предложив офицеру снять куртку и пройти на кухню. \- Чай, кофе? Виски, бренди, - натужено шутила она. \- Лучше водки и огурец, - тоже отшутился капитан. - Так вот, майор Симонов провёл расследование. Посылка с наркотой предназначалась для ваших блатных. Когда узнали, что будет шмон, предложили этому дурачку Попову проглотить контейнер с дозами. Он, Попов лежачий, его может вообще шмонать не будут, так они думали. Дурачок с готовностью согласился. Как же, не всякому доверят! Уважуха! Ну, вот, а при глотании контейнер повредился или он до этого был с дефектом, непонятно. Когда Владимир Александрович начал больного интубировать, увидел во рту нитку, и всё понял. Через эндоскоп извлекли ценный груз, промыли желудок. До сих пор всё ещё лечат горемыку. Санитары и некоторые больные подсказали кому прилетела посылка. Завтра будут разбираться во всём досконально. Ну, всё, я в садик за ребятами побежал. \- Вовка, спасибо тебе, что зашёл, рассказал, а то я места себе не находила, - растрогано говорила Татьяна. – Это, твоим ребятишкам, - протянула она горсть разноцветных конфет, которые достала из фруктовой вазы, стоявшей на холодильнике. **\* \* \*** Наконец созвонились с Женькой и обсудили происшествие. \- Я не понимаю, почему ты икону всё время прячешь от начальства. Они ничего в этом не понимают, а ты идёшь на поводу. Вот Владимир Александрович уважает Сталина и поставил его портрет на рабочем столе несмотря на то, что большинство сотрудников считает его злодеем. А ты суетишься, каждый раз думаешь, как к этому отнесётся начальство. Это неуважение к Царице Небесной. – отчитывал Рыбаков Татьяну. \- Наверное, ты прав, - согласилась Татьяна. - А куда же я Володю дену? \- Ты про какого Володю сейчас говоришь, - засмеялся Женька. – У тебя сегодня трое, просто Вова в кубе! \- Действительно урожай. Вова – анестезиолог, Вова – омоновец и Владимир Маяковский. – Ты прав, нехорошо икону, туда-сюда таскать. Богородица должна быть на почётном месте, то есть в красном углу, - задумчиво рассуждала Татьяна. - Если бы не она, неизвестно, что было бы с Поповым... Маяковского тоже обижать не буду. Пусть портрет так и висит над кушеткой.

В терапевтическом отделении состоялся консилиум. Как всегда, все переругались, дошло даже до личных оскорблений. Татьяне было смешно слышать от взрослых, уважаемых докторов ребячьи диалоги вроде: «дурак», «сама дура», и «от дурака слышу». \- Как в песочнице, - смеялась она. Разошлись обиженные друг на друга, но Татьяна знала, что эти детские обиды забудутся всеми участниками заседания уже по дороге в свои отделения. Много раз Татьяна убеждалась в правдивости поговорки: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Когда в её жизни появился Рыбаков, на многое она стала смотреть Женькиными глазами. В её речи появились Женькины интонации, словечки, она непроизвольно копировала его жесты. Интерес Рыбакова к античному искусству, философам, к истории древнего мира передался и Татьяне. Женька часто рассказывал ей о своих знакомых, друзьях и очень забавно сравнивал их с героями любимых мифов. Хромой кочегар на предприятии Рыбакова, например, был похож на древнегреческого бога огня Гефеста, владелец пивного ларька в посёлке смахивал на вороватого Гермеса. Это оказалось заразительным, и Татьяна подсознательно тоже стала отождествлять своих коллег с античными героями. Консилиум – дело серьёзное и возглавляла их всегда главный врач Надежда Харитоновна, она же [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c"). Сегодня Надежда Харитоновна, в накрахмаленной, высокой, медицинской шапочке, в белом халате, и во главе такого высокого собрания напоминала древнеримскую богиню правосудия Юстицию. Как и полагалось, у богини была соответствующая стать римской скульптуры и серьёзное, даже суровое выражение лица. Вместо меча в её руке была толстая шариковая ручка, в которой помещались стержни четырёх цветов, на глазах модные, солнцезащитные очки, аналог повязки на глазах богини. Стёкла очков были с необходимыми диоптриями и не очень тёмные, поэтому были вполне уместны в помещении. Правда у богини не было весов, на которых она должна была взвешивать все «за» и «против», но это обязательно должно было проявится в ходе самого консилиума. Весы имелись, но пока были невидимы. С сомнением посмотрев на крутящийся стул возле стола Татьяны Владимировны, на котором ей предстояло разместиться, Матильда распорядилась принести «что-нибудь попроще», и старший санитар мгновенно доставил кресло из своей комнаты. При виде этого произведения искусства все ахнули. Кресло было с мягким сиденьем, высокой спинкой, верх которой, а также ножки и подлокотники были украшены замысловатой резьбой. Трон, да и только! Другие участники заседания разместились на кушетке, расположенной напротив стола начальника отделения, и на стульях, стоящих вдоль стен кабинета. Собрание было представительным. На нём присутствовали все врачи терапевтического отделения, включая невролога Ушакова и дерматовенеролога красавицу Ольгу. Татьяна попросила всех докторов терапии прийти на консилиум, предполагая тяжёлую борьбу, в которой, если что, придётся добиваться поставленной цели не только уменьем, но и числом. Цель же была одна – перевод больного в хирургию. Из других отделений в заседании участвовали начальник хирургического отделения Герман Афанасьевич, два рентгенолога и фтизиатры. В больнице было три туберкулёзных отделения и все три женщины, возглавляющие их, присутствовали. Матильда распорядилась явиться на консилиум психиатру Алексею Хохлову. Психических отклонений у пациента, которого представляли на консилиуме, не было, поэтому все решили, что предусмотрительная Матильда пригласила этого специалиста для сотрудников, всякое бывало на таких мероприятиях. \- Вдруг, кто-нибудь взбесится, - потешались доктора. \- А что смирительную рубаху не прихватил, - смеялась Татьяна Владимировна. \- У меня дел по горло, а у вас всё шуточки, - ругался психиатр. \- Алексей, - строго обратилась Матильда-Юстиция к прибывшему доктору, - сколько времени нужно добиваться твоей консультации? Больного будем оформлять на освобождение по болезни, консультация психиатра необходима, поэтому, будь любезен, проконсультируй сегодня же и, чтобы я видела! Хохлов подсел к неврологу Ушакову и долго ворчал, что его оторвали от неотложных дел. Все были в сборе. Удобно устроившись в кресле, Юстиция распорядилась начинать мероприятие, но на пороге Татьяниного кабинета появился патологоанатом Виктор Иванович. Все расхохотались. Предположили, что бдительная Матильда не исключала, что в процессе горячей дискуссии не только кто-нибудь взбесится, но возможно, кого-нибудь и «порешат». На самом деле доктор принёс из своей лаборатории готовые результаты биопсии, взятой при проведении больному бронхоскопии. В задачу консилиума входило обсудить окончательный диагноз больного, который уже длительное время находился в терапии и решить вопрос о дальнейшей судьбе пациента, а именно: в каком отделении он продолжит своё лечение. Этого больного хорошо знали все присутствующие потому, что неоднократно его консультировали. Состояние больного было тяжёлым и всё шло к тому, что его нужно будет освобождать по болезни, а этот процесс предполагал множество хлопот. Для освобождения осуждённого из мест лишения свободы в связи с тяжёлым заболеванием нужно было оформить кучу бумаг, предъявить их суду, который будет придираться к каждой запятой, потом нужно будет думать куда отправить больного после освобождения. Сопроводить домой, если таковой имеется, или в учреждение Минздрава, о котором договорятся начальники. В результате наблюдения за больным, после множества обследований и консультаций, было больше данных за центральный рак лёгкого. В больнице для осуждённых ставки врача–онколога не было, поэтому до консилиума приглашали доктора из городской больницы. Он высказался за онкологическое заболевание, которое нужно было подтвердить результатами биопсии. Если диагноз рака будет подтверждён, онколог расписал химиотерапию, которая должна будет проводиться на базе хирургического отделения. Взвалить на плечи хирургии эту ношу Герман Афанасьевич не торопился. Чтобы истинная причина - нежелание заниматься тяжёлым больным и ухудшить показатели отделения смертным случаем, (который был возможен), не выплыла наружу, Герман сделал вид, что сомневается в диагнозе. Он принялся доказывать, что в данном случае имеет место тяжёлая деструктивная пневмония или туберкулёзное поражение лёгких. Услышав такое заявление, Татьяна подумала, что несмотря на солидную внешность и почтенный возраст, хирург - настоящий Меркурий - бог обмана и плутовства. Реакция трёх фтизиатров была моментальной и синхронной. Они возмутились очень громко, и стали наперебой доказывать, что диагноз туберкулёза давно снят. Психиатр заинтересованно присматривался к женщинам, которые говорили одновременно и излишне горячо. Оживился Виктор Иванович и продемонстрировал анализы, по которым было всё понятно – рак. Шум и гомон стоял невообразимый и в кабинет заглянул обеспокоенный старший санитар. Наконец опомнилась зазевавшаяся Юстиция. \- Коллеги, прекратите базар! – рявкнула она, опасаясь, как бы эта «дискуссия» не перешла в потасовку, уж больно все разгорячились. - Все слушаем Наталью Николаевну! Ругаться потом будем. Наталья Николаевна – лечащий доктор представленного на консилиум пациента, доложила высокому собранию о всех перипетиях грешной жизни осуждённого Коробова, о развитии заболевания, о всех обследованиях, которые были проведены в отделении. Как только Наталья начала своё выступление, психиатр задремал. \- Алексей, не спать, - грозно одёрнула коллегу строгая Юстиция. Наталья Николаевна, закончив своё грустное повествование, предложила всем пройти в палату, где находился больной. Палата была светлой и чистой. На стене напротив кровати больного висела репродукция картины И. И. Шишкина «Утро в сосновом лесу». Репродукцию купила в книжном магазине Наталья Николаевна (очень понравилась) и как всё ненужное в доме, принесла на работу. [Любовь Андреевна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a") – сестра хозяйка отделения, уговорила всех повесить «эту красоту» в палату, где обычно лежали тяжёлые больные. Оперативники, да и режимная служба были не в восторге от этого украшения. Это вообще-то запрещалось по оперативным соображениям, но Дося настояла на своём. Любовь к прекрасному победила! Наталья Николаевна возглавила процессию, но перед палатой остановилась, чтобы уступить дорогу Матильде. На пороге палаты их встретила Любовь Андреевна. На её круглом, с ямочками лице сияла улыбка. Как хозяйка этого пространства, созданного её трудами, она гостеприимным жестом пригласила докторов пройти в палату, а сама остановилась в дверях, готовая к любым поручениям. Вскоре к ней присоединился старший санитар и старшая медсестра отделения. Больной Коробов находился в палате один. Доктора встали у постели пациента, а Герман Афанасьевич, сел на табуретку, стоящую возле кровати. К ужасу всех собравшихся, которые то и дело посматривали на часы, Герман начал обстоятельно расспрашивать больного о его самочувствии, подробно интересовался историей его заболевания, о чём только что докладывала лечащий врач. Затем хирург перешёл к обследованию больного, которое включало в себя осмотр, пальпацию, перкуссию и аускультацию. По всему было видно, что он решил взять высокую комиссию измором. Все этапы обследования хитрый Меркурий проводил медленно, будто издеваясь над присутствующими. Красавица Ольга откровенно зевала, Наталья Николаевна и Татьяна Владимировна не скрывали неприятия всего происходящего, так как ежедневно самым подробным образом обследовали пациента. Матильда, пользуясь моментом, подошла к подоконнику, провела пальцем по его поверхности выявляя наличие пыли. Палец с ярким ноготком остался чистым и в дверях облегчённо выдохнула Дося. Матильда-Юстиция перешла к тумбочке больного, на которой лежала пара румяных пирожков, несколько конфет и стояла бутылка кефира. В дверях палаты послышалось шушуканье. Старшая сестра отделения Нина Сергеевна, грозным шёпотом выговаривала Досе за то, что она не спрятала от посторонних глаз ни свои знаменитые пирожки, ни кефир, которого пожелал накануне больной. Все знали, что Дося подкармливает своих подопечных, особенно тех пациентов, состояние которых было тяжёлым. Жалела, хотя понимала, что перед ней преступники. Нина Сергеевна была гораздо строже в отношении пациентов, но к санитарам, как к своими сотрудникам была более лояльна, даже иногда тоже угощала их. Однако, в работе была чрезвычайно требовательна и строга. Утаить что-нибудь, происходящее в отделении от Нины Сергеевны было невозможно. \- Всевидящий Аргус, - иногда думала о своей «старшей» Татьяна Владимировна. У этого греческого великана было множество глаз, и, когда одна часть их спала, другая бодрствовала. У Нины Сергеевны и среди санитаров, и среди больных были свои глаза и даже уши. Она знала всё, происходящее в «терапии» и в больнице не хуже оперативной части. Герман, между тем, приступил к аускультации. С умным видом приложив фонендоскоп к спине больного, он о чём-то размышлял. Пациент тем временем не отрываясь смотрел на Наталью Николаевну. Столько страдания и мольбы было в его глазах, что этим заинтересовалась Матильда. Она подошла к Герману и спросила, кивнув на больного: \- Ну, что там? Герман, он же хитрый Меркурий, пожал плечами. \- Что и требовалось доказать, - злорадно подумала Татьяна. – Не умеешь, не берись. \- Хирургом можешь ты не быть, а терапевтом быть обязан, - громко, на всю палату захохотал Ушаков. Тихонько хихикая, его шутку угодливо поддержали фтизиатры, которым ещё предстояла битва с лукавым хирургом. \- Ну настоящий Мом - бог насмешек и злословия, - подумала Татьяна, взглянув на радостного невролога. Попасть ему на язык было опасно. Это Татьяна знала не понаслышке. Но в данном случае за шуткой невролога таилась истина - все лучшие узкие специалисты начинали свою карьеру терапевтами. \- Наталья Николаевна, - вдруг подал голос больной. Задыхаясь и обводя умоляющим взглядом всех присутствующих, он сказал, почти плача. - Не переводите меня, пожалуйста. Мне здесь лучше, я здесь поправлюсь! Там, в хирургии, меня «зарежут»… \- Что ты такое говоришь? Оперировать тебя не будут, - возразила Наталья Николаевна, положив руку на плечо пациента. - Ты будешь лечиться консервативно, то есть капельницами, но в хирургическом отделении. Химиотерапию будет проводить подготовленный хирург,- объясняла Наташа Коробову, гладя его по плечу. \- Лучшая операция, между прочим, та, которая не сделана, - щегольнул афоризмом Герман. - Тебе операция не требуется, - продолжил он, обращаясь к пациенту. За этой фразой скрывалась трагическая для больного правда - оперировать его было поздно. Кашель и недомогание у Коробова появились ещё на свободе, где он занимался разбоем и о здоровье не думал. На флюорографии, сделанной при поступлении Коробова в СИЗО, в лёгких уже были изменения, на которые тамошний рентгенолог не обратил внимания. Заболевание развивалось, симптоматика нарастала, но больной обратился в медчасть в зоне только тогда, когда появились боли в груди, а из-за одышки не смог ходить в строю. Матильда распорядилась закругляться и все вернулись в кабинет Татьяны Владимировны. Дискуссия продолжилась. Терапевты утверждали, что всё ясно и диагноз злокачественного новообразования не вызывает сомнения. Требовалось, чтобы эту точку зрения подтвердили рентгенологи, на что терапевты очень рассчитывали. Однако, специалисты разглядывали рентгеновские снимки так, как будто видели их первый раз. Глядя на них, Татьяна стала подозревать, что между ними и хитроумным Меркурием существует сговор. Мужики–рентгенологи, державшиеся плечом к плечу как два Аякса, туманно и вяло объясняли рентгенологическую картину. Они утверждали, что данных больше за центральный рак, но не исключали и деструктивную пневмонию, что по мнению терапевтов было абсурдом. Диагноз туберкулёза лёгких оба Аякса отвергли категорически. Несмотря на то, что больница для осуждённых была не очень большой, и по количеству коек, отделений и медперсонала была тождественна центральной районной больнице Минздрава, но интриги здесь были не меньше, чем на божественном Олимпе. Надежда Харитоновна начинала свой медицинский путь как фтизиатр. Дослужилась до начальника туберкулёзного отделения, а потом была назначена главным врачом. Любовь к фтизиатрии Матильда сохранила в своём сердце и на новой должности, а дружба со всеми докторами туберкулёзных отделений, особенно с их начальниками, с которыми приехала на Север по распределению медицинского института, только крепла с годами. Одна из заведующих и подруг - Нина, была женой Германа Афанасьевича. Таким образом консилиум, который вначале воспринимался терапевтами как формальный, приобретал характер интриги, исход которой был уже ясен. Наталья Николаевна и Татьяна одновременно поняли, что высокое собрание диагноз онкологического заболевания, конечно, не снимет, но на переводе в хирургическое отделение настаивать не будет. Матильда–Юстиция достала из потаённого места свои весы и кидала на них единичные «за» перевод, и многочисленные «против». Последний и самый значимый аргумент против перевода в хирургию, были слёзы осуждённого Коробова, который буквально умолял Наталью Николаевну не отдавать его в руки кровожадных хирургов. В процессе дискуссии требовалось чьё-то независимое мнение, и Юстиция обратила внимание на психиатра, который всё это время боролся со сном. Она попросила Алексея высказать своё суждение. Высокая комиссия получила многозначительный ответ в стиле бабушка на двое сказала: то ли дождь, то ли снег, то ли будет, то ли нет. Разгневанная Юстиция в сердцах плюнула и, как она сама выразилась, приняла Соломоново решенье, то есть онкологический больной останется в терапии, но проводить лечение ему будет прошедший подготовку по этой теме хирург. Всё самое тяжёлое: уход за умирающим больным, обеспечение его дефицитными препаратами, оформление документов на освобождение, всё это ляжет на Наталью Николаевну и Татьяну. \- Это, же кумовство какое-то и протекционизм, - возмущалась Татьяна. Юстиция достала свой меч и в решении консилиума, которое записывала Нина, подчеркнула красной пастой диагноз и постановление – продолжить лечение в терапевтическом отделении. Рекомендованное лечение – смотри консультацию онколога. Когда Матильда торжественно удалилась вместе со своими «весами», красавицу Ольгу прорвало. Она объявила, что рентгенологи – дураки. Психиатр Лёшка Хохлов, по-быстрому проконсультировавший Коробова и собравшийся также по-быстрому смыться, - идиот. Герман – альфонс, привыкший выезжать за счёт жены Нины, которая много лет дружит с главным врачом. Фтизиатры, по мнению разбушевавшейся Ольги, предатели, ответ от которых прилетел незамедлительно в стиле «сама дура». Ушаков с восторгом смотрел на Ольгу, подошёл к ней, поправил прядку золотых волос на её голове, обнял и с таинственным видом вывел из кабинета. \- Точь-в-точь Фурия, подумала Татьяна, глядя вслед удаляющейся разгневанной Ольги. Фтизиатры, оскорблённые словами дерматовенеролога, молча поднялись со своих мест и хотели гордо удалиться, но Татьяна Владимировна обратилась к одной из них: \- Светлана Петровна! Все знают, что вы самый компетентный доктор в области фтизиатрии. О вас даже начальник медицинского отдела отзывался как об уникальном специалисте, - удивляясь своему противному, вкрадчивому голосу, сказала Татьяна. - Пожалуйста, подумайте ещё раз об этом случае, обсудите его в своём коллективе! Я на вас надеюсь, - сладким голосом закончила Татьяна Владимировна. Она вдруг почувствовала себя мстительной Эридой, греческой богиней раздора, которая подкинула тамошним древнегреческим тётенькам яблоко, написав на нём слово «прекраснейшей». Дамы не только перессорились потому, что каждая из них считала себя самой красивой, Троянская война началась, между прочим, из-за этого. Войны в больнице, конечно, не будет, но честолюбивые заведующие туберкулёзными отделениями будут дуться на Светлану Петровну, за то, что именно её назвали самой опытной и умной. – Пустячок, а приятно, - злорадно думала Татьяна. – Вот, вам за всё! Довольными результатами консилиума остались двое: Герман Афанасьевич и больной Коробов. Герман Афанасьевич добился своего – тяжёлый больной останется в терапии. \- Своих «тяжёлых» в хирургическом отделении навалом, - пытался оправдать себя хитроумный Меркурий. Осуждённый Коробов был доволен, что последние дни своей жизни (а он об этом догадывался), он проведёт в этой палате рядом с сосновым лесом, где на деревьях сидят медведи, в обществе добродушной Доси, строгой Нины Сергеевны и добрейшей Натальи Николаевны. Каждый день ему будут делать уколы и давать таблетки медсёстры, которые для него стали не медицинскими, а почти родными сёстрами. \- Кому рассказать, - размышлял Коробов, - в натуре, никто не поверит, что такого покоя и комфорта никогда не было в моей жизни. Ни семьи, ни дома, только пьянство, драки, бегство от полиции и лагеря. Татьяна Владимировна, Наталья, старшая сестра отделения и все другие члены коллектива терапии были разочарованы результатами консилиума. Патологоанатом Виктор Иванович, который редко бывал на консилиумах, был ошарашен. В его руках были анализы, подтверждающие на все сто процентов онкологическое заболевание, и он принял сторону терапевтов. В благодарность за поддержку Виктор Иванович был приглашён на чаепитие, но отказался, сославшись на множество дел, дожидавшихся его в лаборатории. Противно, конечно, что нас так ловко обставили - рассуждала Татьяна. - Однако, если бы на нашем мероприятии присутствовал бог медицины Асклепий, он остался бы доволен потому, что главный человек в медицине – это больной человек. В нашем случае это разбойник Коробов, который будет получать квалифицированное лечение в наиболее комфортных для него условиях, и это самое важное. Нужно успокоиться. Пошли чай пить, - предложила Татьяна Владимировна. В бытовке уже расположились Ушаков и Ольга. \- Что вы головы повесили, нашли от чего расстраиваться, - заговорил Ушаков, посмотрев на грустных терапевтов. Он громко размешивал сахар в своей чашке. \- Потише нельзя? Без того башка трещит, - пожаловалась Ольга. \- Мерехлюндию отставить, - скомандовала Татьяна. \- И то правда! – встряхнула головой Наталья Николаевна. - Александр Васильевич Вишневский, - начала она свои рассуждения, - говорил, что больного надо лечить только так, как лечил бы самого себя. А я, например, не хотела бы лечиться в хирургическом отделении. \- Это какой Вишневский? – переспросил Ушаков. - Насколько я знаю их много, целая династия. \- Основатель династии, который мазь придумал на основе дёгтя – «мазь Вишневского». Он ещё автор проводниковой анестезии и новокаиновой блокады. Немного посплетничали про консилиум, поели, попили чайку, успокоились и разошлись по своим рабочим местам. Всё это, с акцентом на юмор рассказывала Татьяна Рыбакову. Он хохотал до слёз, слушая Татьянины меткие характеристики коллег и сравнения их с античными героями. Он знал, конечно, как тяжело работается докторам в условиях больницы для осуждённых, и порой только юмор и оптимизм помогал им пережить даже самые драматические моменты. Рыбаков сам наблюдал и в больнице, и в зоне, где отбывал наказание, как работали медики в этих тяжелейших условиях. Он видел, как непросто медицинским работникам быть буфером между администрацией и спецконтингентом. Кроме множества больших и маленьких проблем в больнице, постоянная неукомплектованность медицинскими кадрами приводила к тому, что приходилось работать за двоих. Материальное вознаграждение не компенсировало всех издержек, и это приводило к профессиональному «выгоранию». В таких условиях чётко работал естественный отбор. Всех, кто не мог вписаться в эти жёсткие рамки, жизнь заставляла искать другое место работы. \- Только очень добрые, умные и профессиональные люди могли всё это выдержать и остаться верными присяге врача, которую они давали в самом начале своей деятельности, - размышлял Женька. - Татьяна Владимировна, его Танька, Танечка была среди тех, кто этот отбор прошёл, -думал Рыбаков. - И я этим горжусь! \- Под эгидой нашей Надежды Харитоновны – Юстиции, несмотря ни на что, мы и продолжаем трудиться, - смеясь, пафосно закончила свой рассказ о консилиуме Татьяна. \- Между прочим, «эгида» - это козлиная шкура, - добавил Женька перцу в юмористический рассказ Татьяны. \- Не знала этого, - удивилась Таня, - а как она защищала-то, эта обыкновенная шкура? \- Она покрывала щит Зевса, и поэтому обладала волшебной силой, - пояснил Рыбаков. – Ваша эгида, то есть защита на поприще тюремной медицины, - ваша совесть, знания и ещё, наверное, юмор, который для любого человека огромное подспорье. Кажется, Виктор Гюго говорил, что мы рождаемся с криком, умираем со стоном, остаётся только жить со смехом, - закончил он.

Рыбаков приехал в город по неотложным делам, основные из которых к трём часам дня были сделаны, но нескольких необходимых встреч не состоялось. \- Придётся задержаться, - радостно думал Женька. Он сходил в кафе пообедал, накупил всяких сладостей и поехал в общагу. Татьяна должна была скоро появиться с работы, но позвонила и предупредила, что задержится. Они с Наташей пойдут по магазинам. Шоппинг планировался задолго до этого дня и сегодня, после получки, подруги его осуществят. Решили, что Рыбаков будет ждать Таню дома. В квартире Женька переоделся в домашнюю одежду и собирался завалиться на диван с газетой, но раздался звонок в дверь. На пороге стоял Слава Симонов. Рыбаков был знаком с майором. Один раз они встретились на дне рождения Татьяны, но Слава тогда быстро ушёл и близкого знакомства не состоялось. Поздоровались и, удивлённый Слава спросил дома ли хозяйка. Рыбаков сказал, что Татьяна задерживается и пригласил гостя пройти в квартиру и подождать её. Слава с удовольствием согласился и, сняв военный плащ и фуражку, быстро прошёл на кухню. Рыбаков предложил ему на выбор чай или кофе. Получив ответ в пользу чая, он стал хлопотать у кухонного стола и плиты. Слава наблюдал за уверенными движениями Женьки и понял, что оказывается правда то, о чём сплетничали сотрудники. Слухи о романе непреступной Татьяны Владимировны с бывшим зэком ходили давно, обрастали подробностями и часто нелицеприятными комментариями. Майор Симонов хорошо знал Рыбакова потому, что изучал его личное дело, когда Рыбаков лечился в терапии. Слава сам рекомендовал его для работы в больнице, но тогда осуждённый отказался от предложенной должности, о которой многие мечтали. Слава Симонов считал, что мужику оказаться в тюрьме не трудно и из-за ДТП с последствиями, и из-за каких-либо потасовок, которые случаются в жизни каждого мужчины, из-за несовершенного законодательства, особенно в области превышения самообороны. Существует много разных обстоятельств, по которым можно угодить «в места не столь отдалённые». Рассуждая таким образом, Слава не имел ввиду, конечно, преднамеренные, тяжкие преступления. Эта его концепция укладывалась в народную мудрость, говорящую о том, что зарекаться от тюрьмы никому не стоит. Он считал Рыбакова «случайным пассажиром» в местах лишения свободы и не видел в его романе с Татьяной ничего ужасного как другие. Просто иногда было обидно, что Татьяна выбрала не его. \- Красив, умён, - вздохнул майор, окинув взглядом соперника. – Что это я сопли распустил, всё давно решено, - встряхнулся он. Рыбаков же знал о майоре только то, что знал о нём любой гражданин, находящийся на лечении в больнице. Начальник оперативной части майор Симонов характеризовался жуликами как честный, строгий, но справедливый. Он был родом с берегов Волги, отчаянно «окал», что порождало многочисленные байки о его общении с осуждёнными. Коронной фразой во время бесед майора с нарушителями было «колись козёл!» Хотя слово «козёл» было оскорбительным для спец контингента, но, произнесённое наедине и с упором на «о», звучало не обидно, а смешно и майору это прощали. Кроме того, своих осведомителей он никогда не «сдавал», поэтому ему верили и сотрудничали с ним. \- Говорят, у вас с Татьяной всё серьёзно, - наконец сказал Слава, отхлебнув из бокала чай, который только что приготовил Рыбаков. – А ты знаешь, что она ненормальная? – помолчав, серьёзно спросил он. \- Догадываюсь, - улыбнулся Рыбаков. \- Я тебе серьёзно говорю, - повторил Слава. – Я её сегодня с утра на работе разыскиваю. Прячется от меня, знает, что влетит. Такое учудила, - убил бы! – Майор с шумом отхлёбывал чай из своего бокала, потом по–хозяйски подошёл к холодильнику, на котором стояла фруктовая ваза, пошарил в ней рукой, достал несколько конфет, и вернулся на своё место у стола. \- Всё знает, где кухня, где конфеты… Видно часто бывает в этой квартире, - ревниво подумал Рыбаков. Он никогда не слышал о том, что майор Симонов ухаживает за Татьяной Владимировной, ведь между ними была существенная разница в возрасте. Среди осуждённых ходили слухи о романе Таньки с хирургом по прозвищу Длинный и ещё о том, что в неё влюбился один из авторитетных жуликов. Как только это стало известно оперативникам, влюблённого увезли из больницы и, говорят, перевели в другое управление. Это было правильно потому, что любовь, также, как и ненависть были опасны для сотрудников, особенно для женщин. \- Она с утра пошла в обход, - заговорил Слава, достав шоколадную конфету из шуршащего фантика, и закинув её в рот. – Сколько раз ей твердили, что в палате осматривать нужно только тяжёлых больных и обязательно в присутствии старшего санитара. Остальных необходимо вызывать в свой кабинет, где есть тревожная кнопка. Когда мне шнырь рассказал, что произошло, я думал тресну от злости. - возмущался майор. – В «терапии» лежит бандит, головорез по фамилии Крутов, а Татьяне, видишь ли, нужно было этого мерзавца вывести на чистую воду. Она предполагала, что он нагоняет себе артериальное давление, но доказательств не имела. – Слава остановил рассказ, чтобы развернуть ещё одну конфету. Пошуршав фантиком, он опять как в цирке закинул её в рот, отхлебнул чай и с возмущением продолжил: - Тоже мне сыщик, Шерлок Холмс, твою мать! \- Она человек принципиальный, за это её и уважают. Решила во всём разобраться и показать этому Крутову свой характер, - вступился за Татьяну Рыбаков. \- Характер она показывает, - передразнил его майор. – Ты в армии служил? – спросил он. В ответ Рыбаков отрицательно покачал головой. - У нас в институте военная кафедра была, поэтому мы только на сборы летом выезжали, - пояснил Женька. \- А я срочную служил три года! – гордо продолжил Слава. – Потом, после нашего призыва на двухгодичную службу перешли. Так вот! Нас - новобранцев привезли в часть, помыли, побрили, одели в солдатскую форму, познакомили с командирами. Мы все с гонором, с понятием о себе, каждый с характером! – выразительно посмотрел Слава на Рыбакова. - А потом старшина стал учить нас солдатскому «этикету». Первое, что он сказал, и мы запомнили это на всю жизнь, что характер как подштанники, должен быть, но демонстрировать его не надо! – почти крикнул майор. - Это очень полезно для многих, особенно для таких, как Танька. - Он сурово взглянул на Рыбакова и продолжил. – Зря ты в армию не сходил. Там из пацанов мужиков делают. Нам многое не нравилось, ворчали, даже возмущались потихоньку, только потом дошло, что всё было правильно. Всё! – разошёлся майор. - Даже шагистика, которую мы все ненавидели и думали, что она бесполезна, тоже была нужна, не говоря уже обо всём остальном: дисциплина, дружба и тэ дэ и тэ пэ! Тот же старшина нам всё время твердил: красив в строю, силён в бою! Эх! – махнул рукой Слава. – Где хоть она шляется? - спросил он. \- С Натальей Николаевной пошли зарплату транжирить, - подсказал Женька. - Татьяна отчаянная, смелая, - не сдавался Женька, - решила во всём разобраться сама, - продолжил он оправдывать Татьяну, которая по мнению начальника опер части майора Симонова совершила какой-то ужасный проступок. Майор удивлённо посмотрел на Рыбакова и захохотал: \- Новикова смелая? - переспросил он. – Как же ты её смелость разглядел? – смеялся Слава. – Как-то мы всем коллективом поехали за грибами. Многие, в том числе и я, на своих машинах, а для остальных начальник выделил буханку, - начал повествование Слава. - Нам место хорошее подсказали недалеко от полузаброшенной деревни в тайге. Вышли из машины и стали углубляться в лес, а Татьяна недалеко от меня шла. Она на местности ориентируется примерно, как я в музыке, поэтому я её из виду не выпускал. Вдруг позади нас появилась коза, мирная и удивлённая, откуда столько народу взялось. И когда коза неожиданно сказала своё «Бэ-э-э», твоя храбрая Татьяна Владимировна так рванула в чащу, что я её потерял. Еле нашёл! Сидит на пеньке плачет, боится медведей, - закончил Слава с нежной интонацией, которая опять насторожила Рыбакова. \- Может быть, она козу первый раз в жизни увидела, - улыбнулся он. \- Нет, как оказалось, не первый. Она только преступников не боится, чувствует себя защищённой в больнице, - гордо произнёс майор Симонов, - благодаря мне, кстати. А совсем недавно, - продолжал смеяться Слава, - увидела в кабинете мышь. С перепугу кнопку вызова санитаров с тревожной кнопкой перепутала. Через несколько минут в кабинет ворвался дежурный наряд, уверенный, что начальника терапевтического отделения убивают, или взяли в заложники. Мышь давно убежала, а Танька тряслась от страха и отказывалась спускаться со стола, на который в панике вскочила. Вот такая она отважная… \- Танечка умная и добрая, - опять пошёл в наступление Рыбаков. \- Ой, не сыпь мне соль на сахар, - огрызнулся Слава. – Добрая она! В наших условиях доброта не достоинство, а глупость. - Я, наверное, пойду, - вдруг засобирался Слава. - За чай спасибо. Я Татьяну завтра на работе вызову для профилактической беседы. Взгрею так, чтобы запомнила на всю жизнь как рисковать и всех подставлять. Хотя, горбатого могила исправит, - махнул он рукой. \- А упрямого – дубина, - задумчиво закончил Рыбаков, вспомнив, какой бескомпромиссной и упрямой бывает его возлюбленная. Слава ушёл, а Женька с нетерпением стал ждать Татьяну, чтобы выяснить, наконец, что произошло в терапии, и насколько это было опасно для женщины. Татьяна явилась весёлая с целым ворохом пакетов в руках. С порога бросилась к Женьке обниматься. Рыбаков доложил, что приходил майор Симонов, ругался. \- Он сказал, что завтра тобой займётся, а сегодня куда-то торопился, но конфеты почти все стрескал, - докладывал Рыбаков. \- Ничего, я ещё купила! Смотри, какие красивые, - говорила Татьяна, высыпая в вазу конфеты в блестящих фантиках. \- Что у тебя стряслось? Майор негодовал, матерился, - обеспокоенно спрашивал Женька, помогая Татьяне освобождать пакеты. **\* \* \*** Осуждённый Крутов был членом банды, которая долгое время орудовала в Тульской области. Эта преступная группа была известна своей жестокостью. Крутов был осуждён на длительный срок, большую часть которого провёл в особо строгих условиях, а в настоящее время находился в обычной зоне строгого режима. Крутову было тридцать с небольшим лет. Он поступил в терапевтическое отделение впервые по поводу гипертонической болезни и ухудшения общего состояния. Больной находился в «терапии» уже три недели, но несмотря на проводимое лечение, цифры АД оставались высокими. Чтобы исключить гипертонию, вызванную другими заболеваниями, так называемую симптоматическую гипертонию, Татьяна Владимировна полностью обследовала пациента. Ввиду отсутствия многих современных методов обследования в больнице для осуждённых, приходилось вывозить пациента в городские медицинские учреждения. Против этого всегда выступала администрация больницы из-за опасности, которую представлял собой Крутов как личность. Он характеризовался как хитрый и опасный человек, обладающий недюжинной силой. Каждый выезд пациента за пределы больницы приходилось согласовывать с управлением и организовывать дополнительную охрану. Несмотря на все препятствия, Крутов был обследован и никаких причин для стойкого повышения артериального давления в связи с другими заболеваниями у него обнаружено не было. Каждый раз при измерении АД в своём кабинете, куда Татьяна приглашала всех своих больных, оно (артериальное давление) было у Крутова повышено. Обращало на себя внимание и учащённое сердцебиение, что говорило о том, что больной, вероятно, перед посещением врача делает какие-то физические упражнения, что и вызывало эти симптомы. Татьяна Владимировна для лечения Крутова применяла различные препараты, комбинировала их, увеличивала дозы, но эффекта не было. Все лекарства больными принимались под контролем медицинских сестёр. Впрочем, у жуликов были и свои уловки при приёме таблеток, которые проконтролировать было невозможно. Оперативная часть настаивала на выписке Крутова по своим мотивам, но отправить молодого пациента из больницы, не добившись положительного эффекта от лечения, Татьяна не могла. Надежда Харитоновна также намекнула Татьяне Владимировне, что нахождение этого пациента в больнице нежелательно. Крутов пытался как можно дольше задержаться в стационаре. Бывали случаи, когда при поступлении в отделение, осуждённый чистосердечно признавался лечащему врачу о причине, по которой ему необходимо было исчезнуть из зоны на какой–то срок. Иногда опер часть просила «подержать» больного в отделении, и, чаще всего доктора шли навстречу. Как-то Татьяне попалось на глаза изречение Оноре де Бальзака, о том, что жизнь это – сложное, кропотливое ремесло и нужно приложить усилия, чтобы ему научиться. Она немедленно записала эту фразу в свою записную книжку, и только через некоторое время в тетрадку с афоризмами, которую с большим трудом разыскал Антошка у приятелей отца. Наблюдая своих пациентов в больнице и, слушая их рассказы о жизни в колониях, она пришла к выводу, что жизнь в местах лишения свободы это не только сложное, но ещё и опасное ремесло. Оказать помощь человеку: вылечить заболевание, облегчить страдания, а также помочь выжить в тяжёлых условиях колонии – в этом Татьяна видела, (кроме прочих многочисленных функций), предназначение медицинских работников ФСИН. Начальник и оперативная часть больницы упорно настаивали на выписке Крутова и необходимо было что-то решать. И вот сегодня утром, ещё до планёрки у главного врача, Татьяна решила осмотреть Крутова в палате. Расчёт был на то, что он не успеет сделать свою физзарядку и Татьяна возьмёт мошенника «тёпленьким». В палате, где находился Крутов, было ещё трое пациентов, которых курировала Татьяна Владимировна. Взяв аппарат для измерения давления и фонендоскоп, Татьяна решительным шагом направилась на второй этаж, где находилась нужная палата. Больных в отделении было много и некоторые из них располагались на втором ярусе коек. В палате, рассчитанной на пять человек, было восемь пациентов. Татьяна приветливо поздоровалась со всеми присутствующими, которые с удивлением смотрели на доктора, явившуюся к ним ни свет, ни заря. Она энергично провела осмотр своих больных, боковым зрением наблюдая за Крутовым, который укрывшись одеялом с головой, возился под ним как медведь. Татьяна подошла к кровати Крутова, и он выглянул из-под одеяла. Над ним располагалась ещё одна койка с которой свесилась лохматая голова молодого человека. Татьяна шутливо щёлкнула его по лбу, и голова исчезла. Крутов с тревогой смотрел на Татьяну, а она как ни в чём не бывало спокойно присела на край его койки и спросила, что беспокоит пациента. Затем прослушала лёгкие, сердце, сосчитала пульс, который был нормальным, но артериальное давление было повышено и это было необъяснимо. Татьяна сказала, что ей необходимо осмотреть живот и резко сдёрнула одеяло с больного. Она увидела, что на бёдра в их средней части наложены тугие и толстые жгуты. \- Всё ясно, - сказала Татьяна, а Крутов быстро сел на кровати и грозно посмотрел на доктора. В его взгляде было столько ненависти, что Татьяна испугалась и поспешно встала, сильно ударившись головой о верхнюю койку. Крутов спустил ноги с кровати и ринулся за доктором. С койки, стоящей рядом, быстро поднялся больной и, будто случайно, преградил Крутову дорогу. Татьяна тем временем поспешно вышла из палаты. Всё это через застеклённую часть двери увидел санитар, который делал влажную уборку в коридоре. Он бросился в комнату старшего санитара, где был телефон и прямая связь с опер частью. Через несколько минут в «терапию» явился майор Симонов в сопровождении дежурного наряда, а Танька исчезла. Она объявила старшей сестре, что идёт на планёрку в кабинет главного врача, а затем по консультациям, однако, ни на планёрке, ни на консультациях она не появилась. Татьяна Владимировна ушла в аптеку, которая располагалась за зоной. Необходимо было побыть одной и прийти в себя от стресса, который она только что испытала. Заведующая аптекой была у главного врача на планёрке и Татьяна, расположившись в её кабинете, стала листать журналы, лежащие на столе. Болела голова от сильного удара о койку, а под кудрями налилась большая «шишка». Нужно было успокоиться. Там, в палате, Татьяна очень испугалась. Такое с ней произошло впервые. Она всегда была уверена в своей безопасности на работе, а сегодня на неё попытался наброситься Крутов, высокий, спортивный и злобный пациент, с которым Татьяне почему–то не удалось наладить добрые отношения как с другими больными. Из маленького радиоприёмника, стоящего на столе, раздавалась какая-то грустная, берущая за душу мелодия. Тане стало жалко себя, захотелось поплакать вместе с этими рыдающими скрипками и всхлипывающей виолончелью. Она уже почувствовала пощипывание в носу и достала из кармана платочек, чтобы вытирать слёзы, которые уже копились в уголках глаз и готовились пролиться, но в кабинет зашла фармацевт Юля с предложением выпить чаю. Татьяна подавила рыдания, не дала им вырваться наружу и вежливо отказалась от чая. Тем временем после небольшой паузы из репродуктора полились чарующие звуки романса Сергея Рахманинова «Сирень». Сколько веры в будущее счастье, во всепобеждающую любовь было в этом произведении, и Таня очнулась. \- Прекрати кукситься, - приказала она себе. - У меня же есть Женя, - вспомнила она, и сердце радостно забилось, как у моряка, тонущего в океане и вдруг увидевшего спасительный берег. Она достала из кармана телефон, который взяла на КП, при выходе из зоны, и набрала Женькин номер. Услышав родной голос, она окончательно успокоилась. Даже «шишка» стала меньше болеть. Через некоторое время Татьяна вернулась в отделение. Крутова уже не было, его увели в штаб. Больше он в «терапии» не появлялся. Старший санитар доложил Татьяне, что её разыскивал майор Симонов, а блатные не оставят этот инцидент без внимания и Крутову уже полетела соответствующая «малява» потому, что Татьяна Владимировна пользовалась неоспоримым авторитетом среди спецконтингента и обижать её было непозволительно никому. **\* \* \*** Рассказав всё это Рыбакову, Татьяна грустно посмотрела на него и вдруг сказала: \- Я очень люблю Рахманинова, но сегодня впервые услышала его романс «Сирень». Или я была в таком психологическом состоянии и поэтому романс произвёл на меня сильное впечатление, можно сказать вернул к жизни или это действительно шедевр. \- Я его никогда не слышал, но знаю, что он считается шедевром в этом жанре. Как он называется, этот жанр я, конечно, не помню… – признался Женька. \- Камерно-вокальный, – подсказала Таня. \- Как я люблю умных женщин! – восхитился Рыбаков. - А мама моя этот романс очень любит. Она говорила, что композитор ассоциировал Россию с белой сиренью. Ещё мама рассказывала, что после концертов, где Сергей Рахманинов исполнял свою «Сирень», на сцену всегда выносили корзину белой сирени. Это не зависело ни от времени года, ни от страны и даже континента, где выступал маэстро. Ходили слухи, что это было дело рук одной из почитательниц таланта Сергея Рахманинова. \- Как романтично! – воскликнула Таня. \- Да уж, умели дамы радовать своих кумиров! - вздохнул Рыбаков. \- А мы совсем даже не хуже, - засмеялась Татьяна. Она выскочила в прихожую и достала из потаённого места нарядный пакет. – Всё равно не утерплю до твоего дня рождения. Дарю! \- Сократ говорил, - вставил Рыбаков, с интересом разглядывая содержимое вручённого пакета, - что людям легче держать на языке горячие угли, чем хранить тайну. Ты не оригинальна, - засмеялся он и достал из пакета двухтомник М. Ю. Лермонтова. Он сгрёб Таню в охапку, и крепко прижал к себе. – Прошу тебя, обещай, что никогда больше не будешь рисковать - тихо сказал он. – Обещай, что будешь слушаться майора Симонова и не лезть на рожон, - твёрдо продолжал он. \- Ты посмотри только, какие иллюстрации, - азартно заговорила Татьяна, вырвавшись из тисков Рыбакова и листая перед ним один из томов, отвлекая Женьку от неприятной для неё темы. \- За Лермонтова спасибо, но сейчас же пообещай, что никогда не будешь рисковать, - не отставал Рыбаков. \- А ты мне пообещай, что раздобудешь для меня романс «Сирень», лучше с нотами, - торговалась Таня. Наконец ударили по рукам, и Татьяна пошла на кухню писать выписной эпикриз в истории болезни осуждённого Крутова, а Рыбаков улёгся на диван, чтобы внимательно рассмотреть подаренные книги. Вскоре Татьяна крикнула, что выписала злодея и переходит к приготовлению ужина, а Рыбаков набрал мамин номер. \- Сынок, - после Женькиного приветствия послышался мамин голос. – Так хорошо слышно, ты где? Рыбаков объяснил, что находится в городе по делам. После обоюдных вопросов о здоровье, Женька попросил маму рассказать ему, где и что почитать о Рахманинове и с какими его произведениями необходимо ознакомиться человеку, который претендует на звание образованного. \- Наконец-то, сын, - строго сказала мама, - ты задумался о своём образовании, в частности о музыкальном. Ты в этом профан… Мама увлеклась своей любимой темой о необразованности современной молодёжи, о том, что её сын нахватался «верхушек», знает всё поверхностно, и Женька постарался поскорее завершить разговор. Передав привет отцу, он распрощался с матушкой. Татьяна на кухне чистила картошку и мурлыкала какую-то мелодию. \- «Сирень»? – наобум спросил Рыбаков и Татьяна утвердительно кивнула. - Молодец! А у меня с классической музыкой проблемы… Мама не может простить мне «Ивана Сусанина», - начал рассказывать Женька, достал из вазы красивую конфету, развернул её и кинул в рот, подражая товарищу майору, но промахнулся. – Однажды мама по блату достала билеты в Большой театр, и мы всей семьёй пошли на спектакль. Я тогда был ещё неженатым студентом. Этот культурный поход состоялся после двух моих бессонных ночей, одну из которых я посвятил зубрёжке, а другую - шумной студенческой вечеринке, плавно перешедшей в поездку за город. Сама знаешь, чем там занимаются… \- Нет, не знаю, - сказала, как отрезала Таня. - И чем же занимались на природе советские студенты? – ехидно спросила она, наливая в кастрюлю воду. \- Пили, купались, песни пели под гитару, - оправдывался Рыбаков. – Через день, к обеду я вернулся домой с одним желанием выспаться. А родители потащили меня в театр. Как только в зале погас свет и на сцене появился Сусанин в тулупе, я уснул. Мама толкала меня в бок, ей было неудобно перед знакомыми, а отец только улыбался. Особенно маму огорчило что, когда в финальной сцене огромный хор под звон колоколов мощно исполнял «Славься!», я захрапел... Мама на меня обиделась так, что я не мог вымолить прощение даже пятёрками, которые получал на экзаменах. \- Строгая у тебя мама, - отреагировала Таня. \- Идеалистка! – уточнил Женька. - Кстати о Рахманинове. Мама мне рассказывала, что он написал музыку к Божественной литургии, которая у нас в стране называлась «Тихая мелодия». А отец говорил, что жена Рахманинова советовала всем женщинам каждый день своим любимым мужчинам повторять всего три фразы: «Ты гений! Ты гений! Ты гений! – засмеялся Женька. - Родители мои очень уважают маэстро за то, что он хотя и эмигрировал из большевистской России, но Родину не предал. Во время Второй Мировой Войны гонорары за свои концерты отправлял в Советское посольство на нужды армии, не то, что другие эмигранты. \- Да уж, - вставила Татьяна. – Я разочаровалась в Бунине, которого раньше любила. Он в дневниках 1941 года писал: «опять наши не взяли Москву». Обрати внимание на слово «наши». Это он фашистов за своих признавал. Гад! \- С другой стороны, у него много стихов о любви к Родине, - возразил Женька. Татьяна резала лук, от которого слезились глаза, она вытирала их кулаком, но, когда услышала о стихах, воинственно взмахнула ножом как шпагой, и сказала: \- В Библии написано, что вера без дел мертва. Это мне недавно баба Надя поведала. А я считаю, что и любовь без дел мертва. Рахманинов деньги жертвовал, на которые самолёт построили и из медоборудования что-то закупили для армии, а твой Бунин стишки слезливые писал, и желал уничтожения страны, которую он якобы любил. Татьяна заплакала толи от лука, толи от нахлынувших эмоций. Женька подошёл к ней, взял из её рук нож и обнял. \- Твой любимый Слава Симонов сказал, что характер показывать не стоит, а он из тебя прёт и прёт.

Надежда Харитоновна стояла у окна, курила. Она с наслаждением выпускала струйки ароматного дыма в открытую форточку. В своём кабинете за зоной, главный врач, она же Матильда, ожидала встречу с родителями одного из сотрудников вверенной ей больницы для осуждённых, которые приехали издалека. [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c") во всеоружии: белоснежный накрахмаленный халат, тщательно уложенные рыжие волосы, маникюр, каблуки. Всё для встречи с неизвестным. Врач–хирург, Олег Николаевич, по прозвищу Длинный, написал заявление на увольнение по собственному желанию, по поводу чего Надежда Харитоновна вчера с ним беседовала. Она искренне сожалела о решении Олега уволиться и вернуться на Украину. Олег Николаевич очень гармонично влился в коллектив больницы шесть лет назад. Благодаря своим профессиональным качествам он заслужил уважение не только среди сотрудников, но и среди спецконтингента, что удавалось далеко не всем докторам. Одной из причин увольнения являлось заболевание туберкулёзом лёгких, по поводу которого Олег лечился в городской больнице два месяца. В настоящее время болезнь была побеждена, но на Севере с его суровым климатом, тем более в местах лишения свободы, где работал Олег Николаевич, туберкулёз - дело обыденное, а у доктора, судя по всему, слабый иммунитет, что могло привести к повторному заражению туберкулёзом или к другим не менее тяжёлым заболеваниям. Обеспокоенные этим обстоятельством родители хирурга настаивали на возвращении сына на Родину и приехали, чтобы помочь ему собраться в дальнюю дорогу. Перед штабом, где на втором этаже располагался кабинет главного врача, было большое вспаханное поле. Несколько осужденных из числа хозяйственной обслуги сажали на этом поле картошку. Здесь же за зоной, два года назад построили большую теплицу, в которой выращивали овощи для хозобслуги и пациентов. По праздникам кое-что продавали и сотрудникам. Планировалось украсить эту территорию цветочными клумбами, сделать беседку, но руки до этого у администрации пока не доходили. Украшали территорию тем, что каждую весну устраивали субботник, на котором сотрудники белили извёсткой высокий забор, окружающий это пространство, и убирали мусор скопившийся за зиму. По хоздвору, а именно так называлось это место, которое лицезрела Матильда из своего окна, носилась стая бездомных собак, которых привечали работающие в теплице осуждённые. Ходили слухи, что шкуры этих собак они продавали в небольшом посёлке, расположенном на расстоянии одной автобусной остановки от больницы. Там существовало подпольное ателье по пошиву меховых шапок, где и реализовывались шкуры несчастных животных. Одним словом, вид из окна кабинета Матильды был безрадостный и навевал тоску, которая усиливала и без того сумрачное настроение. Надежда Харитоновна нервничала перед согласованным накануне визитом, а почему, не знала сама. Видимо, смущала необычность ситуации, ведь Олег взрослый мужчина, уважаемый человек и при чём здесь его родители, Матильда не могла взять в толк. Начальник больницы, подполковник Валерий Игнатьевич, который очень уважал хирургов, работающих в больнице, окружил приехавших родителей Олега заботой: встретил их вместе с Олегом Николаевичем на вокзале на больничной машине, помог получить хороший номер в гостинице, а сегодня предоставил им в распоряжение свой «козлик», на котором приезжал на службу сам и его «замы». Вот, наконец, знакомая машина остановилась у входа в штаб. Собачья стая с лаем и визгом немедленно окружила «козлика» в надежде на угощение, которыми баловали своих подопечных сердобольные сотрудники, но вышел шофёр и разогнал нахальную банду. После этого Надежда Харитоновна увидела крупную женщину в дорогом кожаном пальто и высокого мужчину в таком же пальто, вышедших из машины. Одеты они были жарковато для сегодняшнего тёплого дня, но Север есть Север и неизвестно, какой сюрприз может преподнести коварная природа здешних мест в следующий момент. Вчера, например, несмотря на середину июня были серьёзные ночные заморозки, а днём не больше десяти градусов тепла. Гости озирались по сторонам, с удивлением созерцали открывшуюся перед ними картину, будто видели лунный пейзаж. Вскоре родители Олега постучались в кабинет Надежды Харитоновны. Познакомились. Мать Олега сверлила главного врача враждебным взглядом, а отец с каким-то изумлением и тайным восторгом смотрел на красавицу Матильду, которая совсем не удивилась этим красноречивым взглядам. Отрицательная реакция на всех, кто работает в учреждениях ФСИН ей была знакома и уже давно не удивляла. Для этого хорошо постарались всевозможные общества по защите прав зэков, пресса, раздувающая любую оплошность сотрудников в большой пожар, и сами осуждённые, которым нравилась роль страдальцев. По мнению большинства населения в зонах работали одни негодяи: женщины-проститутки, мужчины–садисты и все с признаками вырождения, то есть уроды. И вдруг в этом захолустье Матильда – красавица, каких искать замучаешься. Надежда Харитоновна предложила гостям снять верхнюю одежду. Ещё, приветливо улыбаясь, предложила им чаю, которого у неё не было, но была договорённость, что, если понадобится, по звонку глав врача его моментально доставят на красивом подносе с красивыми чашками, нарезанным лимоном и конфетами из бухгалтерии, которая располагалась на первом этаже. Гости от всего отказались, и Матильда, пригласив их присесть, приготовилась выслушать с чем пришли посетители. Устроившись на стуле возле стола Надежды Харитоновны, первой пошла в наступление мать. Она предъявила претензии по поводу заболевания сына, представив всё таким образом, что виновата в этом администрация больницы и лично она - главный врач. Доля истины была в словах этой женщины потому, что туберкулёз в местах лишения свободы принял масштаб эпидемии и угрозу заболеть имели все сотрудники потому, что в больнице было три туберкулёзных отделения. Однако, многое зависело от того, как каждый сотрудник соблюдает меры предосторожности при работе с больными туберкулёзом, лечить которых приходилось не только фтизиатрам. С этой категорией больных работали все специалисты больницы. На слова матери Надежда Харитоновна ответила, что риск заболеть в зоне строгого режима, к которым относилась больница, был высоким, но Олег Николаевич работал здесь добровольно и с большим интересом, так как подобной практики ему нигде получить бы не удалось. Надежда Харитоновна подчеркнула также, что больница предоставила Олегу жильё, пусть и не шикарное, но всё-таки отдельную однокомнатную квартиру в малосемейном общежитии, где живут даже семьи с детьми. Кроме того, за работу с инфекционными больными всем сотрудникам выплачивалась надбавка. Главный врач похвасталась ещё и тем, что работники больницы к праздникам снабжались овощами из своей теплицы. \- Свежие, экологически чистые продукты в условиях Севера, это роскошь, - заливалась соловьём Матильда, указывая на огромную теплицу на хоздворе, - и не каждое предприятие может себе такое позволить, - с гордостью закончила она. \- Вроде отбилась, - с некоторым облегчением подумала Надежда Харитоновна, но в наступление пошёл отец. \- Олег почему-то неохотно рассказывает о своей работе, когда приезжает в отпуск, - вступил он в разговор. – Мы сами стараемся узнать про… - замешкался он с определением места работы сына. \- Про ад и другие исправительные учреждения, - смеясь, добавила Матильда. Отец удовлетворённо хмыкнул, оценив остроту, а мать сурово взглянув на мужа, сказала: \- Нам кажется, что к Олегу плохо относятся в вашей больнице. Мы заметили проявления национализма, и они нас настораживают. От такого заявления большие зелёные глаза Матильды стали ещё больше, на щеках появился гневный румянец, и она удивлённо прошептала: \- Вы себя слышите? Какой национализм? \- Вчера вечером мы были у Олега в общежитии, - с напором продолжала мать. – Он вышел в магазин за продуктами, и я слышала, как в коридоре молодая женщина-доктор вашей больницы разговаривала по телефону и всё время ругала хохла. Мы поняли, что все нелестные слова были обращены в адрес нашего сына. Матильда сообразила, что ругалась по телефону Татьяна Владимировна. У неё были постоянные конфликты с заведующим психиатрическим отделением, который как раз вчера дежурил и вызывал терапевта к тяжёлому больному. \- Хохлом у нас в больнице называют психиатра Алексея Хохлова из-за его фамилии. – ответила матери главный врач. – При чём здесь национализм? Коллектив и пациенты относятся к Олегу Николаевичу с большим уважением. У вашего сына много друзей! Кроме того, в нашей больнице полно украинцев и они чувствуют себя прекрасно. О чём вы? – всё больше распалялась Надежда Харитоновна. - Вы рассуждаете как мама ребёнка из младшей группы детского сада. Или вы хотите сказать этим что-то большее, чем сказали. Может быть у Вас, - подчеркнула Надежда Харитоновна, - вопрос национализма болезненный, и Вы перекладываете это с больной головы на здоровую? – продолжала она, опять сделав ударение на слове «Вы». Матильда говорила громко, почти кричала и в кабинет заглянул майор, зам начальника по оперативной работе, кабинет которого был рядом. Надежда Харитоновна махнула на него рукой мол, закрой дверь и не мешай, сама разберусь… **\* \* \*** Обвинения в плохом отношении к Олегу из-за его национальности Матильда категорически отвергла, это была клевета. Родители интересовались как их сын характеризуется как специалист, и главный врач искренне отозвалась о нём как о хорошем хирурге, но разговаривать с гостями ей хотелось всё меньше. Она постаралась, правда не очень изящно, прекратить неприятную беседу, сославшись на неотложные дела в зоне. Родители были вынуждены покинуть кабинет и на том же «козлике» отправиться в гостиницу. Основания для заявления о национализме со стороны украинцев, о котором Матильда предъявила матери, у неё имелись. Много лет назад Надежда Харитоновна была на курсах повышения квалификации в Киеве. На первом же занятии преподаватель, познакомившись с группой, в которой были в основном доктора с большим стажем работы, посоветовал всем не пропускать лекции, которые будут читать классные специалисты и как можно больше посещать театры, выставки и концерты. Курсанты так и поступали. Надежда вернулась домой в полном восторге от города, преподавателей, коллег, с которыми провела незабываемые два месяца. Люди были со всей страны, тогда ещё СССР, но большинство, конечно с Украины и несколько человек из самых западных областей этой республики. Жили весело и дружно. Только один эпизод, который приключился однажды во время дружеского застолья в общежитии, царапал воспоминания. Пили прекрасное вино, закусывали изысканными мясными деликатесами, о которых в северной республике даже не подозревали, ели знаменитый Киевский торт, фрукты. Рассказывали анекдоты, забавные случаи из практики, много смеялись. Разговор зашёл и о жизни в родных местах как настоящей, так и прежней. Вдруг одна из захмелевших дам, приехавшей из Прикарпатья, поведала о том, что ей рассказывала мама о ВОВ и жизни в оккупации. По её словам, немцы были хорошими, даже корову у их семьи не отобрали потому, что в доме были дети. А вот когда пришли русские, у матери из сундука украли кожаные сапоги. Повисло тягостное молчание, всех резануло слово «русские». Не советские, не красноармейцы, а именно русские, слово, произнесённое в значении - враги. Доктор из Харькова в сердцах бросил вилку на стол и заявил, будто хлестнул женщину по лицу: \- А когда немцы драпали, такими же хорошими оставались? - спросил он. - Зверствовали зондеркоманды. Жгли всё. Колодцы забивали трупами, чтобы водой нельзя было пользоваться. Убивали всех, – ответил он сам на свой вопрос. - В моей семье выжил только отец, который был на фронте. Его мать, мою бабушку, и старших сестер отца казнили за помощь партизанам. Дед погиб где-то в Крыму. А у тебя горе, сапоги пропали. Этого бойца, наверняка, посадили или даже расстреляли за мародёрство, мамаша небось донесла куда следует про плохого русского, а про «добрых» немцев промолчала... Эта история зацепила Надежду за живое. Во время ВОВ семья Надежды Харитоновны оказалась на оккупированной территории Псковской области и хлебнула все «прелести» жизни при немцах. Всего этого Надежда не помнила, была слишком мала, а может быть память заблокировала всё, что могло повредить психику маленького человека. Однако, рассказов матери и соседей о том, что творилось на территории, занятой врагом, хватило, чтобы представить весь ужас жизни при оккупантах. Все либеральные рассуждения о хороших немцах во время ВОВ, которые всё чаще стали звучать в прессе и из уст даже известных и уважаемых людей, Надежде Харитоновне казались кощунством. Вернувшись из Киева, она стала внимательнее относиться к высказываниям своей приятельницы Любы, украинки по национальности, которая постоянно сетовала на то, что её родители, после войны были высланы с Украины на Север за то, что помогали бандеровцам, снабжали их продуктами. \- Подумаешь, преступление… Они же были совсем молодыми, - рассуждала Люба, которая также, как и дама из Прикарпатья, видимо, была недовольна русскими и несправедливым решением суда о ссылке родителей на Север. Надежда ранее никогда не задумывалась о национализме, а он оказывается существовал в её любимой стране. И недовольные русскими были именно там, где жили богаче, чем в Российской Федерации. Коллеги, побывавшие в Прибалтике, тоже отмечали негативное отношение к русским со стороны местных. Правда, слава Богу, это были всё-таки единичные случаи. **\* \* \*** Олег Николаевич из семьи врачей, которые трудились в больнице родного города в одной из западных областей Украины. Мама и папа мечтали видеть продолжение своей профессии в сыне. Олег учился всегда хорошо и без труда поступил в медицинский институт в Смоленске. Родители настаивали на том, чтобы сын учился где-то поближе, но Олег намеренно уехал так далеко от родного дома. Ему не нравились многие правила, по которым жили родители, и он мечтал жить по-другому. Врачи всегда были в почёте в этих местах, а к почёту всегда прилагалось и материальное вознаграждение. Все приходящие к докторам за помощью, платили за услугу, и в этом никто не видел ничего противозаконного. Врачи были элитой, поэтому и дом у них был двухэтажный, и машина была у них всегда, и одевались они дорого и красиво, пользуясь блатом. Большое влияние на мировоззрение Олега оказала школьный преподаватель русского языка и литературы Ирина Сергеевна, она же была и классным руководителем. Учительница появилась в их городке сразу после окончания института и должна была отработать три года, но задержалась ещё на три, чтобы выпустить из школы свой класс. Это была её жертва ради своих учеников потому, что жилось девушке нелегко. Среди населения ценилось богатство, или хотя бы серьёзный достаток, которого у бессребреницы Ирины Сергеевны не было. Кроме того, женщина не говорила на украинском языке и это воспринималось как большой минус. Однако, ребята ценили и жертву учительницы, и любовь к предмету, и к ним. Влюблённая в свою профессию, а заодно и в русскую и советскую литературу, она привила эту любовь своим ученикам. Незамужняя, не имеющая своего хозяйства, Ирина Сергеевна всё свободное время проводила с ребятами. Ходили в походы, ездили по местам боевой славы, организовывались поездки в Киев, где посещали театры, музеи и выставки. Её уроки не ограничивались только школьной программой. Олег на всю жизнь запомнил слова, которые неоднократно цитировала учительница из поэмы Н. А Некрасова «Саша»: *Благодатна всякая буря душе молодой –* *Зреет и крепнет душа под грозой.* Ирина Сергеевна призывала своих питомцев не бояться трудностей, ставить перед собой высокие цели и идти вперёд. Она считала [А. С. Пушкина](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a94277ddbea3893033157 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a94277ddbea3893033157") гением и со старшеклассниками часто проводила викторины и диспуты по произведениям поэта. На одной из таких викторин Олег узнал, например, что знаменитая «Сказка о царе Салтане» это свадебный подарок Александра Сергеевича своей жене Наталье Гончаровой, где она изображена как Царевна–Лебедь. Сколько всего интересного узнали ребята благодаря этой совсем молодой женщине. Учили наизусть сверх программы стихи А. Блока, М. Ю. Лермонтова, Сергея Есенина. Ученики Ирины Сергеевны были самыми частыми посетителями школьной и городской библиотек. У любимой учительницы даже не было прозвища, которые для краткости придумывали для многих предметников: Колба – учительница химии, Карта – географичка, Костыль – учитель математики, инвалид ВОВ. Ирина Сергеевна всем ученикам, особенно старшеклассникам кроме Пушкина и других классиков, рекомендовала обязательно читать сказы П. Бажова, произведения Ильфа и Петрова и лирику В. В. Маяковского, чтобы правильно и красиво говорить и, самое главное, уметь думать. Смоленский мединститут Олег закончил успешно, правда не дотянул до красного диплома. После окончания ВУЗа ему дали направление на Север, от чего родители были в панике. Приехав на место распределения, Олегу потребовалось время для адаптации и к климату, и к коллективу - было трудно. «Благодатна всякая буря душе молодой» - часто вдохновлялся Олег наставлением великого поэта и любимого педагога. Он успешно работал хирургом в посёлке городского типа. Отработав положенные три года, возвращаться под крыло родителей Олег не торопился, несмотря на их настойчивые требования. Он понимал, что свобода, которую он обрёл, оторвавшись от них, закончится. Он будет вынужден жить по местным правилам: брать взятки, жениться не по любви, а на девушке из богатой семьи, которую ему присмотрела мама, и дружить с теми людьми, которые нравятся отцу. Однако, жить в захолустье больше не хотелось, и Олег переехал в город, в котором ему обещали место хирурга в городской больнице. Оказалось, что место ещё не освободилось, а вакансия хирурга была только в больнице для осуждённых. Олегу Николаевичу пришлось работать здесь, чтобы в будущем перейти работать в систему здравоохранения. **\* \* \*** В больнице нового сотрудника приняли радушно. Так как доктор уже имел практический опыт оперирующего хирурга, ему стали доверять серьёзные операции, а работать Олег любил и умел. Через некоторое время он забыл о своей мечте перебраться в городскую больницу потому, что на новом месте его всё устраивало. Зарплата была значительно выше, чем в Минздраве, даже удавалось откладывать в «кубышку», ему предоставили малосемейку, отпуск опять же больше. Здесь он встретил свою ровесницу Татьяну, которая его заинтересовала. Высокий, с пшеничным чубом как у Есенина, умный и успешный Олег спокойно покорял женщин, которые ему нравились. Он всегда добивался чего хотел. Много разбитых женских сердец он оставил на прежнем месте жительства и рассчитывал быстро покорить Татьяну, которая была помешана на работе и не обращала внимания на попытки Олега завязать дружбу. За ней уже давно без всякой надежды на успех волочился оперативник майор Симонов. Ходили слухи, что Танька пережила [любовную драму](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/666649676e7c175320d995ee "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/666649676e7c175320d995ee"), после которой разочаровалась в любви и полностью погрузилась в работу. Пользуясь тем, что они жили в одном общежитии, Олег часто заходил к женщине под разными предлогами: то книгу попросить, то посоветоваться о лечении больного, одолжить чаю и т. д. Татьяна радушно принимала всех посетителей, в том числе и Олега. Однажды, своими рассуждениями о поэзии он усыпил бдительность женщины, и, улучив момент, попытался её обнять. Татьяна моментально упёрлась в гостя всеми своими костями, оттолкнула и длинным, музыкальным пальцем показала на дверь. Облом! В своём желании покорить сердце строптивой женщины, Олег даже пытался прибегнуть к помощи богомольной старушки Надежды Дмитриевны, с которой дружила Татьяна. Баба Надя, которая жила в этом же общежитии, хорошо относилась к Олегу, называла его Олежкой, но в отношения молодых людей не вмешивалась, понимая, что сердцу не прикажешь. Со временем Олега стала раздражать независимость Татьяны Владимировны, её неподкупность и популярность среди «жуликов». Он стал часто «подкалывать» женщину и порой откровенно хамить ей. Татьяне же не нравилось в коллеге корысть, которая просматривалась во многих его поступках, самолюбование и пошлые шутки. Как в одном человеке сочетались любовь к поэзии и к неприличным анекдотам, которые он смачно рассказывал при женщинах, Татьяна не понимала. За Олегом закрепилась слава скупердяя, о чём всё время напоминала Татьяне сестра-хозяйка терапевтического отделения [Дося](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a"), которая недолюбливала хирурга. \- Все хохлы жмоты, - констатировала она. Татьяна же имела свой пример скупости Олега. В лесном посёлке, где жили сотрудники одного из учреждений ФСИН, произошёл пожар, уничтоживший несколько бараков. Люди остались без жилья, документов и имущества. Управление оказало значительную помощь погорельцам и бросило клич по своим учреждениям о сборе средств в помощь пострадавшим от пожара. На общей планёрке, которые проводились по пятницам, начальник объявил об этой инициативе и просил оказать посильную помощь людям, попавшим в беду. Деньги решили собирать по отделениям и службам и сдавать председателю профкома. Народ, собравшийся на планёрку, шумел, обсуждая тревожную новость. Но вдруг со своего места в зале поднялся Олег Николаевич и произнёс речь, от которой многим стало не по себе. \- Почему мы должны оказывать помощь этим людям? – громко спросил он. - Это должно делать государство! – чеканил Олег. – И где гарантия того, что средства, собранные нами, не будут украдены? Я, лично, не намерен повышать благосостояние какого-то чиновника за счёт своей зарплаты! Зал затих, Олег сел на своё место, а на трибуну буквально ворвалась терапевт Наталья Николаевна. \- Товарищи! – по-советски обратилась она к собравшимся. – Люди в беде! Никто никого не принуждает жертвовать, это дело совести каждого сотрудника, - горячо говорила она. - Мы – наследники великого гуманиста, тюремного врача Фёдора Гааза, который говорил: «спешите делать добро». Так давайте его делать! Тот, кто ворует, сам ответит за свои грехи, а как мы оправдаемся перед своей совестью и Богом, если не поможем тем, кто нуждается в нашем участии?! Наталья Николаевна заплакала от обиды за коллег и поспешно вернулась на своё место. Деньги, конечно, собрали и немалые, но Длинный остался верен себе и деньги не сдал. Когда стали просачиваться слухи о [романе](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e489963dc2774704fc434 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e489963dc2774704fc434") Татьяны Владимировны с бывшим зэком, Олега стало одолевать чувство оскорблённого самолюбия. Его – любимца женщин, красавца, перспективного хирурга отвергли, и предпочли зэка! \- Тоже мне принцесса, посмотреть не на что. Рот как у Буратино, тощая как Баба-яга, - злился он. - Добрая, этого не отнять, но дура, - обычно делал заключение Олег. – Совершенно не практичная! Он, конечно, сам часто пользовался Татьяниной добротой, частенько заходил к ней выпить кофе или поесть и никогда не получал отказа. Олег понимал, что ему с Татьяной не по пути, слишком разные. Берёза дубом стать не может. Он старался отвлекаться от своего уязвлённого самолюбия и обратил свой взор на медсестру Ларису, давно влюблённую в него. Она разведена, имеет сына, но это не помеха. Детей Олег Николаевич любил. Между молодыми людьми начался бурный роман. Олег часто оставался у Ларисы, она внесла коррективы в его внешний облик и вскоре он стал выглядеть как респектабельный молодой мужчина, имеющий надёжный тыл, то есть семью. Когда Олег заболел, Лариса, как верная супруга постоянно навещала его в больнице, снабжала домашней едой и забирала домой на выходные, когда позволял лечащий врач. В связи с заболеванием сына, родители стали настаивать на возвращении Олега в родной город, и он, наконец, решил покориться. Когда же Олег сообщил о том, что скорее всего вернётся на Родину с невестой, родители решились на то, чтобы приехать на Север и воочию убедиться в том, что невеста достойна их выдающегося сына. Олег сразу понял, что они едут, чтобы разлучить его с Ларисой. **\* \* \*** Надежда Харитоновна весь день была под впечатлением визита родителей Олега. Злилась на себя, что была несдержанной из-за подозрений о плохом отношении коллектива к их сыночку. Ещё больше настроение ухудшилось, когда узнала, что машины, которая обычно возила её домой, сегодня не будет. Её предоставили Олегу, перевозившему вещи от Ларисы в общагу, где родители готовили багаж для отправки на Украину. Нужно торопиться, чтобы успеть на автобус. Сегодня, ради предстоящей встречи, Матильда явилась на работу при полном параде – в нарядном платье и в самых красивых туфлях на высоких каблуках. Эти дорогие туфли она надевала редко: в ресторан, где под столом их обычно снимала, на торжественные заседания, на которых сидела в президиумах. В ресторан и обратно она ехала на такси, а на различные мероприятия из дома и назад её отвозили на машине. \- Выпендрилась, - ругала себя Матильда. - Сегодня придётся идти до автобусной остановки пешком, а потом ещё в городе до дома, тоже не близко. Ужас! Выйдя из КПП, Матильда увидела чёрный джип, стоящий у проходной. \- Интересно, чья это машина, - заинтересовалась она. Окно джипа открылось и из него появилась симпатичная мужская голова. \- Надежда Харитоновна, здравствуйте, - сказала голова и заулыбалась. - Садитесь в машину, сейчас Татьяна Владимировна и Наталья Николаевна выйдут и поедем. На автобус вы опоздаете, - добавил он, взглянув, с каким трудом женщина идёт на высоких каблуках. Голова говорила доброжелательно и назвала её по имени. \- А откуда ты меня знаешь, - учитывая молодость мужчины, обратилась к нему на «ты» Матильда. \- Я из ваших бывших пациентов, - без смущения ответил он. – Позвольте представиться – Евгений Александрович Рыбаков, инженер и фанат терапевтического отделения, - сказал мужчина, выйдя из машины. – Наталья Николаевна и Татьяна Владимировна мои друзья. \- Так вот кто покорил эту неприступную крепость, нашу Татьяну, - догадалась Матильда. - Штурмом брал, или как? – засмеялась она. \- Ну что вы! Я же не генералиссимус Суворов, штурм – это не моё. Восточные мудрецы говорят, что ворота крепости отворяют чаще не воины, а осёл, гружённый золотом, - начал трепаться Женька. – Я - осёл, только вместо золота у меня был мелкий подхалимаж и комплименты: Мне изюм не идёт на ум, Пастила не хороша, Без тебя, моя душа, - ну и так далее, - смеялся Рыбаков. \- Остапа понесло, - буркнула Татьяна, подходя к машине вместе с Натальей Николаевной. – Не слушайте его, Надежда Харитоновна, он всё врёт, – обратилась она к главному врачу. - Садитесь на переднее сиденье, - пригласила она Матильду, а Рыбаков помог женщине сесть на предложенное место. Машина тронулась, и Матильда, повернувшись к Татьяне и Наталье спросила: - Вы в курсе, что Олег Николаевич увольняется и в самое ближайшее время уезжает к себе на родину, на Украину. \- Все уже знают, - отозвалась Наташа. – Бедная Лариса, говорят она не понравилась родителям, и Олег поедет один, а Лариса, мол, потом, когда он устроится и т. д. Все понимают, что этого «потом» не будет и Лариса в шоке. \- А чем Лариса может не понравится? – удивилась Надежда Харитоновна. – Красавица, хозяйка прекрасная, мать замечательная и специалист с дипломом медицинского училища. С отличием, между прочим, его закончила. А самое главное, любит–то как этого Длинного! \- А вот любит ли Олег Ларису, я не уверена. – вставила Наталья. - Он очень практичный, ему с Ларисой было просто удобно. А родители не в восторге от того, что у невесты есть ребёнок, - рассуждала Наталья. – Это - серьёзный аргумент «против». \- Самое главное, что не устраивает родителей Олега, - подал голос Рыбаков, - то, что Лариса русская, а они, небось, ему уже присмотрели хохлушку богатенькую. А что для них Лариса? Голытьба! \- А ты, Евгений, оказывается националист. – возмутилась Надежда Харитоновна. - И вообще… Голытьба, не голытьба… В шалаше – да по душе, а в хоромах как на похоронах! Мама моя всегда так говорила. Ехать было неблизко, и Матильда пустилась в воспоминания. Она рассказала попутчикам о том, как рассуждали в Киеве доктора из западных областей Украины, как рассуждает её приятельница Люба о русских. \- В посёлке, где я сейчас живу, много ссыльных бандеровцев, которые давно амнистированы, но на Родину не уехали, - вступил в разговор Рыбаков. – Рассказывают, что сразу после амнистии двое решили вернуться домой. А там местные, которые помнили, что творили бандеровцы во время войны, их быстренько прикончили. Остальные решили не торопиться с отъездом, так и живут на Севере и неплохо живут! Многие в начальниках ходят. А когда начинают при мне жаловаться, что их осудили на ссылку совершенно необоснованно, я им возражаю. За помощь партизанам мирных жителей казнили самым жестоким образом, а вас, палачей–бандеровцев судили и очень гуманно. Отец, когда ко мне приезжал, никому из них ни разу руки не подал. Ненавидит их, сколько душ невинных загубили! - с жаром закончил он. \- Вы знаете, я недавно прочитала как Елена Боннэр, жена академика Сахарова, выступала где-то за рубежом и рассказывала, что советские воины, оказавшись в Германии, насиловали немок и грабили местное население, - с горечью сказала Наталья Николаевна. \- Даже цифры прозвучали: несколько миллионов немок пострадали, - подтвердила Татьяна. – я тоже об этом читала. \- Эта старуха из ума выжила. – подтвердил Рыбаков. - Не знает как ещё унизить русского человека, но на это у нас имеется свой ответ, как всегда неожиданный, - засмеялся он. - Моя приятельница [Альбина Марковна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1"), тоже в курсе этого пасквиля, а у неё вся родня воевала, причём в добровольцах. Марковна все матюги собрала на голову наглой старухи и называет её исключительно – Ебоннэр. Я считаю - достойный ответ! – хохотал Рыбаков. Все тоже засмеялись, а Женька, подождав, когда смех утихнет, продолжил: \- Мне отец рассказывал, что, когда перешли границу СССР, в войсках зачитали приказ о том, что будут сурово наказывать, вплоть до расстрела, все случаи мародёрства и насилия по отношению к местному населению. По всей территории Германии, где располагались советские войска. висели фанерные плакаты примерно такого содержания: Смотрит на тебя немка ласковым оком. Гляди, боец, как бы тебе это не вышло боком! Так или что-то в этом роде, - закончил Женька. \- Да, война - вздохнула Надежда Харитоновна. - Чего только не было! И грабежи, и насилие, конечно, случались, но наказывали действительно очень сурово. Всякие люди были на войне и герои и подлецы. \- Как говорится, нет народов без уродов, - сказала Наташа, - но, я уверена, что процент таких уродов среди бойцов нашей армии был совсем маленьким. Все молчали, соглашаясь с этим утверждением. Подъехали к дому Надежды Харитоновны и Женька выскочил из машины, чтобы открыть дверь и помочь женщине спуститься с высокой ступеньки. Матильда поблагодарила шофёра и шепнула ему на ухо: \- Ты в курсе, что Танечку некоторые в нашей больнице называют лучом света в тёмном царстве? \- Был наслышан об этом, ещё когда лечился в терапии, - так же в самое ухо ответил Матильде Рыбаков. \- Побожись, что любишь Танюшку и никогда не обидишь, - шутливо потребовала Надежда Харитоновна. \- Божится не буду, - в тон Матильде ответил Женька, - отвечу, как художник Илья Репин о своей любви к искусству: «Люблю тайно, ревниво, как старый пьяница, неизлечимо». \- Как она с тобой может общаться? Несерьёзный человек, - раздосадовано заключила Матильда и пошла к своему подъезду. \- О чём ты с Надеждой Харитоновной шептался? – спросила Татьяна, когда Женька вернулся. Она уже перебралась на переднее место в машине. \- Конечно о любви! О чём ещё можно говорить с такой роскошной женщиной как Матильда, - ответил Рыбаков, но, увидев ревнивый взгляд Татьяны, засмеялся и сказал: \- Конечно, о тебе. Любит она тебя и заботится о тебе. Мечта, а не руководитель! **\* \* \*** Олег уехал. Перед отъездом он устроил мальчишник у себя в общаге. Были хирурги, все напились. С руководством и другими членами коллектива доктор простился на общей планёрке в очередную пятницу. Он сказал проникновенную речь о том, как хорошо ему было работать в коллективе, который он никогда не забудет. Поблагодарил всех за помощь и сотрудничество. После отъезда первое время звонил, интересовался как дела в больнице. Созванивался ли он с Ларисой никто не знал, боялись спросить, а она молчала. За заботами и повседневными происшествиями, которых было как всегда в избытке, это событие постепенно отошло на второй план и потом забылось.

Отзвучали фанфары, Женька на коленях подвинулся к дивану, на котором сидела Татьяна и положил голову ей на колени. Таня молчала. \- Что мне ответишь? – тихо спросил Рыбаков, но пауза затягивалась. \- Я очень тебя люблю, – наконец заговорила женщина, - но имеется несколько существенных «Но», которые могут препятствовать нашему союзу, - закончила она какую-то казённую, и явно отрепетированную фразу. Рыбаков не ожидал такого поворота в разговоре, вскочил с колен и, тревожно глядя на Татьяну, сел рядом. Во-первых, я тебя старше на целых три года и это важно. Иногда меня даже мучает совесть, что я соблазнила юношу, лишённого в колонии женского общества, - улыбнулась Таня. - На свободе ты бы на меня даже не посмотрел. Женька с облегчением выдохнул и захохотал так, что Татьяна вздрогнула. \- Ты забыла, что я в лагере почти три года был, а там год за пять идёт, - заливался он смехом. - Ты малолетка передо мной. Признаюсь, конечно, когда мне в тюремной больнице на врачебном обходе [впервые улыбнулась](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e489963dc2774704fc434 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e489963dc2774704fc434") Татьяна Владимировна, и сказала: «Привет, Соловей-разбойник», в моей голове с тех пор стало крутиться стихотворенье Маяковского «Ты»: *Пришла деловито,* *За рыком,* *За ростом,* *Взглянув, разглядела просто мальчика.* *Взяла, отобрала сердце* *И просто пошла играть* *Как девочка мячиком.* \- Неправда, - возмутилась Таня, - никогда в мыслях ничего подобного не было. Ты преувеличиваешь моё коварство. \- Ты ни при чём, согласен, это всё было в моих мечтах, точнее это были грёзы. Короче, я старше и охмурить ты меня не могла. Опять же, я умнее, помнишь, как ты с [мерехлюндией](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65f61ad471616f8402237395 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65f61ad471616f8402237395") опозорилась? – продолжал смеяться Рыбаков, - поэтому скорее я тобой манипулировал. Не парься, - добавил он, обнимая Татьяну. - И ещё про то, что на свободе я бы тебя не заметил, не взглянул… Это верно потому, что в той жизни я был женат и верен своей жене. А ты никогда не думала о том, что всё, что с нами случилось это промысел Божий? Если бы не череда обстоятельств, мы бы никогда не встретились и, возможно, не были бы счастливы. То есть думали бы, что всё хорошо, всё нормально, а истинного счастья бы не узнали? \- Женя, - вдруг с отчаянием в голосе совсем тихо сказала Таня, проигнорировав последние слова Евгения. Я сейчас скажу тебе то, что не говорила никому и никогда, даже маме. – Выслушай молча, не перебивай, потом будешь долго думать и дашь мне ответ. Перепуганный её тоном Рыбаков с тревогой посмотрел на женщину. \- Женя у меня никогда не будет детей. Молчи, – сурово отреагировала она на попытку Женьки что-то возразить. – Выслушай! Абортов у меня не было, заболеваний, препятствующих деторождению в анамнезе тоже нет. У меня врождённая аномалия матки. Я обследовалась. Сразу скажу, что ни на ЭКО, ни на суррогатное материнство я никогда не соглашусь, - выпалила Татьяна и закрыла голову руками, словно ждала, что в неё полетят камни. В комнате повисла тишина. Таня сидела в прежней позе, и Женька слышал, как она тихонько плачет. Её худенькие плечи вздрагивали, а рыдания становились громче. Рыбаков сел рядом, попытался обнять её, но женщина грубо оттолкнула его и с вызовом сказала: \- Только прошу меня не жалеть, а думать, как тебе поступить! Любой твой ответ я приму как должное. Думай Рыбаков, думай! – зло сказала Татьяна, удивляясь своим незнакомым интонациям. Женька опять попытался обнять её, успокоить, но женщина решительно встала и вышла на кухню. Вскоре там раздался звук падающих на пол то ли ложек, то ли других каких-то металлических предметов. \- Вот растяпа, опять что- то грохнула, - обыденно подумал Женька. Он слышал, как Танька зашла в ванную, долго там сидела, потом вышла с зарёванным, но умытым лицом и повторила с вызовом: «Думай!». \- Ладно, - согласился Рыбаков. – Пойду подумаю, а лучшее место для раздумий, это, конечно, помойка. С этими словами он оделся, затем сгрёб в охапку большие куски картона, в который был упакован шкаф, рейки от упаковки, сваленные у входной двери, и вышел из квартиры. Он обречённо спустился во двор и побрёл к мусорным бакам. Как только Женька ушёл, Татьяна подбежала к окну. В свете фонаря, который слабо освещал двор, Женькина фигура с торчащими в разные стороны рейками и разновеликими плоскостями картона была похожа на скульптуру модного, современного автора. Фото этого «произведения» было напечатано в газете «Культура» и преподносилось как шедевр. \- Бедный, любимый Женечка! Как только тебя угораздило со мной связаться, - плакала Таня, глядя в окно. Между тем Рыбаков попытался растолкать принесённые фрагменты упаковки по мусорным бакам, но не получилось, поэтому он прислонил их к забору, подошёл к своей машине и остановился около неё. Татьяна с замиранием сердца наблюдала за ним. \- Наверное, уедет, – горестно думала она и поняла, что сразу умрёт, как только увидит удаляющегося из её жизни этого человека. Рыбаков постоял возле своего джипа, закурил и пошёл со двора на проспект, непривычно безлюдный в этот поздний час. Признание Татьяны повергло его в шок не потому, что это заставило бы его изменить решение связать свою дальнейшую жизнь с этой женщиной. Его как кипятком обдала несправедливость к ней. Она добрая и умная, лишена самого простого способа стать счастливой: выйти замуж и родить детей. Муж не идеальный, конечно, у неё будет. А счастья материнства, увы. У него, у Рыбакова, есть дети и для него то, о чём поведала Татьяна не было страшной трагедией, а для неё – да. Хотелось бы, конечно, Женьке иметь ещё одну такую же кудрявенькую и смешливую девчушку как Таня… \- Нажраться что ли? В кабак завалиться? – размышлял он, но, вспомнив, что «прикид» в виде домашних штанов и сапог на босу ногу не годится для ресторана, направился к автобусной остановке, возле которой был киоск, где продавали всякую мелочь и водку из-под полы. Весна в этом году в стране началась рано и во многих областях уже давно не было снега, а на Севере этого добра было навалом. Весна здесь проявлялась в том, что морозы немного утихомирились, а в солнечные дни кое-где снег слегка таял, и на тротуарах образовывались длинные, ледяные дорожки, на которых с визгом каталась весёлая ребятня. Сегодня в течение дня несколько раз принимался ленивый снежок, засыпавший все проталины, и ходить в некоторых местах было опасно. В нескольких метрах от киоска на такой замаскированной ледяной дорожке поскользнулась и упала женщина. Шапочка в виде аккуратной чалмы, очки и бутылка воды, которую она только что купила в киоске, разлетелись в разные стороны. Рыбаков бросился помогать женщине подняться. Он поставил даму на безопасное место, поднял и передал ей воду и чалму, потом, пошарив в снегу голой рукой, отыскал очки. Водрузив очки на нос, женщина пристально посмотрела на Рыбакова и радостно воскликнула: \- Евгений! \- Мы знакомы? – удивлённо спросил Рыбаков. \- Не так давно мы [ехали из Москвы](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6590680a48cd7656064b76c6 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6590680a48cd7656064b76c6") в одном купе, вы тогда с пузатым мужиком вонючий самогон пили! \- Боже мой! – голосом Остапа Бендер воскликнул Женька, - Адель! Какая встреча! Ну вот, а то Венеция, Лондон! В каком Париже ты бы вот так раскорячилась, - трепался он и с удивлением констатировал, что рад встрече. - Стой здесь и не шевелись, - наказал он, опасаясь, что дама может опять шлёпнуться. – Я мигом! С этими словами он подошёл к киоску, постучал в окно, которое долго не открывалось. Парень кавказской внешности не очень торопился обслужить позднего покупателя потому, что на коленях у него сидела пышная юная блондинка. Наконец окно открылось, и Женька попросил продать ему бутылку водки и пачку чипсов. Продавец никак не мог оторваться от своей девицы, медлил, а Рыбаков почувствовал, как негатив, который после Татьяниного признания тихонько копился, вдруг закипел и прорвался наружу как перебродивший квас в чулане у [Марковны](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/664e4b1263dc2774704fc4a1"). Женька разразился изощрённым матом, после чего продавец выдал ему бутылку и пакет. Расплатившись, Рыбаков подошёл к Аделине. \- Ничего себе, – удивилась женщина. – с виду интеллигентный человек, а материшься как сапожник! \- Знаешь, как поляки говорят, - выпалил Рыбаков, - с хамом будь хамом, а с паном – паном! Водку будешь ? - без паузы спросил он. Получив в ответ неуверенный кивок чалмой, он опять вернулся к киоску. Парочка опять не заметила Рыбакова и проигнорировала его просьбу продать пластмассовый стакан. Чтобы не оскорблять слух Аделины матерной бранью, Женька вспомнил самое обидное, но цензурное ругательство в зоне – «козёл». Но это было оскорбительно только для русских, а для джигита, физиономия которого маячила в окне, обидным являлось слово «баран». После того, как парень услышал это в свой адрес, блондинка слетела с его колен. Он стал плеваться ругательствами на своём тарабарском языке и метнул в Рыбакова целой упаковкой разовых стаканов. Женька в ответ швырнул в окно горсть монет, которые обнаружил в куртке и подошёл к Аделине. Он предложил женщине взять его под руку, что страховало её от неминуемых падений на скользкой дороге. \- Знаешь, - заговорил Женька, чтобы унять ярость, которая всё ещё бурлила в нём, - мой отец прошёл всю отечественную войну от первого до последнего дня, а потом в мирное время продолжал служить в армии. Так вот, он говорил, что на войне и вообще в армии матом не ругаются, там на нём разговаривают. Представляешь, какая школа и практика у человека! А дома ни мама, ни я за всю жизнь ни одного бранного слова от него не слышали. Слова «говно» и «жопа» в моём присутствии отец произнёс, рассказывая анекдот, когда у меня уже свои дети были. Вот пример истинного интеллигента! Я своим отцом горжусь. Всегда хотел быть похожим на него, но не получается. Ругаюсь иногда, приходится, хотя мат ненавижу. Они медленно шли по проспекту и Аделина вдруг предложила: «Пойдём ко мне». \- Мадам, я не во фраке и даже без бабочки, поэтому прошу пардона и настаиваю на своём маршруте… Было холодно. Из куртки Рыбакова торчала голая шея, трикотажные домашние штаны то и дело обнажали голые лодыжки, руки без перчаток покраснели и замёрзли. Женька направлялся во двор длинного, девятиэтажного дома, расположенного недалеко от Татьяниного общежития. По опыту, приобретённому в юности, Рыбаков знал, что в крайних подъездах многоэтажных домов домофоны и кодовые замки, если они имелись, как правило, были всегда сломаны. Так и оказалось. Женька завёл Аделину в первый подъезд, из раскуроченного почтового ящика достал газету с названием «Про город» и повлёк женщину наверх. Между вторым и третьим этажами он расстелил на ступеньках газету и усадил на неё Аделину, удивлённо смотрящую на всё происходящее. \- Ты что в молодости в подъездах с парнями не целовалась, портвейн не пила? – тихонько смеялся он, глядя на испуганную Аделину, которая отрицательно покачала головой в ответ. \- Скучно живёшь, однако, - трепался Рыбаков, открывая бутылку водки. – Не боишься так поздно по городу разгуливать? – спросил Женька, наливая в пластмассовый стаканчик водку и протягивая его женщине. \- Я с вокзала ехала, друга проводила, решила прогуляться до дома пешком, - грустно ответила она. \- За удачу! – чокнулся Женька бутылкой со стаканчиком Аделины и сделал несколько глотков из горлышка. Аделина робко выпила из своего стакана, сморщилась, судорожно глотнула минералки и закусила чипсами из пакета, который Женька ей протянул. По всему было видно, что у неё что-то случилось, она была не в себе, во всяком случае её теперешнее поведение резко отличалось от того, в поезде, где Адель была высокомерной и непреступной. Не откладывая в долгий ящик своё желание «нажраться», Женька предложил выпить ещё. Аделина отказалась. \- А ты не переборщишь с этим? – спросила она, кивнув на бутылку. Женщина с удивлением и каким-то несмелым восторгом смотрела на Рыбакова. Уловив этот взгляд, Рыбаков хмыкнул и, сделав ещё несколько глотков из бутылки, самодовольно брякнул: \- Не волнуйся, всё под контролем! Как говорит мой друг инженер Серёга, есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Непривычная, видимо, к крепким напиткам Аделина опьянела, сидела печальная, готовая всплакнуть. \- Что у тебя стряслось? Колись, о чём может печалиться преподаватель технологического института? – поинтересовался Женька. \- Я кандидат технических наук, между прочим, - гордо сказала Аделина, с трудом выговорив слово «технических», а тему своей кандидатской диссертации вообще смогла произнести только до половины, но в этой фразе замаячила прежняя Адель, которая там, в поезде, смотрела на Рыбакова свысока. \- Тем более! Что могло приключиться с умной и красивой дамой? После этих слов, Аделина ещё больше пригорюнилась, а потом заплакала. Долго рылась в сумочке в поисках носового платка, чтобы вытереть слёзы, но платок всё не находился, пришлось вытираться шарфиком, который невесомым облаком (явно не по сезону) окутывал её шею. Пьяная женщина – не только находка для шпиона, но также источник самых невероятных историй, рассказанных Рыбакову его однокурсницами в пору студенческой юности и женщинами в посёлке, где он теперь жил. Дамы, пускающие Женьку в свои личные переживания, были уверены, что Рыбаков никогда не применит эти сведения против них. Кроме того, данные, полученные им во время женских откровений, никогда и нигде не всплывали. Короче говоря, Рыбаков имел репутацию порядочного человека и надёжного мужчины. Опьяневшая Аделина не знала, конечно, этих качеств своего собеседника, ей просто необходимо было высказаться кому нибудь, пусть даже первому встречному, которым и оказался Рыбаков. Всхлипывая и сморкаясь, Аделина стала сбивчиво рассказывать свою историю. Голубой шарфик уже весь намок от слёз и соплей, и Рыбакову пришлось, порывшись в карманах куртки и домашних штанов, отыскать свой не очень свежий носовой платок и предложить женщине. Она безропотно взяла его, вытерла лицо, громко высморкалась, а шарфик убрала в сумочку. **\* \* \*** Аделина из семьи инженера, в военные годы строившего железную дорогу стратегического назначения, которая должна была соединить центральные области России с северным регионом, богатым углём, нефтью и газом. После Победы отец остался жить здесь, полюбив всей душой этот неласковый край. Здесь же встретился с прекрасной юной девушкой, приехавшей сюда по распределению института. Поженились быстро, нужно было навёрстывать упущенное из-за войны время. Жили счастливо, воспитывали единственную дочь. Аделина после школы окончила Московский институт нефти и газа, затем продолжила образование, поступив в аспирантуру и даже защитила кандидатскую диссертацию. Потом Аделина вернулась на Родину и стала преподавать в местном техническом институте. Это высшее учебное заведение было открыто недавно и готовило инженеров для нефтяной и газовой промышленности. Своё внезапное возвращение дочь объяснила родителям тоской по Родине, но это было не так. Роман с женатым сотрудником кафедры вскрылся с громадным скандалом и Аделине пришлось уволиться и уехать, но забыть этого человека она не смогла. Аделина поведала Рыбакову, что ещё в Москве сделала аборт и сокрушалась, что не отважилась родить ребёнка. Прошло два года, страсти по любимому улеглись, она увлеклась преподавательской работой и постепенно успокоилась. Молодой институт в молодом городе был под патронажем знаменитого Московского ВУЗа, и вот любовник Аделины вновь возник в её жизни. Он уже несколько раз появлялся в их городе на короткое время, читал студентам лекции, выезжал на прииски, где собирал материал для своей научной работы. Сегодня он уехал. Перед отъездом состоялся тяжёлый разговор, в котором Игорь (так звали любовника), сообщил, что он не намерен уходить из семьи потому, что это отрицательно скажется на его карьере, которую он строит уже много лет. О детях на стороне он тоже не хочет слышать, а Адель была опять беременна, о чём промолчала, решив всё хорошенько взвесить. Сообщив об этом Евгению, Аделина зарыдала на весь подъезд и Рыбаков стал опасаться, что кто-нибудь из жильцов появится перед ними, чтобы выяснить, что происходит. \- Ну и козёл же твой Игорь, - зло сказал Женька. – Вот и подходящее слово пригодилось для русского подлеца, - подумал он. – Надеюсь, ты не повторишь той глупости, которую уже однажды сделала. Я имею ввиду аборт. Это даже не глупость, а подлость. Ты убила своего ребёночка. Сколько женщин не могут иметь детей, и что только не делают, чтобы обрести это счастье, а ты… Своего сына или дочку променяешь на этого столичного козла? – размахивал руками Рыбаков. – Тебе сколько лет? Ещё немного и при всём желании ты не сможешь стать матерью! – ругался он. - И вообще, что ты тут расселась в своих брюках на холодных ступенях и водку глушишь. Тебе нельзя! \- Думаешь, родить? - удивлённо и одновременно с надеждой спросила Адель. \- Конечно! Ты расскажи родителям, они счастливы будут, - продолжал он. \- Знаешь, мне кажется, что мама догадывается, - задумчиво сказала Аделина. Сбивчиво, перескакивая с одного на другое, она рассказала Рыбакову историю, которую ей поведала мать, вчера «случайно» зашедшая к дочери на чай. Эта история о подруге матери – Анне. Они с матерью из одной деревни. После войны стройную, голубоглазую блондинку Аню, которая в поисках работы и лучшей жизни приехала из деревни в Москву, соблазнил своими ухаживаниями и сладкими речами какой-то начальничек. Обещал, конечно, много, но в результате, когда Анна забеременела, объявил, что он женат, дал денег на подпольный аборт и прекратил все отношения с ней. Что было делать? Аборты после войны были запрещены законом, возвращаться в деревню брюхатой, значит обречь себя и семью на насмешки и презрение. Слушая повествование о неизвестной ему Анне, у Женьки возникло ощущение, что он уже знает об этих событиях. Подумав, он понял, что история эта банальна, часто встречается в жизни и не раз описана даже в классической литературе. Сразу вспомнилась «Американская трагедия» Драйзера. Анна была в отчаянии и решилась на крайнюю меру. После нескольких бессонных ночей и непрерывных рыданий, о причине которых она не рассказывала даже своим подругам по общежитию, она решилась свести счёты с жизнью. И вот девушка спустилась в метро, встала на перрон и выжидала момент, чтобы броситься на рельсы. Раздался короткий гудок, предупреждающий о скором приближении поезда. Вдруг Анна увидела, что над тоннелем, из которого должен появиться состав, возникло изображение Богородицы с Младенцем на руках. В этом образе она сразу узнала икону Казанской Божией Матери, которая висела у них в избе в красном углу. Видение было настолько ярким, что девушка остолбенела, отпрянула от края перрона, и бросилась из метро. Побродив по городу, она вернулась в общежитие, где её ждал отец, приехавший навестить дочь. Анна призналась ему в своём грехе, и отец принял решение немедленно возвращаться в деревню вместе с дочерью. Беременность прошла тихо, если и осуждали девушку, то без скандалов, видно народ понимал, что женихов всех поубивало на войне, а дети были нужны. Кроме того, отец Анны имел крутой нрав и начать с ним вражду, среди односельчан охотников не находилось. Анна родила мальчика, в котором души не чаяла вся родня. Умный и добрый сын Анны многого достиг в жизни и сейчас является надёжной опорой матери. \- Адель, я не понимаю, что мешает тебе одной воспитывать ребёнка, - встрял в её повествование тоже опьяневший Евгений. – Ты обеспеченная, жилплощадь есть, родители рядышком, если что, с удовольствием помогут… Рожай! А с козлом своим порви отношения. Впрочем, когда он узнает о твоей беременности, сам перестанет сюда ездить. Сейчас он тебя просто использует: постель, еда вкусная, общество красивой, просвещённой женщины, все удовольствия… Рыбаков взял Аделину за руки и поднял со ступенек. Она встала и доверчиво прижалась к нему. \- Какой ты хороший. – прошептала она. Женька погладил женщину по чалме и подумал о том, что проблемы у всех свои, порой прямо противоположные. Однако, Аделину пора проводить до дома потому, что было уже поздно. В кармане зазвонил мобильник. Грустный Татьянин голос спросил, где Женька находится и попросил немедленно вернуться домой потому, что её вызывают в больницу, а его ключи висят в квартире. Заплетающимся языком Женька сообщил, что немедленно явится. \- Жена звонила? – понимающе спросила Аделина. \- Почти, - коротко ответил Евгений. Рыбаков вместе с Аделиной спустился на первый этаж, поставил женщину рядом с батареей, чтобы не замёрзла, а сам вышел на улицу. Здесь на фанерном, выкрашенным голубой краской щите, с надписью «Доска для объявлений», он нашёл номер телефона такси. Набрал его и сообщил, что находится на проспекте Ленина, возле дома, номер которого был выведен крупными цифрами на торце здания. К счастью, ждать пришлось недолго. Рыбаков осторожно посадил Аделину на заднее сиденье, открыл дверь кабины, сунул деньги водителю и по его спокойному взгляду понял, что сумма достаточная. Потом, смастерив на лице суровую мину, сказал строгим голосом: «Вези осторожно! Если что, я твою физиономию срисовал и номер тачки запомнил!» В ответ он увидел гневный взгляд таксиста, после чего хлопнул дверью, помахал рукой Аделине и быстро пошёл в общежитие. **\* \* \*** Татьяна сидела в тесной прихожей уже одетая, ждала, когда за ней приедет машина. Женька ввалился в квартиру и схватил её в охапку. \- Ты что так напился? – спросила Таня. \- Я не напился, я просто много думал, как ты велела, - промямлил он, доставая из кармана недопитую бутылку. - Осталось ещё чуть–чуть подумать. Татьяну обдало тяжёлым спиртным духом, она высвободилась из Женькиных объятий, взяла бутылку и убрала её в холодильник. Потом усадила Рыбакова на стул, сняла шапку, куртку, стащила сапоги с замёрзших ног, быстро, разложила диван, застелила его и приказала Женьке ложиться. В дверь позвонили и Татьяна, счастливая, что Рыбаков не уехал, а просто напился, чмокнула его и скрылась за дверью. Рыбаков умылся, налил себе крепкого чаю, длинным ножом отрубил кусок колбасы и хлеба, жадно съел их и повалился спать. Татьяна вернулась около трёх часов ночи. Устала. Рыбаков лежал, раскинувшись на диване на обе его половины, храпел, лягался. Таня примостилась с краю, но спала плохо. Рано утром Женька встал, долго пил воду из графина, потом пошёл в душ, стоял под сильной струёй прохладной воды, чтобы избавиться от похмелья, которое и не думало отступать. Обмотав голову полотенцем, чтобы не намочить подушку, озябший Рыбаков нырнул под одеяло к Татьяне и виновато прижался к ней холодным телом. \- Доброе утро, алкоголик! – сонным голосом поздоровалась с ним Таня. - Ты с кем пил? Во всех карманах пластмассовые стаканы. \- Я пил с кандидатом технических наук, - преодолевая головную боль с трудом промямлил Рыбаков. \- Он так же напился? - поинтересовалась Татьяна, вставая с дивана. \- Да, напился, но не очень, он беременный, - бормотал Женька. \- Ты бредишь? – удивилась женщина. \- Ты не поняла, мы с Аделиной в соседнем доме в подъезде пили. Она, Аделина, - уточнил Рыбаков, - кандидат технических наук и она беременная. Татьяна нахмурилась, сурово посмотрела на Женьку и сказав, что в доме повешенного не говорят о верёвке, ушла на кухню. Там опять как накануне что-то загрохотало. Эти металлические звуки отзывались в Женькиной голове приступами боли. Чувствуя себя виноватым из-за того, что брякнул что-то лишнее, он встал и пошёл следом за Таней. \- Что ты шумишь всё время? Опять ложки-вилки посыпались как будто прямо на мою больную голову, - ныл он. \- Зачем ты так напился? – буркнула Татьяна. \- А зачем ты меня выгнала ночью на мороз? И причём тут верёвка в доме повешенного? – бубнил Женька. Он налил себе воды из графина, залпом выпил целую кружку, и, отдышавшись, с вызовом глядя на Татьяну, гордо произнёс: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». \- Тоже мне, нашёл кого спьяну цитировать – Великого Святого князя Владимира, - засмеялась Татьяна. На это я тебе отвечу словами из известного анекдота про Рязанское радио: «не выделывайтесь, свинарь Иванов!». Обхватив голову руками, чтобы она не треснула от боли, Рыбаков захохотал. Потом несмело взял в свои руки Танину ладонь и поцеловал её. **\* \* \*** До обеда Рыбаков спал, а Татьяна звонила в больницу, справлялась о состоянии больного, к которому вызывали ночью, корректировала с дежурным врачом лечение, потом варила обед, потом гладила бельё, одним словом, отвлекала себя от размышлений о разговоре, который вновь должен был состояться между ней и Женькой. \- Рыбаков поднялся, помылся, побрился и вышел к Тане, счастливый и бодрый. \- Ты меня просила ответить на вчерашнюю твою истерику. Отвечаю: «немедленно идём в загс за штампом!» – весело сказал он и обнял Татьяну. – Теперь по порядку, - уже серьёзно сказал он. - В то, что тебе сказали здешние врачи, я не верю. Поедем в Москву в лучшую клинику. Поедем к Сергию Преподобному в Лавру и к Матронушке. Ко всем докторам и святым, которые смогут помочь! Как твоя любимая Надежда Дмитриевна говорит: «В беде не унывай, на Бога уповай». Татьяна благодарно посмотрела на Женьку и сказала: «Когда мне гинеколог вынесла приговор, я, конечно, обалдела. Ещё она сказала, что не часто, но всё-таки известны случаи, когда дети рождаются, а по всем канонам науки этого не могло быть». \- Мне Аделина тоже о чуде явления Богородицы вчера рассказала. Танька, чудеса бывают и с нами оно тоже обязательно случится!

После Пасхи уезжаем на дачу, где полностью будем погружены в огородные дела, и времени на что-то другое не будет, поэтому заранее хочу сказать «спасибо» и поздравить с днём рождения и юбилеем человека, который дарил мне вдохновение и темы для моих вышивок на протяжении нескольких лет. Шестого июня 2024 года исполнится 225 лет Александру Сергеевичу Пушкину. У каждого человека нашей великой Родины – СССР, найдётся множество самых восторженных эпитетов для этого имени. Как сейчас обстоят дела с русским гением у наших бывших соотечественников я не знаю. Самый отвратительный пример – пример Украины, но не будем о грустном… В нашем советском детстве имя Пушкина было свято. Для всех классов десятилетки находились произведения Александра Сергеевича, которые изучались не только потому, что они были прекрасны, но ещё и потому, что были очень полезны для нас, подрастающих граждан страны. Мы становились патриотами своей Родины благодаря и этому человеку тоже. Вспоминаю свои школьные годы, самое начало этого трудного и увлекательного пути. Какой это был класс второй или третий, точно сказать не могу, но этот эпизод врезался в память. На перемене мы, несколько девочек, окружили первую парту в среднем ряду и что-то горячо обсуждали. На парте лежал открытый учебник, на странице которого красовался рисунок кораблика, портрет А. С. Пушкина и знаменитые строчки: *Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет,* *Он бежит себе в волнах на поднятых парусах.* Нашу идиллию нарушил ворвавшийся из коридора классный хулиган Вовка. Он, как и водится, дёрнул кого-то за косичку, растолкал девчонок и увидев в учебнике портрет Пушкина, заорал: Пушкин-лягушкин! От такого оскорбления человека, который написал про учёного кота и царевну Лебедь, золотого петушка и про весёлого Балду, мы, девочки опешили, а я, не зная, как урезонить хулигана, крикнула: \- Ты что? Он же русский! (Возможно, в обращении к Вовке фигурировало обидное слово «дурак»). Это было в 1958 или 1959 году, то есть всего через несколько лет после окончания Великой Отечественной Войны. В то время у нас, детей, слово - русский, означало всех тех, кто победил фашистов, Гитлера, то есть всё население страны и мой аргумент как сказали бы сейчас, был железобетонный. После этих слов наш разбойник покраснел и ушёл к своей парте. По всему было видно, что ему стыдно. Мы потом, конечно, наябедничали нашей учительнице Галине Сергеевне про Вовкино кощунство. Какой была реакция педагога, память не сохранила, но уверена, что мудрой. А мы - девчонки ещё несколько дней показывали своё «фи» кощуннику. Кстати, через много лет при встрече с одноклассниками, бывший хулиган вспомнил, как я его «отбрила» и признался, что сильно переживал из-за этого. В период книжного дефицита в стране мне посчастливилось купить книгу известного художника и одного из лучших иллюстраторов произведений А. С. Пушкина - Николая Кузьмина «Страницы былого» 1984 года издания. Вспоминая времена, когда книжные тиражи были многомиллионными, но их всё равно не хватало на всех, я думаю о том в какой удивительной стране мы жили. Школьная программа нам давала представление о российской, советской, и даже зарубежной классике. Школа прививала любовь к чтению, которое занимало значительную часть жизни каждого советского человека не зависимо от возраста, образования и места жительства. Разница была только в пристрастиях: кто-то читал романы, кто-то газеты, другие были погружены в научно–популярную литературу, кто-то от корки до корки штудировал журналы «Здоровье», «Советский экран», «Наука и жизнь». За подпиской на толстые журналы выстраивались очереди, знаю точно потому, что сама стояла на морозе за подпиской на «Новый мир» в нашем небольшом северном городке. «Поистине это кажется чудом!» – писал в своём предисловии к книге Н. Кузьмина Корней Чуковский. «В советскую литературу на восьмом десятке своей жизни в роли юного автора, новичка-дебютанта входит престарелый художник никогда ничего не писавший, и его первая книжка прельщает читателя с первых же строк зрелостью своей поэтической формы. Стоит только удивляться тому, как сын захолустного портного путём неустанной работы над своим воспитанием пробивался из грязи и пошлости к высшим ценностям всемирной культуры и как этим путём он спасся от угрожавшей ему обывательщины. Перелистывая эту книгу, видишь какую колоссальную роль в жизни самого Кузьмина чуть ли не с младенчества играли книги». Очень рекомендую, прочтите «Страницы былого»! Ничуть ни меньшую роль в жизни человека и сейчас играют книги, но увы, любителей чтения становится всё меньше. Почему же это происходит? Кроме прочих причин, возможно, негативно влияет на молодёжь исковерканная во время перестройки некогда лучшая в мире советская школьная программа. Чем грозит это явление нашему обществу? Я думаю, деградацией. В ближайший магазин «Пятёрочка» я хожу больше десяти лет. С продавцами и кассирами лично не знакома, но все примелькались, поэтому при встрече раскланиваемся и улыбаемся друг другу. Стою, набираю в свою корзину овощи, а рядом молодая женщина, работница магазина расставляет на полках банки консервов. Настроение у меня в связи с наступившей весной и солнечным днём хорошее и, покидая этот отдел магазина, я пожелала женщине удачи. Она улыбнулась и сказала: «А вам - здоровья!». Я остановилась и решила блеснуть интеллектом. Начитавшись афоризмов У. Черчилля, хотела рассказать, почему он всем желал только удачи и везенья, а не богатства и здоровья. При упоминании имени одного из самых известных политиков недавнего прошлого, глаза женщины округлились и в них повис вопрос. Я опешила и спросила её, знает ли она о ком я говорю. На вид моей собеседнице 40-45 лет. Она чистосердечно ответила, что не ведает ничего об этом человеке, который играл важную роль в истории, в том числе и нашей страны. Что это? Начало деградации? Однако, вернёмся к первоначальной теме. Кроме великолепного и интереснейшего повествования я нашла в книге Н. Кузьмина множество замечательных иллюстраций к произведениям Пушкина, выполненные автором. Я увлеклась вышивками по этим рисункам и хочу вам их продемонстрировать. [А. С. Пушкин](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a70d96ab80039c50aa25f "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a70d96ab80039c50aa25f") [Лицеист](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a76687b0423f2350dafec "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a76687b0423f2350dafec") [Вечерняя прогулка](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a79ed1d57ee16b598de19 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a79ed1d57ee16b598de19") [В усадьбе Лариных. Летнее утро](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a7ead1d57ee16b598deeb "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a7ead1d57ee16b598deeb") [Письмо](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a82038625275f638f4246 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a82038625275f638f4246") [Татьяна, милая Татьяна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a857ef05b06a2ab033ea8 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a857ef05b06a2ab033ea8") [Пушкин на набережной Мойки](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a8842bc1d1f7d5fd1396a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a8842bc1d1f7d5fd1396a") [Истомина](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a90bebc1d1f7d5fd13a41 "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/663a90bebc1d1f7d5fd13a41")

Время летело. Позади были Новый год, Рождество и двадцать третье февраля. Приближалось восьмое марта. Татьяна мечтала хотя бы к этому празднику навести в доме порядок. В её квартире до сих пор на месте будущего пианино стояли и лежали громоздкие детали нового шифоньера. Зеркало и крепежи привезли из магазина уже знакомые Татьяне алкаши всего несколько дней назад. Чтобы это произошло, Рыбаков из своего «далека» каждый день названивал в магазин, где он купил шкаф и требовал немедленно привезти по указанному адресу недостающие детали. Магазин медлил. Сначала не могли обнаружить бригаду грузчиков, которые «накосячили» с Таниным шифоньером. Рыбакову неоднократно загадочно говорили, что они куда-то ушли. Поразмыслив, Женька понял, что так надолго мужики могут уйти только в запой. Другой бригады в магазине просто не было и всем предлагали самовывоз. Рыбаков был согласен и на это, но где зеркало, фурнитура и крепежи, знали только грузчики, причём, нельзя было исключить, что всё это уже давно было продано и выручка пропита. Наконец свершилось. Однажды вечером в дверь позвонили, и Татьяна увидела на пороге своих давнишних знакомых. Они привезли зеркало, мешочек с болтами и шурупами, а также отдельный пакет с фурнитурой. Бригадир предложил Татьяне за соответствующее вознаграждение собрать из груды деревяшек, сваленных в комнате, красивый, удобный и долгожданный шкаф-купе. Татьяна отказалась потому, что Женька несколько раз предупредил, чтобы она больше не связывалась с этими алкашами. \- Они работают, как мокрое горит, - охарактеризовал он эту бригаду. – Процесс затянется. Сборщики будут приходить к тебе каждый день и водку вымогать, поняли, что ты балда, и на тебе можно ездить, - продолжал наставлять он Татьяну. Таня обиделась и прервала звонок. Рыбаков перезвонил, извинился и поклялся в ближайшее время сам собрать шкаф. Беспорядок в квартире начал уже серьёзно сказываться на настроении и даже работоспособности Татьяны, когда, придя домой, она не могла полноценно отдохнуть. Каждую минуту она натыкалась на коробки и доски, загромождавшие комнату. Одновременно нарастало раздражение против Женьки. Ближайшее время, о котором он рассуждал, отодвинулось ещё на две недели потому, что, как всегда, возникли обстоятельства, по которым Рыбаков не мог вырваться в город. Наконец, перед самым праздником Женька появился у Татьяны. Она давно заметила, что чем больше Рыбаков чувствовал себя виноватым перед ней, тем больших размеров букет он приносил. \- Ты как Изабелла Блоу, едва в дверной проём вписался со своим букетом, - ворчала Татьяна. \- У неё вроде шляпы были, а у меня цветы, - злился Рыбаков. – Ну, если тебе не нравятся букет, я его выброшу. Он направился в комнату к окну, но запнулся за одну из упакованных в картон панелей шифоньера, и смешно повалился на неё. Букет отлетел в сторону, а прозрачная бумага, в которую он был упакован, ехидно зашуршала. Увидев Женьку, распластанного на полу и бормочущего ругательства, Татьяна невольно рассмеялась и помогла Рыбакову подняться. \- Я даже не предполагал, что ты такая вредная, - огрызался Рыбаков поднимаясь. \- А я думаю, что ты вредина. – оправдывалась Татьяна. - Кто тебя просил затевать эту бодягу со шкафом–купе. Жила спокойно, так нет, купила порося! Ты вот один раз запнулся, а я каждый день да не по одному разу. Вот смотри, - она задрала штанину домашних треников и продемонстрировала ссадину на колене. – Плюс ещё колготки разорванные. \- Всё для тебя, всё для любимой, а она мне: «Смотри в дверях не застрянь со своим веником!» - обиженно передразнивал Женька смеющуюся Татьяну. \- Ну, пожалуйста, не обижайся. Мне так надоело жить в этом бардаке, - оправдывалась женщина. Она поцеловала Рыбакова, подняла букет и прямо в упаковке, поставила его в напольную вазу, которая была спрятана за диван, куда не долетали гранаты Антона Павловича. Женька раздевался в прихожей и, видимо, не собирался так просто пойти на примирение. \- Женечка, свари, пожалуйста, кофе, - как можно ласковей попросила Татьяна. Было субботнее утро. Позади тяжёлая неделя с командировками, конфликтом с начальником, с вызовами в больницу по ночам. У Женьки случай травмирования одного из работников, разбирательство с инженером по технике безопасности, и ещё целый воз, и маленькая тележка всевозможных забот и неприятностей… И вот те нате, хрен в томате, букет этой привереде не понравился! \- Однако, вы очень меркантильный человек Татьяна Владимировна! Не знал, не знал, - ёрничал Женька. – Коленка и колготки Вам дороже меня, дороже любви, - пафосно продолжал он. Раздался заполошный стук в дверь и Рыбаков с мрачным видом пошёл её открывать. \- Стучат как в селе, а у нас, между прочим, звонок имеется, - ворчал он. Открыв дверь, Женька увидел плачущего Антошку. Мальчишка завывал как сирена воздушной тревоги и размазывал по лицу слёзы. На вой из кухни выбежала Татьяна и кинулась к мальчику. \- Что случилось, - испуганно спросила она, присев на корточки и прижала Антошку к себе. \- Васька, - наконец выдавил из себя ребёнок, - Васька сказал, что я сопляк. \- Ну и что, подумаешь, «сопляк». Это не самое страшное ругательство. – вступил в разговор Рыбаков. - Бывает ещё «дурак» на букву «м» и много ещё всяких, подрастёшь, расскажу. \- Ты что, совсем с ума сошёл, - возмутилась Татьяна. - Учи хорошему, дурное само пристанет. Она повела Антошку в ванную. Умыв ребёнка, Таня посадила его к себе на колени и стала что-то тихонько говорить ему на ухо. Успокоившись, Антошка ушёл в комнату и забрался в свой блиндаж, который он соорудил из коробок с Татьяниной одеждой на заре эпопеи со шкафом. Женька подумал, что этот мальчишка уже не первый раз появляется на пороге Татьяниной квартиры в самый нужный момент и ссора, которая уже бушевала или только намечалась, гасла. \- Хороший мальчик! Огнетушитель, - заочно похвалил ребёнка Женька и принялся орудовать на кухне. Татьяна молча наблюдала за ним. Вскоре кофе был готов и по квартире распространился изумительный аромат. Из своего блиндажа появился Антошка. \- Чем это так воняет? – сморщился он. Женька и Татьяна одновременно захохотали и смеялись до слёз. \- Помнишь, - с трудом продираясь сквозь смех, заговорил Рыбаков, - в «Петре Первом» Алексея Толстого рассказывалось как император насаждал на Руси всякие западные штучки: ассамблеи, европейские танцы, парики, декольте и кофе, а народ и даже старики из высшего общества по-тихому сопротивлялись этому. Помнишь, как князь орал на весь дом: «Мишка, откуда вонишша?». А Мишка ему в ответ: «Барышни изволют кофий кушать!» \- Конечно помню, - сквозь смех ответила Татьяна. Антошка удивлённо смотрел на взрослых. \- Таня, я сосиску возьму? – спросил он, чтобы прекратить этот, на его взгляд, необъяснимый хохот. Не дождавшись ответа и зная, что добрая Таня не откажет, он встал на табуретку возле холодильника и, покопавшись в вазе, стоящей на нём и заполненную доверху конфетами, достал из неё ириску. \- Сосисками Антошка называет ириски. Их же сосут, значит они никакие не ириски, а сосиски. – объяснила Татьяна изумлённому Рыбакову. \- Гений! – подтвердил восторг женщины Рыбаков. – Антон Павлович, сгоняй домой! – попросил он мальчика. – Скажи отцу, что я его жду шкаф собирать. Антошка неохотно согласился и, спрятав пистолет в шорты, осторожно вышел в коридор. Предварительно оглядевшись, он бегом помчался к лестнице. Вернулся быстро и сообщил, что отец придёт, но позже, сейчас ему некогда, он с мамой ругается. \- Занятие просто необходимое в семейной жизни, - прокомментировал Рыбаков эту подробность. Татьяна занялась кухонными делами, а Женька принялся освобождать детали шкафа, упакованные в толстый картон, разрезая его ножом. Рядом крутился Антошка. \- Что ты с Васькой всё время дерёшься? - спросил у мальчика Женька. - Я помню, конечно, что он украл у тебя наклейку крокодила, но это было давно, пора простить… \- Я простил, а он обзывается, - обиженно поведал ребёнок. – Я хочу жениться, а Васька говорит, что сопляки не женятся. \- Ты серьёзно? Хорошо подумал? - с удивлением спросил Рыбаков. \- Да, я решил! – твёрдо ответил Антошка. - Папа говорит, что невесту надо искать не в хороводе, а в огороде, а сам маму в столовой нашёл. Она ему самые большие котлеты давала и он, конечно, влюбился. \- Да, про хоровод, огород и столовую всё верно, - подумал Женька. – А я свою жену на сцене в ансамбле нашёл, а Таньку вообще в тюрьме, вот и доверяй фольклору. – Ну, и кто же твоя избранница, - продолжая разрезать картон, заинтересованно осведомился Рыбаков. \- Я на Тане женюсь и буду у неё жить. Она добрая, книжки мне читает, у неё конфет много… - серьёзно сказал ребёнок. От неожиданности у Женьки из рук выскользнул нож. Подняв его, Рыбаков грозно посмотрел на Антона Павловича и спросил: \- Может быть у Тани уже есть жених? \- Нету, - спокойно ответил мальчик. \- А как же я? – растерянно спросил Рыбаков. \- Мама сказала, что Таня на тебе никогда не жениться. \- Это почему же? - чувствуя, что начинает злиться, спросил Женька. \- Почему, почему… Потому, что ты из Москвы, а там только один хороший человек был, но его менцы убили. – сурово ответил Антон Павлович. \- И кто он, единственный приличный человек во всей Москве? – заинтересовался Рыбаков. \- Гагарин! – твёрдо ответил Антошка и забрался в свой блиндаж. В дверь позвонили. \- Ну и каша у тебя в башке, - раздражённо думал Рыбаков, направляясь в прихожую, чтобы открыть дверь. Здесь он столкнулся с Татьяной, которая тоже торопилась к двери. Женька сгрёб её в охапку, поцеловал. \- Никому не отдам! – уверенно сказал он. \- Что с тобой? – удивлённо спросила Таня, высвободилась из Женькиных рук и открыла дверь. Пришёл Павел с набором всех необходимых инструментов. **\* \* \*** Работа кипела. Груда досок приобретала уже очертания шифоньера. Выходили покурить и Рыбаков поинтересовался, почему Павел так долго не появлялся, ведь договорённость была на раннее утро. \- Мы с ребятами вчера в гараже у друга зависли, выпили, конечно, - смущённо оправдывался мужчина. - Домой пришёл поздно и ботинки поставил не туда, куда надо, а на два сантиметра влево, - хохотнул он. – Вот, всё утро выясняли, где должна стоять обувь у настоящего мужчины, – жаловался Павел. – Что за народ, эти бабы?! \- Ты в курсе, что твой сын собрался жениться? – загадочно спросил Женька. \- Знаю, поделился со мной. Я бы сам на Татьяне Владимировне женился, - вдруг признался Павел. - Мне кажется, что она всё про нас мужиков знает, по мелочам не придирается, понимает нас. Я вам завидую, такие классные отношения… - грустно вещал он. \- То, что она всё про нас знает, ты прав, – ответил Рыбаков. – Она всю жизнь с мужиками работает, да ещё с какими! С преступниками! Татьяна такое видела и слышала, что обычной женщине даже присниться не может. Наверное, поэтому к нормальным мужчинам и относится снисходительно и многое прощает. -Необыкновенная женщина! – согласился Павел. - А почему вы до сих пор не женаты? – вдруг спросил он. Женька сделал вид, что не слышал вопроса и продолжал закручивать болты, потом через паузу сказал: \- А ты думаешь, что твоя Света из-за этих дурацких башмаков и гаража тебя вчера пилила? Она ревнует тебя к друзьям, хочет всегда быть с тобой! Ты на вахту так надолго уезжаешь. Она ждёт – не дождётся! Приехал и вот те нате хрен в томате, в гараж к друзьям! Любит тебя! А готовит как! – искренне восторгался Рыбаков. - Цени! Работали молча, каждый думал о своём, а потом Женька, смеясь спросил Павла: \- Ты правда, как говорит Антошка, на харчи клюнул и на Свете женился? \- Слушай его больше! Она после техникума в нашей столовой работала, но я её не замечал, а познакомились мы на дискотеке. Готовит она действительно классно, профи! А Антошка наш фантазёр, выдумщик. Мечтает стать космонавтом. Мне странно. Это наше поколение бредило космосом, а откуда у него такая мечта, ума не приложу. \- Васька летом в Москву ездил с родителями, – подал голос Антошка. - Он там в ракете сидел на которой Гагарин летал, а туда маленьких не пускают, - захныкал мальчик. - Я скоро в школу пойду, и мы тоже в Москву поедем, правда папа? – расплакался Антошка. \- Конечно, поедем и в ракете посидим. Ты чего расплакался? – прижал сына к себе Павел. – Космонавты не плачут… \* \* \* Сделали длинный перерыв, во время которого Павлу пришлось быть дома потому, что сын спал, а Света пошла по магазинам. Таня и Женька пообедали, повалялись на диване, посмотрели городские газеты, которые регулярно бросали в почтовый ящик и Рыбаков вновь приступил к сборке шкафа. Появился Антошка. Он опять плакал и показал Татьяне палец, который он занозил, когда бежал по лестнице вниз и одной рукой держался за деревянные перила. Татьяна взяла иголку, накалила её на газовой горелке, помазала йодом пальчик и виртуозно извлекла занозу. Рыбакову пришлось во время операции держать ревущего мальчугана. После того как Антону Павловичу перевязали палец и уложили на диван как раненого бойца, он успокоился и доложил, что папа скоро придёт. Павел и Света совсем молодые, на целых десять лет моложе Женьки. Они хорошие. Дружбу с образованными Татьяной Владимировной и Рыбаковым считают очень полезной. Света учится у старшей подруги хорошим манерам, а Павел черпает у Евгения и мотает на ус многочисленные знания, которые в школьные годы, да и в недавнем прошлом проскочили мимо него. \- Что же ты всё время ревёшь как девчонка, - укорял Рыбаков насупившегося Антошку. \- Я мальчик! – возмущённо крикнул Антон Павлович и вскочил с дивана. – Я скоро в первый класс поступлю и стану мужчиной! – сверкал он глазами. – Таня! – крикнул он. \- Что случилось? – спросила Татьяна, появившись в комнате. \- Он, - показал на Женьку ребёнок забинтованным пальцем, - он меня девчонкой обзывает! -А ты ещё и ябеда! – подлил масла в огонь Рыбаков, - точно девчонка! \- Я – мужчина! – закричал Антон. *- Чтоб стать мужчиной, мало им родиться,* - глядя на сердитую Татьяну стал декламировать Рыбаков. *Чтоб стать железом, мало быть рудой.* *Ты должен переплавиться. Разбиться!* *И как руда пожертвовать собой!* \- Понял? – спросил Женька примолкшего ребёнка. Антошка кивнул, а потом спросил, с трудом выговорив незнакомую фразу: «Что такое пожертвовать?» \- Собой жертвовать тебе ещё рано, а вот лишиться чего-то, что очень любишь, ради кого-то, это - и есть жертва, - сказала Татьяна. - Вот, например, - продолжила она, - твоя мама заболела, и ты говоришь: «пока моя мама не поправится, я ни одной конфетки не съем». Ты ради мамы идёшь на жертву. \- А некоторые люди жертвуют своим здоровьем и даже жизнью, чтобы другим было лучше. Это называется подвигом. Мужчина должен быть готов на подвиг. Понял? – строго спросил Рыбаков. – Это стихотворение Михаила Львова выучи наизусть. На утреннике в садике расскажешь на восьмое марта, все упадут! - веселился Рыбаков. – Пусть все знают, каким должен быть настоящий мужчина! \* \* \* К вечеру шкаф был собран, и Татьяна не могла налюбоваться на это высокое и стройное сооружение. \- Он мне напоминает господина, джентльмена, - прошептала Татьяна, прижимаясь к Рыбакову. \- Многоуважаемый шкаф! – торжественно заговорил Женька, обращаясь к шифоньеру. - Помнишь, как в «Вишнёвом саде» А. П. Чехова был монолог одного из персонажей, не помню кого… \- Гаева, - подсказала Татьяна и продолжила: «Приветствую твоё существование», кажется так, - засмеялась она. \- Между прочим, в доме Чеховых, где рос А. П., был шкаф красного дерева, (прототип шкафа в пьесе), где матушка прятала от детей сладости. А что ты будешь прятать? – умничал Рыбаков. \- Подумаю, - оборвала его монолог Татьяна. \- А я знаю! Вазу с конфетами будешь прятать от наших детей! – фантазировал Рыбаков. - Кстати, народ интересуется, почему мы до сих пор не женаты… Почему? \- Тебе плохо? Штамп в паспорте необходим для полного счастья? – огрызнулась Таня. \- Штамп тоже нужен. Не понимаю, какие у нас препятствия для штампа. – распалялся Женька. \- Ну что изменится, если мы зарегистрируем наши отношения. Ты жить в городе не сможешь, твоя работа в посёлке. Я тоже не смогу к тебе переехать, у меня в городе работа. \- Тебе баба Надя сколько раз говорила, что такие отношения как у нас считаются греховными! А зарегистрированный брак церковью признаётся. А там, глядишь, и обвенчаемся! \- Ты меня любишь? – серьёзно спросила Татьяна. \- А то, - удивлённо сказал Рыбаков. \- Это не ответ, - отвернулась от него женщина. \- Понял, не дурак, - всполошился Рыбаков. Он встал с дивана, на котором они сидели, повернулся лицом к Татьяне, потом обратился к шифоньеру, - Многоуважаемый шкаф! Приветствую твоё существование в этой убогой лачуге! Ты стал для нас родным за то время, которое провёл с нами, и, когда валялся на полу, и теперь, когда превратился в элегантного красавца! Ты стал другом! Поэтому будь свидетелем того, что я скажу сейчас этой сердитой женщине в вытянутых трениках и древней футболке. - Он встал на колени перед Татьяной, взял её за руку и сказал. - Я люблю тебя Танька больше своей дурацкой жизни. Я готов как руда переплавиться, разбиться и пожертвовать собой ради тебя. Кончай ломаться, выходи за меня! С книжной полки упали «лишние» болты от шифоньера, которые ни Павел, ни Рыбаков не знали куда приспособить. Они посыпались на расписной жостовский поднос, служивший Антошке в качестве потолка в его блиндаже. Раздался мелодичный звук. \- Фанфары, однако, - счастливо засмеялся Рыбаков.

Накануне Рождества взбунтовалась одна из колоний, которая находилась недалеко от города. Бунт, правда, был не типичный, без бузы и поножовщины, просто зэки одновременно написали жалобы на имя начальника зоны и в управление республиканского ФСИН на плохую работу всех служб колонии. Количество жалоб было громадным. Этот факт сразу стал известен в столице, откуда раздался окрик и требование несмотря на выходные дни и праздники немедленно разобраться и доложить наверх о результатах проведённой работы. Управление отправило в колонию своих специалистов для анализа обстановки и объективной оценки предъявленных в жалобах претензий. Работу медицинской части поручили проверить начальнику терапевтического отделения больницы, головному медицинскому учреждению республиканского ФСИН. На работу мед. части колонии было подано более ста жалоб. Таким образом праздник для Татьяны Владимировны как выразился Рыбаков накрылся медным тазом. Седьмого января утром Татьяна должна быть готова отправиться в колонию. Начальник обещал машину. Взбунтовавшаяся зона строгого режима была вполне благополучной, можно сказать образцово–показательной и соответствовала всем современным требованиям к подобным учреждениям. Все постройки были каменными, общежития для спец контингента и столовая благоустроенными, просторными, на территории организована спортивная площадка, строился православный храм, функционировали вместительный клуб, спортзал, библиотека. На питание также до настоящего времени жалоб не было. Стараниями хозяйственной службы летом на территории колонии разбивались многочисленные цветочные клумбы, содержащиеся в идеальном состоянии. Начальником колонии многие годы оставался строгий, порой даже суровый по отношению к своим сотрудникам подполковник, поэтому все службы работали исправно и для протестов у жуликов не было причин. Медицинская часть колонии была одна из лучших в управлении. Руководила медициной в этой зоне начальник медчасти капитан Елена Евгеньевна, которую осуждённые прозвали Америка. Почему капитан получила такое погоняло никто не знал, но у Татьяны Владимировны была своя версия происхождения этого интересного прозвища. Елена Евгеньевна на пять лет моложе Татьяны, модница, одевается красиво и даже экстравагантно. Большинство медиков колонии были аттестованными сотрудниками и появлялись на службе только в соответствующей форме. Елена Евгеньевна же приходила на работу в офицерской форме, только тогда, когда этого требовали особые обстоятельства, например тревога, выезды на стрельбище или замечание начальника колонии. Особенностью облика Америки были шляпки. Они завершали каждый туалет доктора. Шляпок было большое количество от беретов до уникальных головных уборов, за которые (по сплетням сотрудников) доктор платила большие деньги. Елена была независимой, даже дерзкой и привлекательной. Голубоглазая, с выразительными бровями, ярким маленьким ртом, тёмными, густыми волосами и стрижкой каре, она заставляла вздыхать многих сотрудников-мужчин. Америка была незамужней. Причиной личной неустроенности Елены многие видели в её росте – более ста восьмидесяти сантиметров. Какой мужчина согласится иметь рядом с собой такую каланчу, которая всю жизнь будет смотреть на мужа сверху вниз. Подходящего мужчину в своей жизни Елена пока не встретила. По мнению Татьяны высокая и тонкая Елена Евгеньевна возвышалась над всеми сотрудниками колонии и над осуждёнными как статуя свободы в Нью-Йорке. \- Независимая, дерзкая, уверенная в себе, экстравагантная (одни шляпки чего стоят) Елена Евгеньевна похожа на иностранку, вот поэтому её и прозвали Америкой, - рассуждала Татьяна. Только один мужчина по своим габаритам подходил для Америки. Это был осуждённый Дёмин, страстно влюблённый в доктора. Дёмин служил в армии в каком-то элитном подразделении, где обучился специальным видам борьбы, что пригодилось на гражданке. После армии парень увлёкся боями без правил, чем зарабатывал себе на жизнь. В подвалах, где проводились «соревнования», Дёма был непобедим. Жизнь протекала безмятежно и весело. Однажды в одном из ресторанов случилась потасовка, в пылу которой Дёмин нанёс смертельный удар своему сопернику. В СИЗО медики обнаружили у задержанного повышенное артериальное давление и неврологические нарушения, возникшие, вероятно, в результате многочисленных, хотя и нетяжёлых черепно-мозговых травм, поэтому он был немедленно направлен в терапевтическое отделение больницы ФСИН. Здесь Дёмин и получил подходящее для него погоняло - Деймос, что в переводе с древнегреческого означает ужас. Так его «окрестил» Инженер, он же Евгений Рыбаков. В то время находясь в терапевтическом отделении, Дёмин-Деймос жил в блатной хате с авторитетом по кличке Марсель, которого для краткости все называли Марсом. Марс – бог войны имеет два постоянных спутника страх и ужас. Деймос, он же Ужас был на побегушках у Марса, выполнял его поручения в том числе, когда требовалось кого-то припугнуть. Почти двухметровый гигант с огромными кулаками и кривым, сломанным носом был в этом случае как никто на своём месте. Был ли Дёмин с рождения не очень умным, или к этому привели травмы головы во время боёв без правил, теперь узнать было невозможно. Погоняло, придуманное Рыбаковым, Дёмину очень нравилось, но на зоне не прижилось, и приехав из больницы в колонию, где ему предстояло мотать срок, Дёмин вновь стал Дёминым или Дёмой. Здесь и подстерёг парня Амур со своими стрелами. Увидев Елену Евгеньевну, Дёма влюбился в неё с первого взгляда. Влюблённость глуповатого Дёмина в доктора стала причиной неприятностей для Америки. Рабочий день для неё начинался с того, что первым в очереди на приём к терапевту всегда был Дёмин. Он постоянно «болел», чтобы лицезреть предмет своей любви как можно чаще. Больной был неоднократно и полностью обследован, имел диагноз – гипертоническая болезнь и соответствующее лечение. Однако пациент манипулировал своим состоянием несмотря на многочисленные беседы о необходимости строго выполнять предписания врачей при его заболевании. У него фиксировалось то повышенное артериальное давление, что было следствием того, что он не принял прописанные лекарства, или оно было наоборот критически низким. Больного в таких случаях приносили в мед часть на носилках и помещали в стационар колонии рассчитанный всего на десять коек, которых всегда не хватало. Падение артериального давления больной бесстрашно устраивал себе сам, приняв большую дозу гипотензивных препаратов. В таких случаях измученная Америка звонила в больницу и со слезами просила Татьяну Владимировну принять Дёмина на лечение и задержать его в «терапии» на максимально длительный срок. Таким образом Елена Евгеньевна пыталась хотя бы ненадолго избавиться от навязчивого влюблённого. Кроме того, постоянные гипертонические кризы у больного и, вызванные им же падение АД (артериальное давление), были опасны для его жизни. В местах лишения свободы приём лекарственных препаратов осуждёнными проводится под контролем медработников, но Дёма, находил способы обманывать медицинских сестёр и всегда имел запас нужных ему лекарств. Все женщины, которые работают в местах лишения свободы, убеждены, что хуже ненависти осуждённого, бывает только его любовь. Учитывая опасность, которую представлял Дёмин для капитана Елены Евгеньевны, руководство приняло решение перевести его в другую колонию. Узнав о намерениях «ментов», он умудрился устроить себе падение АД уже в автозаке при транспортировке, видимо, надеясь на то, что его вернут назад или отвезут в больницу, где Елена Евгеньевна регулярно появлялась. Когда попутчики поняли, что Дёмин может «двинуть кони», они стали стучать по металлическим решёткам. Машина, направлявшаяся на железнодорожную станцию, замедлила движение, и охрана начала длительные переговоры с начальством о дальнейших действиях в связи с ухудшением состояния осуждённого. Дёмин валялся в машине и всё время бормотал: «Америка! Америка!», потом захрипел и затих. \- Вот ведь молодёжь какая нынче, - удивлялся пожилой попутчик. – Помирает, а всё заграницей бредит. Охраной была получена команда ехать в больницу, но путь был неблизкий и при поступлении в приёмный покой дежурным врачом была констатирована смерть Деймоса. Даже после смерти Дёмин продолжал приносить доктору неприятности. Елена Евгеньевна по требованию высоких начальников долгое время писала объяснительные «наверх» о том, что перед транспортировкой состояние осуждённого не вызывало опасений, а в автозаке произошло острое нарушение мозгового кровообращения, что является частой причиной смерти больных гипертонической болезнью. **\* \* \*** Елена Евгеньевна из интеллигентской семьи, родители школьные учителя. Мама преподавала русский язык и литературу, отец был директором школы. Однако Елена, как она много раз об этом рассказывала, не росла паинькой и маменькиной дочкой и могла дать отпор обидчикам. Когда Америку на работе доводили до белого каления, она так материлась, что бывалые жулики открывали рты. Слава Богу Татьяна никогда не слышала этого, ведь она с большой симпатией относилась к Елене Евгеньевне, а матерщинников не любила. Коллега была не только привлекательной, но и умной. Работа в медчасти велась под её руководством чётко, и спец контингент медиков уважал. Никогда не было такого, чтобы какой-нибудь больной поступил из этой колонии в больницу с неправильным диагнозом, или без должного лечения и сопровождения. В конце предыдущего года в колонии появился «авторитет», который и нарушил в этой «красной зоне» покой. Он, опираясь на своё влияние среди жуликов и для укрепления своего имиджа «борца с ГУЛАГом», а может быть по распоряжению вышестоящего «вора» начал работу по нарушению существующего порядка. Формального повода для начала акции не было, и многие осуждённые не одобряли действия «блатного комитета», хотя обязаны были подчиниться ему. **\* \* \*** Утром седьмого января Татьяна Владимировна собиралась в командировку. Настроение было мерзопакостное, не хотелось уезжать из дома, где оставался грустный Рыбаков, который приехал вчера поздно вечером на последнем автобусе. Он сварил кофе, порезал торт, купленный накануне, и с трагическим видом подвинул к Татьяне тарелочку с громадным куском, украшенным ядовито–красной розой. \- Я постараюсь всё быстро сделать и вернусь, - обещала Татьяна, отхлёбывая кофе и ковыряя ложечкой розу. \- Так редко видимся, и вот те нате, хрен в томате, командировка, - печально размышлял Женька. – Однако, что это я мерехлюндию развожу, - встряхнулся он. – Как говорил толстяк Черчилль: не стоит расстраиваться из-за сегодняшних неприятностей, завтра будут новые. \- Ничего себе, утешил, - сказала Татьяна и отодвинула от себя торт. – На завтра неприятности уже запланированы, между прочим. Подведение итогов проверки будет проводиться восьмого января. \- Охренеть! - только и мог возмущённо воскликнуть Женька. Договорились, что грустить всё-таки не будут. Рождество решили отметить позже, ведь будет ещё один выходной девятого января. А сегодня Татьяне предстоит ответственная работа, которую в управлении будут рассматривать «под микроскопом», нужно спокойно и честно во всём разобраться. У Рыбакова тоже полно дел и, в первую очередь избавиться от старого шифоньера, чтобы освободить место для нового. Нужно придумать куда деть эту рухлядь, и как можно скорее ввести в эксплуатацию новый шкаф потому, что в квартире уже третью неделю царил возмутительный беспорядок. Недостающие детали для шкафа-купе из магазина всё ещё не привезли. Как сообщил Рыбакову по телефону суровый женский голос, на это были объективные причины, какие именно, не уточнялось. Рыбаков горевал ещё потому, что из-за сильных морозов он не смог приехать в город на своей машине. Если бы был под рукой родной джип, он смог бы сам отвезти Татьяну за город, где была зона и забрать её оттуда, когда потребуется. Так сэкономили бы драгоценное время. Татьяна вышла на улицу, где её уже дожидался командирский газик. На заднем сидении расположилась Америка. Настроение у Елены Евгеньевны было сумрачное, что было вполне объяснимо. Одета доктор была в широкую шубу и большой, мягкий берет из такого же меха светло-серого цвета. Когда добрались до колонии, Америка выпорхнула из машины и походкой звезды подиума направилась на КП. Татьяна пошла следом. В мед части, несмотря на праздничный день работал весь коллектив. Подняли карточки всех осуждённых, написавших жалобы на плохое медицинское обслуживание. Оказалось, что из ста двадцати человек из этого списка шестьдесят за последний год за медицинской помощью не обращались. Из этого следовало, что они либо по принуждению написали свои кляузы, либо формально поддержали протест, не имея на это оснований. Ещё пятьдесят человек были на приёме у медицинских работников или у Елены Евгеньевны, или у фельдшеров, которые, кстати, все имели большой стаж работы и были хорошими специалистами. Лечение, назначенное этим пациентам, было грамотным, необходимые препараты имелись в наличии. Пришлось вызвать каждого из этих больных, узнать претензии к медикам. Многим пациентам, с которыми пришлось разговаривать, было неловко перед Америкой, они прятали глаза, извинялись. Несколько человек планировалось направить на госпитализацию для углублённого обследования, но это откладывалось из-за постоянного отсутствия мест в больнице. Таких жалоб было всего несколько. Они были признаны Татьяной Владимировной обоснованными, но не по вине сотрудников медчасти. Одна жалоба была от всем известного Андрея Ахметова, страдающего сахарным диабетом. Этот молодой человек много раз лечился в терапевтическом отделении, где изводил всех своими претензиями по ничтожным причинам. В настоящее время он был недоволен тем, что, по мнению пациента, его не обеспечили мягкой обувью, которая предусматривалась для диабетиков, чтобы предотвратить осложнения со стороны нижних конечностей. Пациент имел на руках справку, разрешающую ему ходить по зоне в домашних тапочках или войлочных башмаках, которые ему раздобыла хозчасть. Состоятельные родители привезли ему самые дорогие и мягкие кроссовки, которые Ахметову разрешили носить постоянно, но он не унимался, строчил жалобы во все инстанции вплоть до СПЧ. Работали без перерыва, только несколько раз Америка выходила покурить. Старались изо всех сил всё сделать как можно быстрей, но не получилось. Возвращались поздно вечером. Вспомнив, что у неё теперь есть в кармане телефон, Татьяна позвонила Рыбакову из машины и поняла, что Женька как он сам выражался «немножко напился». **\* \* \*** Дверь открыл Рыбаков и Татьяна сразу увидела на кухне бурового мастера Павла. Он, также, как и Женька, был навеселе. На столе стояла почти пустая бутылка водки, миска с квашеной капустой и тарелка с нарезанной толстыми ломтями колбасой. Из комнаты с радостным воплем: «Таня пришла», выбежал Антошка с автоматом в руках. \- А мама где? – спросила Татьяна, заглядывая в комнату. Антошка доложил, что мама после обеда уехала к бабушке и скоро вернётся, а он, папа и дядя Женя утащили шифоньер на пятый этаж в комнату к какому-то старенькому старичку, который подарил Антошке настоящий патрон. В комнате на месте старого шифоньера стояли многочисленные коробки, которые Татьяна на днях принесла из ближайшего гастронома и переложила в них содержимое шкафа. Крупные вещи запихать в коробки не удалось, и они лежали поверх них. Из коробок Антошка соорудил блиндаж, крышей которого стали демисезонное пальто и плащ Татьяны. Из своего укрытия Антошка стрелял по фашистам, которые мелькали в телевизоре. Взрослые, чтобы мальчишка не мешал им вести пьяные разговоры, поставили ему диск с любимыми фильмами про войну. Иногда, в самые тяжёлые минуты боя в противника приходилось бросать гранаты – Татьянины босоножки и туфли. Короче, бардак был необыкновенный, но у Татьяны не было сил на разборки с мужиками. Она, помыв руки, села к столу. К ней на колени сразу забрался Антон Павлович и потребовал еды. Вмиг протрезвевший Рыбаков засуетился около Татьяны и ребёнка. Он разогрел котлеты, которые принесла перед уходом Антошкина мама - Света, достал бутылку «Каберне» и предложил выпить за Рождество. Татьяна не стала отказываться, выпила бокал любимого вина и вместе с Антошкой поела. Потом пили чай с тортом, потом пришла Света и повела своих мужчин домой. Антон Павлович шёл сзади с автоматом на изготовке, озирался по сторонам и зорко вглядывался во все углы коридора, охранял родителей от «менцев», так на его наречии звучало слово «немцы». **\* \* \*** На следующий день Татьяна вместе с Еленой Евгеньевной уединившись в кабинете начальника колонии написали отчёт о проделанной работе. Были сделаны выводы о том, что медицинский персонал ответственно относится к своим обязанностям и обоснованных жалоб в результате проверки не обнаружено. Осталось только выступить перед осуждёнными на общем собрании в клубе, куда собрали максимальное количество зэков, чтобы каждый из них своими ушами слышал итоги проверки, а не пользовался слухами. Члены комиссии расположились на сцене за столом, накрытым красной тканью, оставшейся, видимо со времён социализма. Был полдень, и Татьяна рассчитывала быстро освободиться. Об этом мечтали и другие члены комиссии и администрации колонии. Всех дома ждали накрытые праздничные столы и родные, любимые люди. Кстати, в колонии тоже предполагалось праздничное меню на весь день, концерт местного ВИА и другие мероприятия. Когда Татьяне предоставили слово для выступления, и она вышла на середину сцены с микрофоном в руках, в зале наступила тишина. Она доложила о выводах, которые она сделала как член комиссии. Слушали очень внимательно. Практически все присутствующие осуждённые знали Татьяну Владимировну уважали её и верили ей. Многие лечились в терапевтическом отделении или встречались с Татьяной на консультациях, кроме того, два раза в год она посещала их колонию согласно графику командировок. Не стесняясь, Татьяна доложила о том, что большинство жалоб было сфабриковано, что только ухудшает отношение между осуждёнными и медицинским персоналом. Отдельно она остановилась на работе медиков, которые несмотря на все трудности, добросовестно и честно трудятся. Закончив своё выступление, Татьяна предложила собравшимся задать ей вопросы, на которые она охотно ответит. Вопросов не последовало. В ходе дальнейших выступлений также выяснилось, что в основном работа всех подразделений налажена неплохо, а отдельные незначительные недостатки будут устранены. В заключении выступил начальник колонии, который поблагодарил членов комиссии за плодотворную работу. Потом он обратился к осуждённым и напомнил им, что они находятся не в санатории, а в зоне строгого режима и предложил тем, кто что-то не понял, записаться на приём к начальникам соответствующих служб, где им всё растолкуют. Последняя фраза прозвучала угрожающе, но подполковник вовремя спохватился и поздравил всех присутствующих с Рождеством. **\* \* \*** Наконец всё закончилось и можно было разъезжаться по домам. Начальник пригласил членов комиссии в его кабинет за зоной, где предложил отметить завершение работы. Татьяна и Америка вежливо отказались, после чего подполковник распорядился доставить женщин на своей машине куда скажут. Было всего три часа дня, и Татьяна предложила Елене Евгеньевне тоже отметить это событие у себя дома, на что Америка охотно согласилась. Татьяна позвонила Женьке, что она возвращается и будет через час с гостьей. \- Отстрелялись надеюсь, благополучно, - спросил Рыбаков у женщин, открывая дверь. - А то, как говорил Уильям Черчилль: хочешь загубить дело - организуй комиссию. Познакомились и Елена Евгеньевна сразу предложила обращаться друг к другу на «ты», без церемоний. Вчера, коротко рассказывая Женьке о работе в колонии вместе с Америкой, Татьяна охарактеризовала коллегу как умную, симпатичную женщину и упомянула о её пристрастии к головным уборам. И вот, помогая женщинам снять верхнюю одежду и приняв из рук Америки её огромный берет из меха, Женька закатил глаза и сказал приглушённым голосом: \- Мадам, я в восхищении! Великолепная шиншилла! \- Это - кролик породы Рекс, - хохотнула Америка. Татьяна обратила внимание на то, что Рыбаков и Америка были одного роста, оба поджарые, и смотрелись как брат и сестра. Ленка запросто взяла Рыбакова за бицепс потрогала его и с уважением осмотрев фигуру мужчины спросила: \- Боксом занимаешься? \- Исключительно шахматами, - парировал Женька с улыбкой. – Надеюсь, что в старости я как Черчилль смогу сказать: своим долголетием я обязан спорту, которым никогда не занимался! \- Вот - врёт, - засмеялась Америка, толкнув ногой гантели, лежащие в прихожей. Она предложила Рыбакову выйти в коридор покурить, и они ушли. Татьяна быстро сервировала кухонный стол потому, что в комнате расположиться было негде. В одном углу стояли и лежали детали шкафа–купе, в другом – коробки с одеждой. Среди конструкций для нового шкафа стояла небольшая, украшенная, искусственная ёлочка, со съехавшей набок звездой на верхушке. Вчера, видимо в пылу боя, в неё попал гранатой Антон Павлович. Основное, что нужно было для застолья, Рыбаков уже приготовил, Татьяна добавила только праздничные штрихи – хрустальные фужеры, специальные рюмки под коньяк, красивые новогодние салфетки, переложила салат, который делала вчера поздно вечером, из миски в красивую салатницу. Америка и Рыбаков явились весёлые как давнишние друзья, всё время смеялись, и переглядывались. \- Видать анекдоты матерные друг другу травили, - рассуждала Татьяна. – Два сапога-пара. Сели за стол, Женька много шутил, выпивали. Елена и Рыбаков пили коньяк, Татьяна - шампанское. Америка опьянела и вдруг стала жаловаться, что ей не даёт покоя смерть Дёмина. Прошло уже два года, но это событие постоянно возникало в памяти. Никакой вины доктора в этой нелепой истории не было, однако, смерть человека, который испортил ей полведра крови, но искренне и бескорыстно любил, тревожила Америку. \- Не повезло, - резюмировал Рыбаков рассказ женщины. Он тоже был знаком с этим простодушным гигантом и когда-то нарёк его красивым древнегреческим именем Деймос. Парень был симпатичным и добрым несмотря на функции, которые ему приходилось выполнять по распоряжению Марса. – Да, именно не повезло. – продолжил Рыбаков. - Черчилль, например, никогда и никому не желал здоровья и богатства, а только удачи и везенья. Он говорил: на Титанике все были богатыми и здоровыми, а повезло только некоторым, - закончил Рыбаков. Женщины внимательно слушали. \- Ты второй день цитируешь Черчилля, чтобы это значило? – спросила Татьяна. - Откуда ты набрался этих цитат. В моей тетради с афоризмами таких выражений нет. Откуда их набрался, я расскажу тебе потом, - пообещал Женька. \- Черчилль, Черчилль! Тоже мне идеал! Расист и негодяй, – вдруг заговорила захмелевшая Америка. - Я вот, например, Владимира Владимировича люблю! \- Этого? – спросил Рыбаков, показывая на потолок. \- Вообще-то Маяковского, но и этого тоже, - взглянув вверх продолжала Елена. - У нас это семейное. Моя бабушка – учительница, была без ума от него. Мама - преподаватель литературы, просто обожает Маяковского. Кстати, в двадцатые годы в России в имени Черчилля ударение ставилось на второй слог, и оно звучало так – ЧерчИлль. Достопочтенный лорд ЧерчИлль В своём вранье переперчил, Орёт как будто чирьи вскочили на ЧерчИлле. Так написал Маяковский в ответ на англо-советский договор. Дарю для твоей тетради - великодушно сказала Америка, взглянув на Татьяну. **\* \* \*** Пора было заканчивать застолье и расходиться потому, что женщины устали. Вызвали такси и, когда машина подъехала, Рыбаков, вновь полюбовавшись мягким, уютным беретом Елены, пошёл провожать гостью без куртки. Через полчаса он ворвался в квартиру трясясь от холода. \- Бежал как молодой, - тяжело дыша, сказал он. – Как говорится, в зимний холод каждый молод. Я соскучился, так давно не виделись, - запричитал Женька, обнимая Татьяну и прижимаясь к ней. \- Да уж, вчера ты отсутствовал, - ехидничала Татьяна, вспоминая пьяного Рыбакова. \- Ну прости паразита, - извинился он. - Что остаётся делать мужикам, брошенным своими женщинами? Только пить, причём досыта. Простишь? - спросил он, ещё крепче прижимаясь к Тане. \- Ладно, проехали, - примирительно ответила она. – Расскажи лучше, откуда этот Черчилль возник. \- История совсем прозаичная, - начал рассказ Рыбаков. – Марковна принесла дрова из сарая и целую кучу старых газет на растопку. Среди них я увидел книгу. Не могу видеть, чтобы книги сжигали. Она была без обложки и без первых шестнадцати страниц. Кто автор не известно. Я начал читать и не мог оторваться. Позже догадался, что это книга самого Черчилля, в переводе с английского. Он, кстати, лауреат Нобелевской премии по литературе и множество неологизмов придумал, которые называются черчеллизмами. У этого деятеля было много талантов, он и журналист, и художник и почётный член Британской академии и т. д. Однако, меня всегда удивляло как этот ожиревший до безобразия пьяница, не выпускающий изо рта сигару, мог дожить до девяноста лет. Лорд Черчилль противоречит всем вашим проповедям о здоровом образе жизни, о вреде табака и алкоголя! – закончил Женька и победно посмотрел на Татьяну, которая мыла посуду. - Что скажешь? – подбоченился он. \- Скажу, что очень большое значение имеет наследственность. – Помолчав она переменила тему и спросила. - Как тебе Америка? \- Своя в доску, умная и весёлая. Когда мы с ней курили, рассказала, как ты в клубе выступала с микрофоном словно народная артистка. Уважает тебя! Вспомнив о её любви к шляпкам, я напрямую спросил есть ли у неё кумир, которому она стремится подражать и как она относится к известному шляпному дизайнеру Филипу Трейси и его музе Изабелле Блоу. \- Батюшки, - воскликнула Татьяна, - зачем тебе этот мусор, откуда ты знаешь про шляпы? \- Я не виноват, - стал весело оправдываться Женька. - В башке откладывается всё подряд. Сама говоришь, что всё решают гены, вот и мне феноменальная отцовская память по наследству досталась. В Москве, пока ждал своей очереди в парикмахерской, прочитал в глянцевом журнале про этих чудиков. Мне интересно стало как любитель шляпок Елена относится к этим знаменитостям и знает ли она о них. Татьяна закончила мыть посуду, а Женька взял кухонное полотенце, и стал ловко вытирать тарелки и вилки, продолжая свой рассказ. Татьяна примостилась рядом и с интересом слушала. \- Вот, я и спросил напрямую: хочет ли она быть похожей на эту Изабеллу Блоу? Оказалось, что Америка в «теме». Она вытаращила глаза и сказала: Эта твоя Блоу больна и скорее всего шизофренией! Потом Ленка призналась, что её любимая область в медицине это – психиатрия, и при возможности она обязательно получит специализацию по этой дисциплине. Кстати, она мне поведала, на чём базируются её выводы о неадекватности Изабеллы. Оказывается любимая шляпка этой дивы - из натуральных рогов оленя. Я, кстати в журнале видел эту картинку. Это – незабываемо, - повернулся он к Тане, - впечатляет. На башке огромные рога как у настоящего оленя. - Женька задумался, а потом продолжил, - Америка мне сказала, что многие шляпы этой Изабеллы не вписывались в дверные проёмы. Это что, норма? «И, если мне кто ни будь скажет, - гнула своё Америка, - что явиться на собеседование к боссу, от которого зависит твоё будущее, в разных туфлях, это нормально, - я ему тоже предложу консультацию психиатра». А именно так явилась Изабелла устраиваться на работу. Вот такая интересная беседа у нас получилась, - закончил Рыбаков. - Своя в доску Америка, умная, интересная, но несчастная! – повторил он грустно. P. S. Семьёй Америка так и не обзавелась. Заработав офицерскую пенсию, Елена Евгеньевна перешла на работу в Минздрав и успешно там трудилась, переквалифицировавшись в психиатра. В 2022 году при начале СВО, она в составе бригады врачей регулярно ездила на освобождённые территории Донбасса и работала в гражданских больницах. Несмотря на пенсионный возраст она сохранила хорошую физическую форму и с работой справлялась.

Внуки выросли и стали реже появляться на даче. Все заняты, как и положено взрослым. Но когда мы собираемся вместе, часто вспоминаем о нашем житье–бытье в деревне в большой компании. Много событий происходило в нашем большом деревянном доме, но одно событие повторялось изо дня в день причём четыре раза – это трапеза. Мы собирались за большим круглым столом на завтрак, обед, полдник и ужин. Во время трапезы дети учились красиво сидеть за столом, красиво есть, пользуясь ножом и вилкой, салфетками. На стене возле обеденного стола висит матрёшка, которую смастерила ещё моя мама. Эта плоская кукла предназначена для того, чтобы в кармане её фартука лежали бумажные салфетки, которые кто-нибудь из внуков, который помогал мне сервировать стол, раздавал всем собравшимся. Зовут эту матрёшку тётя Мотя. Она периодически подаёт голос и ворчит: *Всех зовут скорей к столу,* *Но, прежде чем садиться,* *Должны вы руки вымыть с мылом* *И Богу помолиться.* Этим поучения не заканчиваются. *Тётя Мотя смотрит строго, выпучив глаза.* *Почему вы без салфеток, дамы, господа?* *Вижу кашу и кефир я у вас на рожицах.* *А это очень, очень вредно* *Для ребячьей кожицы.* Бывает, что тётя Мотя замешкается или просто забудет о салфетках, дети хором её укоряют: *Тётя Мотя постарела и уснула на ходу* *И, поэтому салфеток не раздала никому.* Однако вредная тётушка внимательно наблюдает за всем, что происходит за столом и иногда произносит, обращаясь к кому-нибудь из ребят: *Не чавкайте, сударь, а то я спросонок* *Подумать могу, что вы поросёнок.* От вкусной и здоровой пищи зависит здоровье детей. В нашем рационе было множество блюд. О наиболее любимых мы написали сборник стихов и назвали своё творение: **Книга о вкусной и здорово пище для малышей**. **Щи из свежей капусты** *Суп из капусты называется - щи* *Блюдо вкуснее пойди поищи.* *Солдаты, рабочие, банкиры из банков,* *И даже очень худые гражданки,* *К обеду торопятся, чтобы скорей* *Отведать русских, наваристых щей!* Худые гражданки – (это по мнению внуков) тётеньки, которые, чтобы не потолстеть «сидят» на диетах, голодают, а надо просто приехать в деревню и бегать на речку купаться, играть в мяч, помогать бабушке на огороде и, тогда фигура будет как у нас. **Рыбный суп** *Кто не любит рыбный суп,* *Тот, наверно, просто глуп* *Потому, что очень много витаминов для ума* *В этом самом рыбном супе под названием – уха!* В уху добавляем укропчик, но некоторые протестуют, например Николай. *Я ненавижу укроп!* *Скажите, пожалуйста люди,* *Зачем он нужен здесь, в этом прекрасном блюде?* *Это теперь не суп, это поле минное!* *Я ненавижу укроп,* *Со всеми его витаминами!* *Уважаем Николая и укроп не предлагаем.* **Окрошка** *«Что за суп из витаминов?» - спрашивает кошка.* *Хором дети отвечают: это же окрошка!* *Котята прибежали, окрошку есть не стали.* *Почему? Это же так вкусно!* **Творог** *Выпал снег у нас на кухне* *Прямо к нам в тарелки.* *Это творог со сметаной,* *Никакой подделки!* *Молоко коровье для нашего здоровья* *Принесла Бурёнка целое ведёрко!* **Омлет** *Прислала курочка привет,* *Под названием омлет!* **Пюре** *Иностранка на столе под названием пюре.* *Приглядись немножко – русская картошка.* **Блины** *До чего же блин хорош!* *Он на солнышко похож!* *А кто ест блины без счёта,* *Превратится в бегемота.* **Чай** *Мы добавим в чай шиповник* *И листок смородины.* *Будет чай не просто вкусный.* *Будет пахнуть Родиной!* **Сливочное масло** *Своим домиком-маслёнкой хвастается масло:* *Он уютен и красив, а я вообще – прекрасно!* *Не хвались, не хвались, из маслёнки появись* *И прыгай на тарелочки к мальчикам и девочкам.* Вот такая наша книжечка о вкусной еде на даче.

Внезапная и ужасная смерть [Алексея](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65dd1e27948c6acd72e186c3), потрясла весь коллектив. Он был самым молодым доктором в больнице и поэтому прозвище среди спецконтингента, «погоняло», имел соответствующее – Молодой. Лёшка был добрым, весёлым. Высоченный и кудрявый, он сводил с ума молоденьких медсестёр, однако у него был серьёзный «недостаток», который препятствовал любовным романам – он был женат и имел дочь. Вся «хирургия», несмотря на отдельные пороки своего молодого сотрудника, любила его. Алексей вместе с таким же высоким, но холостым хирургом Олегом по прозвищу Длинный, бывало, загуливал по ресторанам, после чего не ночевал дома. Добирался до общаги, где жил Олег и спал у него на полу. \- Кто в молодости не спал в общаге на полу, и не напивался так, что не мог добраться до дома, - рассуждали умудрённые жизнью хирурги, - пусть первый бросит в него камень. Заведующий хирургическим отделением Герман Афанасьевич, который после института некоторое время работал ЛОР-врачом, передавал ему свой опыт и по-отечески наставлял молодого коллегу в его взаимоотношениях с пациентами. У режимной и оперативных служб тоже не было претензий к Молодому, а Надежда Харитоновна она же [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c), просто обожала Алексея. Как рассказали начальнику больницы гаишники, которые выезжали на место ДТП, на крутом и скользком повороте в Лёшкину машину врезался кран, ехавший навстречу, и своей огромной стрелой протаранил её. Доктор умер сразу, не мучился. Хоронили коллегу в тридцати пятиградусный мороз. Это были самые короткие зимние дни и в два часа дня на кладбище опустилась жуткая северная ночь. Оцепеневшие от горя и мороза сотрудники стояли у могилы истуканами. Главный врач - Надежда Харитоновна, замотанная поверх шубы и меховой шапки в пуховый платок, вместо торжественной и скорбной речи, только и смогла выдавить окоченевшими губами: «прощай Алёшенька». В кафе, куда собрались на поминки, было жарко. От тепла и выпитого алкоголя всех развезло. Отогревшаяся Матильда всё-таки произнесла заготовленную речь, в которой отразила весь профессиональный путь покойника и его великолепные душевные качества как товарища, готового всегда прийти на выручку. Татьяна и Наталья Николаевна всё время плакали и отказались выступать. Пьяный Герман Афанасьевич, не стесняясь своих слёз, сказал, что Алексей был хорошим специалистом, настоящим другом, и «хирургия» никогда его не забудет. Через несколько дней после похорон в ординаторской хирургического отделения на стене появился портрет Алексея. С тех пор в его день рождения и в день смерти перед фотографией, как и полагается, ставили рюмку с водкой, накрытую куском хлеба. К Наталье Николаевне и Татьяне Владимировне Алексей относился особенно тепло. Он считал терапевтов самыми умными и интересными женщинами в больнице и часто приходил к ним в терапевтическое отделение просто поболтать. В терапии ЛОР врача тоже выделяли среди хирургов, с которыми нередко возникали профессиональные разногласия. Даже Любовь Андреевна ([Дося](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a)) по-матерински относилась к Алексею и прощала ему то, что не прощала другим. Когда после очередных загулов Длинного и Молодого по больнице начинали распространяться нелицеприятные слухи о их похождениях, Дося осуждала Олега Длинного, а в адрес любимого Лексея вздохнув, говорила: «Не нагулялся ещё». Лёшка, иногда, просил у сердобольной Любови Андреевны деньги взаймы и никогда не получал отказа. Дося, как жена алкаша понимала, что ситуации безденежья случаются в жизни некоторых мужчин потому, что жены ограничивают их в средствах. Сама Дося тоже отбирала зарплату у своего Ирода, чтобы ему не на что было безобразничать. Татьяна Владимировна не одобряла такую мягкость в отношении Алексея со стороны сестры хозяйки, которая поступала по принципу: «свой пьяница – грех, а чужой – смех», на что Любовь Андреевна очень обижалась. Однако, пьяницей Лёшка не был. Во время чаепитий в терапии, в которых Алексей принимал участие, часто возникали философские беседы. Одной из постоянных тем была тема религии. Алексей не был крещён, и Наталья Николаевна, как человек искренне верующий, бранила коллегу за то, что он так невнимателен к своей душе. Алексей был согласен, что креститься нужно, но воспринимал это просто как традицию русских людей, а он русский. Своё упорство в духовных вопросах Молодой объяснял так же, как и большинство молодых некрещёных жителей молодого города. Настоящая церковь с куполами и колокольней будет построена здесь на Севере через много лет, а пока под церковь освятили один из домов культуры. Внутри здания всё было обустроено как в настоящей церкви, а снаружи – обычное помпезное здание с колоннами в стиле сталинского ампира. \- В этот дом культуры, - рассказывал Алексей, – мои родители в молодости на танцы и концерты бегали. Там им лекции разные читали, кстати, и по атеизму тоже. На танцах батя с приятелями водку пил, прячась за колоннами от дружинников, а теперь это типа церковь, - богохульствовал он. Наталья Николаевна сердилась, поясняла, что в древности многие церкви ставили на месте разрушенных языческих капищ и никто не гнушался ими. Алексей упорно стоял на своём и, чтобы прекратить дебаты обещал, что обязательно покрестится во время отпуска, когда будет где-нибудь в средней полосе, где полно святых мест и настоящих храмов. Однако время шло, а намерение креститься по-прежнему оставалось только намерением. Однажды во время очередной дискуссии на эту тему Наталья рассказала о том, что она услышала в церкви старинного русского города, куда ездила навестить родителей. Это было давным-давно, но Наташа запомнила это на всю жизнь. Она ставила свечи в храме и невольно стала прислушиваться к разговору, который происходил между старым священником, опирающимся на палочку и молодым человеком, стоящим навытяжку перед стариком. Из разговора Наталья Николаевна поняла, что парень получил повестку и вскоре должен был отправиться в армию. В то время шла Афганская война и Наташа обратила внимание, что на самом видном месте в храме появилась икона Святого Мученика Иоанна Воина, которую перенесли из другого придела. Этому святому молятся о военных и всех, идущих на битву за Отчизну. Ещё Наталья заметила, что подсвечник иконы всегда был заполнен горящими свечами. В те времена в армии служили два года, а на фронт брали срочников после курсов молодого бойца, то есть через полгода службы. Из разговора женщина поняла, что парень был некрещёным, а его мать, просила сына перед армией креститься. Наташа продолжала прислушиваться к разговору. Старый батюшка без обиняков сказал парню, что покреститься необходимо прежде всего ради матери. \- Вот представь, что тебя ранят тяжело, или в плен попадёшь, или, не приведи Господь, погибнешь. Где мамке твоей утешение искать? Вы в армию, а матери в церковь! Молиться, свечи ставить, помощи просить у Богородицы и всех святых за вас неразумных. А если ты - нехристь, куда твоим близким податься? – спрашивал священник парня. – Ты говоришь, что не больно веришь во всё это… А я тебе так скажу, там в окопах, да под пулями атеистов нет. Там, - батюшка почему-то показал на входную дверь, - все молятся. И генералы, и солдаты, и коммунисты. Наш командир, когда нас в атаку поднимал, кричал: «за Родину, за Сталина», а потом тайком перекрестится и тихонько скажет: «Ну, славяне, с Богом!» Ты мне верь, я до ранения в самом аду был, в Сталинграде. – Он ткнул парня кулаком в грудь и сказал, - Мать свою пожалей, крестись непременно. Выслушав рассказ Натальи Николаевны, Лёшка сказал, что войны, слава Богу, нет, а помирать ему ещё рано, молодой, до смерти далеко, успею. \- Дак смерть не за горами, а за плечами, - брякнула Любовь Андреевна. Когда Алексей погиб, Дося рыдала и говорила, что это она накликала беду. **\* \* \*** После похорон Алексея больница была погружена в какой-то сумрак. Все были молчаливые, хмурые. Притихли даже «жулики», так сотрудники называли спецконтингент. Придя домой, Татьяна не находила себе места. От тяжёлых мыслей не отвлекали ни книги, ни телевизор. Несколько раз коллеги собирались у неё на квартире помянуть погибшего Алексея. Татьяна не могла дозвониться до [Рыбакова](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65f61ad471616f8402237395), видимо он сутками был на работе. Она понимала, что, вернувшись из отпуска, Женька обнаружил множество неприятных сюрпризов на своём предприятии, учитывая какой контингент трудился на его лесопилке. Постоянные пьянки, мордобой, порча оборудования не по злому умыслу, а из-за расхлябанности. Всё это Татьяна осознавала, но ей хотелось поплакаться Женьке в жилетку, хотелось, чтобы он её пожалел. В четверг, вернувшись с работы, она нашла в почтовом ящике записку от Рыбакова, которую скорее всего доставил Сергей, часто приезжавший в город по производственным делам на своей «буханке». В записке говорилось о том, что Женька, (как и предполагала Татьяна) очень занят на работе, а дозвониться до неё не может. Рыбаков писал, что намерен приехать в субботу, если, конечно, что–нибудь не стрясётся. Получается, что Татьяна звонит Женьке, когда он на работе, а он ей названивает, когда её нет дома. Как говорит Марковна: «Манька дома - Ваньки нет, Ванька дома - Маньки нет». Ещё Рыбаков сообщал о том, что знает о смерти Алексея и тоже в шоке от этого, ведь он виделся с Молодым буквально накануне его гибели. Он несколько раз звонил Наталье Николаевне, но ни её, ни Бориса дома тоже не заставал, и однажды ему ответил их младший сын. Он и поведал, что мама или на работе, или всё время плачет потому, что разбился насмерть на своей машине дядя Лёша – ушной врач. Прочитав записку, Татьяна пошла на свой этаж и наткнулась на Надежду Дмитриевну, которая возвращалась от одинокой, вечно хворающей приятельницы Клавдии, живущей здесь же в общаге. \- Ты что такая несчастная? Случилось что-то? – спросила баба Надя, тревожно глядя на Татьяну, которая вдруг неожиданно для себя разрыдалась. - Ну ка, пойдём ко мне, - скомандовала бабушка. В квартире Надежды Дмитриевны, как всегда, пахло ладаном и воском, тихим пламенем горела лампадка перед иконами. \- Ой горе-то какое, - запричитала бабушка Надя, узнав о смерти Алексея. – Помнишь, я оглохла на одно ухо? Ты тогда мне этого доктора домой привела, - сквозь слёзы вспоминала бабушка. – Такой весёлый. Сказал, что ничего опасного, просто серная пробка. Накапал мне в ухо капель каких-то, в ухе зашумело, забулькало. Я сижу боюсь, не знаю, что дальше будет. А он, Алексей-то видит, что бабка Богу душу от страха может отдать, начал мне всякие истории смешные про себя рассказывать, о том, как он со своей будущей женой познакомился. Эта история любви Алексея была известна всем в больнице. С Ларисой они учились в медицинском институте на одном курсе, но на разных факультетах. Лариса закончила стоматологический, была уже интерном и работала самостоятельно в городской поликлинике на хирургическом приёме. К ней и был направлен на удаление зуба мудрости красавец Алексей. Черноглазая и живая Лариса ему сразу приглянулась и он, не откладывая свои намерения в долгий ящик, тут же принялся «охмурять» девушку. Он острил, сыпал комплименты, смотрел на доктора своим фирменным туманным взглядом, буквально лез из кожи, лишь бы врезаться в память доктору. Ларисе тоже понравился весёлый и симпатичный пациент, тем более коллега. Трепаться Лёха прекратил, когда начала действовать анестезия и онемел язык. Стоматолог приступила к операции, которая оказалась совсем не безболезненной, как она обещала. Такого тяжёлого удаления у Ларисы ещё не было. Сама измучилась и больному досталось. Наконец всё закончилось. Лариса бросила на лоток удалённый зуб, который ехидно звякнул, ударившись о металл. Доктор с ужасом уставилась на него и вдруг горько как девчонка заплакала. Она сорвала с себя марлевую маску, стала вытирать ею слёзы и сморкаться в неё. Лёха подозрительно приглядывался к удалённому зубу. Среди студентов часто рассказывали анекдоты про то, как нерадивые начинающие стоматологи удаляют не те зубы, которые подлежат удалению, а здоровые, но в это не верилось. Сейчас Лёшка вдруг понял, что это как раз и случилось с ним. Лариса удалила ему здоровый зуб и теперь рыдает от собственного раздолбайства. Выразить своё возмущение пациент не мог, болела вся челюсть и не ворочался язык. \- А виноват этот дурак, он отвлекал меня от работы всякой ерундой, - сквозь слёзы думала девушка. Когда анестезия несколько ослабела, и он смог говорить, Алексею вдруг стало жалко эту бестолковую девицу. Он бросился утешать Ларису, которая горько плакала и каялась перед пациентом. Лёшка поклялся, что никому не скажет о её ошибке, а придёт ещё раз, и она удалит ему зуб мудрости. Так начался роман, который вскоре привёл их в ЗАГС. Лёшка много раз рассказывал эту историю и, как всегда, заканчивал её словами Шекспира: «Она меня за муки полюбила, а я её за состраданье к ним». Работая в больнице для осуждённых, Алексей хорошо понимал значение лагерного зарока «зуб даю». **\* \* \*** \- Так некрещёным и погиб? - уточнила Надежда Дмитриевна. – Вот это горе! При крещении Господь каждому человеку даёт Ангела-Хранителя. Глядишь и защитил бы Алексея, или предупредил об опасности. Помню я ещё совсем маленькая была, бабушка меня учила молиться своему Ангелу. Ты, говорит, когда страшно, повторяй: «Ангел мой иди со мной, ты впереди, я за тобой». Бабушка совсем старенькая была, всё время молилась и последний год жизни готовилась к смерти. Она нам ребятишкам однажды страшную загадку загадала про смерть, до сих пор её помню. «На горе горынской стоит дуб сарацинский: никто его не обойдёт, не объедет, ни царь, ни царица, ни красная девица». У нас мороз по коже от такой загадки. Стали понимать тогда, что смерть неизбежна, а когда придёт она никто не знает, и молодые, как в загадке говорится (красные девицы), тоже умирают. \- Бедный Алёшенька, - плакала Надежда Дмитриевна. - За некрещёных в церкви записки нельзя подавать, ведь он не раб Божий, а свечки ставить можно и дома молиться за них можно, вот так и будем делать, - закончила она. **\* \* \*** Татьяна ждала субботы и встречу с Женькой как избавления от тоски. Было субботнее утро. Рыбаков приезжал обычно только к обеду, но Таня часто смотрела в окно, надеясь увидеть его машину, прислушивалась к звукам и голосам за дверью. Наконец в дверь позвонили, и Татьяна радостно побежала открывать её. На пороге стоял небритый мужик в шапке-ушанке, чёрном тулупе и огромных валенках. \- Новикова Т. В.? – строго спросил он простуженным голосом. Получив утвердительный ответ, мужик скомандовал «Заноси» и в квартиру зашли ещё два таких же персонажа в тулупах, валенках и ушанках. Они тащили упакованные в картон какие-то панели и доски. Татьяна, ничего не понимая с изумлением смотрела на это нашествие. \- Куда ставить? - спросил простуженный, который, вероятно, был бригадиром в этой компании. Озадаченная Татьяна машинально показала место, на котором она когда-нибудь поставит вожделенное пианино. Она твердила мужикам, что наверняка здесь какая-то ошибка, что она ничего не заказывала, но её никто не слушал. На кухонный стол бригадир положил бумаги, в которых было напечатано жирным шрифтом «Шкаф–купе». Когда все детали купе были поставлены на указанное место, все три члена бригады шеренгой выстроились перед Татьяной. Они были на одно лицо, напоминавшее физиономию мужика из мультика «Прошлогодний снег». Бригадир, вытащив из-за уха шариковую ручку, передал её женщине и ткнув корявым пальцем в разложенные на столе листы потребовал: \- Здесь, здесь и здесь распишись. Заказ принят неделю назад от Рыбакова Е. А., знаешь такого? Адрес твой. Когда Татьяна, утвердительно кивнув, выполнила требование и расписалась в квитанциях, бригадир, несколько смутившись и заискивающе глядя Татьяне в глаза вымолвил: \- Трубы горят, хозяйка, на опохмелку бы нам… Подходящих для опохмелки денег у хозяйки не было, а крупную купюру отдавать было жалко. Татьяна решительно подошла к холодильнику, и достала слегка початую бутылку водки, оставшуюся после того, как с коллегами поминали Алексея. Больше всего Татьяна боялась услышать от бригадира знаменитое «маловато будет», но, к её удивлению, лица мужиков озарились счастливыми улыбками. \- Вот спасибочки, - заговорил бригадир, принимая от Татьяны бутылку. – Вот хозяйка, так хозяйка! – восторгались грузчики. Таких комплиментов в свой адрес Татьяна не слышала никогда. Растроганная, она достала из холодильника полбатона варёной колбасы и вручила её бригадиру. Компания не могла скрыть своего восторга и, радостно матерясь и оставляя мокрые следы на полу, вывалилась из квартиры. **\* \* \*** Женька приехал на автобусе под вечер, когда Татьяна уже устала его ждать. Она кинулась к Рыбакову на грудь и замерла, боясь разрыдаться. Женька погладил её по голове. Прижавшись к нему, Татьяна поняла, какой он замёрзший. \- В автобусе печка сломалась, - пояснил Женька, раздеваясь. Татьяна бросилась разогревать чайник, достала толстые шерстяные носки, связанные и подаренные Рыбакову Надеждой Дмитриевной. Женька зашёл в комнату, чтобы переодеться в домашнее и радостно закричал оттуда: \- Когда привезли? Сегодня? А где фурнитура, болты, - спрашивал он. Оказалось, что все крепежи, фурнитуру и зеркало грузчики забыли передать хозяйке. Продрогший до костей Женька разозлился и на этих алкашей, и на Татьяну, которая вечно пребывает в каких-то эмпиреях, отчего совершенно непрактичная и бестолковая в быту. Татьяна обиженно молчала. Рыбаков позвонил в магазин, в котором делал заказ. Ему неуверенно ответили, что если и найдут недостающие детали, то привезут только в понедельник потому, что шофёр и грузчики уже закончили работу, сегодня у них короткий день, а завтра выходной. Рыбаков расстроился. Он объяснил, что ему надоело ремонтировать допотопный Татьянин шифоньер и в прошлые выходные, когда ходил в «Дворянское гнездо» за туфлями, сделал заказ. Тогда же он обговорил день доставки и рассчитывал, что к этому времени будет в городе. Татьяна молча хлопотала на кухне, разогревала суп и котлеты, чтобы покормить не только замёрзшего, но и голодного, а потому такого сердитого гостя. Поняв, что Татьяна обиделась на его ворчанье, Рыбаков достал из дорожной сумки банку растворимого кофе. \- Смотри, какая красивая, - сказал он и поставил банку на стол. \- Не подлизывайся, - буркнула Татьяна. – У меня уже есть красивая баночка, мне её Алексей подарил, если ты помнишь. \- Так ты же её грохнула, - не удержался от колкости всё ещё не отогревшийся Рыбаков. \- Я её скотчем заклеила. Буду хранить, как память о любимом Алёшеньке, - растроганно сказала Татьяна и прижала баночку к груди. \- Да, хороший был парень, Царствие ему Небесное, - вздохнул Рыбаков. Женька вспомнил, как встретил Молодого в магазине накануне его гибели, как доктор несколько раз повторил ему: «Береги её, она необыкновенная!». \- Получается, что я виделся с Алексеем одним из последних и он завещал мне беречь эту кудрявую, худенькую женщину, стоящую сейчас у газовой плиты в трениках и вытянутой футболке, на которой через всю спину написано «Отвали». Молодой и тот знал, что таких как она больше нет, она особенная, а я из-за каких-то болтов и зеркала истерику закатил. Стыдно, - мысленно корил себя Женька. Когда Рыбаков узнал о внезапной гибели Молодого, он вдруг стал задумываться о том, что никому неизвестно, что произойдёт с ним в следующую минуту, даже самое ближайшее будущее закрыто от нас. Он долго не мог уснуть, курил и размышлял, что самый близкий человек для него сейчас Татьяна. По-новому зазвучали слова «Баллады о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова, прозвучавшей в давнишнем фильме «Ирония судьбы», который в преддверии Нового года без конца показывали по телеку. Тысячи причин могут разлучить любящих людей навсегда, и каждую минуту рядом с любимыми нужно ценить как драгоценность. Строки из этого произведения звучали для него теперь как молитва. Женька подошёл к Татьяне, обнял её со спины и вдруг начал декламировать: С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них. И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг! \- Что с тобой? – спросила Татьяна, повернувшись к Женьке лицом и с удивлением глядя на него. Рыбаков стиснул её в объятиях, и сказал виновато: \- Покойный Алексей мне завещание оставил, беречь тебя, как зеницу ока, поэтому с этой минуты я начинаю это делать. Теперь ты всегда будешь на связи. - С этими словами он протянул Татьяне коробочку с мобильным телефоном. - Говорят где-то недалеко вышку поставили для мобильной связи и в нашем посёлке она теперь есть. Буду звонить в любое время суток, из любой точки вселенной! Попробуй только не ответить, - погрозил он пальцем. \- Спасибо, конечно, однако в точке вселенной, в которой я работаю, не разрешают мобильниками пользоваться, все оставляют их на КП, - пояснила Татьяна, - Только это не забота, а контроль. Мне Марковна рассказывала, как ты на своей лесопилке всех строишь и контролируешь. \- Когда это вы с Марковной спелись? – ревниво спросил Женька. \- А вот когда ты по Москве гулял, мы и спелись, - усмехнулась Татьяна. \- Представляю, что она тебе про меня наговорила, но прошу учесть, что я лучше, чем моя репутация, - оправдывался Рыбаков. - Супу–то дашь? – спросил он, заглядывая в кастрюлю. \- Так и быть, - великодушно согласилась Таня, расставляя на столе тарелки. – У меня как у барона Мюнхгаузена с восьми до десяти часов подвиг по расписанию. Вот ради тебя я подвиг совершила - сварила суп, котлет магазинных нажарила, а ты ворчишь, как старый дед. Меня сегодня, между прочим, хорошей хозяйкой назвали, - гордо сказала Татьяна. \- И кто же этот ненормальный? – со смехом спросил Рыбаков, закрывая голову руками, по которой Татьяна намеривалась треснуть поварёшкой. \- Да, и повариха из Татьяны Владимировны тоже хреновая, - подумал Женька, хлебнув пересолёный суп. - Однако, если решил не расстраивать любимую по пустякам, нужно терпеть. Когда же «хорошая хозяйка» отвернулась от стола, чтобы что-то достать из холодильника, он схватил стоящий на столе графин с водой и разбавил суп. Попробовав своё блюдо, Татьяна вытаращила глаза. \- Как ты это ешь? – спросила она. \- А что такое? – изумился Рыбаков. – Замечательный гороховый суп с тушёнкой. \- Его же есть невозможно, такой пересолёный, - обескураженно бормотала Татьяна. -Я же пробовала его, было нормально. Видно, второй раз посолила. \- Это говорит только о том, что ты в кого-то очень сильно влюблена, - философствовал Женька. – Надеюсь, что в меня!

Татьяна уже не помнила, когда перестала воспринимать свои дни рождения и даже юбилеи как праздники. Конечно, она приносила на работу в этот день торт и даже вино, угощала сотрудников, которые обязательно готовили начальнику отделения подарок. Приносила шоколадные конфеты и чай, чтобы благодарить пациентов, поздравлявших её и вручавших ей свои подарочки. Не взять от больных их подношения означало оскорбить, поэтому приходилось принимать шкатулки, расчёски, затейливо разукрашенные записные книжечки, всё, что можно было изготовить в условиях зоны. Урок «лагерной этики» в самом начале её карьеры тюремного врача преподал доктору один из авторитетных зэков. Он принёс ей в день рождения набор разделочных досок, украшенных резьбой и живописными фрагментами из сказок А. С. Пушкина. На взгляд Татьяны подарок был очень дорогой и это можно было расценить как взятку и связь сотрудника со спец контингентом, что строго наказывалось. У опер части везде были глаза и уши и о презенте, вручённым зэком Татьяне Владимировне, сегодня же стало бы известно капитану Симонову, в крайнем случае утром следующего дня, а потом жди неприятностей. Татьяна замахала руками на пациента: – Ты что, с ума сошёл? – возмущалась она, с ужасом глядя на входную дверь, в которой по её предположению должен был немедленно появиться оперативник и накрыть взяточницу с поличным. Поведение доктора пациент воспринял по–своему. \- Понял, подарок не фонтан, - презрительно произнёс он. – Я не на свободе, бриллиантов здесь у меня нет. Если не нравится, выбросишь, но, чтобы я не видел! – злобно закончил он и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Татьяне долго потом не удавалось наладить контакт с этим пациентом, но всё-таки это произошло. Тогда она пояснила, что для врача важны лишь добрые отношения со своими больными, а на дорогие подарки и деньги в конвертах для докторов она насмотрелась в Москве, где лечился родственник, и это ей претило. Однако, больные не унимались и рабочий кабинет Татьяны был увешан эстампами, книжные полки уставлены сувенирами, дома на кухне висели те самые роскошные разделочные доски, а Слава Симонов смотрел на всё это равнодушно. Однажды благодарные пациенты преподнесли имениннице роскошный букет роз. На дворе зима, в магазинах города раздобыть такие цветы невозможно, только революционные алые гвоздики на прилавках, а в кабинете у Татьяны Владимировны огромный букет. По поводу этого букета Славой Симоновым было проведено тщательное разбирательство потому, что цветы принёс в зону за большие деньги сотрудник, который давно уже был на подозрении опер части в преступных связях с осуждёнными и дело не ограничивалось такими пустяками как розовый букет. Он доставлял в больницу опять же за деньги и водку и наркотики, а это уже расценивалось как преступление. Когда в жизни Татьяны Владимировны появился Рыбаков, дни рождения опять стали праздничными. Вообще жизнь изменилась. Она стала яркой, полной радостных ожиданий, но и тревог. На горизонте как из тумана появлялись то прекрасная [Барби](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6546cd53b54c33720f5713e4), то вероломная [Верка](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65dd14b3948c6acd72e18593) с её напором и желанием присвоить чужое счастье, однако, Татьяна находила в себе силы не донимать Рыбакова подозрениями. На Таню же то и дело обрушивалась Женькина ревность, совершенно необоснованная на её взгляд. Рыбаков обижался, злился и не мог понять отношений между медиками, когда они, работающие в маленьком коллективе на опасной работе, становились семьёй. Такие отношения были возможны только среди медицинских работников, которым приходилось часто работать сутками, когда ели, пили и даже спали вместе. Что стало бы с Рыбаковым, если бы он узнал о том, что в одной из командировок Татьяне пришлось спать валетом на одной кровати с психиатром Юрием Петровичем потому, что в гостинице, больше похожей на ночлежный дом из пьесы М. Горького «На дне» не было свободных женских мест. А у хирургов вообще бытовала поговорка: операционная сестра – вторая жена. Не потому, что между ними была интимная связь (хотя и такое случалось), а потому, что в операционной хирург бывал чаще чем дома. Инженер Рыбаков не понимал таких отношений и часто ревновал свою возлюбленную к больничным кавалерам, хотя Татьяна божилась, что они просто коллеги и друзья. Сегодня четырнадцатое декабря, её день рождения и счастливая Татьяна порхала по своей крошечной квартире в обновке - Женька подарил ей золотые серьги с зелёным гранатом. Глаза и камни сияли и Рыбаков был доволен, что угодил любимой, а на вечер у него был заготовлен ещё один сюрприз. Находясь в отпуске, он по телефону попросил Татьяну взять на свой день рождения отгул за сверхурочную работу. Четырнадцатое декабря приходилось на будний день, пятницу. Если праздновать в выходной, именинницу замучают гости, а в будни все на работе. Таня с Евгением свободны и могут посвятить этот день друг другу, что случалось до сей поры очень редко. Сегодня они намерены провести вечер в ресторане. Предполагалось заказать всё самое изысканное. Музыка обязательна. Самый лучший оркестр в ресторане «Дворянское гнездо». Так доложил по телефону закадычный друг Серёга, который в местных ресторанах знал толк. В посёлке, где жили Рыбаков и Сергей, была только рабочая столовая, разгуляться было негде и молодёжь выезжала в город отмечать наиболее значимые события. Татьяна также бывала в «Дворянском гнезде» и подтвердила, что это лучшее место в городе для праздника. Она похвасталась, что владелец этого заведения её бывший пациент, а Женька расстроился потому, что меньше всего хотел, чтобы обнаружились какие–либо знакомые. Была мечта побыть с любимой женщиной как бы в обществе и в то же время наедине. У Татьяны тоже был повод для печали. Как и всем женщинам ей «нечего было надеть». По магазинам ходить она не любила, да и некогда было, поэтому на вечеринках приходилось довольствоваться изрядно надоевшим красным платьем, а на торжественных мероприятиях строгим костюмом, который для ресторана не годился. Сегодня время было, деньги тоже были. Осталось только отважиться на шоппинг и выбрать что-нибудь зелёненькое под цвет граната. Рыбаков было собрался отправиться с Татьяной, но она была категорически против, а чтобы Женька не скучал, поручила ему важную работу, починить дверцу шифоньера, которая висела на одной петле. Её неоднократно исправлял Слава Симонов, но также много раз она ломалась вновь. Рыбаков предложил выбросить эту рухлядь и купить современный шифоньер с антресолями, раздвижными дверями, но, по большому счёту, ему было всё равно. Он не придавал никакого значения интерьеру. По его мнению, любой интерьер был прекрасен, если в нём присутствовала Татьяна. Дверца к шифоньеру была приделана за полчаса. Рыбаков успел ещё сбегать в гастроном за едой потому, что в холодильнике, как всегда, было пусто, кроме солений и варенья, которые привёз Рыбаков от родителей. За завтраком съели последние яйца, из которых Женька виртуозно приготовил омлет и выпили бочкового кофе с остатками сгущённого молока. Танька оправдывалась за позорное отсутствие в доме еды, и заискивающе угощала Женьку конфетами из огромной вазы для фруктов, стоящей на холодильнике. Вот этого добра было у Татьяны Владимировны всегда навалом, а радовались ему только сама хозяйка и её друг - пятилетний Антон Павлович. Татьяна появилась с покупками через три часа. Дома она выгребла из шифоньера все свои туфли и сумочки, выбрала подходящие по цвету и стала примерять новое шёлковое платье в зелено-голубых тонах. Показалось, что такая расцветка её бледнит. -Я бы сказал – мертвит, - ехидно вставил Рыбаков, обиженный, что Татьяна так надолго его покинула. – Ничего, - бурчал он, - накатишь в кабаке пару стопарей, порозовеешь, - издевался Рыбаков. \- Хамишь, парниша, - обиженно ответила Татьяна. В дверь позвонили. – Паломничество начинается, - сердито прокомментировал Рыбаков и пошёл открывать дверь. Зашла баба Надя. \- С днём рождения! – сказала бабушка, протягивая Татьяне нарядную коробочку. – Видела, как ты домой шла, думаю, что же не на работе? \- Отгул у нашей красавицы сегодня, - вставил Рыбаков, показывая на Татьяну в новом наряде. \- Красавица, это правда, но самое главное – умница-то какая. Ведь в день пророка Наума родилась. Я всегда, когда не знаю, как поступить, говорю: пророк Наум наставь на ум. Раньше, давным-давно, – уточнила старушка, - четырнадцатого декабря (это первое декабря по старому стилю), детей отводили в школу, а взрослые шли в церковь, молились чтобы пророк Наум помог ребятам хорошо учиться. А Танюшка наша прямо в этот день родилась, потому и умная такая. ` `- Надежда Дмитриевна, обратился Рыбаков к бабе Наде, - прошу откушать в честь святого пророка Наума и нашей умницы. - С этими словами он поставил на стол бутылку вина и большой торт, украшенный цветами из крема. – Сразу предупреждаю - торт постный, - соврал он, вспомнив, что сегодня пятница. Надежда Дмитриевна с сомнением посмотрела на Рыбакова, потом на торт, махнула рукой и, сказав: среда и пятница в чужом дому не указчица, села на предложенное ей место на диване возле журнального столика. Татьяна проворно накинула на него нарядную скатёрку, поставила праздничные чайные чашки. хрустальные фужеры, тарелочки из сервиза и столовые приборы. Женька с воодушевлением резал на кухне колбасу. \- Надежда Дмитриевна, я в новом платье. Как, вам? – спросила Таня и покружилась. Пышная юбка встала колоколом вокруг её бёдер, большой воротник, который в виде шали покрывал часть спины, спускался на плечи и заканчивался на груди бантом, тоже приподнялся и плавно опустился. Тонкую талию подчёркивал широкий пояс. \- Красота–то какая, - воскликнула старушка, всплеснув руками. – Мы в молодости точно в таких же на танцы бегали. \- Так себе комплементик, - буркнул Рыбаков, заходя в кухню. На левом предплечье у него висело кухонное полотенце, а на растопыренных пальцах правой руки он держал тарелку с колбасой. \- Представление началось, - подумала Татьяна, глядя на Женьку, который входил в роль расторопного официанта. \- Полюбопытствуйте, - обратился он к старушке. – Вот эти листочки, - ткнул он пальцем в Татьянино платье, - под цвет камушка в серьге, а вот под цвет этого зелёного листочка на платье, мы закажем в ресторации салат «Цезарь». А ещё будет фуа-гра, жульен с курицей и грибами, бризоли, шампанское… \- Вдова Клико, - продолжила Татьяна. - Где-то я это уже слышала, - засмеялась она. - Ах да, ты в паровозе всем этим намеревался угостить неотразимую Адель, а она предпочла свои бутерброды. \- Я протестую, бризолей там не было, - захохотал Женька. - Впрочем, хватит лирики, выпьем за прекрасную Татьяну! **\* \* \*** В ресторан, который был недалеко, отправились вечером пешком. В большом зале играла музыка, сияли люстры. Народу было много, несмотря на будний день. Женька пошептался с официантом, и он предложил им столик на двоих у окна. Сделали заказ, но есть Татьяне не хотелось. Она с удовольствием наблюдала за Женькой. Он был в новом тёмном костюме, на покупке которого настояли родители, в ярком галстуке, а из нагрудного кармана выглядывал такой же платочек. Красавчик! Стыдно, конечно, признаваться в этом, но любила Татьяна всё красивое, это была её слабость. Часто она ставила это качество выше других и нередко ошибалась: красивые кастрюли оказывались непрочными, красивые пирожные невкусными, а красивые люди подлыми. Всякое бывало… В Женьке же всё сошлось и красота, и порядочность, и необыкновенное чувство юмора, а юмор, как известно, улыбка разума. С ним никогда не было скучно, а это немало! Много «женихов» прежде волочилось за Татьяной, но они были, как правило, неинтересными. Почему-то Рыбаков ничего не сказал о её новом платье, скорее всего оно ему не очень понравилось или не понравилось вовсе и это Татьяну беспокоило. \- Жень, что ты о моём платье молчишь? Не понравилось? – спросила она после того как они немного выпили и поели. Татьяна пила сухое «Каберне», которое пропагандировал знаменитый кардиолог, профессор, доктор медицинских наук Евгений Чазов. В медицинском журнале он писал, что лучшее средство для сохранения ума, молодости и красоты, (кроме прочих) это употребление шоколада и красного сухого вина. Доктора, которые видели академика «вживую», отмечали, что он очень молодо выглядел и ясный ум сохранил до глубокой старости. На лекциях ему всегда задавали вопросы о его образе жизни, питании, привычках и он охотно этим делился. С тех пор, например, вошли в моду утренние пробежки, появился лозунг «бегом от инфаркта». Для многих коллег профессор стал примером для подражания. Из его рекомендаций Татьяна усвоила, что, если уж пить, так отечественное сухое вино «Каберне», а не какое–то импортное, и закусывать шоколадом. Академик всегда особо подчёркивал важность дозы выпитого и съеденного. Врачи древности, например гениальный Парацельс, утверждал: всё – яд, всё – лекарство, то и другое определяет доза. \- Жень, ну что ты молчишь? – не отставала Татьяна. – Колись, нравлюсь я тебе в этом платье или нет? \- Больше всего ты мне нравишься в платье фасона «в чём мать родила», - засмеялся Рыбаков. – Я вижу тебя насквозь, поэтому во что бы ты не нарядилась, ты для меня обнажённая, - захохотал он. \- Маньяк! – Обиделась Таня. - Я серьёзно спрашиваю. \- Танька, не валяй дурака, пойдём танцевать, - потянул он женщину из-за стола. – Нравишься, нравишься, - успокоил он её. Звучала медленная мелодия, они медленно танцевали на пятачке перед оркестром. Женька опустил голову к Татьяниному уху со сверкающей серьгой и уткнулся ей в шею. \- Лучшие моменты жизни, - прошептал он, обдавая женщину горячим дыханием. От него сильно пахло коньяком и чуть-чуть дорогим парфюмом. \- Пожалуй и в моей жизни это тоже лучшие моменты, - подумала Татьяна. Музыка замолчала, они вернулись к своему столику. Рыбаков усадил спутницу на стул, а сам, извинившись, пошёл в фойе, откуда ему семафорил какой-то мужик. Через несколько минут Женька появился перед Татьяной с букетом белых роз, вроде тех, которые он когда-то, рассыпал у её порога. \- Это ещё один сюрприз от меня! – объявил он, подавая Татьяне розы. Моментально появился официант с большой вазой, но букет был гораздо больше. Пришлось принести пластмассовое ведро с кухни, которое наполнили водой, водрузили туда розы и поставили около столика. Цветы не помещались в вазу, Их положили в рукомойник, И юбиляр казался сразу И именинник и покойник. Процитировал Рыбаков известные стихи В. Гафта. Теперь Татьяна всё время думала, как бы не угодить в это ведро, «Каберне» всё-таки не вода. Женька был немного пьяный и счастливый. После очередного медленного танца, во время которого они признавались друг другу в любви, он сказал: \- Танька, всё-таки танцы сродни сексу. Татьяна засмеялась, а Рыбаков с удивлением посмотрел на неё. \- Несколько лет назад, - начала она свой рассказ, - я была на курсах повышения квалификации для работников нашей системы. На эту учёбу направляли всех - и оперативников, и хозяйственников, и медицинских работников. У каждой службы был отдельный цикл. Нам, врачам, читали лекции по психологии, по организации медицинской службы в колониях, много всего и несколько лекций по психиатрии. Читал их полковник медицинской службы, психиатр – старый-старый дед, во всяком случае он так выглядел. «Коньком» нашего старика была тема сексуальных перверсий, то есть извращений. Начал он цикл лекций по этой теме с классификации этих заболеваний. Мы долго всё записывали в своих тетрадках, дошли до конца. \- И последний вид перверсий, - провозгласил он торжественно, – танцы! \- Особенно гопак, - громко крикнул кто-то из аудитории. Ты бы слышал, как мы хохотали. \- Бедный старик, - засмеялся теперь Рыбаков. – Не дай Бог дожить до такого возраста, когда после танца с любимой женщиной почувствуешь себя извращенцем! Однако, дед в чём-то прав, -глубокомысленно сказал Женька. - Ты была когда-нибудь на конкурсе бальных, латиноамериканских танцев? – спросил он. – А меня как-то угораздило. Там полуголые девицы такое вытворяют, что танцем это назвать сложно. Как танцуют обыкновенные жители Латинской Америки я не видел, думаю, как в ансамбле Игоря Моисеева, только, конечно, не так академично. Главный принцип – зажигательно и в то же время целомудренно. – Последнее слово - «целомудренно» Женька произнёс медленно и по слогам. - У всех народов, несмотря на разность в темпераментах это являлось ценностью. Поэтому, я на стороне старика психиатра. Латиноамериканские танцы, исполняемые именно на подиуме, это извращения, во всяком случае танцевальные извращения. \- Целомудренный ты мой, - растроганно сказала Татьяна, протягивая к Женьке руку с бокалом. Сидели до самого конца, до десерта и мороженого, опьянели. За ведро всё-таки запнулись, букет завернули в газету, принесённую официантом, и ещё замотали его в Женькин шарф. Домой отправились пешком, чтобы немного прогуляться. **\* \* \*** Проснувшись утром, Рыбаков обнаружил, что Татьяны рядом нет, она тихонько разговаривала с кем-то на кухне. Зазвонил телефон, Татьяна сняла трубку и заглянула в комнату. \- Женя, проснулся? Тебя к телефону, Сергей на проводе. \- Вот те нате, хрен в томате, - ворчал Рыбаков натягивая штаны и футболку. – Выспаться не дадут, а у меня ещё отпуск, между прочим. Он вышел на кухню, куда Татьяна предусмотрительно с вечера перенесла телефон. За кухонным столом сидел Антон Павлович и уплетал торт, с шумом прихлёбывая из чашки чай. После разговора с Сергеем, Женька подошёл к столу и за руку как с равным поздоровался с ребёнком. \- Я Тане картину нарисовал на день рождения, - важно сообщил он. На столе лежал лист бумаги, на котором был изображён танк с красной звездой. Из ствола танка яростно вырывался красно-жёлтый огонь, над танком летел самолёт, из которого вываливались бомбы. В правом верхнем углу было написано печатными буквами – Таня, причём буква «я» задом наперёд. \- Класс! – восхитился Рыбаков, - Кандинский! \- Таня, он обзывается, - заныл Антошка. -Ябеда-карябида, солёный огурец, - парировал Женька и пошёл умываться. Выйдя из ванной, он увидел, что Антошка принялся за второй кусок торта, и продолжает грозно смотреть на обидчика. Рыбаков погладил мальчика по голове и спросил примирительно: \- Антон Павлович, помнишь у Тани была такая толстая тетрадь, на которую ты ещё Чебурашку наклеил…? \- Помню, - немедленно откликнулся ребёнок, - а Гену у меня Васька украл, - нахмурился он. - Я тогда вместо крокодила Бараша приклеил. \- Это такой урод с рогами? – поинтересовался Рыбаков. \- Никакой он не урод, просто баран, - опять обиделся мальчик. \- Кто урод с рогами и баран? – спросила Татьяна, выходя из комнаты, где она заправляла диван. \- Пытаюсь найти след твоей знаменитой тетради. Завтра за мной Серёга приедет, мы с ним сейчас договорились. Он давно уже мечтает заполучить твой фолиант. Я для него книгу привёз «Русская эпиграмма», должен обрадоваться, а уж если и тетрадь на время дадим, будет ему счастье. \- Её у моего папы забрал дядя Слава с третьего этажа, - подал голос перепачканный кремом Антон Павлович, - только это уже давно было, вчера. Татьяна взяла ребёнка за руку и повела умываться. Умытый Антошка уже не так сердито смотрел на своего соперника Рыбакова и согласился выяснить у родителей, где в настоящее время находится тетрадь с Чебурашкой, бараном и умными мыслями. \- Про какого барана вы с Антошкой рассуждали, - спросила Татьяна, когда ребёнок ушёл. \- Помнишь, какие мультики были в нашем детстве? Я их до сих пор с удовольствием смотрю. Хоть рисованные, хоть кукольные всё по высшему разряду. В современных мультфильмах одни уроды, как дети различают, где поросёнок, а где баран или кот? \- Согласна, безобразные мультфильмы. Мне даже «Маша и Медведь» не очень нравится. Чему он может научить ребятишек? Только тому, как издеваться над взрослыми и не слушаться их - поддержала Женьку Таня. – Впрочем, может мы с тобой уже старые для мультиков? - Помолчав, она добавила виновато: - Женя, я вчера в ресторане туфли забыла. \- Вот те нате, хрен в томате, - ругнулся Рыбаков. – Я таких бестолковых, как вы, Татьяна Владимировна в своей жизни ещё не видел! Он представил, что ему сейчас вместо того, чтобы наслаждаться тихим семейным счастьем, нужно по морозу идти в кабак, доказывать, что туфли, которые валяются где-то в фойе, забыла его любимая, немножко пьяная женщина (да, та, которая была с букетом и в зелёном платье под цвет салата «цезарь», она ещё за ведро запнулась). Представив всё это Женька загрустил. \- Ну прости, давай поедим, кофейку попьём, и я быстро в ресторан сбегаю, - говорила Татьяна, собирая завтрак на кухонном столе. \- Что? Ты в ресторан? С утра? – смешно вытаращил глаза и выпятил грудь Рыбаков. – Это же моё любимое утреннее занятие, разыскивать по кабакам потерянные башмаки. **\* \* \*** Забрав Танины туфли из «Дворянского гнезда», Рыбаков зашёл в мебельный магазин, приценился к шифоньерам, потом пошёл в гастроном, купить продукты, по списку, который ему дала Таня. Наверняка вечером придут гости поздравить её, нужно подготовиться. У овощного отдела Женька столкнулся с ЛОР врачом Алексеем, по прозвищу Молодой. Доктор обрадовался, увидев Рыбакова. Он рассказал, что вчера зашёл на работе в «терапию», чтобы поздравить свою любимую Татьяну Владимировну с днём рождения, но оказалось, что у неё отгул. \- Я ей небольшой подарочек приготовил, - сообщил Молодой. – Мой приятель из ФРГ приехал, где навещал родственников, привёз по моей просьбе кофе, особенный. – Он сделал акцент на слове особенный. - Знаю, что Татьяна Владимировна пьёт только кофе… \- И «Каберне», - вставил Рыбаков. \- Вчера хотел ей вручить, - продолжал Алексей, доставая из портфеля красивую пластмассовую банку, по форме напоминающую продолговатую бомбу. - Передай, пожалуйста, моему любимому доктору. – попросил он. \- Бомба прямо как на Антошкином рисунке, - подумал Женька, а вслух сказал: - Пойдём к нам, сам поздравишь. - «бомба» тем временем, как ей и полагалось стремилась в полёт и, благодаря своей гладкой поверхности и форме, чуть не выскользнула из рук Рыбакова. \- Нет, сегодня не могу, - отказался от визита Алексей. – Завтра везу тёщу в Республиканскую больницу. Нужно машину подготовить, собраться. Он попрощался и пошёл к дверям, но вдруг вернулся и горячо заговорил: \- Береги нашу Татьяну, она необыкновенная. Ты, наверное, не знаешь, что, когда она приехала по распределению как молодой специалист, ей через некоторое время выделили однокомнатную квартиру в новом доме, а она (ты только представь!) отдала её медсестре, у которой был ребёнок. Сама въехала в её малосемейку и живёт там среди всякого сброда. Когда мне эту историю рассказали, я был в шоке! Береги её, она необыкновенная, - повторил Алексей и быстрым шагом вышел из магазина. Этого факта из жизни своей возлюбленной Рыбаков не знал, и он его впечатлил. Конечно, Женька был не согласен, что в малосемейке живёт сброд. За время знакомства с Татьяной Рыбаков познакомился со многими обитателями этого муравейника. В основном публика была приличной, но встречались, конечно, отдельные представители армии алкашей и бывших уголовников. **\* \* \*** Дома Татьяна с Натальей Николаевной что-то стряпали на кухне и сообщили, что скоро придёт Борис с гитарой, Антошкин отец Павел, вышедший на след тетради с афоризмами, Слава Симонов, и Ушаков, если не напьётся до вечера. Компания будет большая, поэтому трудиться придётся по- стахановски. Женька поинтересовался куда пропал сосед по общаге Олег Длинный. Женщины пояснили, что бедолага уже давно лежит в городской больнице, откуда его не выпускают потому, что предполагают у Олега туберкулёз лёгких. Это бич для мест лишения свободы и этой опасности подвергаются и сотрудники этих учреждений. Вот и Длинному не повезло. Раздевшись, Женька подозвал к себе Татьяну и протянул ей банку кофе. \- Молодой тебе передал с поздравлениями, рассказывал Женька. - Я приглашал его к нам, но он отказался. Завтра уезжает в столицу, тёщу везёт в клинику. Знаешь, он так горячо и хорошо о тебе говорил, что я полюбил тебя ещё больше. Татьяна взяла баночку, но она выскользнула из рук и упала на пол. Женька быстро поднял её и увидел, что пластмассовая крышка раскололась. \- Какая вы, однако, неловкая, Татьяна Владимировна, - ворчал Рыбаков. Женщины резали салаты, Женька работал на кухне посудомойкой и бегал к телефону, который трезвонил без конца. **\* \* \*** К назначенному часу собрались все, кроме Ушакова. Антошкин отец – буровой мастер Павел с супругой Светой принесли пирог с капустой необъятных размеров. Антошка торжественно вручил Рыбакову пухлую тетрадку, украшенную наклейками из мультиков. Потом он демонстративно уселся к имениннице на колени и категорически отказывался пересесть на другое место, поэтому Женьке пришлось выполнять роль официанта. Началось шумное застолье с тостами, песнями под гитару, анекдотами, которыми, как всегда, блистал Рыбаков. Выходили на лестницу курить у форточки, а Женька ненавязчиво старался узнать у Бориса и у майора Симонова подробности о том, как Татьяна отдала свою квартиру медицинской сестре – матери одиночке. \- Да, это факт, - подтвердил майор. – Все её отговаривали, убеждали, а она упёрлась. После этого стали думать, что Татьяна с ума сошла. [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c) собиралась её у психиатра консультировать. \- Вот времена настали, - задумчиво сказал Борис. - Благородный поступок воспринимается как безумие. **\* \* \*** В воскресенье долго спали, потом Татьяна разбирала подарки, посмотрели по телевизору старую комедию. Приехал Сергей на казённой «буханке», накормили его. Собрали гостинцы для Марковны. Остатки пирога Таня тайком запихала Женьке в сумку, начинается рабочая неделя, это ему на завтрак. Стали прощаться, и Татьяна вдруг расплакалась. \- Женя, мне так тревожно, предчувствие какое-то. Будьте осторожнее ради Бога. Приедешь, сразу позвони. Благополучно добрались до посёлка, Рыбаков позвонил, что уже дома, но тревога Татьяну не покидала. Под утро раздался телефонный звонок, от звука которого сердце Тани сжалось, а потом бешено застучало. Сквозь рыдания Матильда сообщила, что в ДТП погиб Алексей - ЛОР врач, который возвращался домой из республиканской больницы. Татьяна позвонила Наталье Николаевне, которая уже знала о происшествии. Было не до сна. Таня вышла на кухню, на столе стояла красивая банка кофе с разбитой крышкой. Обливаясь слезами, Татьяна заклеила её скотчем. Не хотелось верить в то, что произошло. \- Это неправда, ошибка, - крутилось в голове. – Это просто невозможно! Опять позвонила Матильда, сообщила, что всех начальников отделений она немедленно собирает в своём кабинете, машина уже выехала. Татьяна быстро собралась и сидела одетая, тупо глядя на свои сапоги. Раздался звонок в дверь, машина пришла.

У нас девять внуков и все они, конечно, любимые. К праздникам и дням рождения мы с мужем готовим им подарки. По признанию самих внуков самыми любимыми дарами у них считаются мои вышивки. К Новому году я вышила целых три картины, которые положили под ёлку и их обнаружили в своих подарочных пакетах Пётр, Николай и Лидия. Никто без подарков не остался, но вышивки получили трое. В течение прошедшего года всем другим я дарила вышивки на дни рождения. Внук Николай получил «[Сказочный богатырь](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65a168f164ca1ce2ae985123)». Смешной, коренастый, почти квадратный дядька. Рисунок я взяла из детской книжки о народных промыслах под названием «Краса ненаглядная» 1985 г. Там мой герой в главе «Камень, камень, заговори!» представлен как часовой у входа в Каменный город. Всем понравился этот добродушный богатырь. Однако, Николай, который учится в шестом классе озадачился вопросом, почему воин в лаптях? Может быть в те времена не всем воинам по карману были дорогие кожаные сапоги? Ответа на этот вопрос мы не нашли. Ребята стали обсуждать, разглядывая вышивку, не слишком ли мой герой квадратный. К этому вопросу я была готова и продемонстрировала репродукцию из художественного альбома Михаила Врубеля. Такого же приземистого воина он изобразил на декоративном панно, которое так и называется «Богатырь». Конечно, всем понравилась вышивка, а я отметила про себя, что Николай не только умный, но и пытливый. Внук Пётр учится в одиннадцатом классе и для него я вышила «[Портрет М. Ю. Лермонтова](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65a163562635a9ff6d591045)». В духовном развитии мальчиков почти всегда бывает «лермонтовский» период, когда молодые люди отождествляют себя с Печориным. Не могу сказать, что мне полностью удался этот портрет, так как вышивать лица, тем более знакомые каждому, да ещё таких небольших размеров очень тяжело. Я корпела над этой работой, можно сказать мучилась очень долго. Глядя на то, как я распарываю то, что накануне кропотливо вышивала, муж сказал, что это и есть муки творчества. Однако поэт узнаваем. Внуку понравилось всё в этом портрете и тёмный фон, в котором Пётр увидел ассоциацию с трагической судьбой поэта и золотые погоны. Лермонтов трагически погиб в двадцать шесть лет. Л. Н. Толстой как-то сказал, что, если бы Лермонтов продолжал жить и творить, России не потребовался бы ни Достоевский, ни он сам Лев Толстой. Внуку понравилось и оформление работы. Все мои вышивки украшает в багетной мастерской Марина Семёнова. Она прекрасный специалист и творческий человек. Третья вышивка для Лиды, нашей младшей внучки, которой восемь лет и учится она в первом классе. Я люблю К. Паустовского и, конечно, хочу, чтобы и внуки мои тоже его полюбили. Я проиллюстрировала его сказку «[Стальное колечко](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65a15f3efdc26678eaf7424e)». Самой прочитать текст сказки нашей первокласснице ещё трудно, родителям некогда, и я надеялась, что внучка посмотрит мультик. Оказалось, что такого мультфильма нет, во всяком случае мы не нашли, есть аудиокнига. Буду надеяться, что при прослушивании сказки моя внучка будет представлять героиню - девочку Варюшу такой, какой я её изобразила на своей вышивке. Вот такие подарки. Начался новый год, а значит грядут дни рождения мужа, детей и внуков. Бездельничать некогда.

Рыбаков возвращался из Москвы. Он вырвался в двухнедельный отпуск в то время, на которое никто из инженерного состава его предприятия не претендовал, то есть зимой, в самом начале декабря. По сыновьям соскучился, по родителям. Бывшая жена не препятствовала контактам их общих детей с бабушкой и дедушкой, поэтому мальчишки все каникулы и выходные дни проводили у родителей Рыбакова. Когда Женька появился в родном доме, он несмотря на то, что много лет находился (как выражалась мама) «у чёрта на рогах», в театры и музеи не рвался, а наслаждался обществом дорогих ему людей. Один раз только сходили вместе с сыновьями на каток, с однокурсниками встретился в кабаке и с мамой посетил её любимую Третьяковку. Правда многие друзья приходили повидаться, узнав, что Женька вернулся из «мест не столь отдалённых». Валялся на диване у огромного книжного шкафа, перебирая знакомые книги и перечитывая отдельные любимые эпизоды. Наткнулся в шкафу на небольшую, слегка засаленную книжонку под названием «Русская эпиграмма», купленную им давным-давно на книжном развале. Полистал знакомые страницы и подумал, что неплохо бы подарить это сокровище своему приятелю инженеру лесопильного цеха Сергею Петровичу, в миру Серёге. Он собирал анекдоты, частушки, в большинстве из которых в изобилии присутствовала нецензурная лексика. Рыбаков часто спорил с приятелем по этому поводу, доказывая, что русский язык так богат, что и без мата можно очень колоритно рассказать о любом событии и выразить самые тонкие чувства. До колонии Женька тоже иногда матерился тем более, что в среде интеллигенции, особенно творческой, к которой принадлежала его жена Лена, это считалось шиком. Ленка после окончания технического ВУЗа стала солисткой в инструментальном ансамбле. Она не смогла работать инженером на заводе и даже в конструкторском бюро, куда её по блату устроили родители, поэтому и угодила из технической в творческую интеллигенцию. К лексикону супруги Рыбаков относился спокойно, но после колонии он стал ярым противником мата, по крайней мере перестал выражаться сам. В зоне так нахлебался всякого дерьма, что любое нецензурное слово вызывало в нём отвращение. С женой они были разведены. Ленка имела новую семью, дочь, о которой мечтала, а с Рыбаковым они родили двух сыновей и в этом был виноват, конечно, он – Женька. Рыбаков учился с будущей женой на одном курсе, на котором она блистала не только своими пятёрками по всем предметам, что говорило о её уме, но и красотой и талантами – пела в студенческом эстрадном ансамбле. Ухажёров у звезды было полно, но Женька всех поборол. Они поженились и были счастливы до тех пор, пока Рыбакова не посадили. За время разлуки Ленка полюбила руководителя ансамбля, в котором работала, и вскоре пара вступила в законный брак. Рыбаков, конечно, переживал, но понимал, что он освободится из зоны другим человеком, к которому жена, если бы они не расстались, не смогла бы относиться по-прежнему. Она была далека от тех сомнений, терзаний, лишений, и душевных мук, которые испытал он и это было бы препятствием для их взаимопонимания. Он влюбился в Татьяну именно потому, что, кроме того, что она была умной и доброй, ей не надо было объяснять многого из того, что пришлось ему пережить. Кстати, о Татьяне. Рыбаков вспомнил какое впечатление произвёл на неё Серёга, когда прочитал одно из своих стихотворений про соплю. Танька открыла рот, услышав этот перл от инженера Сергея Петровича, правда слегка поддатого. У Татьяны тоже был бесценный фолиант, в который она записывала умные мысли великих людей, цензурные, конечно. Сергей неоднократно просил Рыбакова, чтобы он привёз ему это творение с целью позаимствовать кое-что из него. Татьяна была не против, однако, тетрадка путешествовала по общаге и поймать её было не так-то просто. Одним словом, не случилось. Вспомнив об этом Рыбаков заулыбался и твёрдо решил подарить книжку приятелю. Требовалось, конечно, одобрение отца. Практически весь технический персонал для предприятия Рыбакова подыскал Александр Александрович, когда Женька ещё только собирался освободиться из колонии по УДО. Отец – человек от природы умный, бывалый (одна ВОВ, которую Александр Александрович прошёл с первых до последних дней, чего стоит) и образованный, к появлению на свободе сына уже наладил производство и имел представление о каждом работнике. Знал он, конечно, и о увлечении инженера Сергея Петровича. Как-то он попросил Серёгу поделиться с ним своими сокровищами. Инженер продемонстрировал несколько общих тетрадей, где аккуратным почерком были записаны частушки, анекдоты, всевозможные неприличные выражения, которые с точки зрения Серёги были верхом остроумия. Александр Александрович предложил Сергею дополнить свои записи искромётными эпиграммами Валентина Гафта и других авторов. Он привёл пример литературной «битвы титанов» между писателем сатириком Виктором Ардовым и Сергеем Михалковым. Начал это Ардов, когда написал: Все знают басни Михалкова, Он пишет просто, бестолково... Ему досталась от Эзопа, Не голова, а только ж а. Ответ от знаменитого литератора прилетел незамедлительно: Литературе нужен Ардов, Как ж е пара бакенбардов. Сергей Петрович был в восторге, но черпать мысли великих было не от куда, так как в посёлке была лишь школьная библиотека с набором литературы для школьной программы, «Литературная газета» по неизвестной причине до посёлка не доходила, и Женька решил, что маленькая книжечка с эпиграммами будет большим подарком для друга. Собирали в обратный путь Рыбакова всей семьёй. Мама упаковала несколько банок варенья, аджики и лечо собственного приготовления. Для Альбины, которую мама считала Женькиным Ангелом Хранителем, она положила в дорожную сумку сына красивый пакетик, заглянув в который, Рыбаков увидел изящную коробочку с французскими духами и какую-то особенную шоколадку. Михаилу Михайловичу отец передал шикарно упакованную бутылку редкой фирменной водки в хрустальном графине и палку сырокопчёной колбасы на закуску. Совместно было решено, что Серёге в подарок он возьмёт книжечку «Русская эпиграмма», да и в дороге будет что почитать. Подарок для любимой Татьяны Рыбаков подбирал тайно от родителей. Они подозревали, что у сына появилась женщина, о чём проговорилась Марковна. Александр Александрович как-то позвонил Евгению на квартиру, но его не было дома и на звонок ответила Альбина, которая в это время топила печи и смотрела очередной сериал. Был выходной день, и Марковна намекнула, что хозяин уехал в город по сердечным делам. Допытываться о подробностях Александр Александрович посчитал нетактичным по отношению к сыну, и они с женой стали терпеливо ждать, когда Евгений сам расскажет родителям о своей любви, если это глубокие чувства, а если кратковременная страсть, то зачем им знать об этом. Однако, сын молчал. После посещения Третьяковки, Женька заманил маму в ювелирный магазин, где купил Екатерине Семёновне (так звали маму) в подарок золотое кольцо с янтарём. Это был её любимый камень. Мама была тронута вниманием сына. Вечером она долго сидела у телефона, обзванивая своих многочисленных подруг, и рассказывая о подарке. Пока матушка в магазине выбирала и примеряла перстень, Рыбаков в другом отделе узнал, есть ли в продаже украшения с зелёным гранатом. **\* \* \*** Женька был принят в компанию друзей Тани, среди которых были геологи. Город находился недалеко от северных отрогов Урала и был центром геологоразведки республики. В административном здании этого учреждения располагался минералогический музей. Однажды Женька вместе с Татьяной, Натальей Николаевной и её мужем Борисом там побывали. Запросто попасть в музей было невозможно, он был, что называется «для служебного пользования». Компания посетила это «секретное» заведение по приглашению самого главного геолога республики - отцом одной из подруг Татьяны. Несмотря на возраст, (чуть младше Женькиного отца) Геолог был в прекрасной физической форме и сам провёл экскурсию для друзей дочери. Все были в восторге, а Геолог не сводил глаз с Татьяны и создавалось впечатление, что всё это действо ради неё. Женька вздумал было ревновать Таньку к старику, но Наталья Николаевна, как самый проницательный член коллектива, раньше всех заметив это, объяснила ревнивцу, что Геолог – Татьянин пациент, которого она лечит по просьбе подруги. От сердца отлегло, Рыбаков стал внимательно слушать экскурсовода и узнал много интересного. Узнал, например, что гранат считается золушкой драгоценных камней, и стоит недорого потому, что гранатов на Земле большое количество. Правда, наши уральские месторождения давно выработаны. Но, (Женька услышал об этом впервые) существует зелёная разновидность граната, которая называется трудным словом демантОид и он, в отличии от своих розовых, красных и жёлтых собратьев стоит значительно дороже. Геолог с увлечением рассказывал именно об этом камне, который имеет прекрасный зелёный цвет из-за чего его ещё называют русским изумрудом. Коэффициент преломления света у него почти как у алмаза, то есть при попадании светового луча на кристалл, он играет всеми цветами радуги как бриллиант. Женька, не отрываясь наблюдал за Татьяной, которая как зачарованная смотрела на витрину, за стеклом которой лежал булыжник величиной с кулак с вкраплениями маленьких кристалликов ярко-зелёного цвета. В голове сразу возник план во что бы то ни стало раздобыть для Татьяны украшение с этим самым демантоидом. Геолог уточнил, что камень редкий и крупные экземпляры в природе практически не встречаются. \- Тем интересней будет поиск и желаннее находка, - решил Рыбаков. Находясь в Москве, он в первом же ювелирном магазине, куда зашёл с мамой, встретил украшение с этим камнем, что посчитал хорошим предзнаменованием. Серьги были золотыми, оправа совсем простенькая, но зелёные камушки так «играли», при попадании на них света от настольной лампы, которую продавец поставила на витрину и включила, чтобы можно было лучше рассмотреть украшение, что глаза Женьки засверкали и «заиграли» так же. Увидев, что мама приближается к нему, он пробормотал продавцу: «Беру, но только завтра» и пошёл навстречу Екатерине Семёновне. На следующий день Рыбаков примчался к открытию магазина, боясь, что покупка ускользнёт из его рук потому, что вчера продавец предупредила, что украшение с демантоидом единственное. Женька прибудет на Север перед днём рождения любимой женщины в субботу 13 декабря, а четырнадцатого декабря изволила родиться его Татьяна. Лучшего подарка, чем серьги с редким и красивым камнем придумать было сложно, и Женька был очень доволен собой. **\* \* \*** В купе скорого поезда, который через трое суток доберётся до самой северной окраины страны, Рыбаков появился первым. Он разместил дорожную сумку в ящик под нижней полкой. Коробку с мамиными деликатесами поставил на третью полку над своим верхним местом. На перроне стоял отец со своим молодым приятелем, который и привёз их на вокзал. Рядом с сорокалетним бравым мужчиной отец в своей дублёнке и пыжиковой шапке выглядел каким-то несчастным и Женька, прорвавшись сквозь толпу пассажиров, которые заходили в вагон, выскочил на улицу. Он потребовал, чтобы его провожающие отправлялись домой потому, что до отправления поезда было ещё целых полчаса. \- На улице холодно и ветрено, отец может замёрзнуть, простудиться, – тревожился Женька, но, когда после рукопожатий и объятий отец стал удаляться с перрона, сердце Рыбакова сжала тоска. Он видел, как постарел отец за последние годы и причины тому были очень веские - тюрьма, суд и колония сына. Всю свою жизнь Женька будет каяться в том, что с ним это случилось и подкосило родителей. С другой стороны, если бы Рыбаков не оказался в колонии, он никогда не встретил бы Татьяну, о чём всегда думал с ужасом. Вот уж действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло. Женька перекрестил воздух в направлении удаляющейся фигуры отца как делала мама, и зашёл в вагон. Там, пока он отсутствовал, появилась заморённая девчушка, скорее всего студентка. Женька поздоровался с попутчицей, она молча кивнула на приветствие, сняла пуховик, забралась на верхнюю полку, предварительно заправив постель, и тут же уснула. За несколько минут до отправления появилась дама в очках и норковой шубе. Она расположилась на нижнем месте под Рыбаковым. Дама тщательно упаковала шубу в специальный пакет и уложила в ящик на чемодан с колёсиками, рядом с которым стояла дорожная Женькина сумка. Дама брезгливо подвинула сумку Рыбакова и с видом обиженного ребёнка уселась на своё нижнее место. Рыбаков вспомнил что, когда он пробирался из вагона сквозь толпу пассажиров, чтобы попрощаться с отцом, нечаянно толкнул эту женщину. Несмотря на то, что Женька с обворожительной улыбкой извинился, дама посмотрела на него «как Ленин на буржуазию» и смачно сказала: «Хам!» \- Вот те нате, хрен в томате, - пробормотал Рыбаков увидев оскорблённую даму, которая оказалась соседкой по купе, что не предвещало ничего хорошего. - Прорвёмся, однако, - оптимистично подумал Рыбаков, забрался на своё верхнее место и открыл «Русскую эпиграмму». Он проснулся через два часа, от шума, который доносился снизу. «Эпиграмма» упала вниз прямо на стакан с чаем студентки. Девушка ойкнула от неожиданности, а дама в очках возмущённо встала со своего места и опять взглянув на Женьку как вождь пролетариата на класс эксплуататоров, выговорила сонному Рыбакову о его неуважении к попутчикам. Студентка с улыбкой подала Женьке книгу. Рыбаков извинился, повернулся на другой бок и попытался вновь уснуть, чтобы скоротать время, ехать предстояло целые сутки. Заснуть не получалось, лежал и мечтал, как заявится к Татьяне накануне её дня рождения, как на следующий день вручит ей подарок. Однако сосредоточиться на мечтах тоже не получилось, попутчицы внизу болтали и Рыбаков стал невольно прислушиваться к их разговору. Женщины пили чай и беседовали, хотя диалогом этот разговор можно было назвать с трудом. Говорила в основном дама в очках, а студентка лишь изредка неуверенно вставляла реплики. На столике стояли два стакана в подстаканниках, лежал надорванный шелестящий пакетик с сухариками, принадлежащий студентке, а около дамы стоял контейнер с бутербродами и сладостями. Дама рассказывала своей попутчице о том, где она побывала во время своего отпуска. \- Конечно же в Европе, кто бы сомневался, - ехидно подумал Женька. Действительно, дама, закатив глаза вспоминала о музеях Италии и Парижа, о чудных круассанах и кофе на Елисейских полях, о том, о чём Женька прекрасно был осведомлён и без посещения этих мест, впрочем, как и все граждане, имеющие телевизор. Ничего нового из повествования дамы Рыбаков не услышал. \- Там, деточка, всё другое! Воздух, пища, люди, - страстно внушала студентке дама. - Надо решиться, накопить денег и свалить отсюда. Это убожество, - кивала она на вагонное окно, за которым проплывали припорошенные снегом поля, болотца, оголённые рощи и полустанки. Картина действительно была печальной. Зима в этом году была ранней, снег валил каждый день, но его всё равно не хватало, чтобы засыпать ровным белоснежным покрывалом эти гигантские пространства. \- Нищета, хамство вокруг, - чеканила женщина, явно намекая на Рыбакова. - Мы кичимся своими гениями - Пушкиным, Лермонтовым, Куприным…, - продолжала вещать дама. – А если разобраться, то - Пушкин не русский, а потомок чернокожего камерунца. Лермонтов – англичанин, Куприн - татарин и так всё, чем мы гордимся, оказывается не русским, - откровенничала дама. Рыбаков уже ненавидел эту «клушу», променявшую Пушкина и юного гения Лермонтова на круассаны и прочую хрень. Он с нетерпением ждал, как на это среагирует студентка. Из разговоров, невольно подслушанных Рыбаковым, он узнал, что девушка училась в Москве на третьем курсе пединститута на математическом факультете, а сейчас едет домой в архангельскую область по неотложным делам. Клуша оказалась преподавателем технологического института в городе, где жила Женькина возлюбленная. Девушка робела перед преподом, но беседу поддерживала. \- Пушкин, наверное, самый русский из всех несмотря на то, что в его жилах есть и африканская кровь, - несмело возразила студентка. Девушка заметно волновалась, но продолжила. – Африка огромный континент, битком набитый неграми, но, почему–то поэт Пушкин появился в России. Наверное, для того, чтобы стать русским гением, нужно было слушать сказки, которые рассказывала русская няня, чтобы был «мороз и солнце», и «унылая пора - очей очарованье» и три девицы под окном и всё–всё, что есть только в России, - тихо сказала студентка и голос её задрожал, как будто она вот-вот заплачет. \- Молодец, девчонка, - с восторгом подумал Женька и спустился вниз. Поезд прибыл в Ярославль, где предстояла длительная стоянка. Можно было выйти на улицу и размяться. Лучший способ размяться – пробежка. Женька узнал у стоящего возле здания вокзала мужика с лопатой далеко ли до магазина, где можно купить водки и рванул в указанном направлении. В забегаловке, которая была в двух шагах, он купил «из-под полы» бутылку водки местного завода, чтобы иметь представление о Ярославле. Водка нужна была для того, чтобы отметить встречу с любимой. У Татьяны в общаге праздновались все события достойные внимания докторов больницы и после этих посиделок в кухонном шкафчике всегда появлялись бутылки с остатками вина, иногда коньяка. Водки никогда не оставалось, поэтому Рыбаков купил бутылку, чтобы не тратить драгоценное время встречи с любимой на поход в магазин. Коньяк, на который иногда была согласна Татьяна, в сумке у Женьки имелся, а он сам предпочитал исключительно водку. Женька бродил вдоль состава и увидел, как на перрон на предельной скорости примчались трое мужиков нагруженные вещами как ломовые лошади и остановились у Женькиного вагона. Один из них стал рыться в карманах в поисках билета и паспорта. Наконец, документы на проезд были предъявлены и все трое ринулись в вагон. Проводница кричала им в след, чтобы провожающие поторапливались так как до отправления оставалось несколько минут. Двое из мужиков вылетели из вагона как пенная струя из бутылки с шампанским. Раскрасневшаяся на морозце проводница призывно помахала «своим» пассажирам, гуляющим по перрону, и Женька вместе со всеми зашёл в вагон. В купе Рыбакова появился новый пассажир, который стоял лицом к окну и махал рукой бегущим за вагоном провожающими. Наконец они стали отставать, мужчина повернулся к Рыбакову, остановившемуся в дверях, и протянул руку. Это был высокий крепкий мужик один из трёх ломовых лошадей, на которых Женька обратил внимание на перроне. \- Виктор, - представился мужчина. Рыбаков тоже представился, а Виктор повернулся к женщинам, которые после своей дискуссии о писателях сидели тихие и обиженные друг на друга. \- Вы чего такие кислые? - обратился новичок к дамам. – Ужинать пора, шесть часов уже скоро. После восемнадцати есть не рекомендуется для сохранения фигуры. А я свою фигуру сохраняю, - хохотнул он и похлопал себя по большому «пивному» животу. \- Как тебя зовут, дочка, - спросил он у студентки, забившейся в угол на нижней полке. Настя, значит… Ну ка, ребячьим делом сбегай к проводнице, принеси ещё два стакана, пустых, - уточнил он. А я пока расположусь на своём месте. \- Хотелось бы узнать и ваше имя, - обратился он к сердитой даме и протянул свою огромную ладонь. Женьке показалось, что у мымры от такой фамильярности вспотели очки, но она вдруг без восторга, конечно, сообщила о том, что её зовут Аделина и ответила на рукопожатие. Через десять минут пребывания в купе нового пассажира попутчики знали о нём почти всё: что ему пятьдесят два года и он возвращается домой из деревни Новосёлки Ярославской области, где был на юбилее младшей сестры, что он сварщик самого высокого разряда, что у него двое взрослых детей и есть уже внуки, что едет он на самый крайний Север туда, где, как говорила Рина Зелёная, кончается география. Виктор суетился возле стола. Он достал из одной сумки банку солёных огурцов, кусок копчёного сала, несколько пирогов внушительных размеров, из другой с загадочным видом извлёк бутылку с самогоном. Дама в очках демонстративно вышла в коридор и закрыла дверь купе. \- Ты никуда не уходи, сейчас есть будем. Смотреть на тебя тошно, тощая, бледная, - по- стариковски ворчал Виктор, обращаясь к студентке. Женька достал с третьей полки свою сумку с провизией и извлёк из неё завёрнутую в фольгу жареную курицу, нарезанный свежий огурец от которого по купе разошёлся запах лета и отпуска и маленькие мамины пирожки. \- Братан, - обратился Виктор к Женьке, - неудобно как-то перед Аделаидой… \- Аделиной Николаевной, - поправила студентка. \- Ну, да, Абделиной! Пригласи к столу, ты ведь её хорошо знаешь, целых четыре часа в одном купе ехали, – уверенно сказал Виктор. Женька, у которого при виде такого изобилия на столе засосало под ложечкой, чуть поколебавшись, вышел из купе и обратился к Аделине, грустно стоящей у окна. \- Адель, я старый солдат и не знаю слов любви, - Женька почувствовал, как его «понесло» в предвкушении ужина. - Позвольте пригласить Вас на нашу скромную трапезу. В меню консоме со спаржей, как вы привыкли в Париже, жюльен, фуа-гра, шампанское «Вдова Клико», брют. Аделина уставилась на Рыбакова, как будто перед ней был опутанный «хвостами» студент, отвечающий как круглый отличник или наоборот, отличник, отвечающий как дебил. \- Вы бредите? – спросила она шёпотом, вытаращив глаза, готовые выкатиться из-под очков. \- Отнюдь, - шаркнул башмаком Рыбаков, - прошу ваше превосходительство не побрезговать и откушать с нами чем Бог послал. Женщина удивлённо смотрела на напыщенного Рыбакова, но вдруг прыснула в ладошку и сказала, смеясь: «Извольте!». Женька галантно взял Аделину под локоток, и они вернулись в купе. Виктор усиленно угощал студентку курицей и пирогами, Женька налегал на сало и мамины пирожки, Аделина пила чай со своим бутербродом и всех угощала сладостями из контейнера. Выпивать дамы отказались. Самогон был вонючий и очень крепкий. Женька из вежливости выпил первую небольшую порцию, а потом отказался, сославшись на язву (соврал). \- Самые опасные люди трезвенники и язвенники потому, что не пьют, за всеми наблюдают, мотают на ус, - разглагольствовал захмелевший Виктор. Рыбаков предложил дамам коньяк, но они категорически отказались, Виктор на предложение ответил, что пьёт только своё пусть и вонючее, но безопасное. После обильной еды глаза у студентки осоловели, она забралась на свою полку и оттуда слушала разговоры взрослых. Аделина внимательно присматривалась к Рыбакову, задавала ему вопросы относительно семейного положения и профессии, выдавая статус сорокалетней незамужней женщины, но Рыбаков был на чеку. Наконец женщина потеряла к нему интерес и легла на своём месте, вынудив Женьку перебраться на полку Виктора. \- Представляешь, вся родня собралась на юбилей к сеструхе, друзья, подруги, – рассказывал попутчик за трапезой. - Одна из них, когда выпила как следует, призналась, что мечтает жить в Лондоне. Я обалдел! Насмотрелась, блин, на Ливанова с Соломиным в фильме про Шерлока Холмса. Говорила на полном серьёзе, что, если была бы возможность, уехала бы в Англию. Всю жизнь просидела в конторе, в родной деревне и вот тебе результат, за кордон потянуло. Не любит она, видишь ли, свою деревню, страну… Слава Богу, её отец инвалид великой отечественной, дядя Вася не дожил до такого признания. Ты можешь это чем–то объяснить? – обратился Виктор к Рыбакову. – В Англию! Эти суки нам второй фронт до сорок четвёртого года не открывали! – возмущался Виктор. \- А она точно русская? - спросил Женька. – Достоевский говорил, что, если русский говорит, что не любит Родину, не верьте! Он не русский! \- Хрен её знает, вроде русская. А Достоевский хорошо сказал! Пойдём покурим, - предложил он. В тамбуре Виктор, сказал, хитро прищурив глаз: \- Строптивая бабёнка эта Абделина, сразу видно мужика нет. На тебя глаз положила, как она тебе? \- Да никак, ответил Рыбаков. Не для меня такая дама, Я на неё не претендент. Она профессор. Скажем прямо, Ей нужен член-корреспондент! \- Продекламировал Женька эпиграмму из заветной книжечки. Виктор захохотал, выпуская дым изо рта и из носа, закашлялся, и прохрипел: \- Про член-то ты здорово сказанул. \- Это не я, а некто Казин В. В., - оправдывался Рыбаков, поражённый такой трактовкой эпиграммы. **\* \* \*** Ночью вышла на своей остановке студентка Настя, её место больше никто не занял. Виктор весь день спал, сильно храпел. Женька отлежал все бока, выходил иногда покурить, а остальное время посвятил чтению. Выучил специально для Татьяны эпиграмму Дмитрия Ивановича Хвостова «Врачу». \- Что ты лечил меня, слух этот, верно, лжив, - я жив. Наконец, вечером приехали. Виктор сердечно попрощался с Рыбаковым, с Аделиной, и продолжил своё путешествие на край земли. У вокзала Женька договорился с первым попавшимся «бомбилой» и быстро добрался до Татьяниной общаги. Слава Богу она была одна, что случалось нечасто. Женька был счастлив появиться в этом скромном жилище у самой лучшей женщине в мире. Достал родительские дары, варенье, аджику, лечо, принял душ, переоделся. Выпили, долго болтали. Рыбаков рассказывал о родителях, сыновьях, о колоритных попутчиках. Был незабываемый вечер и ночь для обоих. Чтобы устроить Татьяне сюрприз, утром в кромешной темноте, (рассвет будет только к обеду) Женька прокрался на кухню и достал фужер. По плану нужно было налить в фужер шампанского, (оно было куплено Татьяной для празднования своего дня рождения) опустить туда серьги и дать выпить новорожденной. Ну, вроде того, как военные обмывают свои звёздочки и ордена. В потёмках Рыбаков поставил фужер на стол и пошёл доставать серьги из сумки. Вернувшись, он нашарил рукой фужер, но промахнулся и положил серьги мимо, стал искать их на столе, и смахнул на пол. Нашёл на полу, а когда поднимался зацепил фужер рукой, и он как истинный высококачественный хрусталь из Гуся -хрустального грохнулся со стола с хрустальным звоном и разлетелся на сотни хрустальных осколков. Проснулась Татьяна, включила свет и вышла на кухню. Женька ползал по полу, среди хрустальных осколков, рискуя пораниться. Увидев Татьяну, он поднялся и с виноватым видом стал объяснять о своих планах поздравить её таким оригинальным способом. Татьяна взяла веник, смела все осколки в одну кучку и осторожно разгребла её пальчиком. В свете люстры среди хрустального мусора засверкали зелёные огни. Женька достал новый фужер, опустил в него подарок, затем открыл шампанское и наполнил сосуд. Татьяна отпила из него и протянула Женьке, который осушил фужер до дна и высыпал серьги на ладонь женщине. Демантоид сверкал всеми цветами радуги и такие же огоньки были в счастливых глазах Тани. \- С днём рождения, родная, - сказал Женька, обнимая её.

Дача нашего старшего сына находится в селе Карабиха, что под Ярославлем. Напротив, через речку, музей – усадьба Н. А. Некрасова с одноимённым названием. Несколько лет назад день рождения внучки Оли мы отмечали именно там – в музее Н. А. Некрасова. На территории заповедника есть площадка, на которой для желающих проводятся различные мероприятия, в частности дни рождения. Игры, которыми развлекают народ на этих мероприятиях из того давнего времени, когда жил в этом имении наш великий поэт. На фото переданы эмоции ребятни во время перетягивания каната, а были ещё лапта, городки, вышибалы, игра в зайцев и охотников. Красота вокруг неописуемая! Глядя на эти бескрайние поля, лес на горизонте и стремительную речку, поэт воскликнул: Опять она – родная сторона. С её зелёным, благодатным летом! И вновь душа поэзией полна… Да, только здесь могу я быть поэтом! Праздник отшумел, гости разъехались. Потекла размеренная дачная жизнь с огородом, купанием и походами в лес. А что Н. А. Некрасов? Забыт? Русский поэт, беззаветно любящий свой край, забыт? \- Не бывать этому, - решила я. В то время у нас гостило пятеро внуков из девяти. Мы нашли в древнем книжном шкафу тонкую книжечку, которую читали ещё наши сыновья, родители Оли, Вани, Арсения, Коли и Павлика. «Дед Мазай и зайцы» - гласило название. Книга вышла в 1981 году в издательстве «Детская литература». Иллюстрации художника в книге великолепные. С небольшим понуждением весь детский коллектив выучил это прекрасное стихотворение о добром дедушке. Блеснули перед родителями, соседями. В конце августа все разъехались по домам готовиться к школе. Каждый из внуков хотел взять книгу себе, уж больно хороши картинки, но книга всего одна. Решили оставить её по-прежнему в древнем шкафу, а картинки я обещала скопировать и затем вышить. Сделала две картины с [дедом Мазаем](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65679b0b2de17df6a9860918) и ещё картинку, где [деревенские дети](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/65679b5c2de17df6a986091a) смотрят, как дедушка спасает зайцев. Теперь в квартирах наших сыновей красуются портреты деда Мазая вместе с зайцами. Посмотрите и Вы на нашего любимого героя.

После окончания факультета психологии педагогического института Ирина Леонидовна поработала психологом в нескольких учреждениях, но поняла, что это не то, о чём она мечтала. Было скучно! Ирка по натуре заводная, искромётная, и ей хотелось «движухи», приключений, а какие интересные события могут произойти в лесном техникуме или обществе ветеранов ВОВ, где новоиспечённый психолог делала первые шаги в профессии? Одна знакомая, которая работала в учреждении ФСИН, сказала, что требуется психолог в больницу для осуждённых. Критически посмотрев на Ирину, она подумала, что вряд ли эта смешливая блондинка подойдёт для такой ответственной и даже опасной работы, но Ирина Леонидовна решила попробовать. Собеседование с претендентом на должность психолога проходило в штабе, который располагался вне зоны. Проводил это мероприятие сам начальник колонии полковник Валерий Игнатьевич, а потом к нему должна была присоединиться главный врач Надежда Харитоновна. Полковник – высокий, статный, розовощёкий пятидесятипятилетний мужчина. У него хорошая семья. Жена разделила с ним все трудности службы по дальним посёлкам, где располагались колонии. Обычно это были медвежьи углы в переносном и очень часто в прямом смысле. Сейчас они живут в городе. Двое взрослых детей учатся в столичных институтах. Несмотря на безупречную репутацию, Валерий Игнатьевич не гнушался женского общества, и иногда позволял себе краткий и ни к чему не обязывающий флирт. Молва связывала его с одной молодой особой - соседкой по даче, где он часто появлялся один. Окинув взглядом Ирину Леонидовну, начальник раздосадовано плюнул. На улице подмораживает, и офицеры уже перешли на зимнюю форму одежды, а перед ним миниатюрная блондинка в голубом беретике, в короткой курточке на «рыбьем меху», короткой юбочке и длинных, почти до подола чёрных сапогах. Большие голубые глаза смотрят наивно, а губы в любую минуту готовы расплыться в обворожительной улыбке. И расплылись! В сердцах начальник тайно матюгнулся, и, приняв грозный вид предложил Ирине Леонидовне присесть. Слабый пол он, конечно, любил, но не на службе. Валерий Игнатьевич мечтал, чтобы женщины, которые устраивались на работу в его учреждение были хромыми, косыми, рябыми и, желательно кривыми старухами. Спецконтингент, лишённый общества женщин в течение длительного времени, воспринимал любую даму как чудо, многие влюблялись и в медицинских сестёр, и в докторов и это было проблемой. И вот, пожалуйста, ещё одна красотка! Начальник задавал претендентке вопросы и думал, как бы так её «бортануть», чтобы она навсегда забыла сюда дорогу, но зашла Нина Михайловна – начальник отдела, где проверяются личные дела желающих поступить на работу или службу в учреждения ФСИН. Эту женщину за то, что она следила за моральным состоянием всего коллектива, за глаза называли матушкой как в монастыре. Она строго беседовала с нарушителями дисциплины среди сотрудников, женщинам советовала в какой одежде следует приходить на работу (лучше всего в парандже), чтобы не провоцировать пациентов и хозяйственную обслугу на неправомерные поступки, как с зэками разговаривать, и вообще изводила всех нотациями. Сама она появлялась на службе только в своей капитанской форме, а зимой обязательно в папахе, как и главный врач. За эту папаху сотрудники и прозвали её Кочубей, так образовалось прозвище Нины Михайловны - матушка Кочубей. Она доложила начальнику, что личное дело Ирины Леонидовны проверено и оно безупречно. Матушке, конечно, тоже не хотелось принимать на работу эту блондиночку, хватит с неё дерматовенеролога красавицы Ольги, по которой «сохли» все жулики. Однако, Кочубей прикинула, что все воспитательные мероприятия и душеспасительные беседы теперь возьмёт на себя психолог, а матушке исполнять роль няньки давно надоело. \- Если запутается в связях, с треском выгоним, - подумала Кочубей, и, несмотря на умоляющий взгляд Валерия Игнатьевича, сказала, как отрезала: - Годна! Оставалась надежда на главного врача, которая уже бежала к штабу через двор, придерживая рукой каракулевую папаху. Надежда Харитоновна с порога радостно улыбнулась всем присутствующим и внимательно посмотрела на смущённую Ирину Леонидовну. Она вспомнила как много лет назад приехала по распределению медицинского института на Север в больницу для осуждённых. Начинала ординатором в туберкулёзном отделении, но вскоре стала его начальником. Надежда была красавицей, и это мешало в работе потому, что все без исключения пациенты в неё влюблялись. Нужно было правильно себя вести, чтобы не давать повода для разговоров и сплетен. Надежда была грамотным фтизиатром, требовательным начальником отделения, и добрым человеком, что, конечно, ценилось пациентами. Даже прозвище, которыми награждались все сотрудники больницы, у Надежды было необычное и красивое – [Матильда](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c). После выписки из больницы влюблённые не успокаивались и донимали доктора письмами, в которых подробно описывали свои чувства, умоляли о взаимности и просили обязательно ответить. Все поступающие письма Надежда никогда не читала и, согласно инструкции, отдавала в оперчасть. С тех пор лучшим развлечением молодых оперативников стало чтение вслух этих посланий. Хохотали до слёз, разыгрывая по ролям любовные сцены. К этому времени Матильда уже стала главным врачом и, узнав об этих развлечениях, устроила офицерам такой разгон, что Валерий Игнатьевич опасался, как бы всё это не вышло за пределы учреждения, что могло бы иметь самые печальные последствия для многих, в том числе и для него. Матильда считала, что глумиться над искренними чувствами это кощунство. Люди, находящиеся в местах лишения свободы, уже страдают и наказывать их дополнительно насмешками и хамством, не достойно офицера. Однако письма продолжали приходить, и Матильда теперь относила их в бойлерную, где собственноручно сжигала в маленькой печурке. Надежда Харитоновна предупредила Ирину о трудностях, которые её ожидают на новом месте работы, заверила, что всегда поможет, если возникнут какие–либо проблемы и вдруг спросила: \- Вы так легко одеты, не замёрзли? Психолог ответила, что она на машине с другом. Во дворе возле штаба стояла «крутая тачка», вокруг которой ходил амбал, по-хозяйски постукивая по колёсам и смахивая с корпуса редкие снежинки. Из личного дела было известно, что претендентка разведена и одна воспитывает сына. \- Хорошо, что есть такой дружок, - хмыкнул про себя начальник. – Соблазнов меньше в мужском коллективе будет. **\* \* \*** Все тревоги по поводу того, что Ирину Леонидовну будут преследовать влюблённые зэки развеялись в первый же месяц её работы. При посещении психологом туберкулёзного отделения, где она по заданию руководства составляла психологические портреты «авторитетов», в неё влюбился «смотрящий» по больнице, который лечился в этом отделении. Переходить дорогу авторитетному жулику никто не хотел, это было опасно, и психолог работала спокойно, умело уворачиваясь от знаков внимания своего воздыхателя. Однажды Ирина с утра пришла в терапевтическое отделение и долго беседовала с одним из вновь поступивших больных. Она сказала, что об этом её попросили оперативники и лично начальник, причём профессионально пообщаться с этим осуждённым просили незамедлительно. После разговора с пациентом психолог потребовала для него отдельную палату. Татьяна Владимировна стала возражать потому, что свободных мест, тем более, палат не было. Многие молодые и нетяжёлые больные располагались на втором ярусе коек. Ирина, вытаращив свои огромные глаза, потянула Татьяну за рукав в её кабинет. Там она почему-то шёпотом рассказала, что это особенный пациент. Его привезли из далёкой сибирской зоны мотать свой срок в одной из колоний возле их города по месту жительства. Избавились от этого типа. За время транспортировки его состояние ухудшилось, за что он намерен свести счёты со всеми, кто это допустил. Угрожает писать жалобы во все инстанции вплоть до международного комитета по правам человека. Ирка уверена, что он очень опасен. На его совести много загубленных жизней, хотя доказанных убийств всего два и этим объясняется сравнительно небольшой срок, на который он осуждён. Ходили слухи, что он знаменитый киллер. Из личного дела, которое психолог досконально изучила, следует, что этот человек чрезвычайно жесток и, общаясь с ним, нужно вести себя очень осторожно. Этого больного взяла на лечение Татьяна Владимировна. Звали этого опасного человека Виктор, фамилия Шишкин, а «погоняло» как доложил старшак – Шиш. Шиш - популярный персонаж детских сказок, который благодаря своему уму и весёлому нраву, всегда выходил сухим из воды. \- Обладатель такого прозвища тоже, наверное, обладает этими качествами, - думала Татьяна, но она ошибалась. Несколько лет назад пациент тяжело заболел гепатитом, но практически не лечился, было не до здоровья, зарабатывал деньги для будущей счастливой жизни. В результате этого, а также потому, что Шишкин периодически пьянствовал и употреблял наркотики, заболевание прогрессировало и в настоящее время достигло своей терминальной стадии. Состояние больного было тяжёлым, выписать в колонию его было невозможно, поэтому Шишкин находился в терапевтическом отделении длительное время. С ним часто беседовала Ирина Леонидовна, чтобы уменьшить агрессивность пациента и создать доброжелательную атмосферу между ним и медицинским персоналом. Татьяна Владимировна, сумела (как ей казалось) расположить больного к себе и иногда между ними завязывались беседы, что в самом начале пребывания больного в «терапии» было невозможно. Труды психолога не пропали даром. Татьяна узнала, что Шиш зарабатывал большие деньги убийствами. Чаще всего стрелял из винтовки с оптическим прицелом, но бывало, что приходилось выполнять заказы более изощрёнными методами. Шиш с удовольствием рассказывал о своих приключениях, но доктор сразу прерывала его хвастливые повествования. \- Надо же, - думала она, - какое название себе придумали – «киллер», «ликвидатор». Убийцы и мясники, вот, кто они, - возмущалась Татьяна, но вслух только однажды неосторожно сказала это. Сказала и пожалела. Лицо Шишкина исказилось до неузнаваемости. Желтушное лицо побледнело, рот искривился. Карие глаза с желтыми белками сузились и, если бы в этот момент в его руках было оружие, он бы воспользовался им моментально и без всякого сожаления. В отдельную палату больного всё-таки поместить пришлось. Он был на редкость неуживчивым с соседями по палате, злым и грубым с медицинским персоналом, а афишировать скандалы перед другими пациентами не хотелось. Шишкин понимал, что заболевание прогрессирует, неуклонно приближая его к смерти, и приступы злобы повторялись всё чаще и чаще. Однажды он признался, что плохо спит. Нарушения сна – частый симптом у больных с декомпенсированным циррозом печени. Больной пожаловался, что ночью к нему являются все его жертвы, тревожат его, злорадствуют, смеются над ним и желают ему «сдохнуть в мучениях». Шишкин убеждал своего доктора, что хороших людей он не убивал. Каждый из его жертв был козлом, падлой и т. д. Татьяна Владимировна расценила нарушения сна как проявление энцефалопатии, характерной для этого заболевания, подкорректировала лечение, но положительного эффекта не наблюдалось. Наталья Николаевна предложила (если больной согласиться) пригласить к нему священника, чтобы исповедал смертельно больного пациента и, по возможности, причастил. Она много раз убеждалась в действенности этих таинств на больных. Шишкин согласился, и с разрешения оперчасти в больницу был приглашён отец Стефан. Молодой батюшка подвизался в Ульяновском монастыре, что недалеко от столицы республики, затем в родном посёлке ухаживал за смертельно больной матерью. После того, как матушка отошла в лучший мир, он вернулся в родную обитель, вскоре был рукоположен в священники и направлен в их город, где организовалось подворье монастыря. Подворье располагалось за городом в промышленной части, как и больница для осуждённых. Каждый день сотрудники, направляясь на работу в рейсовом автобусе, проезжали мимо большого деревянного дома с серебристой маковкой над крышей. Наталья Николаевна часто после работы заходила в эту церковь, была лично знакома с отцом Стефаном. Она и пригласила батюшку к злодею Шишкину. Палата, где располагался больной, была рядом с кабинетом начальника отделения, и Татьяна Владимировна предложила батюшке провести исповедь в своём кабинете, где никто не помешает. В больнице уже действовал православный храм, но гражданину Шишкину из-за тяжести его состояния было туда не дойти, а от носилок он отказался. Кроме того, большинство зэков считали, что коварные оперативники расставили в церкви подслушивающие устройства. Это было неправдой, но разубедить их было невозможно. Предположив, что разговор со священником будет длительным, Татьяна Владимировна, прихватила папку с историями болезней и перешла в кабинет старшей мед. сестры Нины Сергеевны, куда на всех парах примчалась психолог. Она тоже была заинтересована в результатах беседы батюшки с Шишкиным. Кроме того, Ирка никогда не общалась со священником и была так далека от христианства, что Наталье Николаевне и Татьяне часто было неудобно за её невежество. В кабинет к «старшей» подошла [Дося](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a) - сестра хозяйка, которая стала жаловаться на Шишкина, которого она запросто называла Витькой. \- Жадный он, - возмущённо заговорила Дося. – Видели у него вся палата завалена всяким добром? Блатные его снабжают и с воли передают. Чего там только нет. Конфеты разные, и чай, и пряники и сыр весь заплесневелый. Не даёт в холодильник убрать. Хвастается, что больно богатый. Мне говорит: ты, мол, ишачишь всю жизнь, а что заработала? – Любовь Андреевна горестно вздохнула. – Я ему и ответила, что лучше жить бедняком, чем разбогатеть со грехом как он. – Дося яростно сжала пальцы своей большой руки в кулак. - У него целая упаковка памперсов на подоконнике валяется, привезли дружки на всякий случай. – продолжала Дося. - Ну, я и попросила памперсы-то для деда из четвёртой палаты, санитары замучились тряпки стирать. Дак он мне на это фигу показал. \- Вот, поэтому у него такое прозвище - Шиш, - засмеялась Ирина Леонидовна. \- В сказках–то Шиш весёлый, находчивый как кэвээнщик, и добрый. А этот – злодей, - подала голос Нина Сергеевна, которая всё это время что-то перебирала в шкафу с лекарствами. - А я старшака сейчас спрошу, почему продукты по палатам, а не в холодильнике? Отравится - мы будем виноваты, - грозно продолжила она разговор. \- Вот Витька-то и боится, в холодильник продукты убирать, думает, что кто-нибудь отравы крысиной подсыплет. Сам людей убивал пачками, думает и все такие же, - рассуждала Дося. Болтали о разном, но больше о том, сколько хлопот и отрицательных эмоций доставляет всем этот самый Шишкин. \- Много гадов видела, - жаловалась добрейшая Любовь Андреевна, - а такого как этот Шиш, первый раз. В кабинет коротко и заполошно постучали, появилась встревоженная физиономия санитара и женщины, почуяв недоброе, поспешили в кабинет, где проводилась исповедь. На дверях всех палат были небольшие застеклённые окна, и сквозь него Татьяна увидела Шишкина, уже вернувшегося на своё место. Он сидел на койке, тяжело дышал и смотрел в одну точку. Ворвавшись в кабинет, женщины увидели батюшку, распластавшегося на полу. \- Убили, - заголосила Любовь Андреевна на всё отделение, - попа убили! Татьяна подскочила к отцу Стефану и потрогала его за плечо. Наклонившись над священником, она услышала его рыдания и слова молитвы. \- Жив, слава Богу, - сказала она и жестом показала, чтобы все вышли из кабинета, на пороге которого уже столпились санитары и пациенты. Все вышли, а Татьяна Владимировна помогла батюшке подняться с колен и усадила его на стул. За дверью слышался командирский голос Ирки, которая просила всех разойтись по палатам, а санитаров по рабочим местам, после чего она появилась в кабинете. Женщины не знали, как вести себя с духовным лицом, да ещё с монахом, стеснялись. На помощь пришла Наталья Николаевна. Она осталась со священником наедине, долго разговаривала с ним, успокаивала, а потом пригласила всех в бытовку, где пришедшая в себя Дося накрыла стол для чаепития. Батюшка постепенно успокоился, стал расспрашивать тяжело ли работать с такими пациентами, и как медперсонал находит с ними общий язык. «На сцену» вышла Дося и в красках рассказала, как ей, женщине, этот гад под нос сунул кукиш. Это разрядило обстановку, все засмеялись. Психолог предложила батюшке осмотреть отделение, и отец Стефан в сопровождении Ирины Леонидовны и старшей медицинской сестры отправились на экскурсию. Татьяна ругала себя за то, что оставила молодого батюшку наедине с матёрым уголовником, хотя как нужно было поступить в этом случае она не знала, ведь исповедь – это тайна. Наталья Николаевна глубоко верующая и воцерковлённая женщина поведала, что услышанное от Шишкина потрясло отца Стефана своей жестокостью. Шишкин рассказывал об этом спокойно и батюшке даже показалось с удовольствием. Во время исповеди священник обычно спрашивает, раскаивается ли испытуемый в своих грехах. Шишкин ответил, что раскаивается, и отец Стефан его причастил. **\* \* \*** На следующий день на планёрке начальник колонии кричал, что это был последний раз, когда такое мероприятие проводилось в отделении. Санитары, которые все были осведомителями оперчасти, донесли о том, что произошло в «терапии». Впрочем, ничего страшного не произошло, просто все напугались. Начальник - убеждённый атеист разразился бранью, но со своего места решительно поднялась Ирина Леонидовна и горячо выступила в защиту медицинских работников. Говорила о правах человека, о свободе вероисповедания в нашей стране и т. д. Говорить она умела. Начальник с ненавистью смотрел на психолога, потом прервал её и спросил: \- А кто будет отвечать, если в больнице попа завалят? Неужели вы, Ирина Леонидовна? – а сам подумал, - Ведь хотел же её «бортануть» тогда! После таинств кошмарные сновидения у Шишкина не исчезли, появились ещё и зрительные галлюцинации, когда он среди белого дня видел своих жертв и разговаривал с ними. Наталья Николаевна утверждала, что исповедь не помогла потому, что больной искренне не раскаялся, а лишь устами перечислил свои грехи. **\* \* \*** Состояние больного подпадало под действие приказа об освобождении по болезни. Все документы были готовы. Врачебная комиссия рекомендовала направить дело больного в суд, который и принимает решение о том будет ли этот больной освобождён или ему суждено умереть в заключении. Множество нюансов, которые необходимо было учесть при оформлении документов были учтены и одним из главных условий было наличие родственников, которые готовы были взять к себе такого больного или собственное жильё. Все сотрудники были уверены, что умирать Шишкину придётся в тюремной больнице, но его освободили. В городе у него была квартира со всеми удобствами, и средства для существования, которыми он постоянно хвастался. День освобождения, который ждал не только больной, но и весь медперсонал, наконец настал. Шишкина переодели в чистое бельё, надели выстиранный спортивный костюм и куртку, собрали вещи и сообщили Татьяне Владимировне, что санитары готовы доставить носилочного больного на КП. Татьяна подошла к Шишкину, чтобы попрощаться. Он демонстративно отвернулся, а когда появилась Любовь Андреевна, чтобы проконтролировать, все ли вещи больного собраны, хорошо ли одет-обут, он плюнул в её сторону и обматерил. Даже «смотрящий» по терапии неодобрительно покачал головой, а Татьяна объяснила всем, что это энцефалопатия виновата, а не больной, который себя не контролирует. Смотрящий сказал начальнику отделения, что такого известного человека как Шиш, обязательно встретят у КП на машине, довезут до квартиры и обеспечат всем необходимым. Ещё смотрящий поведал, что Шиш собирается подать жалобы во все инстанции, вплоть до международных, на плохое лечение, питание, нарушение его прав и так далее. По выражению лица Татьяна Владимировна поняла, что смотрящий не одобряет этого. \- И на том спасибо, - горестно подумала она. **\* \* \*** Ирина Леонидовна имела в городе много знакомых в том числе и среди офицеров полиции. Она разузнала, что Шишкина уважал и боялся весь криминалитет. О нём ходили легенды, но правду никто не знал потому, что свои «подвиги» он совершал на другом конце нашей необъятной страны. Кроме того, многие участники кровавых событий девяностых годов давно были в могилах, поэтому по беспроводному криминальному телеграфу распространялись только легенды. На свободе братва организовала Шишу сиделку, регулярные осмотры доктора из частной клиники, доставку продуктов и блюд из ресторана. Шишкин прожил на свободе чуть больше месяца. Когда он умер, состоялись похороны с торжественными речами, возложением венков и роскошными поминками. Прошёл год. Все работники терапевтического отделения старались забыть о вредном Шишкине, но благодаря ему Ирина Леонидовна вместе со своим амбалом стала посещать храм, где служил отец Стефан. Они стали активными членами церковной общины, а молодой батюшка, благодаря встрече со злодеем Шишкиным, приобрёл бесценный опыт и поминал раба Божьего Виктора в своих молитвах. Как поётся в песне: ничто на земле не проходит бесследно. Однажды зимой весь коллектив больницы был на городском кладбище, провожая в последний путь своего коллегу. У центральных кладбищенских ворот, где хоронили заслуженных людей города и местных знаменитостей все обратили внимание на богатый мраморный памятник. Он представлял собой большой православный крест, а на надгробной плите был высечен портрет, имя, отчество, даты жизни и смерти Шишкина. \- О времена, о нравы! – горестно вздохнула Ирина Леонидовна.

У каждой женщины в нашей стране есть свой кабинет. Я, разумеется, говорю о простых женщинах, к которым сама принадлежу. Этот кабинет может быть просторным, оснащённым самыми хитроумными приборами или совсем простым, но не менее любимым. Да, я говорю о кухне, которая обязательно есть в каждом доме. Здесь женщины-хозяйки проводят большую часть своего времени в будни, ну а уж в праздники, тем более. Даже если не ожидается большая компания, нужно приготовить что-то необычное, чтобы удивить гостей и порадовать своих домашних, чтобы они с гордостью думали: вот какая у нас мама или бабушка, или уже дочь или даже внучка. В этом пространстве, где пахнет жареными котлетами и отварной картошкой, пирогами или клубничным вареньем, которое вот-вот будет готово, где пекутся блины и пироги, происходит ещё много параллельных событий. Совещания с мужем: что подарить свекрови или тёще на восьмое марта; или как внушить повзрослевшему сыну, что курить плохо, это страсть, то есть грех. Почему на кухне нужно решать всё это? Потому, что процесс приготовления обедов, ужинов и завтраков непрерывный, а забитый гол в футболе или хоккее, конечно, имеет значение для любого мужчины, но во всех подробностях о нём завтра во время первого же перекура расскажут и даже продемонстрируют сослуживцы, да и в новостных программах сообщат это сто раз, об этом незначительном с точки зрения женщины, событии. А сколько раз сюда в кабинет прибегут дети или уже внуки, когда не сходится ответ в задаче. Здесь же, между доской с нашинкованной капустой и кастрюлей обнаруживается ошибка в расчётах, или в тексте. Очень часто, особенно в выходные, когда семья сыта, довольна и разбредается по своим многочисленным делам, появляются в моём кабинете подружки. Достаю и укладываю на обеденный стол праздничные салфетки. Ставлю красивые чашки и блюдца, хрустальную вазочку с вареньем, и с конфетами, завариваю свежий чай в старинном чайнике. Бывает, что и коньячку выпьем или вина… А в большую комнату за парадный стол с сервизом перебираться не хочется. Здесь уютней, теплей и за пределы этого помещения не просочится ни одна тайна… Чтобы повседневная жизнь или праздничные посиделки были ещё радостнее, каждая хозяйка украшает свой любимый кабинет: и красивой посудой, и салфетками, и полочками, и занавесками на окнах, а я ещё и вышивками. На моей кухне натюрморты. Один я уже продемонстрировала, теперь очередь за «[Натюрморт с вазой](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/654e8335437bc6bb53ce7409)», «[Натюрморт с самоваром](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/654e87cb437bc6bb53ce7447)» и, просто «[Деревенский натюрморт](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/654e85ff437bc6bb53ce7440)». P. S. На мой день рождения мои сыновья создали мне сайт и назвали это новосельем. Некоторые читатели подумали, что у меня новый большой дом и поздравили меня с этим событием. Спасибо! Однако, я по-прежнему живу в одиннадцатиэтажном доме в двухкомнатной квартире, которую очень люблю. Здесь же и мой любимый кабинет. Милости прошу!

Когда дети разъехались в свою взрослую жизнь, появилось ВРЕМЯ. Оно заполнилось волнением о их здоровье там, вдали от родины и любящих родителей, о успехах и неудачах, которые, естественно будут случаться в их взрослой жизни. Словом, обо всём, о чём совсем не думает молодость, мы с мужем принялись переживать, хотя старыми ещё не были. Придя с работы, бродили как неприкаянные по квартире, натыкались друг на друга, раздражались и ссорились. Даже наш пожилой кот, пожевав свой любимый «вискас», забирался на диван, на котором ещё недавно спал младший сын, и появлялся в нашем обществе редко, чаще всего по пути на горшок или к миске с кормом. Я совсем затосковала, замаячила мерехлюндия, валерьянка и пустырник. Решила, что самое время прибраться в комоде, а потом, (чем чёрт не шутит) и в шифоньере. Привычки выбрасывать старые вещи, особенно связанные с дорогими мне людьми, у меня слава Богу нет, поэтому весь комод был забит нитками мулине, канвой, старыми вышитыми салфетками, дорожками, которыми раньше украшались полочки, спинки диванов, кресел и множеством прочих тряпочек. На одной из них вышита крестиком китайская пагода и деревце, скромно, но очень мило. Это вышивка моей свекрови Лидии Андреевны. А вот и большая работа – котёнок в корзине с цветами. Красота! А почему она находится здесь в этом ящике как в могиле в полном забвении… Нехорошо! Надо обязательно оформить этот шедевр в багетной мастерской. Вскоре это было сделано. Здесь же в комоде старые пяльцы и журнал, обучающий вышивке крестом. Прочитала первый урок и поняла, всё основано на расчётах, с которыми у меня ещё со школы нелады. Это не моё! Моя мама вышивала гладью, крестом тоже, конечно, умела, но больше ей нравилась гладь. Вот скатерть, которую каждую пасху стелили на праздничный стол. По всему полю разбросаны яркие ягодки, а по кайме красуются зелёные кустики клубники с белыми цветами и красными ягодами. Вот ведь какие женщины - рукодельницы были! Только что война закончилась, в которой наши мамы принимали участие. Свекровь служила зенитчицей, а моя мама работала на заводе, точила на станке какие-то детали для бомб. Перебирала я эти тряпочки и подумала, что впервые за этот месяц без детей меня хоть что-то заинтересовало. Надо приобщиться решила я и попробовала вышивать гладью. Получилось. Теперь все стены моей квартиры увешаны вышивками. Приходят друзья, восторгаются, хвалят. Эти сеансы тщеславия, конечно, приятны, но хочется, чтобы многие люди порадовались вместе со мной, и может быть кто-то последует моему примеру и будет гнать от себя тоску-кручину таким способом, очень эффективным, кстати. Одна дамочка, случайно увидевшая мои вышивки, просила продать ей что-нибудь, сумму назвала приличную, но я свои работы только дарю. Хочу Вас, мои дорогие читатели, сделать ещё и зрителями и познакомить со своими вышивками в разделе «[Рукоделие](https://art.theshilovs.ru/handmade)». Представляю первую из них. Натюрморт «[На кухне](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/6544293eeb3b89415b6a25ba)». Не правда ли, всё как у всех - кочан капусты, лимон, перчик и горшочек. Вышивка выполнена на льняной основе в технике художественной глади, а может ничего здесь художественного и нет. Судить Вам. Нитки мулине питерские и ДМС. Вышивала я это в 2018 году. Размер 19 на 19 см, в раме 30 на 30 см.

В третье воскресенье сентября отмечается день работников леса и лесной промышленности. Об этом Татьяне по телефону поведал Рыбаков и добавил, что накануне, то есть в субботу перед праздником, будет большое мероприятие в городском доме культуры. На фасаде этого современного здания из стекла и бетона, построенного на месте старого, красовалась вывеска «Дворец культуры», но всё это великолепие народ по привычке называл Домом. Женька рассказал, что будет торжественная часть с докладами и награждениями, потом концерт силами местных артистов. Рыбакову предстояло выступить перед тружениками лесной отрасли района. Татьяна не без удовольствия узнала, что предприятие Рыбакова имеет хорошую репутацию среди подобных производств и является одним из лучших. Женька ответственно отнёсся к своему выступлению, тщательно готовился к нему и поэтому они не встречались целых две недели. Накануне Рыбаков позвонил, коротко сообщил, что на этот лесной праздник он приглашает Татьяну Владимировну. Он будет ждать её у дверей дворца и назначил время. Татьяна соскучилась и с нетерпением ждала встречи. Дом культуры был недалеко от Татьяниной общаги, как, впрочем, и всё остальное. Город небольшой, многоэтажный, как все северные города, построенные в советское время. Тогда власти вплотную занимались освоением бескрайних северных территорий и их месторождений нефти, газа и прочих богатств. Эти области страны процветали, люди ехали сюда за длинным рублём на два–три года, но большинство оставались здесь до конца жизни или хотя бы до пенсии. Всех покорял не только материальный достаток, но, и это было главным, особенная общность людей, выработанная в тяжёлых условиях северной природы, и первозданная красота этих мест. Приехавшие со всей страны авантюристы влюблялись в этот северный край и делали всё для того, чтобы он преображался и становился ещё удобней для труда и жизни людей. Во время перестройки было объявлено, что новые города и посёлки строится не будут, а некоторые старые подлежат ликвидации. Населению было предложено «валить» куда глаза глядят потому, что на уже освоенных месторождениях будут работать вахтовым методом иностранцы. Возможно, это были сплетни, но так болтали повсюду и вскоре народ воочию убедился, что доля правды в этой болтовне есть. Количество работников на предприятиях добывающей промышленности сокращалось за счёт местных жителей, появились вахтовики, приезжающие из ближнего зарубежья. Закрылись многие предприятия, на ещё существующих не выплачивалась зарплата, в городах стала ощущаться «мерзость запустения» и народ потянулся с Севера в поисках лучшей жизни. При советской власти эти районы были для страны как любимые дети. Здесь было хорошее снабжение продуктами, промышленными товарами, а уж финских и японских «тряпок», импортной бытовой техники по леспромхозам, которые напрямую торговали с «заграницей», было полно. Теперь, когда леспромхозы, птицефабрики, огромные теплицы, где круглый год выращивались овощи, закрылись, магазины опустели и, как говорила Татьянина соседка по общаге, везде «голяк». Прошло время, реформы поутихли, и многие отрасли промышленности в том числе и добывающие стали постепенно оживать, хотя и не в прежних объёмах, не с советским размахом. Это касалось и деревообрабатывающей промышленности. **\* \* \*** Татьяна пришла к назначенному времени и стояла на ступенях дворца, форма которого напоминала кристалл. Строители возвели здание на возвышенности и к нему вела широкая лестница. День был солнечный, небо холодным, ярко-голубым, как камень бирюза, но деревья, растущие вдоль парадной лестницы, золотились своими кронами и согревали эту синеву. Подъезжали машины и автобусы, из которых выходили нарядные, шумные компании и направлялись к дворцу. Из одного автобуса стали выгружать яркие народные костюмы, из другого многочисленные букеты и корзины с цветами. На огромной лестнице царило оживление. Рыбаков появился со спины, громко кашлянул. Татьяна обернулась. Женька был в чёрном полупальто, чёрных, безупречно отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках. Ослепительно белая рубашка с бордовым галстуком выглядывала из-под воротника пальто. Шевелюра тщательно приглажена, а глаза с некоторой тревогой смотрели вокруг. \- Нервничает, - решила Татьяна, и подумала, что не часто ей приходилось видеть Рыбакова взволнованным. Обычно он держался уверенно, а иногда даже нагло. Припомнилась их первая встреча в кафе после длительной разлуки, вот тогда он волновался. Сопровождали Женьку молодой, небрежно одетый мужчина, и стройная блондинка в плаще розового цвета. Татьяна хотела прижаться к Женьке, поцеловать его в щёку, но он почему-то официально протянул руку, украдкой пожал Танину ладонь и представил своих спутников. Это были инженер Сергей Петрович и технолог Светлана Борисовна. Компания приехала на Женькином джипе и должна была сегодня же вернуться в посёлок потому, что завтра будет банкет в столовой для работников предприятия. Облик Женькиной спутницы показался Татьяне знакомым, и она стала вспоминать, где она «пересекалась» с этой красивой женщиной. Светлые, с рыжиной волосы собраны в пышный хвост. Глаза голубые, слегка раскосые, пухлые губки подкрашены, на стройных ногах чёрные лакированные туфли с высокими каблуками, через плечо чёрная лакированная сумочка. Всё строго по канонам современной моды, и со вкусом. С детства Татьяну мучил комплекс неполноценности, который развился стараниями старшей сестры, которая, стремясь достичь совершенства в воспитании, перегибала палку. Сестра умница и красавица была гораздо старше. То и дело Таня слышала её окрики: не маши руками, не косолапь, ходишь как корова и т. д. Это звучало в адрес младшей сестры с добрыми намерениями, но робкая Таня принимала всё за чистую монету и уверовала в то, что она худенькая и длинноногая, всё равно «корова», лицом похожа на лягушку, а губы как бабушкины вареники. Это приучило Татьяну с детства помалкивать и держаться в тени. Когда в институте на первом курсе на неё обратил внимание одногруппник Лёва, она долго не могла поверить, что нравится этому красивому парню. Комплекс усилился, когда на пятом курсе их роман с Лёвой закончился. \- Сколько красивых и умных девушек вокруг, не то, что я, - грустно думала Татьяна, хотя новая избранница Лёвы была совсем обычной. Несколько лет Татьяна, для которой этот разрыв был трагедией, не могла опомниться и свою жизнь – мысли, свободное время и все свои лучшие душевные качества посвящала работе. Через несколько лет Татьяна увиделась с Лёвой на вечере встречи выпускников института и при помощи «магического золотого платья» сумела поставить точку в этой любовной истории. Встретив Рыбакова, она уже знала себе цену. Комплекс младшей сестры – дурнушки был изжит к зрелому возрасту, однако, иногда, когда возле Женьки возникала красивая женщина, Татьяну начинала мучить ревность, которую она тщательно скрывала, и выползал из подсознания ненавистный комплекс собственной неполноценности. Вот и сейчас он напомнил о себе. Светлана Борисовна была молода и обворожительна. Она постоянно улыбалась, обнажая сверкающую полоску ровных зубов. Плащ у красотки был ярким, вызывающим, перехваченный в талии широким поясом \- Этот цвет имеет какое-то название, - вспоминала Татьяна, но ничего не приходило на ум. Компания стала подниматься по лестнице к входу в здание. Рыбаков взял под руку Татьяну, а Сергей Петрович с особой осторожностью подхватил под локоток Светлану. Женька был сосредоточен, видимо размышлял о предстоящем выступлении, а Татьяна то и дело одёргивала свой голубой плащ, поправляла кудряшки на голове и теребила ремешок сумочки, висящей на плече. За все эти бесцельные движения и суету, её всегда ругала Ирина-психолог, работающая в больнице со спец контингентом, но периодически направлявшая свой профессиональный взор и на сотрудников. \- Что ты дёргаешься всё время? Это признак неуверенности, - увещевала она Татьяну. – Ты красивая, умная! Запомни это и не комплексуй! – ругалась Ирка. Сейчас Татьяна вспомнила ещё о двух требованиях старшей сестры - выпрямить спину и поднять подбородок. \- Цвет особенный…, как же он называется…, - размышляла Таня, задрав подбородок и выпрямляя спину. Она украдкой разглядывала яркий плащ Светланы и напрягала память. - Бешеная Барби, - вдруг вспомнила она фразу, брошенную как-то одним модельером в телепередаче о моде. Теперь стало понятно на кого похожа, а может быть даже подражает спутница Рыбакова. Все девчонки в Татьяниной общаге носились по коридорам с куклами Барби, хвастались друг перед другом кукольными нарядами чаще всего яркого розового цвета. Татьяна с облегчением выдохнула. Стало легче потому, что Светлана не женщина. Перед ней модная кукла, а умный, тонкий Рыбаков никогда не сможет влюбиться в куклу, пусть даже дорогую и красивую. Когда в фойе дворца культуры женщины сняли плащи, Татьяна изумилась ещё раз. На Барби было шикарное шёлковое ярко-голубое платье в чёрный горошек. Пышная юбка подчёркивала талию, перехваченную широким чёрным поясом. Тонкую и длинную шею открывал вырез – лодочка. Светлана действительно была хороша, и Татьяна опять загрустила. \- Ненадолго я себя успокоила, сравнивая Светлану с куклой, - с досадой думала она и вновь стала одёргивать свой пиджачок и поправлять жабо блузки. Дома она не раздумывала в чём пойти на торжественное собрание. Для таких случаев имелся строгий костюм и белая блузка. - Хорошо, что догадалась брошь из бирюзы надеть, - думала Татьяна. Этот камень она любила. На Востоке верят, что в бирюзу превращаются кости людей, умерших от любви. Она ограждает обладателя от всякого зла, даже от смерти. Это камень победителей. Вывод о том, что камень спасает от смерти, был сделан мудрецами на основании того, что на убитых воинах никто и никогда не видел изделий из бирюзы, а украшать боевые доспехи и оружие бирюзой было в средние века традицией. - Вот взял бы на битву кинжал, украшенный бирюзой или, на худой конец, перстенёк с этим замечательным камушком на палец надел, и живым бы остался, - следовало из этих суждений. \- А ещё врач, - как всегда сердилась психолог, - веришь всяким бредням. Не находили украшений с бирюзой на погибших воинах потому, что их воровали, вот и всё. Мародёры были во все времена, - возражала Тане неромантичная психолог Ира. Однако, несмотря на кажущуюся абсурдность верований предков, надевая голубую брошь, Татьяна чувствовала себя несколько уверенней. \- Не у всякой женщины есть такая красивая брошь. Этот камень обязательно принесёт удачу и победу, тем более такой крупный как у меня, - внушала она себе. \- Точно чокнутая, - комментировала её рассуждения психолог. – Повторяй лучше: я самая красивая, умная, уверенная в себе и ничего плохого со мной не случится. Аутотренинг важен, а то – бирюза, брошка! Детский лепет! **\* \* \*** В зрительном зале компания заняла места, обозначенные на билетах, но Рыбаков с инженером сразу отправились за кулисы. Женька, как и все, кому предстояло выступать, разместился в президиуме, а Сергей Петрович подготавливал аппаратуру, при помощи которой он должен проецировать на большом экране таблицы и графики, которые будет демонстрировать Рыбаков. Татьяна и Светлана Борисовна остались наедине и, пока не началась торжественная часть, могли познакомиться поближе. Таня решила задавить Барби интеллектом и заговорила о высоких материях, о литературе, музыке, надеясь, что её собеседница окажется пустышкой как все куклы. Однако, к своему огорчению она поняла, что Светлана далеко не глупа, достаточно образована и естественна. Когда она чего-то не понимала или не знала, откровенно сознавалась в этом и обезоруживала Татьяну. Наконец, мероприятие началось и вскоре за трибуну пригласили Рыбакова, предварительно охарактеризовав его как талантливого инженера и руководителя. Татьяне было приятно. Красивый, стройный Рыбаков хорошо держался, говорил громко и уверенно, показывал световой указкой графики и таблицы, которые проецировал на большой экран Сергей Петрович. Барби внимательно слушала доклад, периодически одобрительно кивая Рыбакову. Было видно, что ей близко всё, о чём говорил оратор и Татьяна забеспокоилась ещё больше. \- Конечно, работая в небольшом коллективе, все члены его сближаются, становятся друзьями. Если нет дружбы и взаимопонимания, то трудно рассчитывать на успех, тем более большой, – размышляла Татьяна, любуясь Женькой и радуясь за него. – А вдруг в их отношениях что-то большее…, - такой красивой и, как убедилась Татьяна, неглупой Барби вполне можно увлечься. В докладе Рыбакова она почти ничего не поняла, да и не стремилась к этому, а Светлана была, что называется «в теме» и горячо аплодировала своему руководителю после выступления. Появлялись новые докладчики, что-то говорили, потом награждали грамотами отличников производства, раздавали букеты женщинам–передовикам, но Татьяна, не отрываясь смотрела на Женьку и мечтала о перерыве, который обещали перед концертом. Наконец, объявили перерыв и к женщинам присоединились Рыбаков и Сергей Петрович. Барби с обворожительной улыбкой рассыпала комплименты довольному «хозяину», перегнувшись через кресло Татьяны, которая сидела между ними. Своим рыжим «хвостом» она щекотала Татьяну, и Татьяна разозлилась. Не очень вежливо одной рукой она отстранила волосы Барби, а другой, будто нечаянно отпихнула Рыбакова, который наклонился к Барби, чтобы лучше её слышать. Женька удивлённо посмотрел на Татьяну и демонстративно выпрямился. \- Не хватало ещё поссориться из-за этой красотки, - спохватилась Татьяна и, наклонившись к Рыбакову, стала расхваливать его выступление. Через некоторое время напряжённое выражение испарилось с Женькиного лица и сменилось на обычное, ироничное. Он взял руку Татьяны в свои ладони и шепнул ей на ухо: \- После концерта пойдём к тебе? В ответ Татьяна кивнула и счастливо улыбнулась. **\* \* \*** Концерт закончился, и компания вышла из дворца, оживлённо обсуждая увиденные номера. Теперь Татьяна и Светлана шли рядом и под руку. Татьяна пригласила всех к себе выпить чаю, но Барби намерена была по случаю праздника устроить себе шоппинг, а Сергей вызвался сопровождать её. Договорились о времени и месте встречи, чтобы отправиться в посёлок и разошлись. Через несколько минут Татьяна с Женькой были в общаге. Татьяна подготовилась к приезду Рыбакова. Она купила вкусных мясных закусок, достала банку солёных огурцов, которыми её снабжала Наталья Николаевна и заранее начистила картошки, чтобы быстро её отварить. Женька проголодался и начал хватать с тарелок нарезанную закуску. Татьяна заругалась, погнала мыть руки. Рыбаков вышел из ванной, снял пиджак и повесил его на вешалку у двери. На его спине, прямо между лопаток, отчётливо виднелось рыжее пятно с очертаниями утюга. Увидев изумлённый взгляд Тани, Женька отчаянно махнул рукой. \- Брюки я сам утюжил, а Марковна вызвалась погладить мне парадную рубашку. Я – дурак согласился. Гладит, а сама в телек пялится. Жить не может без сериалов, там, видишь ли, любовная сцена, от которой оторваться было невозможно! Испортила единственную белую рубашку, дура. Хорошо ещё на спине, не видно. Татьяна смеялась, представляя эту семейную сцену, когда обескураженная Марковна виновато смотрит на «хозяина» и моргает своими голубыми, наивными глазами, а разъярённый Рыбаков орёт на неё, трясёт перед ней испорченной рубахой и обзывается МаркОвной. Татьяна хохотала и гладила Женьку по спине как раз по пятну. \- Знаешь, в этой рубашке ты похож на шикарный особняк на Невском проспекте в Питере, - сквозь смех сказала она. - Фасад надраен до блеска, разукрашен, а выйдешь из дворца через чёрный ход, там тёмный двор–колодец, всё обшарпанное, грязное… \- Вот спасибо, с замурзанным двором меня сравнила, - вздохнул Рыбаков. \- Зато я теперь знаю, что подарить тебе на праздник или на день рождения, спасибо Марковне, - смеялась Татьяна. **\* \* \*** Поели, потом пили чай, и Татьяна попросила Рыбакова рассказать о Светлане Борисовне. Она созналась, что придумала женщине прозвище – Барби. \- На куклу она похожа, это правда, - согласился Женька. Несколько лет назад Светлана приехала в посёлок с мужем, учителем математики. Жили дружно. Через год родилась дочь. Когда стало известно, что у дочери ДЦП, муж уехал, не смог нести этот крест. Светлана жила с ребёнком-инвалидом в бараке без удобств. Когда освободилась квартира в двухэтажном доме с центральным отоплением и горячей водой, руководство посёлка предоставило Светлане Борисовне эту квартиру вне очереди. Учительский коллектив, в котором работал сбежавший муж Светланы, уговорил одинокую учительницу младших классов – пенсионерку, поработать няней у девочки инвалида. Работу сиделки полностью оплачивал муж. Со слов Барби он был добрым, но слабым, не способным на подвиги. Светлана была хорошим работником и по словам Рыбакова, была женщиной, одарённой многими способностями, которые не развились из-за отсутствия времени, которое полностью было посвящено больному ребёнку. Однако, один талант блондинки был всем известен – она прекрасно шила. Одевалась Светлана Борисовна согласно современным модным тенденциям, причём заграничным, сводя с ума от зависти всё женское население посёлка. По каким-то своим каналам она выписывала немецкий журнал «Бурда», откуда брала выкройки модных туалетов. Рыбаков сообщил, что шикарное голубое платье, которое повергло Татьяну в уныние, это творение самой Барби. Многие набивались к ней в клиенты, но она обшивала только няню своей дочери, к которой привязалась как к матери. Пожилая сиделка щеголяла по посёлку в красивых и безупречных с точки зрения вкуса нарядах. Ещё Рыбаков, рассказал, что у Светланы есть друг, женатый мужчина, москвич, с которым она каждый год проводила свой отпуск где-нибудь за границей. В течение года бывали редкие встречи любовников, но всё, что касалось личной жизни, женщина тщательно скрывала. Из рассказа Рыбакова было видно, что он очень хорошо относится к Светлане Борисовне и Татьяна поняла, что ей это неприятно. Женька хотел продолжить рассказ, но Татьяна резко оборвала его. Женька с удивлением посмотрел на женщину, потом засмеялся и, схватив Таню в охапку спросил сквозь смех: \- Ревнуешь? Это хорошо, значит любишь. - Он тискал Татьяну и смеялся. – Мои глаза кайфуют, когда твои ревнуют, - пропел он с выраженным грузинским акцентом. - А слабо сцену ревности закатить? Тарелку, например, об пол грохнуть? Пощёчину влепить? Татьяна вырвалась из его рук, поправила съехавшее на бок жабо вместе с брошью и с обидой сказала: \- Не дождёшься! - а самой захотелось грохнуть тарелку и влепить пощёчину за такой красивый и подробный рассказ о Барби, её горькой судьбе и талантах. \- Ну что ты разозлилась, - примирительно сказал Рыбаков, подошёл к женщине и попытался обнять её. Татьяна резко освободилась из его рук: \- Злятся собаки, а я сержусь, - поправила она Женьку. В голосе чувствовались слёзы, но Женька тоже разозлился и выпалил: \- Ну теперь ты поймёшь и мои муки. Оказавшись в больнице, я видел, как к тебе все больные подваливали со своими ухаживаниями. Кто с чем: блатные с букетами, другие с конфетами, со всякими шкатулочками…, - Женька остановил свой пассаж и взглянул на Татьяну. Она плакала, закрыв лицо ладонями. Он обнял её, тихонько всхлипывающую, притихшую, но продолжил. - А Толик, помнишь его? Тот по отделению на руках ходил, лишь бы ты на него внимание обратила. Помню, как «старшая» голосила, увидев пациента, идущего по коридору вверх ногами. А Дося лупила Толика полотенцем и обещала ему кару небесную за нарушение больничного режима. А какой режим он нарушил? Он просто в Таньку влюбился… \- Не говори ерунды, влюбился… Он меня уважал! – буркнула Татьяна. \- Ну да, конечно, уважал, - зло сказал Женька, - а сам мечтал… Татьяна вдруг посмотрела на Рыбакова и увидела его сердитое, красное лицо. \- Я, наверное, такая же красная и злая, - пронеслось в голове. – Что мы делаем? Ссоримся из-за надуманных причин. Мама сказала как-то, что ревность превращает человека в зверя. Сказала так, как будто пережила такое сама. Она никогда не говорила о том, почему они расстались с отцом. Видимо причиной развода была ревность. Я повторяю ошибку своих родителей! – ужаснулась она и погладила Женьку по плечу. \- Мы с тобой шли друг к другу так долго, мы счастливы, а можем потерять всё это по глупости в один миг. Прости меня! – дрогнувшим голосом сказала она. Женька больно стиснул женщину в своих объятиях и прошептал: \- Ещё в лагере, когда встретил тебя, я думал, что это дружба, пока не начал ревновать. Тогда и понял, что влюбился. А ты выбрось из головы эту Барби. Я никогда не променяю своё солнышко на лампочку, даже очень яркую. Всё, успокоились, - твёрдо сказал он и усадил Татьяну на диван. - Ты меня тоже прости... Целовались и обнимались, пока не позвонили в дверь и на пороге не появился Сергей Петрович. Он сообщил, что они со Светланой Борисовной обошли все магазины, скупили всё, что попалось на глаза и будут ждать Рыбакова возле его машины. \- На улице холодно, не май месяц и не Москва, а Север, - сказал Сергей, многозначительно посмотрев на Рыбакова и покачнулся, - поэтому просьба не задерживаться! \- Осень, опадают тихо тополя, Смотрит одиноко из ноздри сопля, - грустно продекламировал Сергей и удалился. \- Так я им и поверил, что по магазинам ходили! В кабаке всё это время сидели, - засмеялся Женька. – Нас не позвали потому, что я за рулём, а Светку ты небось интеллектом задавила, и она испугалась. Пьяного Серёгу на стихи про соплю потянуло! \- Интересно, Барби такая же пьяная? – не без ехидства спросила Татьяна, завернула Женьке с собой несколько бутербродов, и они расстались, договорившись о будущей встрече. Несмотря на бурное объяснение в любви с обеих сторон, тревожные мысли о красавице Барби Татьяну не покидали. Она даже спать стала плохо. Часто снился Женька рядом с красоткой в голубом платье. Через полгода Барби уехала на родину в Архангельск. Там жили её родители, готовые помочь. Ребёнка устроили в дом-интернат, где она будет проходить обучение. Девочку можно посещать каждый день и забирать на выходные и каникулы. Это устраивало Светлану Борисовну, и она без сожаления покинула посёлок, в котором для развития ребёнка-инвалида не было никаких условий. Татьяна тоже без сожаления услышала эту новость от Рыбакова, хотя, конечно, сочувствовала этой талантливой и красивой женщине. Правильно говорят: не родись красивой, а родись счастливой. После этой истории Татьяна поняла, что такое ревность, а ревнивый, что вшивый, не может спать спокойно. Теперь сон у Татьяны Владимировны наладился.

Неделя предстояла тяжелая, и Женькина болезнь была совсем некстати. \- В субботу нажрался в кабаке, по морозу раздетый носился, песни орал, дурак, - корил себя Рыбаков. Всё тело ломало, трещала голова, но самое обидное – не было голоса. А он, голос, был очень нужен особенно на этой неделе. Предстоял серьёзный финансовый отчёт и теперь вся надежда была на главного бухгалтера Михаила Михайловича. Старик жил здесь же в посёлке. Много лет назад он освободился из колонии, куда угодил вскоре после ВОВ по какой-то политической статье. Его разыскал отец Рыбакова и предложил работу. Несмотря на то, что Михаилу Михайловичу было уже за семьдесят, и он давно был на пенсии, старик поддался на уговоры и согласился. Предприятие небольшое, недалеко от дома, в подчинении всего два человека, можно и поработать. Отец рассказал, что бухгалтер – фронтовик. Два месяца был в немецком плену, бежал и продолжал воевать. Никаким проверкам почему-то не подвергался, как–то упустил его из виду СМЕРШ. Вспомнили о нём после войны и пришлось «сидеть». Отец не пытался выяснить всю подноготную судьбы бухгалтера и довольствовался тем, что рассказал ему сам Михаил Михайлович. После лагеря остался на Севере, жил в посёлке вместе с семьёй. Его реабилитировали, судимость сняли, сказали, что ошиблись. Работал главным бухгалтером в леспромхозе, а когда пришли лихие годы перестройки и предприятие развалилось, жил на свою небольшую пенсию. Выручал огород, рыбалка и охота. Отец подружился с Михаилом Михайловичем, хотя разница в возрасте у них была существенной. Бухгалтер был старше Александра Александровича на десять лет. Оба были фронтовиками, воевали от первого до последнего дня войны. Рыбаков с трудом поднялся по звонку будильника. У дивана, на котором он уснул одетым, на полу валялись коробочки с лекарствами, которые ему дала с собой Татьяна. \- В аптеку бегала, - вспоминал он. – Дома ни одной таблетки не нашла, сапожник без сапог, - горестно вздохнул Женька. Вспомнил, что была ещё бумажка, на которой своим аккуратным, красивым почерком (а ещё врач), подробно написала, когда и как принимать таблетки. Бумажки не было, потерял. Вчера Женька чувствовал, что заболевает. Это видела и Татьяна, но все свои рекомендации по лечению, она начинала со слова «если», поднимется температура, заболит голова и т. д. Ночью, по возвращении домой, как и предполагала обожаемый доктор, всё и началось. Рыбаков поднял лекарства с пола и сунул под подушку. Выпил чаю, чуть тёпленького, (от горячего болело горло) и всё равно покрылся испариной. Переоделся. На улице темень, глаз выколи, посветлеет только к обеду. Туман густой, значит мороз крепкий. Тёплый свитер, полушубок, штаны как у полярника, унты, лисью шапку и меховые рукавицы – всё пришлось напялить. В голове крутилось Бунинское: В молодые годы Не отставай от моды, Но, следуя за модой, Себя не изуродуй. \- Одет по самой последней поселковой моде, - хмыкнул Рыбаков, взглянув на себя в зеркало и отправился на работу. В густом тумане редкие прохожие напоминали привидения. Добрался до деревянного барака на окраине посёлка. Это контора его предприятия, по–современному – офис. Заглянул в бухгалтерию. Михаил Михайлович уже на месте, копается в бумагах. Кивнул Рыбакову, приветствуя, руки заняты. Прошёл в свой кабинет, небольшую комнату с письменным столом, самодельным шкафом, забитым книгами, и множеством стульев, на которые вечно натыкаешься. Небольшое окно с решёткой и шторкой ядовитого жёлтого цвета. Разделся, повесил полушубок на вешалку у двери, а шапку водрузил на полку что над вешалкой. \- Сейчас падать начнёт, - раздражённо подумал Рыбаков, с ненавистью глядя на свою огромную шапку. Она, конечно, сразу упала. Наклонился, чтобы поднять, и почувствовал, как закружилась голова. \- В обморок как баба не свалиться бы, - запаниковал Женька. Печка жарко натоплена, а ему холодно. – Температура, наверное, высокая. Нужно было, как приказала Татьяна, градусник поставить и таблетку принять, если что, - размышлял он. Зашёл бухгалтер, внимательно посмотрел на Рыбакова и спросил: \- Вы больны? С утра, как всегда, все вежливые и на «вы», потом – как пойдёт. Женька кивнул, пальцем показал на горло и скрестил руки перед собой, что означало «не могу говорить». \- Понятно, - в ответ кивнул старик и стал говорить громко, как будто перед ним глухой. \- Я всё подготовил для отчёта. Вам требуется только расписаться вот здесь, здесь и здесь, - кричал бухгалтер, тыкая пальцем в бумаги, которые принёс с собой. Рыбаков послушно поставил подписи в указанных местах и сел за стол. Жестами попросил Михаила Михайловича, которого за глаза для краткости звали Мих Мих, позвать к нему инженера. Тот явился незамедлительно, коротко отчитался о положении на предприятии. Внимательно посмотрев на хозяина, всё понял и предложил Евгению Александровичу идти домой и лечиться. Они все вместе справятся. Инженер ровесник Рыбакову. Умный, образованный мужчина. Сначала Женька удивлялся, что инженер с его достоинствами живёт и работает в этой глуши. Однако, пожив в глубинке несколько лет понял, что ошибался, думая, что всё лучшее в столице. Сначала, узнав, что «хозяин» из Москвы, Сергей Петрович (инженер) относился к Женьке с подозрением. Однажды, как бы в воздух, но так, чтобы Рыбаков слышал, выдал афоризм: «москвич – это национальность». Конечно, Женька обиделся, но со временем все недопонимания были преодолены, и молодые люди даже подружились. Рыбаков опять натянул шапку, полушубок и закрыв кабинет на ключ, вывалился в узкий коридор, где чуть не столкнулся с женщиной, буквально летевшей к своему кабинету. Опаздывала. Несмотря на мороз, она была в короткой норковой шубке, такого же цвета норковой шапочке, высоких сапогах и перчатках. Пушистый шарф закрывал половину лица. На ресницах, покрытых тушью, иней. Застывшие и накрашенные губы едва шевелились, и Женька услышал искажённое морозом приветствие от Светланы Борисовны – технолога. \- Красота требует жертв, - про себя прокомментировал он облик сотрудницы и представил, каким чучелом выглядел в глазах этой совсем молодой женщины. Он почувствовал себя глубоким стариком и, кивнув в ответ на приветствие, побрёл домой. \- Я старомоден, Вот расплата За то, что модным Был когда-то. – бормотал он по дороге, пытаясь сквозь жар, вспомнить откуда это четверостишие. – Маршак Самуил Яковлевич, - только и припомнил. – Да уж модным был, это точно, - вспоминал он банкет и себя с дурацкой бабочкой на рубахе в клетку. – Охламон! Правильно Марковна обзывается, - каялся он. Дома топились печи. Альбина сидела на кухне перед телевизором с большим бокалом чая в руках. На столе перед ней стоял телефонный аппарат, который благодаря длинному проводу можно было носить по всему дому. Рядом на тарелочке лежали баранки и кусочки сахара. Женщина была в спортивных штанах и толстом свитере. Увидев Женьку, она удивилась. Сегодня рабочий день и хозяин должен быть на своём предприятии. Рыбаков разделся, и с угрюмым видом молча прошёл в комнату мимо озадаченной Марковны. \- Что это с ним? – удивилась женщина. Обычно разговорчивый и острый на язык, он не мог пройти мимо, не сказав какой-нибудь колкости. Не спроста! Марковна на цыпочках подошла к двери в комнату и заглянула в неё. Хозяин лежал одетый на диване и смотрел в потолок. \- Эй, Жека, - потрепала она его по плечу, подойдя к дивану. Рыбаков посмотрел на женщину отсутствующим взглядом, показал на горло и скрестил руки на груди. \- Помирать собрался, - с ужасом подумала Альбина. Как-то зловеще зазвонил телефон, и Марковна бросилась на кухню. Звонила Катерина – подруга. \- Твой-то, дома? – спросила она таинственно. – Молчит? Альбина подтвердила, что её хозяин пока не произнёс ни одного слова. \- И не жди, замолчал, видно навсегда, - торопилась выложить подруга свежие сплетни. – Обет он на себя наложил. Обет молчания, мы с бабами так рассудили, - трещала Катерина. – Его на днях у монаха этого, как его, отца Степана видели. Вот он твоего буржуя и заколдовал. \- Свят, свят, свят, - пробормотала Марковна и перекрестилась. **\* \* \*** Отец Стефан появился в посёлке недавно. Его благословили на время покинуть монастырь, где он подвизался несколько лет, чтобы ухаживать за больной матерью. Он рано уехал из дома, поступив в медицинское училище в столице республики. После окончания училища по распределению работал фельдшером в отдалённом северном посёлке. С работой справлялся, она ему даже нравилась, но хотелось чего-то большего чем измерять давление и делать магнезию старухам, которые только и оставались в умирающем селе. Однажды он попал в церковь на Богослужение в столице, куда приехал по своим медицинским делам. Церковная служба произвела на него большое впечатление. Вскоре он крестился и стал часто появляться на Богослужениях, с большими трудностями добираясь из своей деревни до столицы. Это было время, когда по всей стране стали открываться монастыри и приходские церкви. Посещать Богослужения стало модным и по телевизору часто показывали, как первое лицо государства стоял в церкви с большой свечой в руках. \- Как со стаканом, - потешались ехидные старушки, не веря в преображение партийного функционера и алкаша, за которым в церковном народе закрепилось прозвище - Подсвечник. Церкви открывали, а фельдшерско-акушерские пункты и другие социальные объекты, особенно на периферии, закрывали. Закрыли и медпункт, в котором работал отец Стефан, в то время ещё Степан Николаевич. Это известие юноша воспринял с радостью потому, что теперь перед ним открывался совершенно другой путь, о котором он мечтал последнее время. Он поехал в знаменитый Ульяновский монастырь, где сначала просто трудился, потом подвизался как послушник, а через два года его постригли в монахи с именем Стефан. Из дома стали приходить тревожные вести о том, что тяжело заболела мать и он вынужден был отправиться к ней исполнять свой сыновий долг. Для родного посёлка, куда прибыл отец Стефан, появление молчаливого монаха в чёрной одежде, было событием. Отец Стефан вёл уединённый образ жизни, практически ни с кем не общался, но молодёжь посёлка, особенно его одноклассники и друзья детства, стали собираться вокруг него. Вскоре, образовался своего рода кружок. Собравшиеся гости обычно ютились в домике, собственноручно переделанным отцом Стефаном из сарая во дворе материнской избы. Здесь он ночевал и молился. Стены небольшого помещения были увешаны бумажными иконами, которые хозяин вырезал из церковных календарей и освещал в городском храме, куда часто ездил на старом «жигуле», оставшемся от отца. На «посиделках» отец Стефан рассказывал о Боге, Евангелии, святых, особенно о тех, кто прославил их Северный край. Молодой человек не блистал ни красноречием, ни образованием, но искренняя вера и убеждённость в том, о чём он говорил, привлекала к нему людей. Некоторые стали даже подражать своему наставнику: переоделись во всё чёрное, приобрели церковные книги, стали молиться и даже ездить в город на Богослужения. Многие под его влиянием крестились. Большинство же жителей посёлка считали отца Стефана сектантом, или даже колдуном, а его последователей «чокнутыми». Ходили слухи, что монах заставляет всех принимать какие-нибудь обеты. Например, не жениться, зарплату отдавать на нужды церкви, не стричься, не бриться, и вообще не мыться. Конечно, это было неправдой, а домыслы рождались после просмотра «телевизора», где часто показывали всяких колдунов, сектантов и магов, которых развелось в стране несметное количество. Действительно, Рыбаков недавно заходил к отцу Стефану, чтобы попросить его освятить производственный цех и другие помещения. Оказалось, что это отцу Стефану «не по чину», он просто монах, а не священник. От бдительных и вездесущих женщин посёлка этот факт не утаился, и они стали предполагать к чему бы это. **\* \* \*** \- Так вот в чём дело! – ужаснулась Марковна. Она бросила трубку, быстро оделась и помчалась домой. На комоде в спальне стоял стеклянный пузырёк из-под кетчупа. На этикетке, сообщавшей, что в бутылочке шашлычный соус, шариковой ручкой были написаны две крупные буквы «С» и «В» (святая вода). Этот пузырёк Марковне привезла из города дочь Нина, которая стала иногда ходить в церковь. Имя дочери дал покойный муж в честь своей матери. Альбина же хотела для девочки красивое и необычное имя. Во время беременности Марковну перевели из леса на лёгкий труд в контору, где среди прочих работал бывший «политический» зэк, старик из Питера. Он часто получал письма от жены, которую звали Стелла. Старик говорил, что в переводе это слово означает звезда и это полностью соответствовало облику его супруги, которая была актрисой театра. Это необычное имя покорило сердце Марковны. Она мечтала, что, если родится дочь, назовёт её звездой – Стеллой. Альбина долго сожалела, что по требованию строгого мужа остановились на таком простецком имени - Нина. Ну хотя бы Нинель назвали, а то просто – Нина, а этих Нин в посёлке пруд пруди. Досада продолжалась пока в районе не началось освоение газового месторождения. У придорожного кафе на повороте к посёлку газовиков поставили железобетонную вертикальную махину с изображением факела, который держал в руках мужик в рабочем комбинезоне. Этот указатель все стали называть стелой, и Марковна смирилась с простым именем дочери. Вручая матери пузырёк, Нина пояснила, что святая вода помогает от колдовства, сглаза и всякой порчи. Это как раз то, что надо. Альбина быстро вернулась к хозяину и, не раздеваясь, забежала к нему в комнату. Женька спал на диване в той же позе. Марковна трясущимися руками налила целую пригоршню воды и брызнула Женьке в лицо. Он открыл глаза, вскочил с дивана и уставился на Альбину. Потом повертел пальцем у виска, осуждающе глядя на Марковну. \- Жека, что с тобой? - заплакала женщина и стала краешком белого, расписного платка вытирать капельки воды с его лица. Рыбаков отстранил Марковну, которая голосила над ним как над покойником, взял со стола ручку и на полях газеты написал: я заболел, болит горло, не могу говорить. Вечером позвони Татьяне. \- Отживел, слава Богу, - обрадовалась Альбина и стала жестами, будто она тоже была с выключенным звуком, показывать не хочет ли он есть. Потом, спохватившись, спросила: \- Наверное сегодня ничего не ел? А поесть надо! Я мигом! - радостно кричала она с кухни. Прихватила несколько стеклянных банок, маленькую кастрюльку и как вихрь полетела в столовую. Вернувшись, она заварила свежий чай и разложила на журнальном столике перед Женькиным диваном аппетитные пирожки и сырники, которыми славились здешние повара. Женька с удивлением смотрел на всю эту суету. Он сел на диване, поправил подушку, из-под которой высыпались лекарства. Марковна достала из этого вороха коробочку на которой было написано «ацетилсалициловая кислота». \- Температура какая у нас? – суетилась Марковна как возле больного ребёнка и протянула Женьке градусник, который через пять минут показал почти тридцать девять градусов. Альбина потребовала, чтобы хозяин принял аспирин и пугала его тем, что аспирин - кислота, хуже паяльной, вмиг язву в желудке прожжёт, если проглотить его натощак. Убедившись, что Женька послушно съел сырник и попил чаю, протянула ему таблетку. Довольная собой, она укрыла Женьку пледом и стала ждать перед телевизором вечера, чтобы позвонить Татьяне, которая в это время должна вернуться с работы. Татьяна позвонила сама и Марковна, как дежурный офицер штаба доложила главкому обстановку на передовой. Татьяна пообещала завтра приехать и продиктовала Марковне, какие лекарства должен принимать больной. **\* \* \*** После звонка в посёлок, Татьяна расстроилась. Хуже всего, что поговорить с Рыбаковым было невозможно. \- Добегался раздетым по морозу, дурень. Ревность его замучила, - сердилась Татьяна. - Надо же было так орать, что сорвал голос. С другой стороны, пусть помолчит. Такому балаболу как Женька, это полезно, - размышляла она. На следующий день после общей планёрки Татьяна задержалась в кабинете главного врача и попросила Матильду отпустить её и ЛОР-врача с работы пораньше. \- Пораньше, это когда? – сурово уточнила Надежда Харитоновна. \- В двенадцать часов. Хороший знакомый заболел, надо помочь, – ответила Татьяна Владимировна. \- И кто это, если не секрет? – заулыбалась Матильда. \- Секрет, - отрезала Татьяна. \- Я слышала, у тебя роман с одним из бывших жуликов. Не боишься? – тихо спросила Матильда. \- Не боюсь! – с вызовом ответила Таня и покраснела. - Он порядочный человек, а от тюрьмы и сумы зарекаться, сами понимаете… \- Ладно, не обижайся, - примирительно сказала главный врач. – Я, кстати, его помню. Умный, воспитанный, а самое главное для нас девочек – красивый. Я и отца его помню, хотя прошло много времени, беседовала с ним. Такие люди запоминаются. \- Так можно мне вместе с Алексеем уйти в двенадцать часов? – нетерпеливо спросила Татьяна и, получив утвердительный ответ поспешно вышла из кабинета. Она побежала в хирургию, чтобы уговорить Алексея – ЛОР-врача съездить с ней в посёлок к больному Рыбакову. Лёха обрадовался перспективе смыться с работы на целых три часа раньше и пошёл согласовывать это с Германом Афанасьевичем, начальником отделения. Герман, конечно, согласился помочь Татьяне, - лучшему доктору всех времён и народов, как он не без издевательства частенько характеризовал коллегу. ЛОР–врач совсем молодой. Он младше Татьяны на целых десять лет и относился к ней как к наставнику, хотя она была терапевтом, а профессия отоларинголога относится к хирургии. Алексей сразу после интернатуры был направлен в больницу для осуждённых в хирургическое отделение, где была свободна ставка ЛОР-врача. Алексей – красивый, высоченный, кудрявый парень пришёлся в больнице ко двору благодаря весёлому нраву, чувству товарищества, которое необходимо при такой опасной и ответственной работе как работа «за колючкой». Его рост наталкивал на прозвище – Длинный, но в отделении уже был Длинный Олег и за новичком закрепилось погоняло – Молодой, что соответствовало его возрасту и стажу. Молодой с уважением относился к Татьяне, обращался к ней на «вы» и по имени и отчеству. Он был наслышан об этой уникальной женщине не только как о профессионале, но и как о человеке, готовым пожертвовать даже квартальной премией и личным временем ради своих пациентов. Авторитет Татьяны Владимировны был таким, что как говорили «жулики», даже воры в законе, говорили с ней шёпотом. Когда позволяло время, Алексей часто приходил в «терапию», чтобы поприсутствовать на консилиуме или просто на обходе, которые проводились в отделении. Татьяна была убеждена, что основа медицины – это терапия и часто повторяла юному ЛОР-врачу: хирургом можешь ты не быть, но терапевтом быть обязан. Захватив с собой всё, что необходимо для осмотра больного, Алексей к назначенному времени вышел из зоны. Вскоре подошла Татьяна Владимировна. Алексей был северянином. Он родился, закончил школу в этом городе и хорошо знал посёлок, в который ему предстояло ехать. Там были знаменитые грибные места, тоже знакомые Алексею. Разместились в машине и тронулись в путь. Молодой был «продвинутым» во всех отношениях. Машина у него была японская – Мицубиши, подаренная родителями. Он первый среди докторов приобрёл мобильный телефон. Татьяна ничего не понимала в технике, особенно современной, поэтому «мобилу», как выражались её больные, она долго не покупала потому, что не видела никакого смысла в этой игрушке. При входе на территорию больницы телефон нужно было сдать и получить только вечером, когда возвращаешься домой. Позвонить кому-то в город можно было со стационарных телефонов, которые были в штабе и у дежурного офицера, дома телефон тоже имелся. Компьютера и интернета у Тани тоже не было, что Лёха воспринимал как отсталость. \- Какая вы всё-таки старенькая, Татьяна Владимировна, - хамил Алексей, и ждал ответного паса от Татьяны, которая в долгу обычно не оставалась. \- Щас как дам фаустом по гезихте, - серьёзно ответила женщина. \- Я вашего тюремного жаргона, Татьяна Владимировна, не понимаю, - хохотнул Лёшка. \- Это, юноша, - голосом умудрённой жизненным опытом старушки промолвила Таня. - Это язык великого Гёте. А в переводе означает, что, если будешь хамить, получишь кулаком по наглой морде. На дорогу смотри! Во время путешествия Алексей рассказал, как они с Длинным Олегом развлекались в прошедшие выходные. В повествовании, как в голливудском боевике мелькали виски, драки, погони и обольстительные красавицы. Закончилось всё тем, что ночевать Лёхе пришлось у Длинного в малосемейке. До дома добраться у Молодого не получилось, поэтому жена с ним не разговаривает второй день. \- Олег один, а у тебя семья! Нашёл с кем связаться, - ругала Татьяна коллегу. \- Мне с ним интересно, - оправдывался Молодой. - Мы с Длинным однажды в такой переплёт попали, - решил поделиться ещё одним воспоминанием доктор. \- Я поняла, два дебила – это сила, - прервала Татьяна рассказ. Она с интересом смотрела по сторонам. Вдоль шоссе заснеженная тайга, снег в лучах застенчивого солнца искрится! Красота! Того гляди мишка из чащи выскочит или Мороз Иванович в роскошной шубе и с посохом появится, а у Молодого вискарь, бабы, и прочие атрибуты мальчишников. Надоело! \- Музыку включи, - попросила Татьяна, но из репродуктора раздался хрип и какое-то бульканье. \- Вот глухомань-то, даже радио не работает, - посетовал Молодой. **\* \* \*** В посёлке Татьяна была впервые. Быстро нашли дом Рыбакова и Татьяна робко постучалась в дверь. На пороге появилась радостная Марковна, вышел и Женька. Он помог раздеться Татьяне, крепко пожал руку Молодому, попытался произнести своё имя при знакомстве, но издал какой-то писк. Марковна в своём белом платке метелицей вилась вокруг долгожданных гостей. Проводила Молодого в комнату, поставила настольную лампу на журнальный столик и Алексей приступил к осмотру пациента. Татьяну хозяйка усадила на кухне и подробно рассказала ей о состоянии больного. С её слов Женьке немного лучше. Температура почти нормальная, появился аппетит. \- Как он меня давеча напугал, - жаловалась она Татьяне. – Катерина сказала, что он обет молчания на себя взял. Ну думаю, косоворотку напялит, бороду отрастит, лапти наденет и пойдёт по посёлку людей пугать. Есть у нас уже такой чудак. А лапти-то Жека как-то примерял. У меня в сарае валяются! Помню, сто лет назад дети откуда-то притащили, хотели в школьный музей отнести. Даже старинную загадку мне загадали: мол, крестов много, а почёта нет. Думала–думала, - Альбина вопросительно посмотрела на Татьяну, (отгадаешь?), но Татьяна отрицательно покачала головой. – Вот и я не догадалась, что это лапти. Марковна говорила без перерыва, потом вдруг осеклась, увидев тревожный взгляд Татьяны. \- Да вы Танечка не волнуйтесь! Что с этим бугаём будет? – пыталась успокоить она женщину. - Здоровый чёрт! А то, что молчит, это к лучшему. Сколько я от него натерпелась! Обзывается! Меня МаркОвной дразнит! Татьяна с улыбкой слушала все эти сетования на своего любимого и улыбалась. \- Любит без памяти этого охламона, бедненькая, - вздохнула Альбина. Вскоре появился Молодой, отчитался перед Татьяной за осмотр, сказал, что привёз Рыбакову чудодейственный спрей, после применения которого восстановление голоса произойдёт очень быстро. \- Ой, не пугайте меня, - запричитала Альбина. – Опять собачится будем, а сейчас так хорошо, тихо! Она стала угощать Молодого чаем, пирожками, рассказывала о жизни в посёлке. Татьяна зашла в комнату, осмотрелась, потрогала изразцы печки, прижалась к ним спиной, потом подошла к дивану и, увидев вырезку из газеты, висевшую в рамочке над Женькиным ложем, сказала тихо: \- Вот так всё начиналось. - Она улыбнулась и присела на диван. Женька молча обнял её и погладил по волосам. \- Какой ты красивый и хороший, когда молчишь, - засмеялась она. – Правду говорят, что молчанье – золото. Золотой ты мой… Женька смотрел на женщину счастливыми глазами, улыбался. \- Я напишу тебе письмо, - нацарапал он на газете. \- Я буду ждать, - прошептала Татьяна. Темнело быстро и пора было собираться в обратный путь. Перед отъездом собрались за столом, чаёвничали. Загрузили в машину две трёхлитровые банки Женькиных солёных груздей и поехали. **\* \* \*** Ещё несколько дней Рыбаков лечился дома и наслаждался тишиной. Он помнил о своём обещании написать Татьяне письмо. В голове была одна муть, но было непреодолимое желание сказать ей так много именно сейчас, когда он не мог этого сделать. Вот когда начинаешь ценить слова! Женька достал с полки книгу избранных стихотворений М. Ю Лермонтова и написал любимой: Без вас хочу сказать вам много, При вас я слушать вас хочу… Что ж делать? Речью неискусной Занять ваш ум мне не дано… Всё это было бы смешно, Когда бы не было так грустно. Сергей Петрович (инженер), который ежедневно навещал Рыбакова, должен был ехать в город и Рыбаков поручил ему опустить письмо в почтовый ящик Татьяниной малосемейки. Марковна приходила каждый день, прибиралась, ходила в столовую и в магазин за едой, а печи Женька топил сам. Садился на низкую скамеечку и приоткрыв дверцу, молча глядел на пламя. Он вспоминал всю свою жизнь, которая теперь казалась ему такой же непредсказуемой, как огонь, вспыхивающий на поленьях и разгорающийся в завывающее пламя. Какие повороты, зигзаги сделала его судьба! Протащила его через счастливое детство, успех, счастье семейной жизни, к позору следствия и суда. Через изолятор и зону, где ломаются судьбы и грубеют сердца, к встрече с Татьяной, без которой теперь он не представлял своей жизни. Состояние улучшалось. Спрей, о котором говорил ЛОР, действительно был чудодейственным. Голос возвращался, но Рыбакову говорить уже не хотелось. Ему понравилось это состояние, когда тебе все говорят и выговариваются до конца, а ты молчишь, не прерываешь собеседника и, поэтому узнаёшь о событии гораздо больше чем обычно. Как говорится, поменьше говори, побольше услышишь. Работать всё равно приходилось, только дома. Каждый день приходил Мих Мих, рассказывал о делах на предприятии. Как многие финансисты он был подозрителен до маниакальности. Возможно, это было наследие лагеря, где подвох можно было ожидать где угодно и от кого угодно. Бухгалтер как один из персонажей великого Грибоедова был искренне убеждён, что «умный человек не может быть не плутом», поэтому подозревал многих своих сотрудников в каких-либо махинациях. Рыбаков не разделял взглядов Мих Миха, но полагал, что такая бдительность не помешает. Впоследствии, анализируя ситуацию, которая с ним приключилась, он уже в который раз убедился, что всё, что ни делается, - всё к лучшему. За время своей болезни и вынужденного молчания он, как ни странно, лучше узнал своих сотрудников. Марковна явилась ему в образе тихой, заботливой сестры, а Татьяне пришлось фактически признаться главному врачу в своей связи с бывшим заключённым, что, конечно, не приветствовалось администрацией, и требовало мужества с её стороны и жертвы ради любви.

Марковна подозрительно долго надевала пимы. Дверь на кухню была открыта и боковым зрением Женька наблюдал как она то что-то рассматривала на подошве, потом внутри сапожка, нехотя обувалась, потом снимала пимы, и с болезненной гримасой опять напяливала их на ноги. \- Подслушивает, - догадался Рыбаков, и стал говорить тише. Он звонил Татьяне, чтобы договориться о свидании в субботу. На его предложения о планах на грядущие выходные женщина отвечала уклончиво, неопределённо и это было странно. В конце концов Женька разозлился и спросил прямо: \- Я не понял, мне приезжать или нет? В ответ он опять услышал невнятное Татьянино бормотание и бросил трубку. Врать Танька не умела, что-то случилось и причину этого она пыталась скрыть. \- Я бы на месте Татьяны Владимировны, - вдруг подала голос Марковна, - никогда бы с таким охламоном не связалась. Такая женщина культурная! А ты! Рыбаков вышел на кухню. Марковна укоризненно посмотрела на Женьку и горестно вздохнула. \- Я на днях поговорила с твоим отцом, Сан Санычем, - женщина победоносно взглянула на «хозяина». – Он тоже считает, что ты недостоин приличной женщины! Рыбаков уставился на Марковну, испепеляя её взглядом. \- Не ври, не мог он такое сказать! Ты бате рассказала про Татьяну? – вдруг догадался он. - Кто тебя просил? – не переставал возмущаться Рыбаков. - Нужно будет, я сам обо всём расскажу родителям. Марковна поднялась со стула и стала медленно, чтобы успеть высказать все претензии «хозяину» наматывать на голову и шею длинный, вязаный шарф. \- Такие родители у тебя культурные, - продолжала ворчать она, - а ты дурак дураком. – Она подошла к вешалке. - Всё-таки, я думаю, подменили тебя в роддоме. Ну не может быть у такого культурного человека, как Сан Саныч, такого сына! \- Опять за своё! Смени пластинку! Какие ко мне претензии? – закричал Рыбаков. – Он был в ярости, но, конечно, не из-за Альбины, к ворчанью и ругани которой он давно привык. – Татьяна, милая Татьяна, - крутилось в голове, – что случилось с тобой, почему ты не хочешь меня видеть? \- А кто курит в комнате? Потолок весь закоптил! – тоже закричала Альбина. - Свет никогда не выключаешь! Устраивает тут иллюстрацию… Марковна остановилась, соображая, что за слово она сгоряча выпалила. – Вдруг оно неприличное, а она культурная дама. Рыбаков тоже призадумался о том, что хотела сказать его домработница – Может иллюминацию, - нерешительно подсказал он. Марковна набрала воздух в лёгкие и заголосила, выплёвывая нецензурные слова с такими витиеватыми оборотами, что Женька в очередной раз открыл рот. \- Ты отцу рассказала то, о чём тебя не просили, - вновь закричал он, прервав поток её ругани. – И кто ты после этого? Женщина возмущённо надевала пальто, гневно поглядывая на Рыбакова. \- И кто я после этого, - с вызовом посмотрела она на «хозяина». \- Кто, кто! МаркОвна в пальто, - зло сказал Женька. Марковна ушла и так шарахнула дверью, что Рыбакову показалось, что он получил удар шумовой гранатой, как герой очередного боевика, которые без конца крутили по «ящику». В пятницу в город всё равно ехать пришлось, по делам. В большом магазине купил несколько коробок конфет. Они требовались, чтобы секретарши, которые сидели перед кабинетом каждого начальника, были более благосклонны к посетителю и поскорее организовали встречу со своими «боссами». Так они называли своих мелких, как развесная килька в поселковом магазине, чиновников. Рыбаков солнечно улыбался всем этим тёткам, сыпал комплиментами, уговаривал принять подношение, а сам думал о том, что случилось с Татьяной. Наконец, всё, что он запланировал на сегодняшний день было сделано, и можно было возвращаться в посёлок. Предстояли скучные, заполненные бумажными делами выходные. Сидеть дома, перебирать бумажки и ругаться с Марковной, такова перспектива на два дня. \- Этому не бывать! – решил Рыбаков. Он добрался до гостиницы, заселился, заказал ужин в номер, после которого завалился спать. Утром в субботу несколько раз звонил Татьяне, но она не ответила, видимо её не было дома. – Где её носит? – злился он. Позвонил Наталье Николаевне, которая сообщила, что сегодня в ресторане празднуется юбилей Славы Симонова, на который приглашена и Татьяна. Наташа тоже в числе приглашённых, но присутствовать на банкете не сможет, так как муж как всегда на дежурстве, а детей одних дома оставить нельзя. \- Вот есть же приличные женщины, дома сидят, а не таскаются по ресторанам. – раздражённо думал Женька. - А Олег Длинный приглашён? – поинтересовался Рыбаков и получил ответ, что Длинный болен, лежит в больнице. – Уже легче, - вздохнул Женька. Мимоходом он выяснил у Наташи в каком ресторане состоится банкет. Оказалось, в ресторане «Север». Это на первом этаже гостиницы «Север», в которой Рыбаков остановился. В этом городе всё было – «Север». Большой магазин, где он затаривался конфетами назывался «Северный», улица – «Северная», и даже забегаловка, из которой почти ползком выбрался облезлый мужик, носила романтическое название «Северное сияние». \- Ну никакой фантазии! – ворчал Рыбаков. Он прогулялся по городу, и прогулка ему показалась необычной. Наконец сообразил, что впервые путешествует без машины, которую пришлось оставить в посёлке. Ездить на дальние расстояния в такие морозы при отсутствии тёплого гаража, было опасно. Пришлось оставить свой джип дома и добираться до города с попутной поселковой машиной. Мысли крутились вокруг юбилея и Татьяны. Постепенно он понял, почему она мялась и не пригласила его к себе. В ресторане собиралась компания сотрудников зоны, и её работники вряд ли обрадовались бы обществу Рыбакова, бывшего зэка. Многие помнят его как заключённого и вдруг на юбилее у начальника оперативной службы майора Симонова он будет присутствовать. ` `- Всё правильно, - с горечью констатировал Женька. Гусь свинье не товарищ! Нужно смириться! И вообще нужно переезжать туда, где никто не знает о его прошлом. Однако, так не хотелось проводить выходные без любимой Таньки. Да и обида, несмотря на все очевидные обстоятельства, не давала покоя. \- Могла бы и отказаться от приглашения, - злился Рыбаков. – Конечно, своего любимого Славочку не хотела обидеть! А как же я? - размышлял он. – Ну ничего, я ей покажу как любовью пренебрегать, - мстительно думал Женька. - Всё равно пожрать где-то будет нужно, вот и пойду в ресторан «Север», - планировал он. Остатки дня провалялся в номере изучая местную прессу, заполненную рекламой и статьями о мошенниках и аферистах. Собрался в ресторан быстро. К своему джинсовому костюму надел свежую рубашку в мелкую клетку цвета бордо. В одном из карманов джинсов обнаружил чёрный галстук–бабочку. Отец в свой очередной приезд ходил в этом галстуке на какой-то концерт и произвёл фурор в доме культуры. Немного подумав, Рыбаков надел бабочку, зачесал волосы со лба назад и посмотрел на себя в зеркало. \- Типичный брачный аферист! – прокомментировал он своё отражение и пошёл ужинать. В ресторане гудело множество голосов, брякал инструментами небольшой оркестр на эстраде, периодически раздавались громкие возгласы и аплодисменты. Свободных столиков не было. Женьке предложили расположиться, вместе с двумя дамами, которых он даже не собирался рассматривать. Получив разрешение присесть рядом, он опустился на стул, уткнулся в меню, а сам украдкой следил за многочисленной и шумной компанией из больницы, в которой он сразу заметил Татьяну. Обзор закрывали два огромных бокала, стоящих перед ней и красавицей Ольгой. На дне бокалов багровели остатки вина. \- Стало быть уже навеселе, - оценил обстановку Женька и переставил стул, чтобы улучшить себе обзор. \- А расфуфырилась–то! Прям пожарная машина! – насмешливо думал он, наблюдая за Татьяной. Она была одета в знакомое красное платье, рядом лежал чёрный лакированный клатч. Волосы замысловато уложены, а кудряшки свешиваясь, на лоб, придавали лицу наивное выражение. Она сидела рядом с именинником, смеялась и перешёптывалась со Славой. \- Ах так, - окончательно разозлился Рыбаков. – Я тебе покажу! \- Гарсон! – крикнул он и щёлкнул пальцами. Возглас не имел никакого отклика, только соседки стали украдкой приглядываться к Рыбакову. Он вскочил, склонил голову в приветствии и с чувством сказал: \- Милые дамы, разрешите представиться – Остап - Сулейман, - Берта - Мария Бендер бей, - выпалил Женька. - Для друзей просто Ося, - добавил он. Женщины ошарашенно смотрели на него. На лице одной из них отразился целый рой мыслей. Она мучительно вспоминала и никак не могла вспомнить откуда этот пассаж и тихо представилась – Александра. Другая, что помоложе, с нескрываемым восторгом, который сменил недоумение, взглянула на Женьку и промолвила - Маргарита. На вид им было около тридцати лет или чуть больше, а может и меньше. \- Мой любимый возраст, – в душе хохотнул Рыбаков. Он поцеловал женщинам руки и повторил призыв официанта с более грозной интонацией. К их столику подошла средних лет официантка и осуждающе посмотрела на Рыбакова. \- Нет у нас гарсонов, вы не в Париже, - устало сказала она. – Что будете заказывать? \- Для начала, - охамел Рыбаков, - поменяйте скатерть, – он указал на небольшое пятнышко на скатерти. – Дамы, выбирайте, что пожелаете! – голосом светского льва сказал он и подвинул к женщинам меню. Они поспешили отказаться от предложения. – Ну, как говорится, потчевать можно, неволить грех! А пить мы будем коньяк и шампанское. Я угощаю, - поторопился предупредить он забеспокоившихся женщин. – Согласны? – спросил он их строго как в загсе. Обе покорно кивнули. Рыбаков пристально наблюдал за Татьяной, не забывая, однако, непринуждённо трепаться. Он выяснил, что дамы и Александра, и Маргарита приехали в город в командировку и остановились в этой же гостинице. Женщины были миловидными и скромными. Как все провинциалки они постоянно были настороже. Мошенников и аферистов развелось вокруг тьма. Телевизор ежедневно сообщал о случаях, когда доверчивые люди попадали в лапы этих негодяев. Рыбаков сразу понял, что дамочки опасаются, что он один из них. Наверное, всё быстро съест, выпьет и сбежит, оставив их наедине с разъярённой официанткой, которая будет требовать оплатить счёт. Чтобы успокоить своих визави, Рыбаков предложил официантке, когда она принесла заказанные блюда и выпивку, сразу сделать расчёт, на что она немедленно согласилась. Соседки ели заказанный раньше десерт, а Женька наливал им шампанское. За столом товарища майора раздавались тосты, слышался смех, крики «ура». Выпив коньяку, Рыбаков ощутил прилив бодрости и наглости и, дождавшись медленной мелодии, пригласил на танец миниатюрную Маргариту, которую стал называть Марго. Под влиянием шампанского женщины расслабились и уже не смотрели на Рыбакова как на замаскированного афериста. Марго неплохо двигалась, и Женька даже стал получать удовольствие от этой тягучей мелодии и танца. На эстраде страдал саксофон, музыкант закатывал глаза, и Женька вдруг почувствовал такую тоску, что впору заплакать от обиды как в детстве, а Танька, зараза, веселилась, не подозревая о его муках. Женька тряхнул головой, избавляясь от нахлынувшей мерехлюндии, но решил, что немедленно уйдёт из ресторана, когда закончится танец. Когда саксофон, последний раз всхлипнув, замолчал, он усадил Марго на место и сообщил дамам, что намерен их покинуть, как только дожуёт свой лангет. Женщины огорчились и как наивные провинциалки даже не попытались это скрыть. \- У нас такая хорошая компания, товарищ Бендер, - вдруг со смехом сказала Александра. – жаль расставаться. \- Для друзей просто Ося, - тоже со смехом напомнил Женька. – Завтра меня обещал принять сам, - Рыбаков поднял глаза на потолок, - нужно быть в форме, - трепался он. \- Завтра воскресенье, и он, - Александра тоже посмотрела на потолок, - не работает. \- Вы думаете? В таком случае, Ося к вашим услугам! – со смехом сказал он. – Что мне делать в номере одному? Страдать? – подумал он, взглянув в сторону Татьяны. – Да и девчонки попались классные! Разоблачили меня, молодцы! Зазвучала быстрая мелодия. Рыбаков вытащил обеих женщин из-за стола, и троица стала отплясывать в середине зала. За столом именинника народ зашевелился и стал присоединяться к танцующим. Рыбаков подрулил к Татьяне, которая сидела за столом спиной к танцполу и болтала с каким-то мужчиной. Он легко, будто невзначай толкнул её в плечо, и, когда женщина повернулась, манерно сказал: - Пардон, мадам! Татьяна, увидев Женьку, счастливо заулыбалась, а он стал выделывать около своих новых знакомых такие замысловатые «па», что Татьяна задумалась и загрустила. Рыбаков со своими девушками не пропускал ни одного танца. Красавица Ольга - врач дерматолог не была знакома с Рыбаковым. Она никогда не проявляла рвения к работе и, уезжая в свой северный двухмесячный отпуск на родину в Саратов, исчезала из больницы минимум ещё на три месяца сверх отпуска. Имея хроническое заболевание, она на все двести процентов пользовалась им и «сидела» на «липовых» больничных, которые оформляли ей врачи-однокурсники. Многое в жизни больницы и терапевтического отделения проходило мимо Ольги. Именно поэтому она пропустила тот знаменитый ремонт в отделении, который закатила сестра-хозяйка Дося на средства, пожертвованные Рыбаковым. \- Смотри, какой красавчик, наверное, артист, - шепнула она Татьяне, присматриваясь к Рыбакову. Таня насторожилась. Никто из мужчин не мог устоять против Ольгиных чар, а её явно заинтересовал темпераментный Рыбаков. \- Точно не артист, скорее турецкоподданный! – грустно пошутила Таня. Женька дождался очередной медленной мелодии и пригласил на танец Татьяну. \- Обиделся? – тихо прошептала она Рыбакову в ухо. Женька промолчал. Он чувствовал, как алкоголь расслабляет его и выяснять отношения под эту чудную мелодию ему не хотелось. Хотелось крепко держать в своих руках эту арматуру, что называлось фигурой Татьяны Владимировны, и не отпускать всю жизнь. Музыка закончилась, и Женька проводил свою партнёршу на место. За их танцем внимательно наблюдали новые знакомые Рыбакова. \- Кто это? – спросила Маргарита. \- Моя первая учительница, - брякнул Рыбаков. Он увидел нескрываемое удивление на лицах женщин. \- Так молодо выглядит, стройная как модель, - рассуждала наивная Маргарита, а Александра откровенно смеялась. \- Прикидывается молодой и стройной, - серьёзно вещал Женька, - А вообще ей скоро на пенсию! \- Инженер! – вдруг окликнул его знакомый, но полузабытый голос из прошлого. К их столику подошёл пьяный, среднего роста молодой человек и, чуть не упав на Женькину тарелку, завопил: \- Привет братан! Я только откинулся! Ты как? Слышал у тебя всё на мази… Это был Чума - бестолковый и наглый парень, по фамилии Чумаков, с которым Женька в зоне жил в одном бараке, а потом пристроил его к себе в цех, в котором работал инженером вплоть свободы. Рыбаков тяготился этим знакомством, которое прервалось на несколько лет после освобождения Женьки. \- Всё нормально! – поспешил ответить Рыбаков. – Пойдём покурим, - предложил он, придерживая «братана» под руку. – Девочки, - обратился он к Марго и Александре, - Я мигом… \- Твои тёлки? – поинтересовался Чума. – Ничего так, а я себе такую кралю присмотрел, - промямлил мужчина, оборачиваясь в сторону Славиного стола. Там сидела красавица Ольга. Она была обладательницей пышной груди, широких бёдер и осиной талии. Все свои достоинства она умело подчёркивала, а стройные и длинные ноги демонстрировала без всякого стеснения за счёт мини юбок и принимаемых поз, когда сидела, закинув одну ногу на другую. Все аргументы о том, что современным мужчинам больше нравятся длинные и худые женщины, разбивались, когда в обществе появлялась Ольга, и все взоры устремлялись на неё. К портрету следует добавить римский профиль и серо-голубые глаза. Однако, фишкой Ольги были шикарные русые, длиной до поясницы, волосы. На работе они были собраны в нелепый комок на затылке, а в торжественных случаях Ольга распускала их, сводя с ума мужчин. Женщина подкрашивала волосы, добиваясь золотого цвета. Один из офицеров, впервые увидевший Ольгу воскликнул – Лорелей, златовласая дева! Однако, никакие романтические прозвища к Ольге не прилипали. Она была слишком приземлённой. Мужчины, привлечённые её красотой, быстро разочаровывались, и личную жизнь после развода с мужем Ольга наладить так и не смогла. Она была очень практичная и принимала решения только взвесив все обстоятельства и выгоду от них. Женька с Чумаковым зашли в комнату на которой было написано, что это место для курения. После обмена информацией об общих знакомых, болтали о пустяках. Чума после нескольких лет колонии, всё ещё не мог адаптироваться к нормальной жизни и первое, что ему нужно было сделать, по мнению Рыбакова, прекратить материться. Он сквернословил постоянно и гадко. \- Послушай, Чума, - обратился Женька к приятелю, - ты на свободе! Забыл, что здесь матерятся только в крайнем случае? При общении с женщиной, это вообще недопустимо. Я, ты это знаешь, категорически против мата. Мне ещё в детстве дед объяснил, что матерная брань, (а брань, в переводе со старославянского языка это война), так вот – это война против матери Иисуса Христа – Пресвятой Богородицы. Неважно, веришь ты в Бога или нет, хула на Богородицу опасна. \- Ну, ты, Инженер загнул! Я, в натуре, ничего не понял, - промямлил Чумаков. \- Тогда слушай, - начал новый заход Рыбаков. - Если что-то делаешь, делай красиво или хотя бы интересно. У меня есть одна знакомая, которая долго работала в лесу с зэками. Ругается она виртуозно, можно сказать, художественно. Она знает, где позволительно выступить с этим искусством, а где нет. А ты! Моих девчонок напугал своим жаргоном. Грязно у тебя это получается, примитивно. Как говорит моя знакомая: мелко плаваешь, жопу видно! Чумаков внимательно слушал. Он уважал Инженера потому, что тот и до лагеря, и после, по мнению Чумы, был богатым, а для этого нужен мозг. Сам Чумаков умом не блистал и, вследствие своего опьянения средней тяжести, как определил Рыбаков, ничего из речи наставника не понял. После курилки Женька вернулся за столик, а Чума в свою компанию. Женька видел, как Чумаков размахивал руками и показывал на него, видимо, посвящая своих приятелей в детали их отношений. Чума несколько раз отделялся от «корешей», чтобы пригласить Ольгу на танец, страстно дышал ей в декольте и крепко держался за талию. Ещё в курилке Женька предупредил «другана», что компания за длинным столом, это менты и пьяному Чумакову следует держаться от них подальше. **\* \* \*** Вечер приближался к своему финалу. Замолчал оркестр, несколько приглушили освещение. Славина компания стала собираться уходить. Менты, а вместе с ними и Татьяна потянулись в фойе, где располагался гардероб. Туда же направился плохо державшийся на ногах Чума, который явно намеревался отбить у коллектива, понравившуюся женщину. Он стал громко просить её остаться, угрожал и отчаянно матерился. Женька изо всех сил прислушивался к звукам, доносящимся из фойе, но просто так уйти от женщин, с которыми только что отплясывал, было неудобно. Нужно было красиво закончить вечер. По крайней мере выпить с ними кофе и проводить Марго и Александру до номера. Вдруг послышался звон разбитого стекла. Компания Чумы как по свистку поднялась со своих мест и помчалась в фойе. Вскоре оттуда понеслись крики, визг и Рыбаков понимая, что там находится Татьяна, стремглав бросился на шум. Он увидел, что битва в самом разгаре. На полу валялись шапки, чья-то куртка, осколки разбитой стеклянной вазы. Друзья Чумы, скорее всего, уголовники, нападали на ментов, а те оборонялись и защищали своих женщин. Ольги среди них не было. Она, как всегда вовремя смылась. Чума и майор вцепились друг в друга как нанайские мальчики. Татьяна колотила по спине Чумакова своей лакированной сумочкой. Другие участники потасовки тоже махались, а так как и те и другие были изрядно пьяные, зрелище было забавным. Со словами: «Блаженны миротворцы», - Женька бросился разнимать враждующие стороны. Во-первых, оттащил Татьяну от дерущихся мужиков. Тщедушного Чумакова он буквально вынес на безопасное расстояние от Славы, подсказав друзьям увести его из кабака. Не исключено, что появится милиция, а это для Чумы опасно. Самые активные участники драки поспешно оделись и скрылись, другие тоже приостановили боевые действия. Все успокоились, но появился наряд милиции . Всех, находящихся в фойе, независимо от того, участвовали они в драке или нет, погрузили в фургон с решётками. Больше всего удивило Рыбакова, что все участники конфликта ехали в одной машине, в одном салоне. Ехать было недалеко, но многих драчунов разморило от монотонной езды, и они задремали. В полутьме салона Рыбаков сразу прижался к Татьяне, изображая почти смертельное переохлаждение, ведь он был без верхней одежды, и Татьяна обняла его, чтобы согреть. Среди «арестованных» Славы не было. Он появился позже в отделении полиции и вся Славина компания, в которой оказался и Рыбаков, была немедленно отпущена. Женька стоял на морозе раздетый, а Татьяна из отделения вызывала такси. Когда женщина подошла к Рыбакову, он, трясясь от холода спросил ехидно: \- Откинулась? На свободу с чистой совестью? \- Нет, - грустно ответила Татьяна, - с совестью не очень благополучно... Подъехала машина с шашечками, Женька затолкал на заднее сиденье Татьяну и забрался туда сам. Зашли в гостиницу. Рыбаков, забрал вещи из номера, оделся, и они медленно, несмотря на мороз, пошли к Татьяниному общежитию. Женька был пьяный и счастливый. \- Коль любить, так без рассудку, коль грозить, так не на шутку, - вдруг во всё горло заорал Рыбаков. \- Обалдел? – оглядываясь по сторонам испуганно сказала Татьяна. -А что тут такого? – удивился Женька. – Коль ругнуть, так сгоряча, - продолжил петь он. \- Замолчи, - дёргала его за рукав Татьяна. \- Фрося Бурлакова это пела, помнишь? А мне почему нельзя? Коль рубнуть, так уж сплеча! \- Прекрати, - продолжала теребить Женьку Таня. - Люди оборачиваются… \- А что люди имеют против Толстого? Классик же… Коли спорить так уж смело, коль карать так уж за дело, - пел Рыбаков. \- Против Алексея Толстого никто ничего не имеет! Фрося пела, а ты орёшь как потерпевший! \- Сейчас закончу, осталось чуть-чуть, - пояснил Женька, и, набрав полным ртом ледяного воздуха, с энтузиазмом опять заорал. - Коль простить, так всей душой, коли пир, - Рыбаков закашлялся, – так пир горой! – дал он петуха и осёкся. - Всегда знал, что вокал, это не моё, - просипел он и окончательно замолчал. \- Доорался, - испуганно проговорила Татьяна. – Толстой, Фрося Бурлакова, - передразнивала она Женьку. – Правильно тебя Марковна охламоном называет. Молча дошли до квартиры. Дома Татьяна согрела молока, заставила Рыбакова выпить, потом сделала ингаляцию с какой-то травой, но голос не восстанавливался. До утра Женька спал с компрессом на шее и под двумя одеялами. Валялся до обеда перед телевизором. Лежал бы так всю жизнь, однако начались муки совести. \- Трепался в ресторане перед девчонками, плясал как дурак, напился, песни орал! – безмолвно каялся он подушке. – Это возмездие! Бог не фраер, всё видит! Заткнул меня! Теперь придётся замолчать, возможно навек! – трагически размышлял он. Надо было собираться домой. Позвонили на автовокзал, узнали расписание автобусов. Несмотря на мороз, Татьяна пошла провожать Женьку. \- Подлизывается, - удовлетворённо думал он. Перед посадкой в автобус, Татьяна поправила шарф на шее Рыбакова, по-матерински чмокнула его в щёку и встала около окна, напротив которого расположился Женька. Пассажиры, не стесняясь наблюдали за ними. Завтра весь посёлок будет это обсуждать. \- Вона, как она его захомутала! Наш-то, слова сказать не может, - с любопытством наблюдая за Рыбаковым и Татьяной, размышляла Катерина, подруга Марковны. Она возвращалась в посёлок этим же рейсом. – Будет что бабам рассказать. А на работе орёт, стёкла, говорят, лопаются! А тут, как воды в рот набрал, буржуй!

… Осень начинается шумно и весело, с Маминого дня рождения и… с переезда в новое, большое пространство. Мы решили ей подарить новый, красивый дом для ее творчества. Где будем множество комнат и залов, где она разместит то, чем захочет поделиться. Там будет уютная библиотека с полным собранием её рассказов, стихов, экспромтов и прочих текстов. Будет большой выставочный зал, где мама сможет наконец красиво развесить свои полторы тысячи прекрасных и ярких вышивок, чтобы они радовали не только друзей, детей и внуков Будет даже музыкальная комната! Потому что мама не захочет царствовать там одна. То есть царствовать, конечно, захочет, но одна – нет) Поэтому в этом новом доме она выделила отдельные комнаты для всех нас, чтобы дети и внуки могли наполнить этот большой дом своими картинами, куклами, песнями, рецептами – у нас многочисленный и очень творческий народ! Мы приглашаем вас на новоселье в наш новый семейный дом! Ну и наконец, те кто любит мамино творчество, сможет поближе познакомиться с персонажами её рассказов) Потому что её рассказы – это наша история, история людей которых мы знали и знаем, история мест, где мы росли, где сейчас растут и взрослеют уже наши дети. Очень любопытно наблюдать как твоя жизнь становиться литературой: \- Ты новый бабушкин рассказ читал? \- О, у бабушки новый рассказ? Про врачей? \- Про любовь. Та и про тебя есть… \- Оооо!... С Днём рождения мама, бабушка и добро пожаловать друзья!

Воскресенье, утро. Ночь была кошмарная из-за появления у Татьяны невропатолога Ушакова, которого не пустила в квартиру жена. Пришлось утром доктора отвезти домой, а после завтрака, Женька должен был вернуть бабушке Наде раскладушку, на которой спал ночной гость. Рыбаков поднимался на Татьянин этаж от Надежды Дмитриевны и раздумывал над словами, которые она сказала напоследок. «Разлука для любви, как ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает ещё сильней». Мудро! \- Надо записать это в Татьянину тетрадку, - думал он. – А где она, кстати, тетрадка–то? Опять утащили и вернёт её какой-нибудь алкаш в непотребном виде месяца через полтора. Что за растяпа эта Татьяна Владимировна! – накручивал он сам себя. Всё больше узнавая Татьяну, Женька удивлялся её доброте и доверчивости. Ему стало казаться, что её все используют, обижают, а защищаться она не умеет. Отстаивать интересы пациента будь то его здоровье или условия содержания, она готова была даже в ущерб себе. Её не жаловали в медицинском отделе управления, отчитывали на планёрках и представительных заседаниях, лишали премий. Начальник терапевтического отделения больницы для осуждённых, она сама, наверное, никогда не жила спокойно, и не давала спокойно жить другим, особенно высокому начальству. Однако эта борьба не проходила даром. Несмотря на инертность системы, кое-что удавалось изменить в лучшую сторону, часто с потерями для себя. На работе, и в этом Рыбаков убедился, когда лечился в терапевтическом отделении, Татьяна имела непререкаемый авторитет и даже завоевала любовь спец контингента. В быту же ей помыкали все, кому ни лень, это Женька наблюдал много раз. Взять хотя бы прошедшую ночь. Безобразие! Рассуждая об этом, Рыбаков всё больше распалялся. \- Сейчас же серьёзно поговорю с Татьяной, нельзя так жить, - планировал он. Вспоминая доктора Ушакова, он возмущался хамством и наглостью Татьяниного коллеги, к чему она относилась спокойно. «Проспится и извинится» - утверждала она. События минувшей ночи как-то странно подействовала на Женьку. Что это он у бабы Нади стал спрашивать совета, ныть: «Разлюбит меня Танечка или нет» - передразнивал он сам себя. Не случалось с ним такого раньше, он всегда был в себе уверен, или почти всегда. Может быть он ревнует Татьяну, не как любимую женщину, а как близкого человека, от которого ему достаётся только маленькая часть её доброты и любви, её свободного времени, а большая часть тратится на пациентов, всяких Ушаковых и прочих персонажей. \- Разберусь и с собой, и с ней, - думал Рыбаков и ускорил шаг. Татьяна сидела на кухне, а напротив неё за столом, над тарелкой с макаронами, посыпанных сыром, трудился Олег по прозвищу Длинный. Олег был в домашних штанах с вытянутыми коленками и в футболке странного бело-серого цвета, которую видно постирал вместе с носками. С аппетитом уплетая оставшиеся от их завтрака макароны, Олег небрежно поднял руку с вилкой в приветствии. Татьяна подошла к Женьке с виноватым видом. Она чувствовала, что Рыбаков недоволен всей этой кутерьмой, но не могла не открыть дверь Олегу, который зашёл узнать, что произошло ночью. Зная, что Длинный всегда голоден, предложила ему поесть и Олег, конечно, не отказался. \- Женечка, садись с нами, кофейку попьём, - ласково заговорила она. Рыбакову почему-то захотелось, чтобы она поняла, что он обижен. \- Спасибо, я воздержусь, у тебя гости, - вредничал Женька, направляясь в комнату. Включил телевизор и стал тупо смотреть на экран. Татьяна загрустила. Она достала из шкафа баночку с «бочковым» кофе, как она называла растворимый напиток. Угощая Олега, сама думала о Женьке, который сегодня был какой-то другой. \- А давеча в мужья напрашивался, - по-бабьи вздохнула она. – Будет мужем, станет ворчать всё время… Она поставила на стол красивые чашки, и стала болтать с Олегом, который не замечал, а может быть делал вид, что не замечает, надвигающуюся ссору. Рыбаков напряжённо прислушивался к их разговору. \- Поел, попил, мог бы уже и отвалить, - злился он. – Неужели не чувствует, что третий лишний? К досаде Рыбакова, в дверь позвонили снова и появился Слава Симонов – оперативник, тайный воздыхатель Татьяны. Увидев Олега, он заулыбался, и протянул хозяйке свёрток. \- Матушка пирогов напекла и распорядилась к тебе заехать, угостить… - смущённо говорил он. – И ты здесь, - продолжил он, протягивая руку Рыбакову, который вышел из комнаты. – Все женихи в сборе! – засмеялся он. Татьяна пригласила Славу на кофе, и он присоединился к компании. Рыбаков нелепо торчал на середине кухни. \- Жека, - свёрток разверни, - по-деловому попросила Женьку Татьяна, подчёркивая таким образом его особый статус. Рыбаков прикинул, что злиться дальше не имеет никакого смысла (всё равно ничего не изменить) и начал помогать Тане ставить на стол дополнительные чашки, доставал чайные ложечки, сахарницу. Они толкались на маленьком пространстве, задевали друг друга и обменивались красноречивыми взглядами. \- Ты обижаешься? – спрашивали Танины серые глаза. \- А ты не обиделась бы? – вопросом на вопрос отвечали карие Женькины. – Я приехал к любимой женщине, о чём мечтал почти месяц, а тут толпа «женихов». \- Не виноватая я! Они сами пришли, - смеялись Танины глаза. На большую тарелку выложили румяные, ещё тёплые пирожки. \- Ой какие красивые, и так много! – восхитилась Татьяна. \- Матушка знает, что у тебя всегда народ пасётся, - засмеялся Слава. Он принципиально не пил кофе, утверждая, что «кофий кушают господа», а он деревенский мужик. Пришлось заварить мужику чай. За болтовнёй атмосфера как-то разрядилась, начали рассказывать анекдоты, смеялись. Женька заметил, что у Татьяны на щеках непривычный румянец и она прихрамывает при ходьбе. Это началось ещё вчера, и он спросил Таню что случилось. Получил ответ, что ходила на работу в новых туфлях, натёрла пятку. Ерунда! Опять звонок в дверь. \- Похабная квартирка, - вспомнил Женька слова гражданина Шарикова, открывая дверь. На пороге появился Герман Афанасьевич, заведующий хирургическим отделением. Поздоровавшись со всеми, он обратился к Олегу: \- Вот ты где, я тебе звонил сто раз, думал спишь, потом догадался, что у Татьяны Владимировны кормишься. Собирайся, дежурный врач операционную бригаду вызывает. Большой этап пришёл. Несколько человек с ножевыми ранениями. На зоне массовая драка приключилась с поножовщиной. Карета подана. Подойдя к окну, Женька увидел во дворе больничную «буханку», на которой возили в зону продукты, другие хозяйственные грузы и доставляли докторов на экстренные вызова. Хирурги быстро ушли. Слава как начальник оперативной службы больницы посчитал, что ему тоже необходимо появиться в зоне и ушёл. **\* \* \*** Наконец они одни. День клонился к вечеру. Татьяна молча мыла посуду, Женька подошёл к ней прижался и почувствовал жар её тела. \- Ты что такая горячая? – с тревогой спросил он. \- От любви-с, конечно, - засмеялась она и в дверь позвонили. \- Опять! - Не квартира, а проходной двор, - не скрывая раздражения, проворчал Рыбаков и пошёл открывать дверь. Молодая незнакомая женщина заглянула через Женькино плечо и обратилась к Татьяне: \- Татьяна Владимировна, сын Антошка заболел, лекарство дала, а температура не снижается, - голос женщины задрожал. \- Сколько лет Антошке? – спросила Татьяна. Женщина рассказала, что ребёнку пять лет, заболел сегодня. Обращалась в «скорую», но ей ответили, что вызовов очень много и на «температуру» бригада приедет часа через два - три. \- Сказали «ждите», а мне страшно, - всхлипывала женщина. Татьяна взяла фонендоскоп, блокнот с рецептурными бланками и прямо в домашнем халате отправилась с женщиной, предварительно чмокнув Рыбакова в щёку. \- Я не педиатр, но схожу посмотрю на этого Антошку, - прошептала она Женьке. - Я ненадолго. Чем смогу, помогу и вернусь, - сказала и исчезла. Рыбаков заметил, что она стала больше хромать и красное пятно на голой пятке увеличилось и распространилось на голень. Он домыл посуду, посмотрел телевизор, даже вздремнул, а Татьяна не возвращалась. В какую квартиру она ушла, к кому, он не знал. Пора было уезжать, завтра на работу. Пришлось позвать бабу Надю, чтобы она дождалась хозяйку в квартире, а самому отправляться в обратный путь. Первый раз за время их романа Рыбаков просто уезжал, а не улетал «на крыльях любви» в мечтах о следующей встрече. Добравшись до дома, он хотел позвонить Татьяне, высказать ей всё, что не успел сказать до её исчезновения, но передумал. \- Пусть поймёт, наконец, что так можно разрушить самое дорогое, что у них есть – их любовь. Как можно не думать о них двоих, о нём, а всё своё время посвящать коллегам и вообще чужим людям, кому угодно, - размышлял он. – Предлагал ведь пожениться, чтобы это прекратилось, а она ни «да», ни «нет». Тревоги и раздражение прошедших выходных вылились в усталость и Рыбаков повалился спать. Утром помчался в цех, где произошло несколько небольших, но неприятных ЧП. Пришлось до самого вечера всё разруливать и утрясать. Домой пришёл поздно, позвонил Татьяне, но никто не ответил, бывает. По вечерам пытался дозвониться до города, не получалось, видимо что-то со связью произошло, такое тоже случалось нередко. До четверга продолжался аврал на работе, а вечером позвонила подруга Татьяны Наталья Николаевна. Она поведала, что Татьяна больна. Инфицировалась потёртость в области пятки и инфекция стала распространяться. Сейчас у Тани воспалительный инфильтрат голени, который может перейти в флегмону. В тот день, когда Рыбаков уехал, Татьяна вернулась домой с вызова к Антошке вечером, и чувствовала себя плохо. Болела нога, сотрясал озноб, а необходимых лекарств в аптечке не оказалось, всё раздала. К друзьям обратиться постеснялась, поздно. Кое как дожила до утра и позвонила Наташе, которая вместе с мужем Борисом сразу к ней примчались. Осмотрев Татьяну, Борис предложил ей место в своём хирургическом отделении городской больницы. Оперативного лечения пока не требовалось, и Татьяна отказалась от госпитализации, решила лечиться дома теми средствами, которые назначил Борис. Он ежедневно навещал свою подопечную на дому. \- Татьяне уже лучше, - продолжала Наталья Николаевна, - и, если соматическое состояние в настоящее время больной благодаря усилиям друзей и коллег оценивается как удовлетворительное, то психологическое из-за предательства Рыбакова (так и сказала «из-за предательства») тяжёлое. Женьку как будто кипятком окатили. Он весь покрылся испариной, сердце застучало как на финише марафонской дистанции, а слова застряли в горле. \- Что вы такое говорите, Наталья Николаевна, - после длительной паузы, наконец прохрипел в трубку Женька. \- Она твердит, что ты её бросил, и плачет. Ушаков даже предложил к психиатру обратиться. На завтра запланирован визит Юрия Петровича, а я сказала, что вылечить от депрессии её сможешь только ты. \- Я вам покажу психиатра, - вдруг закричал в трубку Женька, теряя самообладание. – А этому алкашу – Ушакову, я всё припомню! Ему самому психиатр уже давно нужен! – орал он. \- Не психиатр, а психотерапевт, - поправилась Наталья Николаевна. – Только попробуйте! – не унимался Женька. - Я сегодня же приеду. У меня, между прочим, ружьё есть… Если хоть одного из этих козлов: Ушакова, Длинного, или психотерапевта у Таньки увижу, пристрелю, - угрожал он. На другом конце провода раздались длинные гудки и Рыбаков яростно бросил трубку. Он сделал несколько звонков своим подчинённым, предупредил, что ему нужно срочно уехать в город, сел в машину и подкатил к бараку, где жила Марковна, чтобы предупредить о своём экстренном отъезде. Узнав, что Татьяна заболела, Альбина заметалась по комнате, раздумывая каких гостинцев послать больной, потом выбежала в чулан, где в бачке хранилась мочёная брусника и наполнила ягодами трёхлитровую банку. \- От лихорадки хорошо помогает, - прокомментировала она свой подарок. **\* \* \*** До города Рыбаков гнал на максимальной скорости, на сколько позволяла разбитая дорога и приехал около полуночи. Он с замиранием сердца тихонько постучал в дверь и ему сразу же открыла дверь бабушка Надя. В комнате на месте будущего пианино стояла раскладушка, на которой готовилась переночевать Надежда Дмитриевна, а сейчас она, как всегда, молилась. \- Молодец, что приехал. Она тебя ждёт, хоть и твердит, что ты не вернёшься. Женька скинул куртку, разулся, вымыл руки и тихонько подошёл к Татьяне. Она лежала на диване лицом к стене, но не спала. Он сел на край дивана, наклонился к женщине, погладил по волосам, поцеловал её кудряшки и почувствовал, что она вздрагивает от рыданий. \- Я пойду к себе, - прошептала старушка. - Мы тут по очереди по ночам дежурили с Наташей, боялись её одну оставлять, всё время плачет, тоскует. А днём и с работы приходят, и соседи помогают. Все волнуются за нашу Танюшку, – бормотала Надежда Дмитриевна. Когда бабушка ушла, Татьяна села на диване и горестно спросила: \- Ты почему меня бросил? – Она опять заплакала. - Мне было так плохо… Температура сорок градусов, нога болит, а тебя нет. Ещё один предатель в моей жизни? Рыбаков прижал женщину к себе. – Не говори так! Я в воскресенье тебя ждал до последнего, а ты пропала. Что мне было делать? Оставить записку как Остап Бендер - «к обеду не жди, твой Суслик?» Я, между прочим, тоже мог подумать, что ты меня бросила. И я не знал, что ты больна, - оправдывался Рыбаков. Футболка Татьяны, в которой она лежала, была влажная и Женька помог ей переодеться в сухое бельё, потом принёс брусничной воды. \- От Марковны, - пояснил он, и Татьяна благодарно улыбнулась. Женька разместился на раскладушке, которую поставил параллельно дивану, перетащив большой журнальный стол на место будущего пианино. Он взял Татьяну руку в свои и она быстро уснула. Утром пришла медсестра терапевтического отделения Света, поставила капельницу, сделала инъекции, передала приветы от сотрудников и убежала. Женька собрался в магазин за продуктами. Татьяна попросила не закрывать её, чтобы не подниматься с постели, если вдруг кто придёт. \- А кто придёт? Все на работе, - удивился Рыбаков, но дверь не закрыл. – Я мигом, - пообещал он и ушёл. **\* \* \*** Вернувшись, он осторожно зашёл в квартиру, чтобы не разбудить больную, если она спит, и на цыпочках пробрался в кухню. \- Стой, кто идёт? – услышал он за спиной детский голос. – Руки вверх! – потребовал «голос». Рыбаков повернулся и увидел мальчика лет пяти в солдатской пилотке со звездой и игрушечным автоматом в руках. Голова мальчика под пилоткой была перевязана платком, который удерживал компресс на правом ухе. Вид мальчика был грозный, раненый боец, да и только. \- Ты кто? – с улыбкой спросил бойца Женька. \- Антон Палыч, - представился мальчик. \- Чехов? - уточнил Рыбаков. \- Я - мамин, - грозно ответил боец. – Документы, - потребовал он и навёл автомат на Рыбакова. Пришлось показать часовому водительские права, после чего мальчик, не сводя с Рыбакова глаз прокричал в комнату: \- Таня, тут дядька какой-то пришёл, застрелить? \- Зачем стрелять? – удивился Рыбаков такому повороту событий. – Я Таню люблю! \- Нет, это я Таню люблю, - возразил солдат и подтянул колготки. \- Ещё один соперник, - чертыхнулся Женька. Из комнаты появилась Татьяна, бледная и несчастная. Рыбаков усадил её на стул. Антон Палыч внимательно наблюдал за происходящим, и, на всякий случай, держал Женьку на прицеле. Входная дверь после короткого стука открылась и вошла мать Антона Палыча. Она принесла Татьяне картофельное пюре и аккуратные домашние котлетки. \- Татьяна Владимировна, покушайте, всё свеженькое, только что приготовила, - ворковала она. – Антошку забираю, ему спать уже скоро и лекарства пора принять. Так к вам просился! Я не пускала, чтобы вас не беспокоил, а он убежал. Спасибо вам, – за что-то поблагодарила она Татьяну. Антон Палыч не хотел покидать свою возлюбленную Таню, стал хныкать, но Рыбаков достал из сумки пачку чипсов и ребёнок, получив взятку, покорился матери. Они ушли. Татьяна была слаба, но лечь в постель отказалась и сидела тихо, наблюдая за тем, как ловко Рыбаков управляется на кухне. Она рассказала Женьке, что в воскресенье диагностировала у Антошки правосторонний отит. Мальчик плакал от болей, капризничал, температура была выше тридцати девяти. Его совсем молодая мама, оказалась одна с больным ребёнком и запаниковала. Муж Павел работал вахтовым методом и уехал несколько дней назад на свою вахту. Татьяна посадила Антошку к себе на колени, и он неожиданно притих. Они сидели напротив аквариума, где плавали золотые рыбки. \- Какие рыбки у тебя красивые, - тихонько говорила Татьяна мальчику, осторожно гладя его по головке. А я знаю стишок про рыбок. \- Расскажи, - попросил мальчик. Рыбке рак - ни друг, ни враг. Рыбке вряд ли страшен рак. Рыбке страшен червячок, Что насажен на крючок, - рассказывала она стихотворение Виктора Лунина, которое когда-то читала маленькому племяннику. \- Ещё расскажи, - попросил Антошка. Татьяна несколько раз повторила четверостишие и под её монотонное бормотание ребёнок уснул. Дождались «скорую», мальчику сделали укол, после которого он, немного поплакав, уснул у Татьяны на руках. При попытке уложить ребёнка в кроватку, он начинал беспокоиться. Пришлось по-прежнему держать его на руках. Наконец Антошка глубоко заснул, и Татьяна освободилась. Домой она пришла поздно. Женьки уже не было, а ей было так плохо, тоскливо… \- Женька уехал не простившись, наверное, навсегда, – проносилось в голове. – А кому понравится такая жизнь? Дёргают во все стороны, то на работу, то знакомые одолевают, то «женихи» пристают, то всякие Ушаковы… Сбежал и правильно сделал, - думала она горько. Навалился сон, мутный, с кошмарами и виденьями. Какой-то мальчишка, напоминающий Антошку, тоненьким голоском пел, присев на край её ложа: \- Разлука, ты разлука, чужая сторона… **\* \* \*** Татьяна закончила рассказ и Рыбаков настоял, чтобы она всё-таки легла. Включил ей телевизор, а сам сидел и отвечал на телефонные звонки, которые раздавались ежеминутно. \- Как в кремле, - с досадой думал Женька. Звонили и справлялись о самочувствии и начальник больницы, фельдшер и врач СИЗО, какие-то тётки знакомые по общаге, где Татьяна жила пока не получила эту малосемейку. Отметились все начальники отделений больницы. Позвонила Матильда. \- Это кто? – поинтересовалась она, услышав голос Рыбакова. \- Сиделка из городского агентства «Пастухи! Недорого», - представился Женька, и услышал Татьянин смех. – Слава Богу, оживает девушка! Трубка озадаченно помолчала, а потом Матильда сказала, что она запретила всем сотрудникам посещать больную, чтобы Татьяна Владимировна имела возможность больше отдыхать. «Прикрепили» к больной Наталью Николаевну и свободных от смен медицинских сестёр «терапии», чтобы делали инъекции. \- Вот и правильно, - констатировал Женька. Он доложил главному врачу, что температура нормальная, сон и аппетит улучшаются, а мерехлюндия закончилась. \- Что закончилось? – не поняла Матильда. \- Психоорганический синдром регрессирует, - подсказала с дивана Татьяна, и Рыбаков послушно повторил. \- Кто деградирует? - не понимала Матильда. -Хандра прошла, - рявкнул Женька и положил трубку. - А давай я телефон вырублю, - предложил он. **\* \* \*** Телефон он всё-таки отключил. В дверь несколько раз звонили и стучали, но Рыбаков никому не открыл, в том числе и Юрию Петровичу, психиатру больницы, у которого в городе был платный кабинет психотерапевта, где он принимал горожан. Весь день Женька ухаживал за Татьяной. Готовил, кормил её, давал по часам лекарства, даже сделал влажную уборку, как советовали по телевизору в программе про здоровье. Когда выдавалась свободная минутка он подсаживался к Татьяне, и они просто болтали. Совсем поздно в девять часов вечера пришли Наталья Николаевна с мужем. Женька сразу извинился перед Наташей за свою грубость, которую допустил при разговоре по телефону. \- У меня кукуха съехала, когда я про психиатра услышал, - оправдывался Рыбаков. \- А где ружьё? – спросила Наташа, демонстративно оглядываясь по сторонам. \- Наврал про ружьё, - признался Женька. Тем временем Борис осмотрел Татьянину ногу, сказал, что опасность распространения процесса миновала и он, как лечащий доктор, доволен. Наташа рассказывала подруге о том, как обстоят дела в отделении, как чувствуют себя её пациенты. Друзья торопились домой. Рыбаков вышел с ними на улицу, чтобы покурить. \- До выходных останешься? – спросил Борис, закуривая. – Плохо ей было, всё время плакала и от болей, и от обиды. \- Да я её не обижал, просто всё как-то по-дурацки получилось… - опять стал оправдываться Женька. \- Она очень эмоциональная женщина, а на фоне заболевания эмоции разбушевались. Не обижай её больше. Татьяна – наше «Всё». \- Звучит как название ордена, «наше всё», - пробормотал Рыбаков, когда остался один. – Да, не зря он добивался внимания этой кудрявой, худенькой женщины. Кроме того, что кудрявая и стройная, она ещё и необыкновенная. Сама больная, готова сидеть с чужим ребёнком, чтобы его мать не сошла с ума от тревоги. Она готова накормить, вылечить любого, кто попадёт в её поле зрения, она может даже пожертвовать своим личным счастьем ради других. Он - Евгений Александрович Рыбаков, красивый, умный, образованный, но эгоистичный, самоуверенный и, как оказалось, ещё и ревнивый… Достоин ли я такой награды, этого ордена? – рассуждал Женька, возвращаясь к Татьяне. – Не факт, но постараюсь соответствовать!

Завтра 9 мая, праздник, который большинство россиян считают самым главным праздником страны. Я дочь фронтовика, прошедшего всю войну от её первых дней до последнего часа и, закончившего свой боевой путь в Болгарии. Я воспитывалась в семье, где свято чтили память об этой битве Советского народа за право жить на своей земле, рожать и воспитывать детей, трудиться и украшать Родину. Прошли годы и уже не все из живущих в нашей стране уверены в подвигах героев, на которых нас воспитывали. Появились предатели, которые сидят с нами за одним столом, «ломают хлеб» с нами, чарку поднимают за Победу, а в кармане фига. И маршал Жуков им не угодил, и подвиг Зои Космодемьянской бесполезный, и Александр Матросов просто упал на амбразуру... Об этом мой рассказ «День победы». Дальше больше. Стали некоторые сомневаться, а 9 мая это вообще праздник или день скорби? В своей статье «В бой идут одни старики» я попыталась доказать, что это самый большой праздник для России потому, что решался вопрос о существовании нашей страны и её народов. Сейчас, когда открыто множество архивных документов, всем ясно, что народы СССР были обречены на уничтожение, если бы мы не победили. Теперь уже окончательно понятно, что именно для ВСЕХ стран Запада это день скорби потому, что они проиграли и не получили того, чего так страстно желали – наши ресурсы и советских рабов! А мы победили! Это НАША ПОБЕДА и наш ПРАЗДНИК. История повторяется опять на нас ополчился весь Запад, опять им нужны наши богатства и просторы. Опять бандеровцы. Опять эмигранты, страстно желающие нашего поражения. И, если «голос кремля и президента» целует руку оскорбляющей Родину и наш народ – Пугачёвой, то, как это понимать? Поцелуй Иуды? А что же он на колени-то не бухнулся? Меня, как и многих людей в стране, товарищ Песков ошарашил своей галантностью. А может быть он и не товарищ совсем, а змея на груди президента? Как ликовали в Киеве по этому поводу! Какой восторг от этого поцелуя, и от наших пожаров, и от подлых убийств наших лучших людей Дарьи Дугиной, Владлена Татарского, мирных людей на Донбассе! Но, наше дело правое, победа будет за нами! Завтра великий праздник! От всего сердца всех поздравляю. Желаю здоровья, оптимизма! С днём нашей Победы, друзья!

Татьяна не любила телефоны, особенно свой. Сначала она думала, что это из-за его чёрного цвета. Поменяла на красный, но он всё равно раздражал потому, что звонок чаще всего означал вызов в больницу, либо срочную консультацию, которую нужно было провести для дежурного врача по телефону. Больница для осуждённых в их городе была крупнейшей на Севере, но дежурантов было мало потому, что дежурить приходилось только врачам–мужчинам. Женщины к дежурствам не привлекались по соображениям безопасности. Частыми дежурствами доктора, конечно, были измучены и постоянно беспокоили Татьяну. Дежурные хирурги редко обращались за помощью, но, когда дежурили фтизиатры и, тем более, психиатры, ЛОР или офтальмолог, телефонный аппарат в квартире Татьяны не умолкал, и становился горячим от возмущения и нагрузки. Покоя не было ни в выходные дни, ни по ночам. Свою реакцию на телефон и телефонные звонки Татьяна расценивала как невроз. \- Пора на поклон к невропатологу, а может уж сразу к Лёшке Хохлову - психиатру, - тревожно думала она, - нервы ни к чёрту. На выручку пришёл Рыбаков. Однажды он явился к Татьяне с большой коробкой в руках и загадочной улыбкой. Из коробки был извлечён затейливый, в стиле начала двадцатого века аппарат, с высокими рычагами и блестящими инкрустациями. Звонок у телефона был мелодичным, способным скорее успокоить, чем встревожить. \- Алло, алло, прекрасная маркиза, - пропел Женька. С тех пор у них повелось, что, заканчивая телефонный разговор, Рыбаков произносил: «а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо». Телефон больше не раздражал Татьяну, и даже вызовы на работу или телефонные консультации она стала переносить спокойно, но однажды… Был выходной день и Татьяна ждала Рыбакова. Они должны были встретиться после длительного (целых две недели) перерыва. Раздался телефонный звонок и Татьяна радостно схватила трубку. Обычно Женька перед тем, как заявиться к ней звонил из раздолбанной, но действующей телефонной будки и узнавал, что купить в магазине, перед которым он останавливался. Татьяна делала заказ, если накануне не могла закупить необходимое или гордо говорила, что у неё всё есть. Телефонный аппарат, подаренный Женькой, был красивый, но громоздкий, и второпях схватив трубку, женщина уронила его. \- Алло, алло, – голосом капризной маркизы, пропела она в трубку, поднимая аппарат с пола. Татьяна была готова услышать продолжение известной песни в исполнении Рыбакова, но в трубке раздался официальный как из ЖЭКа голос. \- Татьяна Владимировна? – спросил голос. \- Да, - робко ответила Татьяна. – Это кто? С кем я разговариваю, представьтесь, - попросила она. \- Это неважно, - рубанула трубка. – Вам известно, что у Рыбакова Евгения Александровича в посёлке растёт дочь? Трубка замолчала, видимо давая собеседнице опомниться. У Татьяны похолодела спина и пересохло в горле как перед только что поступившим тяжёлым больным с неясным диагнозом. От промедления и нерешительности у постели такого пациента зависела его жизнь и решение должно было созреть немедленно. Она почувствовала, что над её необыкновенным счастьем нависла угроза, как будто смерть уже замахнулась своим отточенным лезвием на пациента. Нужно было действовать. \- Я знаю, что у Евгения Александровича растут сыновья в Москве и они носят его фамилию. Прощайте, - выпалила Татьяна и с грохотом опустила трубку на рычаги. Аппарат, стоящий на самом краю стола, вновь упал и из него как будто насмехаясь над женщиной понеслись короткие гудки. \- Ха, ха, ха, - мерещилось Татьяне. Она подняла телефон и вышла на кухню. Попила воды, сделала глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение, села на табуретку, уставившись в пол. Телефон звонил ещё несколько раз. Сколько времени она так просидела, Татьяна не знала. Её вернул к жизни звонок в дверь. Радостный Рыбаков стоял на пороге с букетом цветов в руках, около ног стояла дорожная сумка. \- Ты что хулиганишь, на звонки не отвечаешь? – сказал он вместо приветствия. Татьяна прижалась к Рыбакову, приняв из его рук букет, и заплакала. \- Что с тобой? – испугался Женька. Он перешагнул через порог, прижимая к себе женщину и волоком затащил сумку. – Смотри, что я тебе привёз! – торопливо говорил он, пытаясь осознать, что происходит с Татьяной. Он усадил женщину на диван и, строго посмотрев на неё, потребовал: - Колись, что стряслось? Татьяна чистосердечно рассказала о звонке неизвестной женщины и опять заплакала. Женька был ошарашен. \- И ты поверила? – спросил он грустно. В ответ Татьяна отрицательно покачала головой – Кто-то хочет поссорить нас, - продолжил Евгений. Татьяна всхлипывала и по-детски вытирала слёзы рукой. Женька стал ей помогать, приговаривая: \- От слёз и плача бежит удача, а кто и в горе смеётся, тому всё удаётся. Кончай реветь! Я тебе клянусь, что это неправда… Он встал с дивана и подошёл к окну, словно хотел увидеть в нём ответ на вопрос кому понадобилась эта провокация. Однако, он знал почти наверняка, что звонила Верка. **\* \* \*** Освободившись из колонии Рыбаков полностью отдался работе. Это было лучшим, что могло отвлечь его от тягостных воспоминаний. В период адаптации к новым условиям жизни с Женькой находился отец, который приезжал из Москвы и подолгу оставался в посёлке. Полтора года пролетели как один день в трудах и заботах о производстве и строительстве дома. Ещё через полгода Женька по настоянию отца начал иногда выходить «в люди». Однажды, когда по новой моде стали праздновать «День посёлка», Рыбакова пригласил в свою компанию знакомый инженер. Раньше Женьке не приходилось бывать на подобных мероприятиях. В клубе состоялся концерт художественной самодеятельности. Выступали школьники, хор ветеранов, состоящего из местных старушек, залихватски исполнивших несколько советских песен. Две молодые женщины дуэтом, очень проникновенно пели песни о любви. Их вызывали на «бис». С одной из них, которую звали Вера, после концерта Рыбаков и инженер с женой оказались в одной компании. Прогулялись в парке, и Вера всех пригласила к себе. Она жила в большой трёхкомнатной квартире двухэтажного кирпичного дома, в котором в прошлые времена жили сотрудники лесной колонии. Вера была хороша собой и хорошо это знала. Тёмные волосы окрашены в каштановый цвет, карие глаза большие, смелые, обрамлённые густыми ресницами. Аккуратный носик, небольшой капризный рот. Скошенный подбородок несколько портил лицо, но зато фигура что надо. Не толстая и не худая, среднего роста, с тонкой талией и красивыми ногами, всегда модно и красиво одетая, она была в посёлке звездой. Когда поздним вечером после шумного застолья и большого количества выпитого алкоголя инженер с женой и все остальные куда-то исчезли, Рыбакову пришлось остаться наедине с Верой в чём он усмотрел заговор. В голове была одна муть, места для каких-либо мыслей, даже дурацких, не оставалось и Рыбаков отдался страсти, которая после длительного воздержания душила его в своих липких объятиях. \- Это, наверное, и есть марьяжная постель, то есть неизвестно с кем, - почему-то подумал он, засыпая. Проснувшись утром и взглянув на часы, Женька понял, что опаздывает. Сегодня он должен везти отца в город на вокзал, так как Александр Александрович уезжал домой в Москву. Вскочив с кровати и быстро одевшись, Рыбаков выбежал на улицу, даже не посмотрев на спящую Веру. В теле была необыкновенная лёгкость, а голова тупая. Царапало что-то похожее на угрызения совести. \- Ничего себе, размялся, - рассеянно думал Рыбаков, бегом направляясь к своему дому. Июньское свежее утро взбодрило. Отец уже взволнованно шагал по комнате и пока Женька умывался и переодевался в дорожную одежду, как всегда, наставлял сына: \- Евгений, я тебя хорошо понимаю, таким же голодным я с фронта пришёл, но всё-таки… Посёлок небольшой, обо всех твоих похождениях станет известно сразу и всем! Не думаю, что такие приключения укрепят твою репутацию порядочного человека и руководителя. Скорее наоборот! Как говорится, даже в жизни половой нужно думать головой! Позавтракали и пустились в дорогу. Отец сел за руль сам. Доверить управление машиной сыну в таком состоянии он не решился. Взял слово с Евгения, что на обратном пути тот будет предельно осторожен, и в будущем прекратит случайные связи. Связь, которую Евгений сегодня себе позволил, была действительно случайной и единственной. Несмотря на сладостные воспоминания о прошедшей ночи, он был убеждён, что такое больше не повторится. \- Неинтересно! В следующий раз лучше на турнике позанимаюсь, - думал он. Разместив отца в купе и попрощавшись, Женька поехал домой. Мутило. Пришлось свернуть на просёлочную дорогу и остановиться. Устроившись на заднем сиденье, часок поспал, потом добрался до посёлка. Дома его ждала сердитая Марковна. \- Нашёл с кем выспаться, - заговорила она как только Рыбаков переступил порог. - Верка сто раз звонила, спрашивала куда ты подевался. Небось уже всем рассказала, как тебя, дурака, охмурила. Преодолевая головную боль, Женька с трудом воспринимал ворчанье Марковны. Он молча пил крепкий чай, а целомудренная Альбина подбирала всё новые, в большинстве своём нецензурные эпитеты для Верки. \- Она же эта, как её, – мучилась Марковна, забыв нужное слово, - ну, слово такое, похожее на партизанку, - умничала женщина. Женька, зачерпнув из вазочки брусничное варенье, ехидно хмыкнул, но не подсказал Альбине забытое ею слово «куртизанка». \- Пусть мучается, - весело подумал он. Однако, Марковна не долго напрягала память, плюнула, нашла в великом русском языке синоним и зло сказала: \- Шалава она, вот! Вера Виноградова была в посёлке личностью известной. Дочь офицера внутренних войск, одного из руководителей колонии, она с детства ставила себя выше других ребят в посёлке, среди которых были и дети бывших заключённых и простых рабочих, поэтому друзей у неё не было. Соседки шептались, глядя на Верку, гордо шедшую через двор: «Нечего дивовать, такова была и мать!» Действительно, такая же высокомерная была и Ангелина, мать Верки. Муж называл её Ангелочком, и своих «девочек» заваливал подарками, наряжал и лелеял. Никто и никогда не видел ни Ангелину ни Верку на огороде. Каждой семье сотрудников колонии был выделен участок земли, на котором большинство выращивали картошку, капусту, морковь и лук. Вырастить приличный урожай в условиях Севера было проблематично. Тем не менее содержать огород в должном порядке считалось обязательным и даже хорошим тоном. Однако на грядках пропадал только отец, своих женщин он жалел. Ангелина страдала каким-то серьёзным заболеванием, часто уезжала в город на лечение и в санатории, куда брала с собой дочь. Когда Вера была студенткой техникума, мать умерла. Слабовольный отец от тоски начал пить, вылетел с работы и тоже быстро убрался в мир иной. Вера вышла замуж, но вскоре развелась с мужем, техникум бросила и вернулась в посёлок с годовалой дочкой. Устроилась работать в администрацию посёлка кадровиком. Так много испытав за свою короткую жизнь, пережив смерть родителей, и неудачный брак, она не стала проще и добрее. Она твёрдо решила, что обязательно будет счастлива несмотря ни на что, и шла к своей мечте буквально по головам. В её биографии было несколько романов, которые хотя и не привели к разрушению семей её любовников, но поколебали основы их супружества. Верка принимала ухаживания только от тех, кто мог потянуть эти ухаживания материально, либо оказывать женщине нужные ей услуги. Мужики, знавшие о коварстве этой обольстительницы, старались держаться подальше, да и женщины посёлка были начеку. Попадались на эту удочку теперь только командировочные и другие случайные граждане. К ним относился и бродяга-геолог, которому после смерти мужа Марковна отказалась сдавать комнату. Она считала, что жить ей, вдове, в одной квартире с мужчиной, неприлично. Геолог прибился к Верке, которая за большую плату пустила его на постой. Народ шептался о том, что Верка стала появляться на работе в дорогих украшениях с камнями, которые ей дарил геолог. Быстро растранжирив свои богатства, геолог вновь отправлялся на свои тайные прииски, а Верка искала себе новую жертву. Так в её поле зрения попал Рыбаков, свободный, красивый, богатый по здешним меркам и не посвящённый в «светскую жизнь» посёлка. После того свидания, которое, как оказалось, Верка тщательно спланировала, она готова была к тому, что Рыбаков на следующий день обязательно к ней придёт. Она не пустила бы его, заставила бы помучаться, некоторое время игнорировала бы Женьку, чем возбуждала бы его всё больше. Однако этого не произошло. Всё шло не по плану, не как с другими мужчинами. Пришлось сменить тактику. Она стала будто случайно встречать его в посёлке, пыталась заводить разговоры, но Рыбаков только вежливо ей улыбался, а разговоры быстро заканчивал. Кроме того, Марковна контролировала действия «этой падлы», оберегая хозяина от роковых ошибок. Верка не унималась, предпринимала всё новые попытки к сближению, звонила Рыбакову на квартиру, даже однажды пришла вечером к нему домой, увидев свет в окне, но Рыбаков не пустил её дальше кухни и с большим трудом выпроводил незваную гостью. Марковна, узнав о происшествии кричала на «хозяина»: \- Ты только мне, хамить можешь! Послал бы эту шлюху куда подальше, да ещё бы в зубы дал, глядишь и отвадил бы. \- Ну, во-первых, когда я тебе хамил? – возражал Женька. – Во-вторых, как я могу поднять руку на женщину? \- Ну, смотри, интеллигент хренов - облапошит она тебя, женит на себе. А может геолога своего натравит. Из ревности прибьёт он тебя из своего ружья. А стреляет он хорошо, я знаю, - кричала Альбина. – Ты мне не чужой, я Сан Санычу обещала за тобой присматривать! – проговорилась она. \- Каков старик! – восхитился Рыбаков, узнав эту новость. Ввиду отсутствия результатов, Верка как будто притихла, ослабила натиск, а в жизни Женьки произошли кардинальные изменения. Марковна жаловалась своей закадычной подруге что однажды «хозяин» уехал в город на целых два дня. Вернулся задумчивый, тихий. Вскоре получил из города пакет, в котором была городская газета. Из неё он вырезал снимок и, поместив его в рамочку под стекло, повесил над своим диваном. На снимке Рыбаков был запечатлён с какой-то худенькой, высокой женщиной. Они стояли рядом и смущённо улыбались как школьники. «Хозяин» часто снимал фотографию со стены и подолгу её рассматривал. Потом он получил телеграмму и как будто сошёл с ума. На все праздники и выходные, когда позволяли производственные дела он проводил в городе с какой-то Татьяной. Эта женщина не нравилась Марковне. Тощая и путается с мужиком без официально оформленных отношений. Это Марковна осуждала. Когда Альбина узнала, что Татьяна врач, она примолкла, а когда побывала у неё в гостях, (недолго, всего час-полтора, чайку попила из красивой чашечки) поняла, что не зря Рыбаков ходит такой счастливый. Женщина эта несмотря на то, что «жуть какая умная», была простой и доброжелательной. Но окончательно Марковна была покорена Женькиной зазнобой после того, как заболевшую дочь Альбины Татьяна устроила на лечение в городскую больницу к лучшим докторам и навещала её там несколько раз. \- Вот это человек! – восхищалась Альбина, рассказывая про Татьяну. - Видно, что из благородных, а простая. «Хозяин» говорит, что её все зэки уважают! Порвут, если кто доктора обидит! **\* \* \*** Слухи о том что у Рыбакова в городе появилась женщина, видимо, дошли до Верки и однажды, когда Марковна мыла полы в доме Рыбакова, в дверь постучали. Альбина открыла её и увидела на пороге Верку с представителем из администрации посёлка. Пришли проверять исправность печей. Верке в её отделе кадров, который состоял только из неё самой, делать было нечего и её нагружали другой работой. «Комиссия», как эти двое себя называли, обошла весь дом, посмотрела печи. Верка была явно разочарована аскетическим убранством дома, долго смотрела на фотографию Рыбакова и Татьяны, играя желваками, даже хотела её потрогать, но Марковна замахнулась на гостью шваброй, которую держала в руках, и «комиссия» удалилась. Альбина должна была передать Рыбакову, чтобы он зашёл в администрацию подписать документ, который составила «комиссия». Рыбаков, услышав об этом, коротко сказал: - Обойдутся! Однако, пойти в администрацию и подписать какой-то акт ему пришлось и здесь состоялся его разговор с Верой, который давно уже назревал. Она сидя за столом в своём кабинете, стала обвинять его в том, что он воспользовался её слабостью, взял силой, что, конечно, было неправдой, что о них болтают в посёлке и, что он её опозорил, что также было ложью. О Веркиных похождениях в посёлке болтали всегда, и новый «роман», о котором она сама всем рассказывала, тоже не был сенсацией. Верка сверкала глазами, сыпала обвинения, потом, вдруг, вышла из-за стола, за которым сидела как прокурор, повисла у Женьки на шее и страстно зашептала в самое ухо, обдавая его горячим дыханием: \- Я всегда мечтала о таком как ты, сильном, красивом! \- Богатом, - не без ехидства подумал Женька. \- Знаю, что о той ночи ты не забыл и я её никогда не забуду, - страстно шептала женщина. - Я влюбилась, Женя, - заплакала она. - Неужели, я тебе не нравлюсь? – спрашивала она сквозь слёзы. – Эта, что на фотографии, лучше, что ли? Рыбаков стоял в оцепенении. Для него то, что произошло между ними, была случайная связь, эпизод, а для неё, если не врёт, трагедия неразделённой любви. Женька с трудом освободился из цепких Веркиных объятий и, отстраняя женщину от себя, просто сказал: \- Я люблю другую женщину, ту, что на фото. Возможно, я недостоин её, но буду добиваться взаимности. Лицо Верки потемнело, исказилось, она стала похожа на фурию из детской книжки «Мифы древнего мира». \- Ты подлец, ничтожество, - изрыгала Верка, видимо впервые получив отказ. - Ты меня не знаешь, - зловеще шептала она. \- Теперь узнал, - отбрёхивался Рыбаков. \- Я тебе отомщу, я тебя посажу, - не унималась женщина. Женьке вдруг стало смешно. \- Да, я не херувим, - сказал он, приняв театральную позу. - У меня нет крыльев, - цитировал он своих любимых Ильфа и Петрова. \- Я тебе устрою, херуин несчастный! - шипела Верка, утратив свой внешний лоск. \- Я чту уголовный кодекс – это моя слабость, - продолжал сыпать цитатами Женька, которого эта примитивная фурия развеселила своим «херуином». Он, как гусар из водевиля, щёлкнул каблуками и удалился. Этот разговор был несколько месяцев назад, и вот Верка стала осуществлять свой коварный план по разрушению Женькиного счастья. Откуда она узнала Татьянин телефон? Как она пошла на такую подлость? – проносилось в голове. **\* \* \*** Татьяна внимательно смотрела на Женьку, печально стоявшего у окна. \- Ты есть хочешь? – спросила она, чтобы закрыть неприятную тему. Рыбаков оглянулся и радостно посмотрел на Татьяну, понимая, что эту клевету (о якобы его дочери) она воспринимает именно как клевету. \- Люблю я умных женщин! - воскликнул он, потом хлопнул себя по лбу и отчаянно закричал, - Забыл совсем! Смотри, что я тебе привёз! - и с этими словами бросился к своей сумке. Он достал из неё целую упаковку мороженого, уже начавшего подтаивать и от этого ставшего ещё вкуснее. Съели по стаканчику пломбира, забили морозилку, а то, что не поместилось отнесли бабе Наде, длинному Олегу и ребятишкам, которые носились по этажам. Все были счастливы, особенно Рыбаков. **\* \* \*** Возвращаясь в посёлок на следующий день, Женька думал всю дорогу как поступить с Веркой. Дома он застал Марковну, которая топила голландку. Ночью обещали заморозки. Татьяна передала Альбине лекарство, которое она заказывала и ещё несколько стаканчиков пломбира, уже начавшего таять. Женщина была растрогана и всё расспрашивала как там поживает Танюшка. Рыбаков показался ей озабоченным, и она выведала у него причину печали. Марковна тоже расстроилась, узнав, о подлом звонке. \- Конечно, это Верка, даже не сомневайся. Таких подлых, как она, в нашем посёлке нет, - возмущалась Марковна. - Скорей бы свалила отсюда, воздух чище бы стал. Она рассказала, что геолог сделал Верке предложение и зовёт её в город. Бабы сплетничали, что Верка дала согласие и продаёт квартиру. Геолога обещали взять на работу в какую-то нефтедобывающую организацию, а специалист он классный, закончил Московский институт нефти и газа. Квартира в городе у него есть. Говорят, что он нелегально вывез с прииска золотой самородок, и на вырученные деньги купил квартиру. А может врут про самородок–то. Болтают ещё, что его чуть не посадили за незаконную добычу золота и драгоценных камней, но он откупился. \- Слава Богу, не бездомный теперь как раньше, - рассуждала Марковна. – Человек он хороший, зря только с Веркой связался. Рыбаков решил, что обязательно серьёзно поговорит с Верой, чтобы она прекратила свои выходки и оставила их с Татьяной в покое. Он ждал удобного момента. **\* \* \*** Через несколько дней Марковна направлялась в магазин, который находился в центре посёлка. Она специально выбрала полдень, когда её товарки шли с работы на обед в столовую или по домам, чтобы поболтать и обменяться новостями. Альбину в посёлке уважали. Несмотря на то, что она была необразованной, деревенской женщиной, она вырастила хороших детей. Прожив всю жизнь с алкоголиком, который бил её и даже покалечил, она хоть и была остра на язык и могла дать отпор обидчикам, не ожесточилась и всегда готова была прийти на помощь. Альбина всё ещё была привлекательной в свои сорок шесть лет, но вела целомудренный образ жизни, как и подобает вдове. «Соблюдала себя», одобряли её в посёлке. Перед магазином была небольшая асфальтированная площадь, где останавливались машины. Здесь же была автобусная остановка, о чём свидетельствовал дорожный металлический знак с буквой «А». С противоположной стороны площади кирпичное здание столовой. Возле каменного крыльца магазина стояла Верка Виноградова, явно кого-то поджидая. \- Уж не Евгения ли моего, - предположила Альбина, - должен сейчас в столовую на обед пойти. Верка, одетая в красный плащ и чёрные туфли на высоких каблуках, манерно грызла семечки и шелуху плевала перед собой. Она смотрелась ярким пятном на фоне серого здания магазина, как будто бросала вызов этому тусклому пространству. \- Ты что мусоришь? – не удержалась от замечания Марковна. – Нехорошо! \- Иди куда шла, - выдавила из себя Верка и, презрительно взглянув на Альбину, плюнула шелухой в её сторону. Марковна прошла бы мимо молча, но вдруг услышала: - Как старик-то у Рыбакова? Говорят, у тебя с ним шуры-муры! Верка захохотала, а у Альбины потемнело в глазах. Сан Саныч – это святое и оскорблять её в лучших чувствах никому, тем более Верке, она позволить не могла. \- Да кто может такое говорить, кроме тебя, сука! – сдавленным голосом проговорила Марковна и, повернувшись к Верке пошла на неё. Она приблизилась к обидчице и, размахнувшись ударила её своей дерматиновой хозяйской сумкой по голове. Налакированная причёска у Верки примялась, большие глаза от удивления стали ещё больше. Она отступила на своих каблуках назад, а Марковна размахнулась и ещё раз ударила обидчицу. Удар пришёлся теперь по корпусу. Изловчившись, Верка выхватила сумку у Марковны и бросила её на асфальт. \- Добро должно быть с кулаками, - вспомнила Альбина слова Сан Саныча, а кулаки у неё были, да ещё какие. Она огрела Верку кулаком по плечу. \- Это тебе за старика и шуры–муры. Это за Женьку с Таней, приговаривала она, охаживая Верку тумаками. Верка верещала, нецензурно ругалась, но оказать сопротивление не могла. \- На огород нужно было с детства ходить, картоху окучивать, воду вёдрами таскать как все, а не выделываться, - мстительно думала Марковна. \- Я в милицию заявлю, - вопила Верка. Она, наконец вырвалась из-под кулаков Марковны и прихрамывая на ногу, которую подвернула, уворачиваясь от ударов, побрела в сторону своего дома. – Завтра участкового в гости жди, - крикнула она, размазывая по лицу злые слёзы. \- Напугала ежа голой ж...й, - лихо ответила Марковна. – Я всю жизнь с бандитом прожила, он мне голову пробил и у меня справка есть! – кричала она о своей горькой жизни. - Ещё только сунься к нам, - обобщила Альбина проблемы Рыбакова, и свою, - я тебе ни одного зуба не оставлю… Из окон магазина и столовой за битвой наблюдали несколько человек. Марковна подняла сумку, отряхнула её и, успокоившись, вошла в магазин. Через несколько дней слухи об этом происшествии дошли до Женьки. Он всё ещё собирался вызвать Верку на серьёзный разговор, и попытаться разойтись с женщиной по-хорошему. Однако, к его удивлению, страсти улеглись. Злодейка почему-то перестала досаждать Рыбакову. Как говорится, добрым словом и пистолетом (кулаками) можно сделать гораздо больше, чем одним добрым словом.

\- Каждый раз, когда откидывался с зоны, - сдавленным голосом заговорил Борис, - давал себе слово, что это последний раз. После очередного освобождения сеструха меня буквально за кадык взяла: «поедем на святой источник». Вот мол, омоешься святой водой, и больше уже никогда в тюрьму не попадёшь. Обижать её не хотел, согласился. Я в детстве ещё крещён был, но в Бога не верил, и сейчас не верю, ерунда всё это. \- Приехали в деревню какую-то, дорога как после бомбёжки, едва добрались на «жигулях». За деревней, на опушке леса над источником, новенькая избушка, разделённая на две половины. Одна для мужиков, другая для женщин. На улице жарища, а в избушке прохладно. На середине деревянного пола дыра и лесенка вниз, к воде. Разделись, я говорю Николаю - мужу сестры, мол, первый иди, я посмотрю, как всё надо делать. Вот он спустился к воде, перекрестился и бух с головой в источник, а одной рукой за перильца держится. Три раза нырнул, так положено, говорит. Вылетел, весь трясётся, замёрз, полотенце накинул на плечи и меня к купели подтолкнул. Давай, мол не дрейфь! Я бодрячком, таким спустился, а вода-то лёд! Перекреститься, конечно, забыл и ухнул в воду. Чуть не заматерился, как холодно, опомнился вовремя. Ещё два раза с головой макнулся. А когда выскочил, и в полотенце завернулся, такая вдруг, радость накатила! Радость и надежда! Вот, думаю, теперь всё наладится… \- Такая же радость была, когда я впервые увидел Зою. Она посмотрела на меня, и я пропал! - Головин задумался надолго, будто заново переживал счастливые минуты. - С тобой было такое? - спросил он у Рыбакова. - Или я один такой дурак? Женька хмыкнул, что означало, не ты один, братан, попался «на глазки». Я тоже. Он вспомнил свою первую встречу с Татьяной. Как назвала она его Соловьём разбойником, блеснула улыбкой, глазками засияла и… *Взглянув,* *разглядела просто мальчика,* *Взяла,* *отобрала сердце* *и просто* *пошла играть -* *как девочка мячиком.* Головин закурил прямо в комнате, потом вдруг, опомнившись спросил: «можно?» и, получив утвердительный ответ продолжил: \- Только я не долго на воле был после того «омовения». Погулял месячишко-другой, и однажды дружбан попросил помочь разобраться с чуваком, который чем-то ему досаждал. Разобрались. Я пятерик тогда схлопотал. Чалился на самом Севере, где вообще одна тундра. Три года отбарабанил, заболел и попал в больничку в этот город. В терапевтическом отделении, где я лечился, старший санитар какой-то мутный был. Медсестру подставил. Она уволилась, а «старшака» тоже в зону отправили. Падла он был и расстались с ним без сожаления. Мне предложили занять его место. Говорят, старшая медсестра - Нина Сергеевна мою кандидатуру предложила. Понимаешь, узнал я этих женщин в «терапии», и полюбил их как родню. Честно! Говорил Головин тяжело, с трудом подбирая нужные слова. Большую часть жизни провёл он в условиях, где трудно вообще остаться нормальным человеком, а не то, что сохранить литературную речь. Рыбаков, по кличке Инженер, среди уголовников слыл порядочным и умным, можно сказать интеллигентом, хотя многие из зэков вообще не понимали, что это значит. Наверное, очки на носу должны быть, или когда в уборную берёт не вырванные из книг листки, а другую бумагу. Когда кроме мата, «спасибо-пожалуйста» и прочие «будьте любезны» употребляет. Женька чувствовал, как тяжело даётся его приятелю разговор, стеснялся Борис, но продолжал свой рассказ. Время приближалось к полуночи. Пора было устраиваться на ночлег. Женька постелил Головину на дежурном диване. Гость быстро захрапел, а Рыбаков долго не мог уснуть, узнав подробности истории своего гостя. **\* \* \*** До освобождения Головина оставалось два года, когда он был принят в «терапию» старшим санитаром. Коллектив присматривался к Борису. Этот высокий, жилистый сорокапятилетний мужчина был немногословен, исполнителен и вежлив с персоналом. Он набрал санитаров под стать себе, молчаливых и трудолюбивых. Борис всегда был опрятно одет, в отделении были чистота, прядок, а среди больных дисциплина. Для «терапии», где работали одни женщины, такой волевой, доброжелательный и работящий старший санитар был как подарок. Все привыкли к нему и даже полюбили. Однажды утром, Наталья Николаевна и Татьяна Владимировна стояли у КП. Все сотрудники приезжали на работу на одном автобусе, поэтому, как всегда, образовалась очередь. Наташа и Татьяна постоянно о чём-то говорили, пересмеивались. Как же! Столько новостей за то время, что они не виделись. А не виделись они со вчерашнего вечера. Наташин муж как-то рассказал анекдот о том, как две женщины, просидевшие в одной камере десять лет, одновременно освободились, и ещё целый час болтали возле закрытых ворот колонии. \- Это про вас с Танькой, - смеялся муж, глядя на обиженную Наталью Николаевну. \- Простите, вы из терапии? – вдруг обратилась к подругам миловидная женщина. Получив утвердительный ответ, она стала рассказывать, что вчера в терапевтическое отделение поступил её единственный сын Вадик, и она, его мама Зоя Константиновна, очень за него волнуется. Из её повествования доктора узнали, что Зоя Константиновна воспитывала сына одна. Она была из тех мамаш, которые «пасут» свои чада до пенсии, направляя усилия не на то, чтобы парень вырос самостоятельным человеком, получил профессию по душе и создал семью, а послушного мямлю, для которого мамино слово и мамино хотение – закон. Такие дети, со школьного возраста ведут двойную жизнь, скрывая от мамы своих друзей и увлечения. Часто они попадают в плохие компании и даже в тюрьму потому, что лишены воли, и не способны противодействовать дурному влиянию. Видимо таким «мальчиком», которому уже исполнилось двадцать один год, и был её сын. Для таких парней самым лучшим местом для воспитания была Советская армия, но мама сделала всё для того, чтобы сын не служил. Однако расстаться пришлось. Маменькин сынок Вадик попал в криминальную компанию, в составе которой совершил преступление и оказался за решёткой. Теперь мама одолевала руководство колонии своими просьбами о сыне, забывая, что это не детский садик, и не школа, где она постоянно боролась за своё чадо, а зона. Зоя Константиновна плакала, умоляла вылечить её мальчика от страшного с её точки зрения недуга – хронического гастрита. Наталья Николаевна поклялась, что сделает это, а Татьяна отвернулась не в силах без смеха смотреть на эту «клушу», заламывающую руки, рассказывая о своём цыплёнке–бройлере. Однако, Наталья прониклась тревогой матери. \- Смотри какая женщина приятная, - обратилась Наташа к Татьяне, которая не могла скрыть улыбку. – Аккуратненькая, кругленькая, маленькая, как булочка. Голубые глаза, ямочки на щеках… Татьяна внимательно посмотрела на удаляющуюся женщину. Курточка бежевая, цвета поджаристой булочки. Шапочка беленькая, украшенная искусственным жемчугом. Действительно похожа на булочку, посыпанную сахарной пудрой. При появлении врачей в отделении, Головин, выждав необходимое время для того, чтобы доктор переоделась, зашёл в кабинет Татьяны Владимировны, начальника отделения, с докладом. Он рассказал, что вчера из колонии общего режима, которая находилась недалеко от города поступил большой этап. Сообщил «старшак» и о том, что тяжёлых больных среди них нет и это было самым главным. В кабинет на утреннюю планёрку стали собираться сотрудники, и первая явилась Наталья Николаевна. Она, мать двоих сыновей, близко к сердцу приняла просьбу Булочки, в отличии от Татьяны, которая презирала этих великовозрастных бройлеров. Оказалось, что Вадик действительно поступил, и Наталья сразу пошла на него посмотреть. Парень – вылитая мамаша, голубоглазый, румяный, с русыми кудрями. Есенин, да и только! «Старшак» тоже волновался о нём. Красивый как девушка, и простофиля. Могут обидеть. Учитывая эти обстоятельства, Головин взял парня под защиту и даже поселил его в своей комнате. Через несколько дней Вадику полагалось короткое свидание, на которое его должен был сопроводить старший санитар. Вот тут Головина и настигла «эта самая любовь». В комнате для свиданий, «старшаку» и Вадику пришлось подождать, пока с другой стороны решётки появится мать Вадика. Зоя Константиновна одарила Вадика, и Бориса, который стоял рядом, таким ласковым, материнским взором, что Борис «поплыл». Будто погладила! На душе светло стало, радостно! \- Что с тобой, старик, - спрашивал себя Головин, выходя из комнаты свиданий. Он расположился в коридоре, и стал ждать Вадика. Когда свидание закончилось, дверь открылась, и Борис опять увидел Зою. Она плакала, махала рукой сыну и Борису тоже. \- Я маме про тебя рассказал, Голова, - сказал Вадик. Парнишка оказался толковым, грамотным. Вскоре появилась вакансия в отделении и Головин, оформил его санитаром. Однажды, преодолев сомнения, он спросил Вадика, который в каждом письме рассказывал матери о своём «наставнике» Борисе, не будет ли против Зоя Константиновна, если Головин напишет ей письмо. Существует мнение, и оно в большинстве случаев правдиво, что осуждённые мастера писать письма. В них страдальцы красноречиво рассказывают о своей горькой судьбе. Особенно много посланий направляют по монастырям в надежде получить какую-либо помощь, лучше, конечно, материальную, ну и одиноким женщинам-заочницам. Лишённые внимания и любви дамы часто попадались в удачно расставленные сети, и становились рабами этой связи. Узники, разжалобив заочниц, переходили к просьбам, а иногда и требованиям с угрозами. Это бывало часто, но в каждом правиле существуют исключения. Зоя Константиновна, в знак благодарности за сына позволила Головину написать ей письмо и ответила на него. Завязалась переписка. В письмах Борис писал больше о Вадике, о его успехах. Щедро лил бальзам на материнскую душу, причём искренне, рассказывая, какого хорошего сына воспитала она. Кстати, если и льстил Головин женщине, то совсем немного. Вадим действительно был неплохим человеком и добросовестным работником. Как-то в отделении оформляли очередной санитарный бюллетень, и он написал стихи на тему авитаминоза за что получил одобрение от самой Нины Сергеевны – старшей сестры. Таким образом был открыт у Вадика талант. Зоя Константиновна гордилась сыном потому, что его стихи стали печатать в газете для осуждённых, которую издавало управление ФСИН. Вадик освободился, а Головину оставалось до свободы около года. Когда не стало Вадика, Головин почувствовал пустоту. Понял, что лишился родного человека. Он так привык к парню, что считал его сыном. Одна отрада осталась – Зоины письма. Вскоре он получил посылку от Вадима и его мамы. Это было событием потому, что родителей Бориса давно не было в живых, а сестре он даже не сообщил, где находится, поэтому ему никто не помогал. Однажды Головина экстренно позвали в кабинет главного врача. Чувствуя, как от волнения тарахтит сердце, он поднялся в кабинет Надежды Харитоновны, Матильды. Женщина курила у окна, а на столе лежала снятая с телефонного аппарата трубка. Матильда кивнула в сторону телефона. \- Тебе жена звонит, - сказала она, выпустив в форточку струю дыма. Головин дрожащей рукой приставил телефонную трубку к уху и не узнавая своего голоса, выдавил: «Я слушаю». Это была Зоя. Она благодарила за сына, говорила какие-то ласковые слова, а Борис чувствовал, что у него подкашиваются ноги. На всякий случай пришлось опереться на спинку стула, чтобы не упасть. Вот умора будет, если он в обморок брякнется! Зоя говорила, а Борис молчал, не зная, как реагировать на всё это. Зоя попрощалась, Борис положил трубку, поблагодарил Надежду Харитоновну и направился к двери. \- Головин, у тебя разве жена есть? - спросила главный врач. \- Есть, - уверенно сказал Борис. \- В следующий раз пусть звонит как положено, а не в мой кабинет! Хорошо? – попросила Матильда. - Я из уважения к тебе, как лучшему работнику, этот звонок приняла. Больше такого не будет. Головин пообещал, что впредь будет «как положено» и в полуобморочном состоянии вернулся в отделение. Официальные телефонные разговоры разрешались только между родственниками, поэтому Вадик (умный чертёнок) придумал этот трюк. Узнать городской телефон главврача было несложно, и многие его знали. В первом же письме после разговора по телефону, Борис сделал Зое предложение, и она его приняла. Это было каким-то чудом, но это случилось. Жених - Борис Головин не верил своему счастью, но все разговоры о предстоящей регистрации брака он прекращал. Боялся сглазить. Всё отделение принимало участие в подготовке к этому событию. Обдумали костюм жениха. Из запасов отделения, где оседают вещи, которые оставляют освободившиеся больные, подобрали брюки, пиджак, рубашку. Всё почистили, постирали, погладили. Всё это строго контролировала неугомонная сестра хозяйка Дося. Наталья Николаевна принесла мужнин красивый галстук, Татьяна Владимировна подарила жениху туалетную воду. Кореша изготовили подарок невесте – шикарный набор кухонных разделочных досок, которых в магазине не купишь, эксклюзив! Бракосочетание, событие для больницы исключительное, поэтому были задействованы все службы, вплоть до оперативной. Опера дали разрешение на то, чтобы на собранные сотрудниками терапевтического отделения деньги, был куплен и доставлен в зону роскошный букет хризантем. Регистрацию брака проводили сотрудники городского ЗАГСа. Церемония проводилась в комнате свиданий в присутствии начальника колонии. Свидетелем со стороны жениха была Нина Сергеевна нарядная и радостная. Молодым полагалось длительное свидание, после которого Головин вернулся обалдевшим от счастья. **\* \* \*** Когда Головин освободился, Зоя Константиновна встретила его вместе с Вадиком. Несколько счастливых лет пролетели как одно мгновение. Зоя не могла нарадоваться на мужа. Наконец–то она как за каменной стеной. Борис - мужчина серьёзный, непьющий. На все руки мастер. Всё в доме и на даче в порядке. Для Вадика Борис – незыблемый авторитет. Головин работал на хлебозаводе грузчиком, потом перешёл в экспедиторы. Жили в достатке. В дачном посёлке его часто просили помочь, тоже денежка капала. Зоя, как и прежде, работала на швейной фабрике. Она была счастлива своим маленьким женским счастьем. Нина Сергеевна и Дося поддерживали отношения с Головиным и тоже периодически пользовались его услугами по хозяйству. У «старшей» муж был полковником и ничего не умел, у Доси - алкаш и кроме водки ничего не хотел. Жили в одном городе, поэтому все сотрудники отделения иногда встречались с Головиным, были в курсе его жизни и радовались за него. **\* \* \*** Однажды Нине Сергеевне позвонила встревоженная Зоя и рассказала, что на хлебозаводе выявилась пропажа готовой продукции. Борис не имеет никакого отношения к этому, но подозревают его, из-за тюремного прошлого. Бориса стали вызывать на допросы. Он понимал, что кто-то умело подводит его под статью, чтобы самому остаться с прибылью и избежать наказания. Зоя была в отчаянии, а Борис пребывал в депрессии. Через некоторое время Зоя Константиновна опять позвонила «старшей» и сообщила, что муж пропал. После сверхурочной работы не пришёл домой, Вадик тоже не знает, где может быть Головин. Ещё в письмах Борис обещал Зое, что никогда больше не «сядет». Когда его стали подозревать в краже, он понял, что доказать свою невиновность не сможет, слишком хитроумно всё было придумано. Он решил исчезнуть. Написал письмо Вадику, где попытался всё объяснить. Просил простить его и благодарил за те годы счастья, которые подарили ему эти люди. Письмо отправил по почте. Поехал на попутке, которая остановилась у придорожного кафе. Шофёр пошёл обедать, а Головин, выйдя из машины, всё время размышляя о том, правильно ли он поступает. А задумал он страшное. На душе было так тошно, что он напился и очнулся только в доме Рыбакова. **\* \* \*** Утром, когда Женька проснулся, он обнаружил задумчивого Головина, сидящего на диване. Постельное бельё и одеяло лежало, сложенное аккуратной стопочкой. Увидев Рыбакова, он встал, надел унты, полушубок. \- Ждал, когда ты проснёшься, чтобы попрощаться, - сказал он. – Спасибо, друг, - добавил он дрогнувшим голосом и протянул руку для рукопожатия. – Поеду я… Женька предложил позвонить жене или Вадику, чтобы не волновались, но Головин отрицательно покачал головой. \- Ещё раз спасибо, прощай! Борис ушёл, и Рыбаков был уверен, что он вернулся домой. **\* \* \*** Однажды, когда Женька в очередной раз был в гостях у Татьяны, и случайно разговор зашёл о Борисе, он услышал конец этой истории. Домой Борис не вернулся, он действительно пропал. Объявили в розыск. Думали подался в бега, но однажды, через несколько месяцев после его исчезновения, обнаружили далеко в тайге его труп, висящий на дереве. Повесился высоко, чтобы звери не сожрали. Решил, что лучше в петлю, чем нарушить слово, данное любимой женщине, и снова оказаться в лагере. Бог ему судья. Самоубийц не отпевают и церковь о них не молится, но Зоя молилась о своём муже дома, и вопреки канонам церкви ставила в храме поминальные свечи. Какой-то мудрец сказал, что время – сестра правды. Это действительно так потому, что истинные мошенники и воры через какое-то время были найдены и наказаны. Правда восторжествовала, но не сразу.

Время приближалось только к 14 часам, а за окнами темень, Север всё же, Полярный круг рядом. Первая половина пути была радостной потому, что Женька заново с трепетом пережил каждое мгновение тех двух, наверное, одних из самых счастливых дней его жизни. Воспоминания о первой встрече с Татьяной и о стремлении найти повод, чтобы сблизиться с этой необыкновенной женщиной, тоже не были тягостными. А вот сейчас его мысли крутились возле Головина, который спал на заднем сиденье. \- Что могло случиться? – тревожно думал Женька. Борис был ему небезразличен. Наконец, прибыли в посёлок. Ещё накануне Рыбаков позвонил с Татьяниного телефона Марковне, чтобы она ждала «хозяина» завтра к обеду. Это означало, что домработница (таков был статус этой женщины в доме Рыбакова) должна была протопить печи и купить у соседки пельменей, которые она заготавливала в больших количествах для своей семьи. Соседка была сибирячкой и знала толк в пельменях. Рыбаков не доверял Марковне стряпню с самого первого дня, когда она решила накормить его рыбой, особого засола, которую готовили в её родной деревне. Рыба должна быть с душком, с «анчоусом» как выражался дед Рыбакова. В доме стоял «аромат» этого экзотического блюда и когда Марковна с загадочным видом подала кусок «хозяину», Женька скромно отказался от угощения, едва подавив рвотный рефлекс. Альбина обиделась, долго материлась «в воздух», но Рыбаков понимал, что всё это по его адресу. В посёлке работала столовая, но только по будням, а сегодня был праздничный день. Обычно Женька обедал в столовой, на ужин покупал что-нибудь в магазине, а на завтрак пил «бочковой» кофе с сигаретой. Рыбаков знал несколько изысканных рецептов кофе, и в своей прежней жизни он готовил его по утрам для себя и жены, а вот теперь в одиночестве делать это было лень. Татьяну и Наташину компанию он все-таки удивил, сварив для всех свой фирменный кофе–карамель, а потом кофе по–малайски. Танечка была в восторге, и он угощал её этим напитком сколько она пожелала. У неё были и кофемолка и турка, но кофе она варила тоже редко, и, конечно, не как Женька с разными кулинарными изысками, а обычный. Когда машина остановилась около дома, на крыльцо вышла Марковна в брюках, толстом свитере, и с пуховым платком на голове. Рыбаков стал вытаскивать из машины Головина и попросил Марковну помочь ему. \- Опять? Где, Саныч, ты их берёшь? – угрюмо ответила вопросом женщина на его просьбу. Своё неудовольствие она подтвердила ненормативной лексикой и стала помогать Женьке. Марковна материлась постоянно. Все усилия Рыбакова перевоспитать её, к успехам не привели, и он отступил. В этом таёжном посёлке все жители, начиная с нежного дошкольного возраста до почтенного возраста старцев сквернословили. \- Ты не больно-то выражайся, - предупредил её Рыбаков. – Это профессор! – воскликнул он. \- В прошлый раз писатель был, - буркнула Марковна. - А что же профессор так нажрался? – ворчала она. \- Альбина Марковна, как грубо, - укоризненно обратился к ней Женька. – Он бы сам тебе всё рассказал, если бы его не развезло от усталости, - процитировал он классику. \- Ой, и где же он так притомился? - вредничала женщина, закидывая руку Головина к себе на плечо. Другая рука была закинута на плечо Рыбакова. \- Представляешь, весь день учил таблицу умножения! – изгалялся Женька. \- Дак он же профессор, -пыталась подловить «хозяина» Марковна. \- Он профессор по русскому языку, а не по арифметике! Будь осторожна с матюгами-то. В суд может подать за надругательство над родной речью, - пугал Женька. Марковна недоверчиво посмотрела на Рыбакова. \- Брешешь, - с надеждой в голосе сказала она. \- Зуб даю, - не сдавался Рыбаков. Они втащили Головина на кухню и положили на диван. Кое какие признаки жизни гость стал подавать: открыл глаза, и что-то промямлил. Поручив Марковне снять с гостя унты, шапку и меховую куртку, Женька поехал в гараж, ставить машину. Вслед неслась отборная матерщина, по поводу того, как она, приличная женщина, устала от этих профессоров и писателей, которых таскает и таскает, таскает и таскает «хозяин». \- Почему я должна всё это терпеть? – материлась она. - Дом терпимости какой-то! Писателя, о котором вспомнила Альбина, Женька приютил не так давно. Рыбаков шёл домой с работы в кромешной темноте, освещая себе путь фонариком и чуть не наступил на мужика, который валялся на тропинке. Это был день получки, когда вся мужская половина посёлка была вдребезги пьяной. Именно поэтому деньги выдавали в пятницу вечером. Если бы валялся коренной житель этих мест, то благодаря национальной одежде, которая начиналась с мехового капюшона, продолжалась меховой курткой, плавно переходящей в рукавицы, а меховые штаны заканчивались меховыми носками, переходящими в меховые сапоги, с ним бы ничего не случилось. Разве бы рожу обморозил, да и то не факт потому, что чаще всего рожа была обморожена уже ни один раз и ничего ей больше не грозило. Национальный костюм, выработанный многими поколениями предков, выживших в тяжелейших условиях Севера, повторял «одежду» зверя, а звери насмерть не замерзают. Перед Рыбаковым же был один из рабочих в обычной не очень добротной зимней одежде. Где жил этот алкаш, Рыбаков представления не имел. Когда Женька притащил мужика к себе в дом, Марковна всплеснула руками и предложила оставить его в коридоре, учитывая непотребный, по её мнению вид гостя, однако, Рыбаков распорядился уложить его в кухне на «дежурном» диване. \- И какие книжки написал твой писатель, Саныч? – спросила недовольная Марковна. Женька ответил, что писатель этот пишет не книги, а жалобы на него, Рыбакова, и других начальников. \- Своими кляузами достал, - разоткровенничался Женька. - Удавил бы урода! \- И ты его на своём горбу тащил? – изумилась женщина. Когда он стоял над телом пьяного Писателя там, на тропинке, Женька вспомнил слова своего деда, который, видимо, близко к тексту цитировал Евангелие. Он говорил, что нет никакой доблести в том, когда ты помогаешь друзьям или людям, которые к тебе хорошо относятся. Это естественно. А вот прощать врагов, к чему призывал Христос, труднее, почти невозможно. Для этого нужно мужество, истинное милосердие и много чего ещё. Подражать Христу не входило в планы Рыбакова ввиду их неосуществимости. Женька просто подумал, что в такой дикий мороз и в такое время суток никто мимо уже не пройдёт и Писатель обречён на погибель. А как жить потом ему, равнодушно прошедшему мимо? Поэтому сомнений не было. Ночью Писатель проснулся, украл из холодильника бутылку водки, банку тушёнки, сколько–то денег (немного) из выдвижного шкафчика стола и исчез. \- А я тебя, Саныч, предупреждала, - ликовала Марковна. **\* \* \*** Головин очнулся к ужину. Вскочил с дивана, заметался по кухне, в потёмках налетел на бачок с водой. Из-за перегородки, которая отделяла русскую печку от остальной кухни выглянула Марковна. \- Где я? – прохрипел гость. \- В КПЗ, - зло ответила женщина. - Допился…, - пробормотала она. \- Где уборная? – опять прохрипел Головин, и стремглав выскочил из кухни в том направлении, куда показала Марковна. На шум вышел Рыбаков. Он предложил приятелю умыться и потом пригласил в комнату. Гостиная, как высокопарно называл он свою единственную комнату, была просторной, почти пустой. Здесь стоял ещё один диван (Женькино спальное место), кресло, журнальный столик с телефоном, лавка у изразцовой печки. В углу на перекладине висело несколько плечиков с одеждой, сверху накрытые целлофаном - импровизированный шифоньер. В другом углу на тумбочке стоял телевизор. На окнах тёмные шторы, на полу большой ковёр. Над диваном в рамочке вырезанная из газеты фотография, где Татьяна Владимировна и Евгений Александрович рядом как добрые друзья. \- Зацепила Танька? – спросил Борис, посмотрев на фотографию. - А ты, значит, в коммерсы заделался? – спросил он после паузы. - Ну и как? \- Не в коммерсанты, а в фабриканты, - поправил Женька Бориса. - Буржуй я теперь… В дверь тихонько постучавшись и не дождавшись разрешения, вошла Марковна. \- Ну дак я пойду уже, - выдавила она из себя елейным голоском. - Пельмени и сало в кладовке. Грибы, ваши любимые, и капустка в холодильнике. Маслица постного польёте, лучку порежете, пельмешки отварите и кушайте на здоровье. \- Слушай, Альбина, ты, что не могла пельменей отварить? Чем ты занималась-то столько времени? Вопрос был риторическим потому, что Рыбаков хорошо знал, чем занималась его домработница. На кухне, за перегородкой, кроме печки, стояла газовая плита и стол у окна с маленьким телевизором, который Марковна после нескольких истерик отвоевала себе. Она постоянно смотрела какие-то сериалы, отвлечь от которых её было невозможно. \- Ну, что ты за человек такой, - укорил непутёвую бабу Женька. – Самая настоящая МоркОвна! Забыла, что я тебе деньги плачу? Зачем я это брякнул – спохватился Рыбаков, но было поздно. Марковна набрала побольше воздуха в свою необъятную грудь и завопила визгливым, противным голосом: \- Да яж тебе к празднику и пирог испекла, мяса целую корчагу нажарила, сёмушки посолила! А он?! - Марковна выразительно посмотрела на Головина, словно прося защиты, - Не притронулся, побрезговал! Деньги он плОтит, - не унималась женщина, - постыдился бы! Это разве деньги! Я тут пропадаю с утра до ночи. Правильно тебя жена бросила, правильно! Каторжник! – всё больше распалялась Марковна. Всё это сопровождалось таким матом, что Головин вытаращил глаза. Продолжая браниться, она так шарахнула дверью, что фотография на стене зашаталась как во время землетрясения, но дверь не закрылась и мужчины вынуждены были выслушать продолжение монолога. Марковна на кухне надевала полушубок, накручивала на голову пуховый платок и орала во всё горло: \- Понаехали всякие…, лес вырубили, рыбу отравили…, - образовалась пауза, во время которой Борис хотел подойти к женщине и попытаться её урезонить, но Женька его остановил. Марковна надела пимы, взглянула в маленькое зеркальце у вешалки, подошла в входной двери, крикнула мужикам «оккупанты», сопроводив это существительное такими нецензурными прилагательными, что Женька готов был покраснеть, и победно удалилась. \- Не обращай внимания, - попытался успокоить Рыбаков гостя, на которого по всей видимости эта «семейная сцена» произвела большое впечатление. – Завтра утром придёт как ни в чём не бывало. Денег ей мало, - огорчённо говорил Женька, будто оправдываясь. – Лесорубы на делянках почти столько же получают. Наварили пельменей, выпили, закусили квашеной капустой и грибами, съели пироги с картошкой из придорожного буфета. Женька не решался заводить разговор о том, что произошло с Головиным. Почему он оказался далеко от дома? Почему так напился, ведь раньше Борис относился к алкоголю отрицательно. Чтобы как-то расшевелить Бориса, Женька рассказывал о своих делах, но так и не понял, слушал его Голова или был погружён в свои, скорее всего грустные мысли. Место работы для Рыбакова присмотрел его отец, незадолго до освобождения сына. В этом посёлке продавался небольшой деревообрабатывающий цех. Отец приехал на Женькином джипе и выкупил это предприятие. Нанял бригаду и начал строить дом, так как Женька категорически отказался возвращаться в Москву. Дом пришлось достраивать Рыбакову самому потому, что отец серьёзно заболел и вернулся домой. Они рассчитали с сыном, что, освободившись из колонии летом, Женька снимет комнату в посёлке и будет продолжать строительство дома. Всё получилось не так гладко, как планировали, но в конце концов всё утряслось. Посёлок, в котором поселился Евгений, был, научно выражаясь, депрессивным. В семидесятые годы недалеко от старинного села, занимавшегося рыболовством и охотой, образовали леспромхоз. Население сразу увеличилось за счёт завербованных рабочих, которые приезжали сюда за «длинным рублём» и освободившихся заключённых. В эту глухомань, до которой можно было добраться только на самолёте, построили дорогу, так как нужно было вывозить лес. По реке пассажирские суда не ходили. Во время перестройки леспромхоз захирел и его распродали по частям. Работы не было. Рабочие разъехались кто куда. Кому некуда было податься и коренное население остались влачить жалкое существование. Промышляли охотой, рыбалкой, но жили все тяжело. Народ вымирал от пьянки, многочисленных болезней и безнадёги. Ещё в советское время было замечено, что здешнее население не отличалось здоровьем. Неоднократно приезжали комиссии из министерства здравоохранения, последнюю из которых усилили редким в то время специалистом-генетиком. Было установлено, что причиной большой смертности населения и особенно младенцев, являются наследственные заболевания, которые появляются в результате близкородственных браков. Отец во второй свой приезд привёз сыну двухтомник С. В. Максимова - знаменитого путешественника и исследователя здешних мест. Книгу Женька не дочитал, некогда, но кое- что о коренных жителях ему стало понятней. \- Вот взять ту же Марковну, - повествовал Рыбаков. – В молодости красавицей была. \- Да она и сейчас ничего, - оживился Головин. \- Я фотографии видел, такая краля, - причмокнул Рыбаков, - но дура и скандалистка. Женька осёкся на полуслове, стало стыдно. Он вспомнил, как валялся на этом диване с высокой температурой, задыхался, даже бредил. Утром пришла Альбина сделала ему клюквенного морсу и помчалась, да, помчалась за фельдшером. Женька болел несколько дней, а телефон трезвонил, не переставая. Звонили с производства, и Марковна как личный секретарь передавала его слова в трубку потому, что голос у «хозяина» был хриплым и слабым. Поила его куриным бульоном, каким-то местным отваром от кашля, заставляла есть лук. Но самым эффективным средством оказался чай, который употребляли рыбаки, охотники и оленеводы с незапамятных времён. Это крепкий чай со спиртом в особых пропорциях. Женька спал после него как мёртвый, даже не реагировал на инъекции, которые ему каждый день делала фельдшерица. Марковна, пока «хозяин» болел, даже ночевала на кухне, где, не раздеваясь спала на «дежурном» диване. Женька, настаивал, чтобы она уходила спать домой. \- Я уйду, а ты тут кони двинешь…?! - возражала Альбина. Это всё пронеслось в голове за секунду, и Женька стал оправдываться: \- Нет, не дура, просто не образованная, да и жизнь у неё тяжелая, не позавидуешь. Муж был охотником, всё время жил в лесу. Когда возвращался, пил, не просыхал. Лупил жену, в изменах подозревал, а когда изменять-то, трое ребятишек на руках. Работала в леспромхозе табельщицей. Работа тяжёлая для женщины: на морозе, с мужиками, большинство из которых бывшие уголовники… Однажды муж напился как всегда и умер. До сих пор слухи по посёлку ползают, мол его Альбина отравила. Установили, однако, что у благоверного супруга была разрушена алкоголем печень. Это давно было, дети уже взрослые, в городе живут. Головин сидел с обречённым видом, склонившись над тарелкой и молчал, Женька с тревогой смотрел на него. Видно было, что гость нуждался в откровенном разговоре, исповеди, но пока не был готов к нему, и Женьке пришлось продолжать: \- Марковна, единственная, кто согласился мне помогать. Она живёт одна и недалеко. Приходит печи топит, чувствуешь, как тепло. Я человек городской, думал засунул дрова в печку, поджёг и – готово. А это целая наука, оказывается. Видал, какая красавица у меня на кухне – русская печь, – увлечённо рассказывал Женька, наскочив на любимую тему. - Я мастера с трудом разыскал. Большие деньги заплатил, но не жалею. Она, - Рыбаков кивнул в сторону печки, - во всём мире считается одним из лучших инженерных сооружений прошлого. Кстати, очень экономична. А в комнате у меня голландка. Иностранка она и есть иностранка, один форс. Весь дом ей не обогреешь, зато лежанка есть. Заметил, что у неё одна стенка изразцовая? Этот изразец я вот этими руками, - Женька продемонстрировал Борису свои обыкновенные интеллигентские ладони, на которых гость должен был обнаружить трудовые мозоли, – вот этими руками, - повторил Рыбаков, - в лесу откопал. Говорят, на том месте поповский дом стоял. Попа арестовали в шестидесятые годы, семья уехала. Там дед какой-то долго жил, говорят беглый зэк. Несколько лет назад он исчез, а дом сгорел. Вот на пепелище, я изразцы и откопал. \- Пойдём покурим, - словно очнувшись, сказал Головин. Они вышли в сени. \- Вот ты говоришь, что врагов нужно прощать и любить…, - как-то обречённо заговорил Головин. - А как же на войне? \- В детстве, когда дед мне сказал, что нужно любить врагов, я тоже этим мучился, - затянувшись сигаретой, сказал Рыбаков. - Потом мне, уже подростку, дед всё объяснил словами святителя Филарета Московского, которые я запомнил на всю жизнь: «Люби врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагами Божиими». \- Вот, оно как, - сказал Борис и надолго замолчал. Они вернулись в дом. Что произошло с этим сильным человеком, что терзает его? Головин, с надеждой взглянув на Женьку, начал свой рассказ.

Рыбаков возвращался в посёлок на своём джипе. Новогодние выходные выдались в этом году длинные и счастливые. Птица счастья завтрашнего дня, прилетела крыльями звеня! - неслось из репродуктора. - Выбери меня, выбери меня, - весело подпевал Женька. После освобождения Рыбаков дважды Новый год встречал в одиночестве. Марковна, местная, сорокапятилетняя женщина, которая помогала ему по хозяйству, к празднику готовила жареное мясо, малосольную сёмгу, несъедобные пироги с рыбой по местному рецепту. За то, что всё у неё получалось «не как у людей», эту белокурую нимфу Рыбаков называл МаркОвной, на что она страшно обижалась и посылала «хозяина» по адресу, состоящего всего из трёх букв. Обзвонив родню и друзей, оставшихся в Москве, поздравив всех с праздником, дождавшись боя курантов, он выпивал водки, закусывал солёными (собственного засола) груздями и ложился спать. На следующий день лежал на диване перед телевизором, пил. Если в посёлке ничего не происходило, вспомнить потом было нечего. Родители несколько раз напрашивались приехать в гости именно на Новый год, так любимый их сыном, но Женька категорически препятствовал этому, зная как тяжело будет его московским «старикам» пережить длинную дорогу и деревенские неудобства. Это Север, здесь тайга, которая начинается сразу за Женькиной баней, здесь медведи настоящие, которые нет–нет, да и забредут в посёлок. Родители переживали за сына. Женькино состояние мама расценивала как депрессию и, наверное, была права. Она советовала обзавестись новыми друзьями, но пока Рыбаков исходил из известного совета Омара Хайяма: «ты лучше будь один, чем вместе с кем попало». Этот наступивший год Женька встретил с самой лучшей женщиной в мире и в хорошей компании. Всё изменится теперь, ведь как встретишь Новый год, таким он и будет, - размышлял Рыбаков. При воспоминании о Татьяне начинало колотиться сердце. Ну совсем как у Маяковского: «сплошное сердце стучит повсеместно!». Не рехнуться бы от счастья! Дорога плавно наматывалась на колёса, а память возвращала Рыбакова к событиям недалёкого прошлого. **\* \* \*** Несколько лет тому назад, очутившись в следственном изоляторе по доносу конкурентов на неисполнение предпринимателем Евгением Рыбаковым целого списка законов, (что было неправдой), а потом в лагере, Женька некоторое время пребывал в оцепенении. Казалось, что это происходит с кем-то другим, а он смотрит со стороны. Получив необходимые сведения о местах лишения свободы от отца, который всё это знал из рассказов Шаламова и записок академика Лихачёва, Женька ни с кем не сближался, не ссорился, в конфликтах не участвовал. Как говорил дед, Господь дал своему любимому творению два уха, два глаза и только один язык. Из этого следовало, что человек всегда, а в тюрьме и в зоне особенно, должен смотреть в оба, всё слышать и поменьше болтать. Женька старался придерживаться этого правила и, возможно, поэтому у него были ровные отношения и с сидельцами, и с администрацией. Люди, которые много лет провели в лагерях, говорили, что в последнее время в большинстве зон работы не было, поэтому «сидеть» стало тоскливо. Денег на ларёк нет (не всем зэкам родственники могли помочь, сами бедствовали), кроме того, без работы время становилось медленным, почти не двигалось, как вода в болоте. Рыбаков с его энергией, желанием преодолеть эту свалившуюся на него напасть с наименьшими потерями, не представлял, как будет жить, не делая ничего. Как только он оказался в зоне, где ещё оставался деревообрабатывающий цех, хотя и в уменьшенном размере, сразу заявил о своём намерении трудиться. Его приняли мастером, и вскоре переместили на инженерскую должность. Погоняло получил исходя из записи в дипломе – Инженер. Жизнь пошла несколько быстрее, но оставалось ещё свободное время и выходные дни, которые тоже нужно было чем-то заполнять. В зоне была библиотека и Рыбаков решил заняться самообразованием. Большого разнообразия в литературе не было, но были журналы «Наш современник», которые отдавал в библиотеку один из офицеров. Кроме того, было много поэтических сборников, которыми пополняли библиотеку сотрудники колонии, а Д. С. Лихачёв в своих советах, идущему по этапу говорил: «верующий, тверди молитвы, неверующий – стихи». Сборники пригодились. В цеху свирепствовали сквозняки и Рыбаков простудился. Сильно кашлял, выкручивала суставы и раскалывала череп высокая температура. Пришлось обратиться в медицинскую часть. Флюорограф в зоне не работал и Женьку направили в «больничку» с подозрением на воспаление лёгких. По прибытию этапа в больницу, всех больных вскользь, осмотрел дежурный врач. Потом в маленькой тёмной комнате без окон, где пришлось провести несколько часов, появился мужчина в безупречно отглаженном чёрном «лагерном» костюме. Он выкрикнул несколько фамилий (в том числе и Женькину) и распорядился названным гражданам следовать за ним. После темноты приёмного отделения свет летнего дня показался Рыбакову ослепительным, а зелень берёз и рябинок вдоль асфальтовой дорожки, ведущей в терапевтический корпус, показалась необыкновенно яркой. Сердце защемило от радостного предчувствия. Столько женщин в одном месте Женька давно не видел. Созерцание Нины Сергеевны - старшей сестры отделения, сестры–хозяйки по прозвищу Дося, медсестёр в кабинете, где его осматривали на педикулёз и кожные заболевания, и промчавшаяся мимо процедурная медсестра с капельницей в руках, воспринималось им как фантастический сон. \- Наверное, не помру пока, если на женщин реагирую, - хмыкнул Рыбаков, несмотря на отвратительное самочувствие. Его лечащим врачом стала Наталья Николаевна и Рыбаков был поражён тем, как доброжелательно она к нему отнеслась. Оказалось, что так же она относится ко всем своим пациентам. Пневмония у Рыбакова не подтвердилась, и он решил, что его выпишут продолжать лечение в колонии. Однако доктор докопалась, что ещё в СИЗО, когда Женька страдал от мучительного кашля с температурой, он перенёс острый бронхит. К врачу не обращался, следовательно, не лечился (не до того было). \- Бронхит перешёл в хроническую форму, - констатировала Наталья Николаевна после осмотра пациента, - а сейчас серьёзное обострение. Немедленно бросить курить, тепло одеваться, - давала она наставления. - В процедурный кабинет на инъекции приходить вовремя! Таблетки принимать в присутствии медицинской сестры! – заученно говорила доктор, не отрываясь от бумаг, где она непрерывно что-то писала. Женька пламенно обещал всё исполнять, но как только вышел из кабинета, по привычке хотел закурить, но вовремя заметил на стене плакат с перечёркнутой сигаретой. Вскоре старший санитар, который приходил в приёмный покой за терапевтическими больными, собрал вновь прибывших пациентов. \- К бабам не приставать, вести себя культурно, кто допустит оскорбления, за «базар» ответит, - вещал он. – Женщинам этим цены нет, - продолжал «старшак». - Кто бы ещё с нами согласился работать, - мрачно закончил он. Это был Борис Головин, по прозвищу Голова, знаменитый старший санитар терапевтического отделения, о котором по колониям ходили легенды. Он начал свой криминальный путь в молодости. Блатовал, жил по понятиям, в чём к сорока годам разочаровался. Поговаривали, что блатные его однажды крупно «подставили». На удивление всем он не поплатился за свою измену, продолжал пользоваться уважением среди спецконтингента. С блатными ладил, соглашался на разумные компромиссы, но не прогибался, за что со временем снискал терпимое отношение со стороны этой группы осуждённых. В «терапии» он работал давно, был предан медицинскому персоналу. Врачи и медицинские сёстры души в нём не чаяли. После того, как все новички побывали на беседе со старшей сестрой, лечащим врачом, и Головиным, им предстояла встреча со смотрящим по «терапии». Каждый, кого звал санитар в «блатную хату», должен был, остановившись у двери, рассказать всё о себе: откуда вообще, с какой зоны, статью, срок и т. д. Смотрящим в это время был грузин с большим горбатым носом. Фамилия у него была замысловатая, которую запомнить было сложно, да и незачем потому, что все называли его Марсель или коротко – Марс. \- Не тянет, однако, на бога войны, - подумал Женька, осмотрев худую и сутулую фигуру Марса. Здесь же в этой палате жили ещё два человека, один молодой, красивый парень–качок с внушительными кулаками, и вертлявый, средних лет мужичонка, постоянно подкашливающий и изрыгающий отвратительные даже для зэков ругательства. -А вот и два спутника планеты Марс, - с удовлетворением подумал Женька, недавно перечитавший мифы древней Греции, которые в детстве были для него лучшими сказками. – Вот передо мной Деймос - ужас, - посмотрел он на парня с кулаками. – А этот вертлявый, стало быть, Фобос - страх. Да, войну всегда сопровождают страх и ужас, всё правильно. Когда Рыбаков представился как Инженер, он заметил на лице Марса интерес, а когда доложил, что он москвич, на физиономии смотрящего отобразилось нечто похожее на уважение. При этом вертлявый Страх задавал Женьке какие-то мерзкие вопросы, угодливо заглядывая в глаза повелителю, а здоровенный Ужас непрерывно жевал жвачку как канадский хоккеист и равнодушно смотрел на происходящее. Рыбаков обратил внимание, что на табуретке стояла шахматная доска с фигурами и уже начатой партией, прерванной, видимо, из-за неотложных дел. Рядом на кровати лежала книга, по которой в детстве Женька учился этой древней игре, занимаясь в шахматном кружке. Марс перехватил взгляд Рыбакова на шахматы и поинтересовался не играет ли он. Рыбаков, зная, чем оборачиваются игры в зонах (а здесь все игры становятся азартными), поспешил отречься от любимого занятия. \- Жалко! Научится сильно хочу - с выраженным акцентом разочарованно сказал Марс, - слышал, что мозги развивает лучше покера. Партнёров нет. Дебилы одни кругом, - добавил он, взглянув на Страха и Ужаса. Два последующих дня были выходными, и Женька с раннего утра гулял в прогулочном дворе отделения, отгороженного от остальной зоны сеткой-рабицей. Любовался клумбами с бархатцами, календулой и флоксами. В беседке, пока в ней не появлялась ватага игроков в домино или шашки, можно было посидеть в тишине. Курорт, да и только. Весь день занимали лечебные процедуры, инъекции, ингаляции, приём таблеток, а по вечерам делать было нечего, и Женька пожалел, что не взял из зоны книги. Большинство больных по вечерам уходили в столовую, где включали телевизор, но Рыбаков сразу после ужина возвращался в палату. Смотреть что-либо по телеку было невозможно из-за хохота и комментариев, которые без конца звучали от зрителей. Многие больные отдавали предпочтение кроссвордам, которые в изобилии печатались в газетах. Старые газеты приносили в отделение сотрудники, а Нина Сергеевна специально покупала их для санитаров. Кроссворды были чаще всего с примитивными вопросами, но и они часто ставили в тупик большинство «жуликов». Весть о том, что Инженер с ходу заполняет все клеточки в кроссвордах, не обошла и Марса. К Женьке то и дело, стал подходить здоровяк из блатной хаты, которого Рыбаков прозвал Ужасом и тихо, заговорщицким голосом спрашивал: \- Стол, - длинная пауза, - этот, как его, походный. - Опять пауза – У этого, как его, с которым воевали ещё… \- Наполеон? – помогал Женька. \- Ага, - радостно соглашался Ужас. Говорили, что он серьёзно занимался боксом, а потом стал участвовать в боях «без правил» за деньги. Там ему окончательно повредили мозги, сказались множественные, хотя и не тяжёлые, черепно-мозговые травмы. \- Букв сколько? \- Вот, блин, забыл, - растерянно бормотал парень и быстро удалялся. Вернувшись, он тихо говорил Рыбакову. – Восемь. \- Секретер, - подумав одну секунду, отвечал Инженер. – Французский откидной стол. Парень смотрел на Женьку так будто перед ним стояло божество, но кроме «во даёт» - произнести ничего не мог и торопился в свою палату доложить результат смотрящему. Марс таким образом прославился как очень умный, а авторитет Инженера вырос необыкновенно. Старший санитар тоже стал проявлять к Женьке интерес и, присмотревшись к нему, разговорился. Расспрашивал о колонии, откуда прибыл Рыбаков, оказалось, что свой первый срок Головин мотал именно там. Рассказал о здешних правилах и «подводных течениях». Он хорошо отзывался о докторах и особенно о начальнике отделения. Её уважают все и не дай Бог, кто обидит Татьяну Владимировну… В этом месте «старшак» сделал многозначительную паузу, словно предупредил о возможных трагических последствиях, если не прислушаться к его словам. В настоящее время начальник отделения Татьяна Владимировна была в командировке в СИЗО. В понедельник должна появиться в больнице. В понедельник утром, как всегда, Рыбаков прогуливался во дворе, когда стали подходить работники больницы. Женька увидел двух женщин, приближающихся к терапевтическому корпусу. Одна из них была Наталья Николаевна. Под руку с ней шла высокая, молодая женщина. По всей вероятности, это и была Танька, как между собой называли начальника отделения больные. Волосы тёмно-русые, кудрявые, почти до плеч. Рот большой, глаза серые. Спина прямая, сумка через плечо. Танька что-то очень эмоционально рассказывала Наталье Николаевне, которая внимательно слушала и иногда вскидывала брови вверх, поражённая услышанным. Они подошли к калитке, ведущей к корпусу, и нажали на звонок, связанный с вышкой. На вышке круглосуточно дежурил осуждённый из хозяйственной обслуги, в обязанности которого входило наблюдение за передвижениями по территории больницы, и открывать двери в локальные участки по звонку от калитки. Женщины остановились перед дверью, продолжая разговаривать, калитка не открывалась, видимо дежурный уснул. Позвонили второй раз, эффекта не последовало. Женька сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул после чего из окна вышки высунулась всклокоченная голова и дверь моментально отворилась. \- Спасибо, - одновременно поблагодарили Рыбакова женщины. Танька была взволнована, что передавалось и Наталье Николаевне. Головин, рассказывая Рыбакову обо всех сотрудниках отделения, особенно подчеркнул, что семьи у Таньки нет, поэтому все мысли её сосредоточены на работе. \- Неужели о работе можно так горячо говорить и руками махать? – удивился тогда Женька. О чём она? Почему-то эта встреча и жаркий, с жестикуляцией рассказ Татьяны, слов которого не было слышно, как в немом кино, врезались Рыбакову в память. Через несколько лет он узнает, что тогда так взволновало Татьяну, вернувшуюся из следственного изолятора. По понедельникам был обход начальника отделения. Предупредили всех больных, чтобы к десяти часам были на месте. Доктора, а их было пять человек подошли к палате, где находился Рыбаков. Танька была самой молодой в этой компании, и она была начальником отделения. Головин объяснил это тем, что она дольше всех работает в этой системе, направлена в их больницу сразу после института и интернатуры. Наталье Николаевне, которая старше Татьяны, предлагали возглавить отделение, но она категорически отказалась, ссылаясь на своё семейное положение – замужем за хирургом, которого постоянно нет дома, а дома двое детей. Должность начальника отделения предполагала частые командировки, ненормированный рабочий день, то есть вызовы в больницу в любое время, в том числе и ночное. Танька тоже отказывалась от этой должности, говорят два дня ревела у начальника в кабинете, но согласиться пришлось. Другие кандидатуры не рассматривались. Доктора останавливались около каждого больного и выслушивали доклад о его состоянии. Татьяна Владимировна была сосредоточена, слушала внимательно, но проницательный Рыбаков заметил, что её мысли улетают куда-то далеко, видимо к тому, о чём она так горячо рассказывала утром подруге. Делегация добралась до Женькиной койки и остановилась. \- Привет, Соловей-разбойник, - обратилась Татьяна к Рыбакову и улыбнулась. Белые зубы сверкнули, глаза заискрились, и Женька пропал. Дальше рассказ Натальи Николаевны о его самочувствии, анализах и лечении, был как в тумане. Следующие дни пребывания в больнице были посвящены тому, чтобы как можно чаще видеть Татьяну, сказать ей что-нибудь, но не получалось. Рыбаков измучился, размышляя как обратить на себя внимание. Ругал себя за сентиментальность, которую замечал за собой последний раз в институте, когда ухаживал за своей будущей женой. Женька выздоровел, лечение закончилось и его выписали. Он уезжал из больницы раненый в самое сердце этим проказником Амуром из своих любимых мифов и не знал, что с этим делать. Выбросить из головы не получалось, оставалась надежда на его величество Время. Опять вспоминался Маяковский: *Взглянув, разглядела просто мальчика,* *Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть* *Как девочка мячиком.* Так начиналась история его любви, похожая на детективный роман. За последующие два года он несколько раз лечился в терапии, но не у Татьяны. Однажды ему в голову пришла мысль, помочь отделению с ремонтом и вследствие этого потом случилась «мерехлюндия», голубцы, встреча на освящении храма в больнице, совместная фотография в газете, букет роз и, наконец, телеграмма от Чапая. **\* \* \*** В пути Рыбаков был уже более часа, требовалось размяться и выпить кофе. Вот как раз и место, где можно отдохнуть – одноэтажное кирпичное здание, стоящее на повороте в посёлок газовиков. Здесь была столовая и буфет. Женьке налили кипятку в личную кружку, которую он возил в бардачке, он высыпал туда кофейный порошок и пакетик сахара, который также разыскал в машине. Расположившись у окна, он обратил внимание на мужчину за соседним столиком, который, положив голову на скрещенные руки, спал. Когда уборщица стала мыть пол под ногами мужчины, он поднял голову и Женька узнал в нём Головина. От бывших зэков, которые устраивались на работу к Рыбакову, он знал, что Борис давно освободился и всё у него хорошо. \- Голова! – окликнул Рыбаков Бориса. – Ты как здесь? В ответ он услышал невнятное бормотание, мужчина был отчаянно пьян. \- Куда тебя отвезти? – тормошил его Рыбаков. \- А, Инженер, - узнал Женьку старшак. - Тебе этот головняк нужен? – спросил Борис. \- Стало быть, без разницы, куда, - сделал вывод Рыбаков, взгромоздил старшака на плечо, потащил к машине и повалил его на заднее сиденье. Вернувшись в буфет, выпил кофе, купил пирожков с картошкой и вернулся к машине. Головин спал. Хорошо размялся, однако, - подумал Рыбаков. - И что бы это значило? - размышлял он. - Разберёмся!

Старая Мышь проснулась в своей норе от стука ботинок охранника, мчавшегося к служебному входу, где заполошно трезвонил дверной звонок. Как всегда первая явилась на работу уборщица. Она потопала на коврике, лежащим у порога, отряхивая снег с сапог и направилась в свой кабинет. Это была обыкновенная кладовка, где хранился уборочный инвентарь: вёдра, тряпки, бутылки с моечными средствами, швабры. Андреевна, как её называли все сотрудники учреждения, только последние три года была уборщицей. Всю жизнь до пенсии она работала на швейной фабрике, пройдя длинный путь от простой швеи до бригадира, а потом и до начальника смены. Были в то время почёт, уважение, и кабинет. Вот и эту территорию домовитая Андреевна подкрасила, подклеила и замызганная кладовка превратилась в уютное помещение. Охранники притащили откуда-то старый письменный стол, ободранное кресло, тумбочку. Это всё тоже было отремонтировано, стол покрыт скатертью, тумбочка вышитой нарядной салфеткой, а кресло застелено плюшевым пледом. В тумбочке появились чайные чашки, сахарница и вазочка для варенья. Кладовка находилась в конце маленького коридорчика, и дверь в неё никогда не запиралась. Мышь всю свою жизнь провела в этой пятиэтажной хрущёвке. Долгое время она проживала в квартире с двумя стариками. Жильцы были подслеповатые, плохо слышали и жить с ними было одно удовольствие. Они вечно что–то роняли, проливали, теряли и поэтому еды было полно. Кроме того, они постоянно смотрели телевизор, порой засыпая перед экраном, и Мышь часто просматривала телепрограммы. Иногда она спускалась в подвал, чтобы поболтать с подругами, которые там жили и кормились у мусорных баков, но вскоре поняла, что у неё нет ничего общего с этим отребьем. Однажды, ещё в молодости, она вместе со стариками посмотрела балет «Щелкунчик» и её сердце навсегда покорил Мышиный король. Она искала его среди сородичей, но тщетно, поэтому не вышла замуж и не родила ни одного мышонка. «Если любить, так короля», - повторяла она услышанную «в телевизоре» фразу. Старики умерли, в их квартиру заселилась молодая семья с детьми, и счастливая жизнь закончилась. Пришлось искать новое жилище, но все квартиры в доме были заняты другими мышами. Некоторое время Мышь скиталась по подвалу, где жизнь её висела на волоске. Здесь появлялись крысы, но на них сноровисто охотилась тощая, чёрная кошка с белым пятном на морде. После нескольких дней удачной кошачьей охоты, крысы исчезали из подвала, и на очереди оставались мыши, охотиться на которых для кошки было развлечением. Мышь поняла, что нужно искать другое место. Она попыталась вытеснить из одной приличной квартиры маленькую невзрачную мышку, но на её защиту выскочил здоровенный самец и Мыши пришлось ретироваться. В душу закралась мысль, стать проще, завести роман, жить с другом в одной норе, таким образом обеспечив себе защиту, но вскоре она с возмущением отбросила эту крамолу. Она была согласна только на короля. По подвалу ходили слухи, что на первом этаже, где раньше располагалась какая-то унылая контора происходит грандиозное событие – евроремонт, после чего там разместят кассы предварительной продажи железнодорожных билетов. Мышь заволновалась: если это европейский ремонт, значит там почти Европа. Европой она бредила, особенно Парижем. В доме у стариков Мышь пристрастилась к литературе. Всюду в квартире были книги: в шкафах, на отдельных полках, просто на письменном столе. Они стояли, лежали или вообще заваливались между кроватью и тумбочкой, или между шкафом и столом. Старики их долго искали, потом поиски прекращали, решив, что кто-то (скорее всего внуки) взяли книгу почитать и не вернули. У собрания сочинений Бальзака, Золя, Мопассана бумага была плотная и грызть её было удовольствием, не то, что у Тургенева или Толстого. Читать Мышь, конечно, не умела, но блеск Парижа она буквально осязала, вгрызаясь в глянцевые страницы. Нищета там в Париже тоже, конечно, была, но другая, не такая как у Горького и Некрасова. Действительно, на первом этаже как стихийное бедствие разворачивался евроремонт, который заключался в том, что на обшарпанные стены были приделаны пластмассовые панели, пол застелен линолеумом «под дубовый паркет», в окна вставлены современные рамы. \- Да, воздух, конечно, не тот, - размышляла мышь, присматривая себе пространство за плинтусом, зато в зале для посетителей постоянно работал огромный телевизор. Его выключали поздно вечером, когда заканчивался рабочий день, но охранники смотрели его практически всю ночь и Мышь наслаждалась своим любимым занятием. С кормом проблем почти не было потому, что вся публика, находящаяся в «кассах» постоянно что-то жевала, особенно дети, которые ждали своих родителей в креслах с откидными сиденьями. Мышь не смела выбегать из норы средь бела дня потому, что это было опасно, а вечером перед закрытием в зал выходила ненавистная Андреевна, крошки, вместе с мусором сметались в её огромный совок и пропадали в ведре с плотной крышкой. Потом уборщица мокрой тряпкой проходилась по полу и надежд на деликатесы не оставалось. Со временем Мышь приспособилась собирать корм около кресел, стоящих у самой стены и делать запасы, и быстро привыкла к крошкам от ароматных круассанов, от вафельных стаканчиков мороженого, иногда ей доставались семечки, высыпавшиеся на пол из нарядных пакетиков, которые держали неловкие детские руки. Кроме того, она по ночам промышляла в каморке Андреевны, где в тумбочке оставался сахар и хлебные крошки, но это был запасной вариант, когда ничего вкусного в зале не находилось. Андреевна знала о существовании Мыши, и, обнаружив её следы в своих апартаментах, грозилась поставить мышеловку. «Ну, ну», - ехидничала Мышь. В помещении, где располагались охранники всегда был бардак. Андреевна ворчала и особенно тщательно мыла там полы и вытирала стол, заляпанный крепким, сладким чаем. Здесь мужики ели бутерброды с сыром, колбасой и салом. «Пища богов», - закатывала глаза Мышь, вдыхая аромат сала и даже шла на риск, чтобы украсть хотя бы самый маленький кусочек этого лакомства. Она несколько раз попадалась на глаза охранникам после чего приходилось спасаться бегством до ближайшего потайного лаза потому, что вслед летели тапки, ботинки или небольшие, вроде учебных гранат, пластмассовые бутылки с минералкой. \- Мужланы, - тяжело дыша, бранилась Мышь. Уборщица направлялась к своей каморке, а Мышь по своим тайным ходам пробиралась вслед за ней, чтобы увидеть реакцию Андреевны на тот сюрприз, который её ожидал. Мышь рассчитывала, что Андреевна разозлиться, зайдётся криком или даже упадёт в обморок. Войдя в кабинет и включив свет, Людмила Андреевна замерла на пороге. В углу за ведром кто-то возился и пищал. Андреевна боялась мышей, поэтому она машинально взяла в руки швабру и затаилась. Ничего не происходило. Уборщица осторожно подошла к ведру и заглянула в угол. Там дрожа всем тельцем, сидел маленький беленький с чёрными пятнышками котёнок и жалобно попискивал. Увидев женщину, он в ужасе закрыл глаза и описался. \- Батюшки, гость то какой! – воскликнула Андреевна. - Откуда ты взялся? - оглядывалась она по сторонам. - Совсем малыш, глазки только-только открылись… А мамка твоя, где? - продолжала она, поднимая котёнка с пола. - Как ты сюда попал? Чудеса! Это чудо могла объяснить только Мышь, которая до ночи смотрела с охранником концерт Киркорова. Было объявлено, что будет выступать король, и Мышь с замиранием сердца ждала, когда появится Он. Оказалось, что этот Филипп не мышиный король, и вообще не король. Он был похож на полосатого кота с ошейником от блох, который периодически завывал во дворе. Мышь собралась спать, но вдруг кто-то дважды залепил в окно снежком. Охранник отправился на улицу, чтобы выяснить, кто хулиганит. Он оставил дверь открытой и в помещение сразу забежала кошка. Она тащила за шкирку белого котёнка. Охранник уже возвращался, и кошка стремительно помчалась по коридору, юркнула в кабинет Андреевны, но была замечена и пинком выдворена из государственного учреждения. Котёнка с ней уже не было. \- Вот шалава, - возмущённо думала мышь. Это была та чёрная кошка из подвала, злейший враг местных мышей и даже крыс, которые откуда-то появлялись в доме. – Рожает всё время, а потом распихивает детёнышей куда ни попадя, прям кукушка какая-то, - плевалась Мышь. – Летом, бывало, выведет котят на улицу на детскую площадку. Там сразу вой, крики: «Хочу котёночка». Мамаши в ужасе: котята не стерильные, грязные, из подвала… А что делать! Этим маленьким людям отказывать нельзя, они боги… Вот так эта мерзавка своих отпрысков и устраивала. Это летом. А зимой? Вот придумала по подъездам их таскать. Между тем Андреевна переоделась в рабочий халат с буквами РЖД на кармане, погладила котёнка, налила ему молока в пластмассовую крышку, но котёнок только удивлённо посмотрел на женщину. \- Да ты ещё и лакать-то не умеешь, - сказала женщина и намазала мордочку котёнка молоком. Он облизнулся и опять удивлённо посмотрел на Андреевну. Женщина ткнула его мордочкой в молоко, котёнок чихнул и запищал. \- Что, прикажешь тебя из соски кормить? - ворчала Андреевна. - А где я возьму её, да и работать мне пора. Она взяла котёнка в руки, перевернула его вверх животиком и стала наливать ему в рот молоко пластмассовой чайной ложечкой. С грехом пополам кормёжка завершилась и малыш, свернувшись калачиком, уснул в кресле. В течение рабочего дня Андреевна несколько раз заходила в каморку посмотреть на гостя и попить чайку, который забеливала молоком. Она ещё несколько раз кормила подкидыша после чего он опять засыпал. Прибегали кассирши посмотреть на гостя Андреевны, о котором она уже всем рассказала в надежде, что кто-нибудь захочет взять котёнка домой. Однако желающих не нашлось. Вечером, когда закончилась смена, уставшая Андреевна, сидя в кресле, размышляла о том, что делать с этой симпатичной животинкой. Оставить в «кассах» нельзя, слишком мал. Нянчиться некому, у всех серьёзная работа, а на такого малыша или наступит кто-нибудь, народу в «кассах» полно - новогодние каникулы, или в открытую дверь выбежит и замёрзнет. На дворе крещенские морозы. \- Да выбросить на помойку это отродье, - подсказывала из–под плинтуса Мышь. Она была очень расстроена, что Андреевна не упала в обморок от утреннего «сюрприза» и теперь думала, как навредить котёнку, а заодно и Андреевне. Уборщица держала малыша на руках и, будто оправдываясь, говорила: \- У меня есть кот Барсик, старый, такой же, как и мой дед. Дед всё время ворчит, всё ему не так. Даже любимый кот не мил. Видишь ли, лужи стал делать на полу. А я ему говорю: «Тебе сколько лет? Барсику столько же. Забыл уже всё? Кто тебе радикулит лечил? Кто тебя с работы у порога ждал? А теперь лужи старческие тебе противны», - Андреевна горестно вздохнула. – А сам то, всё теряет, всё забывает, - продолжала жаловаться Андреевна. – Я даже у подруги-медсестры, которая ещё работает, попросила у врача узнать, может быть Альцгеймер к деду прицепился. Да нет, просто старость. А я не могу без общества. На прежней работе мне не потянуть, силы не те. Вот и устроилась сюда, благо, что рядом с домом. А люди здесь какие замечательные! Ну, мне пора, дед мой заждался, - сказала она вставая. - Ты не бойся, пристроим мы тебя в хорошие руки. Андреевна оделась, плотно прикрыла дверь, чтобы котёнок не убежал, и усталой походкой побрела к выходу. \- Шагай к своему деду! Подтирай лужи за своим Барсиком, - злорадствовала мышь, выслушав монолог Андреевны. - Жизнь прожила, а в итоге шваброй машешь, да туалеты драишь. Ничего в жизни не добилась! Всех, кто чего-то стоит по телеку показывают… А что она про какого-то иностранца говорила, мол к деду пришёл? – размышляла Мышь. - Фамилия такая благородная, заграничная… - Альц, альц, - напрягала она память. - Альцгеймер! Видно, из «бывших». Никогда не поверю, что они с дедом приятели и в гости друг к другу ходят. Мышь почему–то разозлилась, заметалась по каморке, забыв, что она не одна. Котёнок с интересом наблюдал. Мышь презрительно посмотрела в его сторону, а потом стала медленно шевелить хвостом. В помещении было совсем темно, но маленькие кошачьи глазки вдруг вспыхнули, и котёнок потихоньку стал приближаться к Мыши. Она не испугалась, от опытных охотниц ей не раз удавалось унести ноги, а уж от этого сопляка она без труда скроется. Мышь чувствовала, как какая-то глубинная ненависть поднимается в груди. Она повернулась к котёнку и хотела вцепиться в эту ненавистную наивную мордочку, но остановилась. \- Чтобы победить врага, надо воспитать его детей, - вспомнила она слова, которые сказал какой-то бородатый мужик «в телевизоре». Вот перед ней детёныш её кровного врага, надо подумать, как воспитать его, чтобы в будущем, когда он станет взрослым котом, будет совсем неопасен для мышей. Она стала медленно передвигаться по каморке, шевеля хвостом, а котёнок пытался лапкой ухватиться за него. \- Вот, вот запомни мой запах, привыкай ко мне, - шептала Мышь. Котёнок с удовольствием играл с её хвостом, но Мышь вскоре устала и поплелась в свою нору, старая ведь уже. Она долго не могла уснуть, ворочалась на своей пуховой постели. Пух она тайком выдирала из платка Андреевны, который женщина оставляла в своей каморке, пока занималась работой. Мышь вспоминала, как с самого раннего возраста родители и другие взрослые мыши рассказывали детям о том, что на них, мышей и крыс возложена великая миссия уничтожения людей. Широко тиражировалась история предков, которых враг рода человеческого, направил на секретное и очень опасное задание в ковчег старца Ноя, чтобы потопить это судно и погубить всех, кто пытался спастись от потопа. Мыши и крысы, рискуя жизнью выполняли эту важную миссию, пока кошки не помешали этому. В благодарность за это кошкам позволено находиться в церкви, и даже заходить в алтарь. А как трудились ближайшие родственники мышей – крысы, по распространению опасных инфекций по всему миру! Дух захватывает от их подвигов! А уничтожение урожаев и продовольственных запасов людей! Да, это были настоящие герои! **\* \* \*** Андреевна и Мышь принялись за воспитание котёнка. Несколько дней пролетело как один час. Котёнок научился пить молоко из блюдца и привыкал оправляться в плоскую картонную коробку. По вечерам, когда женщина уходила, Мышь принималась играть с малышом, приручать его. Котёнку всё время хотелось выйти из каморки, посмотреть, что происходит за её стенами. Улучив момент, когда дверь была приоткрыта, он выбегал в коридорчик и робко выглядывал в зал. При виде огромных ног в сапогах, ботинках и валенках им овладевал ужас, он пятился назад и стремглав бросался в каморку, где забирался в кресло, в котором чувствовал себя в безопасности. Однако, любопытство побеждало, и он вновь выбегал в коридор. Работники «касс», обнаружив у своих ног этот белый комочек с торчащим вверх хвостиком–морковкой, улыбаясь говорили ему «брысь». Чем чаще котёнок выбегал в коридор, тем чаще он слышал это слово и решил, что это его имя. И, когда ему кто-нибудь говорил «брысь», он поднимал головку и радостно мяукал. Однажды, выглядывая из своего коридорчика, котёнок увидел ёлку. Она стояла в углу зала, и упиралась верхушкой в потолок. Игрушек было мало, зато мигали разноцветные лампочки, и блестящая мишура паутинками обвивала ветки. Серпантин и мишура шевелились, свешиваясь с ёлки, и это было гораздо интересней и красивей, чем серый мышиный хвост. Вечером котёнок вышел в тёмный, пустой зал и радостно помчался к ёлке. Он стал прыгать, чтобы достать блестящие паутинки, потом вытащил комочки ваты, которые имитировали снег, и носился за ними как за маленькими мячиками. Он развеселился и даже не обращал внимание на ворчанье Мыши, которая вышла из своей норы на шум и возню под ёлкой. Вдруг он услышал покашливание и негромкий стук. Спинка у котёнка выгнулась, шерсть встала дыбом и в этой воинственной позе он бочком приблизился к тому, что издавало этот звук. Это неизвестное оказалось Дедом Морозом, стоящим под ёлкой. Он был большим и котёнку приходилось поднимать голову, чтобы разглядеть большую белую бороду деда, его зимнюю шапку. Глаза у дедушки были добрые, а губы под густыми усами застыли в добродушной улыбке. \- Проснулся, старый хрыч, - злобно сказала Мышь, а котёнок с любопытством приглядывался к новому знакомому. \- Ну, здравствуй, дружок, - ласково обратился к котёнку Дед. – Что взялась она за тебя? – кивнул он в сторону мышиной норы. – Учти, с такими друзьями и враги не нужны. Да, мал ты ещё, не поймёшь., поэтому запоминай, она - враг. Вот видишь, мою шубу? Котёнок окинул взглядом голубую, роскошную, всю покрытую блёстками шубу с расшитым кушаком. \- Ой, какая красивая, - восхитился котёнок. \- Так вот, она всё норовит шубу мою испортить. Чуть зазеваешься, она прогрызает дыру в шубе и вату оттуда вытаскивает. Ваты полно под ёлкой, а ей нужно обязательно из моей шубы. Котёнок удивлённо посмотрел в сторону Мыши. Дед Мороз сел на пенёк. \- Притомился я. Новый год наступил, сколько подарков пришлось детям разнести, - рассказывал он. - Все радуются, стихи мне читают. Один мальчик только всё время плачет, даже не прикоснулся к подарку. Его друг, маленький попугайчик заболел накануне праздника и недавно умер. Беда! Нет у меня пока попугаев, не могу помочь третьекласснику Илюше. Опростоволосился, хоть и волшебник. Бывает всякое в жизни, сам узнаешь, когда подрастёшь. Ещё и брат его старший - студент на днях уезжает в Москву, сессия у него, - Дед мороз задумался, а потом продолжил. - Ты не очень-то по залу бегай, нависла над тобой большая опасность. Будь осторожней! Но всё закончится хорошо! Завтра Рождество, вся нечисть или исчезнет, или притихнет на время, поэтому ничего плохого не должно случится. На следующий день народу в зале было гораздо больше чем обычно потому, что был праздник и кассы работали по короткому расписанию. У Андреевны был выходной. Котёнок выглядывал в зал, но выбежать боялся, уж больно шумно было там, много весёлых парней и девушек. Праздники подходили к концу, и студентам нужно было возвращаться в места учёбы, вот и устроили столпотворение за билетами. Одна из кассирш даже из своей кабинки строго сказала в микрофон: \- Молодые люди, просьба не шуметь, вы мешаете работать. Никто не обратил внимание на эту просьбу и в зале продолжался хохот, звучала гитара, даже песню кто-то пел. Котёнок с интересом и страхом одновременно выглядывал из-за угла. Вдруг, он увидел под одним из кресел золотистый фантик от конфеты, который словно пушинка порхал от малейшего движения воздуха и так заманчиво шуршал, что котёнок не выдержал и выбежал из своего укрытия. Он принял боевую стойку, готовясь к прыжку и вдруг услышал отчаянный мальчишеский крик: «Брысь!» \- Меня зовут, - обрадовался котёнок и бросился на этот голос. В этот же миг на место, где он только что готовился к прыжку, приземлился огромный ботинок. Парень с большой сумкой в руках, оглянувшись через плечо, чертыхнулся и виновато посмотрел на котёнка. \- Что ты, дурачок под ногами крутишься. Я тебя чуть не раздавил, - пробормотал он. Котёнок вприпрыжку подбежал к мальчику, который его позвал. Мальчишка подхватил маленький, пушистый комочек. \- Брысь, - представился котёнок, восторженно глядя на мальчика. \- Ты что чихаешь, растяпа, - пожурил его новый знакомый. -Ты чей? \- Да ничей он, приблудный, - отозвался охранник, стоящий неподалеку. \- Давай дружить, - обрадовался мальчик. \- Илюша, мы уходим, - раздалось от входной двери. Догоняй. Мальчик засунул котёнка за пазуху, и с тревогой посмотрел на охранника. \- Забирай, - кивнул тот в ответ. **\* \* \*** На проспекте, приплясывая, чтобы совсем не окоченеть, дежурила телевизионная съёмочная группа, которая должна была снять сюжет для вечернего выпуска новостей. Корреспонденты останавливали прохожих и просили рассказать о себе и о том, как они празднуют Рождество. Среди прочих, они обратились к пожилой женщине, которая вела за руку девочку, замотанную по самые глаза пуховым платком. Познакомившись с женщиной, корреспонденты спросили куда она направляется. \- Вот на ёлку в Дом культуры торопимся. Вечером в «кассах» у телевизора собрались два охранника, а у своей норы за плинтусом расположилась Мышь. Когда начались местные новости, Мышь смотрела не очень внимательно, но вдруг на экране возникло ненавистное лицо уборщицы. У неё брали интервью. Она рассказала, что у неё шесть внуков и уже два правнука. Всю жизнь она работала на швейной фабрике, была ударником коммунистического труда, много лет на доске почёта её портрет красовался. Рассказала ещё, что с мужем они прожили более пятидесяти лет в мире и согласии. \- А ещё у бабушки есть котик, - добавила внучка, замотанная в знакомый платок. – Барсик старенький уже, но мы его очень любим. Мышь была в шоке: \- Эту поломойку по телевизору показали, - негодовала она. Тем временем охранник набрал на телефоне номер Людмилы Андреевны. \- Андреевна, - радостно заговорил он. - Мы тебя сейчас по телевизору видели, ты оказывается героиня! Котёнка сегодня отдали. Ну, конечно, в хорошие руки! Мышь почувствовала, как сдавило грудь, голова закружилась. \- Инфаркт, наверное, - подумала она, вспоминая свою любимую передачу про здоровье и Елену Малышеву. На ватных, непослушных ногах она пробралась в каморку Андреевны, где в тумбочке стоял пузырёк с корвалолом. Она облизала пятнышко куда иногда падали капельки лекарства и упала. Утром Андреевна обнаружила в тумбочке дохлую мышь, и попросила охранника выбросить её в мусорное ведро. А котёнок в это утро проснулся рядом с мальчиком и сразу помчался в комнату, где стояла ёлка. Она была такая же большая, как в «кассах», но красивее. Рядом стоял дед Мороз в такой же голубой шубе. \- Здравствуй, дружок, с Рождеством! - заговорил он, увидев котёнка. – Тебе здесь будет хорошо! - Он погладил котёнка своей большой рукой в голубой рукавице. – У тебя уже есть имя – Кассик, в честь места, где вы впервые встретились с Илюшей. Свою маму–кошку не забывай. Она великая труженица, целый дом от крыс да мышей охраняет. Деток своих старается устроить получше. Ей нелегко, но жильцы дома её подкармливают, уважают за трудолюбие. Что ещё тебе рассказать? - задумался дедушка. - Андреевна здорова, - продолжил старик, - рада за тебя. После интервью, которое показали по телевизору, в «кассах» её ещё больше стали уважать. Она тоже труженица. А Мышь сдохла. Не от инфаркта, как она думала и не от старости… От злобы. А злоба и зависть хуже рака губят. Как говорится, в лихости и зависти нет ни проку, ни радости. \- Совсем забыл! Вот тебе подарочек, - и к котёнку выкатился из-под ёлки голубой мячик.

Не пишется, не вышивается… Грустно потому, что война. Чем помочь воюющим за нас на Донбасе? Денежки в специальный ящик в храме при каждом посещении опускаю, молюсь за ребят как за живых, так и за погибших, по спискам, которые распространили активисты. Не пишется, но читать могу тем более, что сейчас похолодало, дожди и на даче делать нечего. Можно в городе побездельничать, проштудировать любимую «Литературку», газету «Завтра», и нечитанный аж два месяца журнал «Наш современник». Сразу приятный сюрприз – великолепная статья Георгия Судовцева в «Завтра», посвящённая двухсотлетию со дня рождения Аполлона Григорьева. Вопрос самой себе: а что я знаю о нём, об этом самом Аполлоне Александровиче, кроме того, что он сказал - «Пушкин – наше всё»? Да ещё пара цыганских романсов написано на его стихи, и его знаменитые строки: «Я вас люблю… что делать – виноват». Вот и всё, что мне известно… А личность весьма незаурядная! Вспоминаю, сколько значительных русских авторов, промелькнуло мимо и в юности, да и в зрелом возрасте. Каюсь! Даже тех великих писателей и поэтов, произведения которых «проходили» в нашей советской школе, не удалось глубоко изучить. Много дел было. В общественной жизни школы необходимо было участвовать и спортом заниматься и зубрить всякие химии-физики, чтобы поступить в медицинский институт, конкурс в который среди выпускников школ, был восемь человек на одно место. Мединститут один из самых сложных, включая многие технические вузы, там не до литературы. После института всё время поглощала работа, и читать приходилось не И. Ф. Анненского, В. А. Жуковского и даже не И. А. Гончарова и Писемского А. Ф., а монографии по специальности. Когда анализирую эти факты, убеждаюсь, что великих писателей и мыслителей на русской почве такое количество, что изучение всего этого наследия по плечу только специалистам – литераторам, литературоведам. В статье, о которой я веду речь приводится тезис о том, что «в России талантами дороги мостят». Столько талантов у нас и не только в литературе, что часто ими пренебрегают. Стоит приглядеться даже к своим знакомым: один приятель – инженер, стихи пишет очень неплохие, подруга вяжет так, что впору демонстрировать на выставках, другая в условиях Севера такую клубнику выращивает, что кроме как чудо я воспринимать это не могу. Таланты кругом в таком количестве, что и впрямь дороги можно мостить. Пока время позволяло, посмотрела по интернету концерт Шамана в Севастополе. Очень впечатлило. Голос, репертуар, манера держаться на сцене всё понравилось, даже очень. Только как врач хочу предостеречь его, чтобы относился к своему голосу бережно, не жонглировал им так безрассудно без надобности потому, что он (этот голос и сам певец) - народное достояние. Я не специалист, но уверена – это настоящий, большой талант. Захотелось узнать об этом парне больше и послушала интервью, которое он дал какой-то Алёне, блин. Признаюсь, опасалась разочароваться, но - нет. Парень умный, целеустремлённый, искренний. Имеет хорошее музыкальное образование. Отрадно ещё, что предпочитает петь на русском языке, а это в наше время редкость, да ещё какая! По вечерам я вышиваю и одновременно с рукоделием смотрю, вернее сказать, слушаю телевизор в том числе и конкурс «Голос» по первому каналу. Исполнители, которые поют на русском языке, практически не имеют шансов, чтобы к ним повернулись наставники. Ярослав Дронов добился выхода в финал, на всех этапах конкурса исполняя песни на родном языке, причём одна из них была народная – «Не для тебя». Это о чём-то говорит! К своему удивлению узнала, что артист давно выступает и гастролирует, но широкую известность приобрёл только сейчас. Он был финалистом на телевизионном конкурсе «Голос», а ещё раньше участвовал в музыкальном шоу «Фактор А», где в жюри заседала сама Алла Пугачёва. Ярослав рассказывал в интервью, что примадонна восхищалась им, но по окончании конкурсов как первого, так и второго о певце забыли. Журналист спросила Ярослава почему он не обратился к Пугачёвой, не попросил поддержки и получила ответ, что молодой певец решил всего добиваться сам. Сам себе писал песни, сам придумал сценический образ, сам делал аранжировку – всё сам. И добился «чистой победы» тоже сам. А что же наши «звёзды», та же примадонна? Как профессионалы они, безусловно, увидели настоящий, мощный талант, то есть конкурента, поэтому, наверное, решили о нём помалкивать. Пусть сам барахтается, может сопьётся, устав от этой борьбы за место на сцене или просто исчезнет. Если бы это произошло, страна никогда не узнала бы о великих, не побоюсь этого слова, песнях «Я русский» и «Встанем». Страна должна была услышать эти песни именно сейчас. В этих своих произведениях Шаман использовал какие–то глубинные русские коды и, наверное, поэтому они сразу стали своими, нашими. Они сродни военной «Вставай страна огромная» и более поздней песне «Бухенвальдский набат». Слава Богу, погода налаживается, дождя нет и даже солнышко проглядывает. Можно отправляться на дачу. Едем из Ярославля сначала до Ростова Великого, а потом на другом автобусе до деревни, где у нас дом с огородом и садом, доставшийся от родителей. Когда автобус в Ростове прибыл на остановку, где мы его ожидали, он был полностью заполнен, свободных мест не было, некоторые даже стояли. Тесными рядами сидели в автобусе бабушки, направлявшиеся на свои дачи. В Ростове в словах бабушка и дедушка ударение ставятся не на первый слог как обычно, а на второй и звучит это так «бабУшка», «дедУшка», местное наречие. Так ещё говорят иностранцы, в частности немцы. С радостью примыкаю к бабУшкам потому, что молодой мужчина уступил мне место. БабУшки в автобусе все одинаковые. Все невысокого роста, (Ярославская порода, как говорит моя знакомая) плотные, что в переводе на медицинский язык означает избыточный вес. Именно плотные, не безобразно толстые, а кругленькие. Кто-то сказал, что старая, худая женщина всегда похожа на Бабу Ягу. Впрочем, может быть я сама себя оправдываю таким образом потому, что эта пресловутая масса тела у меня тоже выше нормы. БабУшки одеты одинаково: у всех тёплые, неяркого цвета, болоньевые куртки, тёмные брюки, обязательно собственноручно связанный берет на голове. Рядом тележка на двух колёсах, чтобы прихватить на обратном пути что-то из урожая. ДедУшек в автобусе нет, и я знаю даже почему. Они ровесники этих женщин, значит им тоже по семьдесят (плюс, минус пять) лет, и они остались дома. В этом возрасте мужчины имеют здоровье хуже, а может быть некоторые из этих бабушек вдовы. Все эти люди в автобусе своей одинаковостью во внешнем виде и целью путешествия, похожи на военных, и я называю их - дачные войска. А, если добавить, что такие «войска» имеются во всей стране, то получаются всероссийские дачные войска, ВДВ, в общем. Многие из пассажиров знакомы, дачи рядом, или работали когда-то вместе или учились, поэтому беседуют. Прислушиваюсь… Беседа о том, о чём говорят все. Алла Пугачёва вернулась из Израиля, детям в школу пора. А Галкин что-то задерживается, поговаривают, что он бросил жену, и как же теперь дети без отца? Некоторые возражают, что не бросил, а его почему-то не пускают в страну. Вот и сидит он в этом Израиле, страдает. Так и представилась картина: Максимушка на берегу Мёртвого (слово то какое страшное) моря сидит, грустный, вспоминает свою деревню «Грязь»: Ветром, что ли, подунуло С тех печальных полей, - Что там с ней, как подумаю, Стороною моей? С тою русской сторонкою, Захолустной, лесной, Незавидной, негромкою, А навеки родной. А. Твардовский Алла с Максимом не менее известны, чем поэт Твардовский, нет гораздо большая популярность у них сейчас. Как же, мелькают на экране так, что глаза намозолили. Без них ни один выходной день не проходит, ни один праздник. Да ещё их родственники, друзья и подружки. Все хохочут в «телевизоре» так, что гланды видны, смотрят на нас с едва скрываемым презреньем. Мы для них пипл, гольтепа… Нет, нет, это я так думаю, а бабушки в автобусе по-другому. Аллу жалеют, старенькая ведь, а муж молодой девок наглых вокруг полно, как бы не увели… Переживают женщины в автобусе, ведь с Аллой вся молодость прошла. Как отплясывали под её песни «Всё могут короли», «Эй вы там, наверху» … После тяжёлой работы каблуки ломали на танцплощадках. Какая заводная она была в молодости, и мы вместе с ней, ровесники всё-таки. Работали тяжело, всю жизнь поэтому, уверена, что все мои попутчики ветераны труда, льготы имеют… Насчёт ветерана труда не уверена, а орден «За заслуги перед отечеством» имеет наша любимица, льготы орденоносцам тоже положены, слава Богу и за коммуналку, и в транспорте. Прислушиваюсь к беседе в автобусе, размышляю. Сколько сделали эти простые женщины для страны! Они и сейчас на службе у Родины, хотя эти войска не настоящие, дачные. Кормят себя и свои семьи овощами и фруктами, варят для внуков компоты, солят огурцы на закуску своим дедУшкам, сыновьям и зятьям, ягоды морозят в холодильниках. Могли бы отдыхать, лет–то уже… Однако, привыкли эти женщины служить, сначала на трудовом фронте, а теперь вот в ВДВ. Вся жизнь для семьи и для Отечества. Что же сделали наши «звёзды», которые «всенародные» и «заслуженные». Многие из них имеют ордена за заслуги перед Отечеством. Многие, конечно, заслужили эту награду честно, например Иосиф Кобзон – истинный патриот этого самого Отечества. Их немало, список большой. А что же наша всеобщая любимица? В момент, когда Крым вернулся в родную гавань, она помалкивала, не присоединилась к тем, кому было «стыдно за Россию», но на фестивале, в Риге (по-моему, тогда был конкурс «Новая волна») сидела в жюри в туалете в цветах украинского флага. Хитрая, ничего не сказала, но отношение к событию продемонстрировала. И теперь молчит о своём отношении к СВО, ходят слухи, что не одобряет. Да и ладно, без неё победим. А вот что касается её ордена. Что она для своего Отечества полезного сделала? В чём заслуги? Пела, нас развлекала? Да это было, но это её работа, за которую она получала такие деньги, которые и не снились всем этим женщинам в автобусе. Кто-то из «звёзд» как-то пожаловался в телепередаче, что ему при коммунистах маленькую зарплату в филармонии платили, а за один концерт всего 23 рубля давали. Сейчас это звучит странно, но начинающий врач в то время получал за месяц тяжёлой работы 110 рублей, инженер 120 (я закончила учёбу в мединституте в 1974 году, проверяйте), а концерты артистам можно было давать несколько раз за месяц. Но это мелочи. Кого из настоящих талантов, не любовников, родственников и подружек поддержала в творчестве наша примадонна? Кого она как деятель культуры воспитала для страны, кого вывела на большую эстраду? Никого! Последний пример – Шаман. Дай Господь этому парню сил и мужества в его патриотическом служении. Уже ополчились на него все сатанинские силы, держись сынок! И, возвращаясь к статье и тезису о том, что в России талантами можно мостить дороги, думаю, что изречение имеет и другой, негативный смысл. Многими талантами и не только в искусстве в нашей стране мостят дороги, топчут их попросту говоря, так называемые «звёзды» во всех сферах нашей жизни. Да не будет так!

Татьяна стояла у входа в метро. Здесь назначена встреча с однокурсницей, которая. как всегда, опаздывала. На улице оживлённо, рядом кафе, народ снуёт туда-сюда, а она стоит как столб и всем мешает. Сразу вспомнился хулиганский стишок из репертуара кондуктора Люськи, с которой Татьяна около года жила в одной комнате общежития. Людмиле было уже около сорока лет, и она была не замужем. *Вот стою у ресторана,* *Замуж поздно, сдохнуть рано.* Татьяна засмеялась и переместилась ближе к самой станции, где раскинулся книжный базар. Парень в красной футболке с надписью «СССР» во всю спину и синих шлёпанцах сидел на раскладном стульчике рядом со своим товаром. При виде Татьяны, потенциального покупателя, он оживился и даже встал со своего стула. Книги были разложены на раскладушке, и выглядели не очень презентабельно. Татьяна скользила взглядом по ним и остановилась на старой с признаками реставрации книге с прекрасным портретом Гейне на обложке. Вспомнила как учила стихотворение этого поэта на немецком языке, чтобы сразить Лёву. Однако, получилось, наоборот. Лёва так удивил Татьяну, что она только недавно стала вспоминать о своём бывшем друге почти спокойно, хотя прошло уже шесть лет. Книга старая, 1948 года издания и продавец заломил такую цену, что по выражению лица Татьяны понял, что переборщил и, поломавшись, снизил цену до приемлемой. Расплачиваясь за покупку, Татьяна боковым зрением увидела свою однокурсницу. Виолетта двигалась, покачивая бёдрами, обтянутыми короткой узкой юбкой. Светлая блузка с глубоким декольте открывала высокую грудь, как показалось Татьяне, несколько излишне. Ноги в туфлях на высоких каблуках Виолетта ставила аккуратно по одной нарисованной воображением линии, отчего походка становилась плавной, будто она не шла по шумной улице, а плыла. На голове, как всегда, взбитые белокурые волосы, спускающиеся до плеч. Голубизна глаз подчёркивалась голубыми тенями, брови, ресницы, губы всё искусно и тщательно подкрашено и смотрелось естественно. На шее крупные бусы из янтаря. Встретив такую женщину, сразу понимаешь, что она может быть только Виолеттой. Даже Светлана или Марианна не подходили для такого экземпляра. Имя, конечно, красивое, но неудобное для студенческой компании, поэтому Виолетта в группе вскоре превратилась в Виолку, но буква «о» в середине слова мешалась, застревала между зубами и языком и ко второму семестру уже на первом курсе прекрасная Виолетта превратилась в Вилку. Татьяна помахала подруге рукой и Виолетта медленно, как дорогая яхта подплыла к ней. Они обнялись, а продавец книг судорожно сглотнул слюну. \- Танька, бессовестная, куда ты пропала? Почему ни разу не приехала на встречу с однокурсниками? Мы ничего о тебе не знаем, Кораблёв с ума сходил, наводил справки, но бесполезно. Кто-то даже предположил, что ты в «почтовом ящике» работаешь, вся засекречена… - тараторила Виолетта. Она ещё в институте вышла замуж и не за какого-то голодранца студента медика, а за курсанта высшего военного училища, которого после окончания обучения оставили в Ленинграде. Получив диплом врача, Вилка пристроилась в военном госпитале, где успешно работала по сей день. Брак был счастливым и обеспеченным. В семье росло двое детей. Виолетта была умная и добрая и Татьяна считала, что это справедливо, когда хорошие люди живут хорошо. — Значит так, - командовала подруга, зная, что Татьяна мямля и решений принять сама никогда не могла. - Завтра как штык быть в ресторане! – чеканила Виолетта. – Курсом мы собираемся один раз в пять лет, завтра будет только группа. Форма одежды парадная, маникюр, и причёска в хорошей парикмахерской обязательны! Татьяна, чтобы отвлечь Виолетту от своей персоны, потрогала солнечные бусины и сказала задумчиво: \- Какие красивые… \- Да, неплохие. Я если бусы и серьги не надену, вроде как голая хожу, - засмеялась Виолка. – Не отвлекайся, — значит, завтра встречаемся. Татьяна слушала безучастно, а потом, будто извиняясь, сказала: \- Да я, наверное, не пойду, повидаться, конечно, хочется, но у меня даже платья «бального» нет. \- Нашла о чём горевать, - возразила Вилка, - будет тебе платье. Она взяла Татьяну под руку и через несколько минут подруги оказались в небольшом комиссионном магазинчике, где можно было очень дёшево купить одежду. Вилка ходила между рядами вешалок, «листала» плечики со свадебными платьями, яркими праздничными нарядами, брючными костюмами, иногда снимала их и приставляла туалеты к Татьяне, но морщилась, водворяла на место и продолжала поиск. Рядом с Вилкой Татьяна чувствовала себя бесприданницей, которую мамаша решила во что бы то ни стало сосватать за богатого старика. Она равнодушно ходила за подругой, не возражая против её действий. Наконец Виолетта откуда-то вытащила «золотое» платье и, несмотря на протесты Татьяны, приказала его примерить. Когда Татьяна вышла из примерочной, продавщица и Вилка ахнули. Перед ними стояла роскошная женщина. Платье из искрящейся ткани было удлинённым, облегающим, с декольте на спине и разрезом на бедре до его середины. Татьяна стала похожа на золотую змейку из сказов П. Бажова. Виолетта захлопала в ладоши, и сказала продавщице, что платье они берут. Татьяна по-прежнему равнодушно смотрела на себя в зеркало и уже хотела отказаться от приобретения, но вдруг услышала: \- Даже не думай! Хватит в тихонях ходить, и ныть о своей несчастной любви. Пора отомстить Льву за свои страдания! Это говорило платье! Одна из любимых писательниц Татьяны – Надежда Тэффи в каком-то рассказе (каком именно, Татьяна вспомнить не могла) сказала «человек только воображает, что беспредельно властвует над вещами». Они, вещи тоже действуют на людей, порой даже больше, чем мы предполагаем. Платье упаковали, и Виолетта распрощалась с Татьяной, взяв с неё слово, что она придёт завтра в ресторан, где назначена встреча, в новом наряде. Татьяна зашла в парикмахерскую, сделала укладку и маникюр. Она чуть не забыла свёрток, но, когда уже направилась к выходу, со стула, на котором лежало платье, послышалось шипение. Пришлось вернуться и забрать свёрток. Таня не решилась показать платье маме, которая, наверняка этот выбор не одобрит, да и самой ей платье казалось слишком вызывающим. Татьяна пересмотрела вещи в своём шкафу, чтобы подобрать что-нибудь более скромное, и подходящее для данного случая, однако все праздничные наряды она оставила там на Севере, где жила, а с собой привезла только спортивные и дачные потому, что через несколько дней они с мамой должны были поехать на Украину. У сестры, которая жила в Германии, в её шкафу нашлись подходящие туфли на каблуках и клатч. К счастью, на выходные маму пригласила приятельница к себе на дачу и в этот же вечер она уехала из города. **\* \* \*** Вечером следующего дня Татьяна прогуливалась по улице, недалеко от места банкета. Она сомневалась стоит ли ей появляться в компании одногруппников и бередить старые раны. Это, конечно, касалось Лёвы, вдруг он пришёл с женой. Не должен, конечно, потому, что она с другого курса, но всё-таки, вдруг… Татьяна трусила перед этой встречей. Наконец, она выдохнула и вошла в зал. Помещение ресторана ярко освещено. Увидев Татьяну, ей помахала Виолетта из-за длинного стола, где располагалась группа. \- Спину держи, ты уверенная в себе женщина, красавица! – командовало платье. - Улыбайся, да не так, а загадочно, обещающе…, - не отставала эта золотая тряпка. Таня заулыбалась, её полные губы, которые сегодня были накрашены перламутровой помадой, в улыбке приоткрыли белые сверкающие зубы, и лицо стало похоже на лица девиц, которые рекламировали косметику. \- Молодец, - подбадривало платье. - Как ты идёшь, - вдруг возмутилось оно. – Видала, как Виолетта плавает? Ставь ноги-то по одной линии, задница будет крутиться. Лёва сразу в осадок выпадет. \- Всё, вспомнила, - обрадовалась Татьяна. – Это в рассказе Надежды Тэффи «Жизнь и воротник» бедной Олечкой Розовой командовал воротничок, а мне диктует манеры это платье, принадлежащее раньше какой-нибудь «интердевочке». - Вот я попала, - думала она, - но ничего, посмотрю, что из этого выйдет. Появление Татьяны вызвало шумный восторг у группы. «Пропащая нашлась», «ну, наконец-то» - слышалось со всех сторон. Татьяна пришла с опозданием и все уже были слегка навеселе. Парни выскочили из-за стола, обнимали, тормошили её. Староста схватил женщину за талию и усадил рядом с собой. Было видно, что Таньке искренне рады. Лёва сидел напротив и медленно пил прохладительный напиток. Когда ажиотаж от появления Татьяны прошёл, её заставили рассказать о себе. Признаваться в том, что работает в больнице для осуждённых в небольшом городке, живёт в малосемейке и личная жизнь на нуле, не хотелось. Когда в институте началось распределение, муж старшей сестры, большой начальник, обещал воспользоваться своими связями, чтобы Татьяна осталась работать в Ленинграде. Однако, любимая Танюшка восстала против этого, вспоминая, как «по блату» съездила за границу и лишилась любимого человека – Лёвы Кораблёва. \- Никаких протекций! - твёрдо заявила она, - поеду куда направят! Мама и сестра была в недоумении потому, что Танечка всегда была послушной и тихой девочкой. Уговаривали, навалились всей роднёй, но Татьяна стояла на своём. Мама поняла, что происходит с дочерью и уступила. \- Ладно, если решила, попробуй жить самостоятельно, без наших «костылей». Тебе будет трудно, но ты сама это выбрала, дочка, - уговаривала мама сама себя, удивляясь неожиданной твёрдости дочери. Так Татьяна оказалась в северной республике и больнице для осуждённых. \- Не вздумай про тюрьму рассказать, - пробурчало платье, ущипнув Татьяну за бедро. \- Живу на Севере, город прекрасный (это было правдой), работаю в большом госпитале МВД. – начала Татьяна своё повествование. - Оборудование в госпитале новейшее, условия работы великолепные, почёт, уважение, - молодец, поощряло платье. - Зарплата хорошая, квартиру однокомнатную сразу дали… - самозабвенно врала Татьяна. Все, в том числе и Лёва внимательно слушали. \- Ты зубы не заговаривай, скажи, как на личном фронте…? – спросил староста. \- Пока я свободна, но…, - Татьяна замялась. \- Намекни, что самый главный генерал твой любовник, скоро бросит свою старуху и ты будешь генеральшей, – шептало платье. Татьяна намекнула, и увидела, как исказилось лицо Лёвы. Заиграл оркестр, и когда зазвучала ритмичная весёлая мелодия, вся группа вышла на танцпол, где к ним стали присоединяться люди с других столиков. Татьяна танцевала красиво, зря что ли всё детство кроме музыкальной школы, посещала ещё и кружок бальных танцев. Стройное золотое тело извивалось в центре круга и к Татьяне подрулил немолодой и слегка пьяный мужчина. Он стал на удивление ловко, выделывать замысловатые па и старался привлечь внимание женщины к себе. Татьяна, подстрекаемая платьем, приняла его игру и танец закончился под аплодисменты. Татьяне стало жарко, она вернулась за стол, чтобы выпить воды. Зазвучала страстная мелодия танго. Подошёл Лёва, взял Таню за руку и потянул к себе. \- Потанцуем, - пригласил Лёва, но Татьяна вырвала свою руку. \- Мужчина, я не танцую! – ответила она и Кораблёв, играя желваками отправился на своё место. \- Молодец, быстро учишься, - восхищённо сказало платье. К Татьяне подошёл тот же мужчина, с которым она только что сорвала аплодисменты. Старик старательно и безрезультатно втягивал живот. Он взял Татьяну за руку, властно притянул её к себе и уверенно повёл за собой. Танцуя, Татьяна получала настоящее удовольствие, хотя иногда сбивалась, давно танго не танцевала (с кем в тюрьме танго танцевать, с майором Симоновым что ли). Мужчина умело скрывал её огрехи, а когда мелодия закончилась, провожая на место, взял с неё слово, что следующий танец тоже будет с ним. Это слышал Кораблёв, который не выпускал Татьяну из вида. \- И кто этот мощный старик? – сурово спросила он Татьяну. \- Так, папик один, - словами из какого-то сериала небрежно ответила Татьяна. \- Как ты изменилась, - восторженно сказал староста. Краем глаза Татьяна увидела, как на лице Лёвы заходили желваки, грозящие порвать кожу. **\* \* \*** Лёва не видел свою Танечку около шести лет. Группа, в которой учились Таня и Лёва четыре года, очень переживала их разрыв. Когда Татьяна перевелась на другой поток, она по-прежнему всё свободное время проводила с друзьями из старой группы, но старалась не встречаться с Лёвой. Он к этому времени был уже женат и редко появлялся на дружеских вечеринках. На шестом курсе студенты разделились на три потока хирургов, терапевтов и гинекологов и, практически вся прежняя группа оказалась на терапевтическом потоке. Лёва выбрал хирургию и после окончания института получил распределение в Великий Новгород на родину жены. Была возможность остаться в Питере, но родители недолюбливали Наташу, которая, по их мнению, во многом уступала Танечке, которую они очень любили. Через год после окончания института Кораблёв решился позвонить Таниной маме и узнать хоть что-нибудь о Татьяне. Мама всё лето проводила на Украине, куда приезжали в отпуск и старшая дочь с семьёй и Татьяна, поэтому рассчитывать на то, что получит ответ на свой телефонный звонок, Лёве приходилось с большой натяжкой. Однажды ему повезло, и он услышал в трубке знакомый голос Таниной мамы. Интеллигентная женщина изящно увернулась от конкретных ответов на Лёвины вопросы и, сославшись на занятость прекратила разговор. \- Виртуозно! - с досадой констатировал Кораблёв, но на новые контакты больше не отваживался, представляя, какие чувства испытывает мама к предателю её дочери. Каждый год летом группа собиралась в Ленинграде, но Татьяны никогда не было. И вот, за месяц до встречи Лёве в Новгород позвонила Вилка и сказала, что Татьяна нашлась и Виолетта уговорит её появиться перед группой. Наконец, Кораблёв увидел Татьяну! Он не сразу понял, что это она. В зал вошла стройная, ослепительная женщина в золотом облегающем платье, с обворожительной улыбкой. Красавица и модница Виолетта и та рот открыла, а парни наперебой бросились ухаживать за Танькой. Лёва пил прохладительный напиток потому, что в горле пересохло и сердце застучало так сильно, что приподнимало рубашку на груди. Во всяком случае так Лёве казалось. Сидя напротив, Татьяна рассказывала, как устроилась в новой жизни. У неё было всё хорошо, но, когда она намекнула на связь с генералом и своей мечте занять место «старухи», Лёвой овладело отчаяние. \- Ничего себе, метаморфозы, - подумал он. Вспомнились их невинные свидания, походы в театры, консерваторию, долгие сидения в библиотеке. Они мечтали заниматься наукой, совершить открытие. Какими они были наивными (дураками) в свои двадцать с небольшим лет. Лёва даже не мог припомнить, чтобы они с Танечкой когда-нибудь ссорились. Нет, было! Они поссорились из-за Петра Первого, кому сказать… Лёва считал императора великим реформатором и гениальной личностью, а Татьяна злобным эпилептиком. Пол дня не разговаривали! Как давно это было! Лёва попытался пригласить Татьяну на танец, но она грубо отказала ему, и пошла танцевать с пузатым стариком из-за соседнего столика. Там расположилась компания «дедушек» в дорогих костюмах. На первый взгляд им было по шестьдесят лет. Командировочные или с какого-нибудь солидного совещания. На столе дорогой коньяк, ананас, виноград и прочие излишества, «тузы», одним словом. Лёва пристально наблюдал за танцующими и под столом яростно сжимал кулаки. \- А что ты хотел? – вдруг сам себя спросил Кораблёв. – Ходил за ручку и берёг как драгоценность свою Танечку, а в стройотряде выспался с Наташкой, которая была хоть и моложе, но взрослее. Пришлось жениться. Всё время вспоминал Татьяну и думал, что разведётся, однако недаром народ говорит «стерпится-слюбится». Родился сын, и, хотя Лёве часто было скучно дома, быт был налажен, Наташа была хорошей матерью, заботливой женой, работа опять же интересная и менять всё это на нечто неизвестное было бы глупо. Одним словом, привык и со временем воспоминания о первой любви стали реже. Всё как у классика: Привычка свыше нам дана, Замена счастию она. **\* \* \*** Татьяна и дед танцевала танго под одобрительные возгласы стариков. \- Тоже мне «Сусанна и старцы», - злился Кораблёв, думая о том, что темпераментный старый козёл запросто может захороводить эту дуру. – Надо что-то делать, - лихорадочно соображал Лёва. Он залпом выпил содержимое рюмки и громко сказал. – Все едем ко мне! Гулять так гулять! \- Отхлебни шампанского и притворись пьяной, - поспешно распорядилось платье, когда Таня вернулась на своё на место. Было уже поздно и народ из ресторана начал потихоньку расходиться. «Старый козёл» подошёл к Татьяне, что-то шептал ей на ухо, она в ответ отрицательно качала головой и смеялась. \- Напилась дура, - подумал Лёва. Он решительно подошёл к женщине, буквально поднял её со стула, оттеснив Козла, и повёл к выходу, где собиралась группа. Козёл шёл за ними. Лёва остановился, холодно посмотрел на старика и сказал мрачно: \- Это моя сестра, она алкоголичка, бывает буйной! Тебе нужны приключения? – спросил он, глядя в глаза Козлу. \- Ничего себе, - удивилась Татьяна, - и что дальше? Интересно… **\* \* \*** Лёва вывел Татьяну на улицу. Козёл «слинял». Кораблёв крепко держал женщину за руку, и она, к его удивлению, не предпринимала никаких попыток вырваться. Было прохладно и Лёва осторожно обнял Таню за плечи. Девчонки, во главе с практичной Вилкой в ресторане собирали со своего стола оставшуюся нарезку мяса и колбасы. Не забыли и выпивку. Староста, работающий на "скорой помощи", из ближайшего телефонного автомата сделал "уличный вызов", произнеся в трубку кодовое слово и к ресторану быстро подъехала "карета". Все двенадцать человек, конечно не поместились в салоне машины, и доктор по рации вызвал ещё такси, которое приехало немедленно. Чтобы не смущать публику, которая толпилась у ресторана, всё это пришлось проделывать за углом. Шумная толпа однокурсников выгрузилась у дома, где жили Лёвины родители, которые в настоящее время отдыхали в Крыму. Квартира, в которой жили уже два поколения профессоров медицины, была огромной. В студенческие годы здесь не раз собиралась группа по поводу всевозможных торжеств. Это прекратилось после разрыва Татьяны и Кораблёва. В прихожей стояло большое зеркало, в которое Лёва и Таня любили смотреться, изображая семейные фотографии. Девчонки сразу прошли на кухню, где занялись закуской, а Татьяна уединилась в Лёвиной комнате, знакомой ей до мелочей. Здесь висела большая репродукция знаменитой картины В. Крюкова "Портрет императора Петра". Пётр Первый - Лёвин кумир. Они даже поссорились однажды из-за разного отношения к императору. Лёва считал его выдающейся личностью, а Татьяна - злодеем. Она и сейчас думала так же. Когда они спорили (в том далёком прошлом), Таня даже заплакала, доказывая, что нормальный человек не может лично пытать своих противников, лично рубить им головы... \- А как можно посадить на трон обозную немецкую девку, - всхлипывала в том прошлом Таня, - а свою законную, венчаную супругу, силой постричь в монахини и сослать в монастырь. \- Это всё девчоночьи сопли, - возражал Лёва. - Зато армию создал, непобедимый флот... \- А когда узнал, что у Евдокии возникла симпатия к начальнику монастырской охраны, - продолжала Татьяна, - распорядился посадить его на кол перед окном её кельи. Труп не снимали, очень долго. Так может поступать нормальный человек? - плакала Таня. \- Боже мой, о чём мы спорили! - думала Татьяна, вспоминая всё это. Она осматривала комнату и поймала себя на мысли, что не жалеет, что это пространство стало для неё чужим. Тяжёлые шторы на окне, мягкий ковёр на паркетном полу. Большой (ещё дедушкин) письменный стол, вечно заваленный газетами, учебниками среди которых обязательно стояла большая кружка с дефицитным в то время растворимым, давно остывшим кофе. Вот она стоит как прежде... Эти книги на полках, которыми были увешаны стены... Лёвина тахта, на которой они иногда целовались. **\* \* \*** Круглый, старинный стол в гостиной был накрыт, всех позвали к нему, и группа продолжила веселье. Включили магнитофон с модными мелодиями группы "АББА" и "Бони М". Выпивали, танцевали, девчонки отплясывали босиком. Виолетта так разошлась и так крутила головой, что нитка на янтарных бусах порвалась, и крупные бусины рассыпались по всей гостиной. Все со смехом стали ползать по полу в поисках янтаря. Был такой шум, что Татьяна даже не слышала, что ей бурчало платье. Она, как и все превратилась в студентку, которая только что сдала очередной экзамен. Вспоминали, как тряслись перед дверями, за которыми сидели строгие экзаменаторы, какими счастливыми выходили от них, если получали хорошую оценку или просто не было «неуда». Умирали со смеху, вспоминая, как все девчонки за редким исключением надевали юбки "миди" потому, что на ногах можно было писать "шпоры". Как завидовали им парни. Было весело! Лёва несколько раз, стараясь быть незамеченным, выходил в прихожую, где стоял телефон, звонил в Новгород, домой. В перерывах между танцами сидели на диване, болтали, делились планами на будущее. Таня узнала, что Лёва (по протекции папы–профессора, конечно,) поступает в аспирантуру. В планах также было перебраться в Ленинград, опять же при помощи влиятельных родственников. Да, условия жизни у Кораблёва с самого детства всегда были комфортными, можно сказать тепличными. ` `- А в теплицах личности не рождаются, там растут овощи, - почему-то вспомнила Татьяна известный афоризм. После полуночи, за Вилкой приехал муж на машине, прихватил и других девчонок, а староста опять вызвал «скорую», которая развезла остальных по домам. Лёва в это время отвлекал Таню, показывая семейные (профессорские) фотографии в своей комнате. Всё было сделано, чтобы оставить Татьяну и Лёву одних. Когда все разъехались, Лёва подошёл к Тане, обнял её и платье соскользнуло вниз. Таня наступила на него, чтобы не шипело. \- А как он догадался, где молния? - пришла в голову дурацкая мысль. - Ах да, он уже шесть лет как женат, опытный, - догадалась Таня. Лёва страстно обнимал её, целовал в шею... \- Еротика..., - подумала Татьяна и засмеялась. Так говорила сестра хозяйка Любовь Андреевна, по прозвищу Дося. Именно еротика. Что имела ввиду женщина, произнося это слово, никто не знал, но точно не бога любви и страсти - Эрота. Она говорила это с ухмылкой, будто речь шла о чём-то презренном, вроде ереси. \- Ну что ты смеёшься, дурочка, - упрекнул Лёва, сжимая её в объятиях. Тане стало страшно, теперь она опять вспомнила Олечку Розову - героиню Н. Тэффи, которая была так скромна, что краснела даже при слове "омнибус» потому, что оно похоже на «обнимусь». Не до такой степени, конечно, но Татьяна была очень стеснительной, и некоторые даже принимали это за ханжество, хотя все мужчины в коллективе знали, какой неприступной была Татьяна Владимировна. Невропатолог Шурик, часто говорил, что в наше время до тридцати лет ходить в «девках» неприлично. Татьяна краснела, Наташа подруга и коллега, глядя на хама крутила пальцем у виска, а Шурик, будто не замечая смущения женщин добавлял: «лучше поздно, чем никому!» Татьяна думала в этот момент, что хорошо, что она не босая, а то бы все увидели, что не только лицо, но даже её пятки становились пунцовыми. **\* \* \*** Наступило утро. Татьяна смотрела на спящего Лёву и думала о том, что никто из группы даже не подозревает, какую жизнь прожила их однокурсница за эти пять лет. Она давно уже не та «маменькина дочка», которую они знали в институте. Лёва не представляет о каком дне жизни узнала Таня, общаясь с преступниками, на какие подлости были способны её пациенты и какие примеры мужества, и даже самопожертвования как среди сотрудников, так и среди осуждённых пришлось ей встретить за это время. Какой чёрной неблагодарностью порой отвечали ей больные на доброту, как пользовались её наивностью и незнанием жизни, пока она не научилась придерживаться той золотой середины, в отношениях со спец контингентом, которая оберегала от грубых просчётов. Это закалило, спустило с «небес», но научило замечать и ценить в своих подопечных то доброе, которое порой тщательно скрывалось. Перед отъездом Тани в отпуск она выписала из отделения больного, которого из далёкой северной зоны направили в больницу умирать. Старый человек, который по возрасту годился Татьяне в отцы, был очень авторитетным зэком. Он постоянно сидел в штрафных изоляторах, заболел и его «запустили» местные доктора, которым в лечении больного препятствовала администрация колонии. Старик был участником ВОВ и, говорят, даже имел боевые награды. После войны жизнь пошла по другой колее, и он долгие годы провёл за решёткой. Состояние больного было очень тяжёлым. У него развилась двухсторонняя деструктивная пневмония с тяжёлой дыхательной недостаточностью. Сопутствующие заболевания так же имелись. Все сотрудники отделения приложили максимум усилий, чтобы оттащить больного от той потаённой дверцы, которая ведёт на «тот свет». Татьяна добывала для своего пациента современные, эффективные препараты, для чего приходилось несколько раз кланяться городскому пульмонологу. Раздобыли портативный ингалятор, дефицитные растворы. Организовали круглосуточное дежурство санитаров у постели больного, (расстарался «старшак»). Дося, как всегда, тайно подкармливала страдальца домашней едой. Старшая медсестра требовала чёткого выполнения всех назначений врача, а медицинские сёстры были максимально внимательны к пациенту. Наталья Николаевна принесла больному иконку, сказала: «Одно проси, Господи, прости!», и заказывала в городской церкви сорокоусты о здравии болящего. Благодаря общим усилиям больной стал поправляться и многими, в том числе и Татьяной, это воспринималось как чудо. В терапевтическом отделении принято было бороться за каждого больного, а Стрелков был ещё и фронтовиком! Лечение продолжалось длительно, и каждый день начальник требовал, чтобы больного выписали. Татьяна доказывала, что выписать больного она сможет только при полном выздоровлении. Начальник ругался, требовал подчиниться, ему подпевали оперативники, но доктор стояла на своём. Стрелков, как уголовный авторитет был на особом учёте в управлении и оттуда тоже постоянно звонили, требовали выписки вора и водворения его в «родную» зону, причём в штрафной изолятор, откуда он и поступил в больницу. Татьяна переругалась со всеми офицерами, но на поводу у них не пошла и добилась своего. Пневмония разрешилась, сопутствующие заболевания также были вне обострения и, наконец, Стрелков был готов к выписке. На первый взгляд это обыкновенный старик, но все без исключения зэки относились к нему с уважением и даже с трепетом, а оперативник Слава Симонов как-то обмолвился, что за плечами этого человека такие дела, которые сделали его одним из лидеров преступного мира. Перед выпиской больной Стрелков пришёл в кабинет Татьяны Владимировны в сопровождении своей свиты. Одного взгляда Стрелка было достаточно, чтобы сопровождающие лица исчезли из кабинета. Наедине с больным, доктора называли его дядей Ваней. Он не возражал. \- Я хотел Таня тебя поблагодарить, давно я таких добрых людей не видел. Вы меня с того света вытащили... Не думал, что выживу, - голос его дрогнул. - Нет возможности сейчас вас всех чем-то порадовать. Прессуют меня сильно. - Он окинул взглядом кабинет, пристально посмотрел на Татьяну и сказал: - Добрая ты очень, и Наталья, хоть и постарше, посерьёзней, а такая же растрёпа. Нельзя здесь так. Этот мир жестокий и подлый... Ты, я слышал, Питерская? - и после того, как Таня утвердительно кивнула, продолжил. - Держи ухо востро в отпуске-то, а то пропадёшь. Бандитов много, беспредела тоже. Он взял со стола бумажку, это был рецептурный бланк, что-то написал на ней и твёрдо сказал: \- Если кто-то будет угрожать, скажи, что меня знаешь, отстанут. А это, - он ткнул прокуренным пальцем в рецепт, - номер телефона, если позвонишь, помогут. В ответ на возражения Тани, дескать, не боюсь, не надо он ухмыльнулся и сказал: \- Не спорь, в сумочку положи, пусть лежит. Китайцы говорят, что, если меч тебе может понадобится один раз в жизни, это повод, чтобы носить его постоянно. Да, насмотрелась Татьяна за эти пять лет работы с осуждёнными... А Виолетта до сих пор считает её мямлей. Знала бы она какие метаморфозы произошли с их однокурсницей, в какой «клинике» работает Таня, с какими «генералами» общается. В сумочке у «мямли» лежит «охранная грамота», выданная дядей Ваней, известным в стране вором «в законе». Ребята из группы, наверное, никогда об этом не узнают. **\* \* \*** Однако, пора «линять», как говорит «старшак». Татьяна умылась, тихонько оделась, вышла в прихожую и остановилась перед старинным зеркалом. То, о чём она когда-то мечтала, сегодня произошло. Но разве так должно было это случиться? \- Что я делаю здесь, в чужом доме, с чужим мужем, - спрашивала Татьяна у своего отражения в зеркале. - Даже платье на тебе чужое! - горько заплакало отражение. Вышел Лёва, встал сзади, обнял. \- Почему ты плачешь, - спросил он. - Я люблю и всегда любил только тебя. Я знаю, что ты меня тоже любишь, а про любовников врала мне назло. \- Но ты меня предал, а сейчас предаёшь свою жену. - сказала Таня тихо. – Лёва, ты- предатель! Они стояли перед зеркалом, смотрели на своё отражение. Молодая женщина в искрящемся платье и слегка помятой прической и мужчина в трусах. Татьяна поправила причёску и достала перламутровую помаду. \- Останься, давай побудем вместе, пока выдался такой шанс... Неизвестно, что будет дальше, когда теперь увидимся... \- Никогда, - вытирая слёзы сказала Таня. Своей помадой она нарисовала на зеркале косой крест. Таня и Лёва стояли в зазеркалье, перечёркнутые перламутровыми красными линиями. - Я вызвала такси. Прощай, Лёва Кораблёв! \- Постой, нельзя же так... Я тебя провожу, - суетился Лёва, но Татьяна уже вышла из квартиры. Что-то мешало ей в туфле. Она вынуждена была остановиться, сняла туфельку и достала из неё янтарную бусину. \- Вот и память о потерянной невинности, камень алатырь, - засмеялась она и бегом, чтобы не догнал Лёва, который торопливо надевал джинсы, помчалась к старинному, как и всё в этом доме лифту. \- Стыдно в наше время до тридцати лет в девках ходить, - смеялась Татьяна. – Теперь не стыдно, - хохотала она, мысленно обращаясь к Шурику, тоже предателю и дезертиру. Уволился из «терапии» и переметнулся на тёплое местечко в самый тяжёлый для отделения момент. Татьяна выскочила на улицу, где к подъезду подъезжало такси. \- Подожди Лёву, расстанься с ним по-человечески, - бубнило платье. – Мужчина перспективный. Может ещё встретитесь... \- Заткнись, коротко ответила Таня и села в машину. Она увидела, как Лёва машет шофёру, чтобы он остановился. \- Погоня? - спросил водитель. \- Ага, - сказала Таня, продолжая смеяться, и шофёр надавил на газ.

Всё, о чём [предупреждал](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67752876bb76d7386032138e "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/67752876bb76d7386032138e") начальник медицинского отдела Александр Яковлевич при последнем посещении больницы, вскоре стало сбываться. Никто даже не мог предположить, что новшества, которые начались в стране, принесут столько бед. В больнице начались перебои со снабжением лекарствами. Не стало телефонной связи, говорят её отключили за долги. Задержки зарплаты сотрудникам начались уже давно, но длительность их всё увеличивалась. Однако, самое страшное началось чуть позже. При социализме все, кроме инвалидов, больных и пенсионеров обязаны были в колониях трудиться. Когда же объявили демократию, решили, что принудительный труд — это нарушение прав человека, и работать, никто не стал. Предприятия, на которых трудились осуждённые, закрывались, и «зоны» лишились средств существования. Даже в благополучные годы из бюджета на колонии выделялся минимум, а в перестроечный период этот тонкий ручеёк и вовсе иссяк. Работая, осуждённые получали деньги на карточку и могли отовариваться в магазинах, которые были в колониях, где приобретали продукты питания и табачные изделия. При отсутствии работы эта возможность у зэков исчезла. Родственники, которые тоже чаще всего находились в бедственном положении, не могли помочь своим «сидельцам». В таких условиях по всей стране то в одной зоне, то в другой начались бунты. Бунт, случившийся в одной из колоний республики, ОМОНом был подавлен, но управление распорядилось направить на место ЧП большую комиссию, чтобы выяснить причины недовольства осуждённых. Были жалобы на все службы этой колонии и на работу медчасти тоже. Медицина в местах лишения свободы – это буфер между спец контингентом и администрацией, поэтому без медиков никуда. Из больницы в расположение мятежной колонии была направлена бригада врачей в составе: терапевта, хирурга, невропатолога, психиатра и фтизиатра, так как в колонии находился локальный участок для больных туберкулёзом. Была зима, лютые морозы и ехать в бунтующую зону, далеко в тайгу, конечно, никому не хотелось. Был только один плюс в этом мероприятии – командированным выдавали аванс. Из терапевтов направили Татьяну потому, что нет семьи и детей. Невролог на всё управление был один и ему приходилось ездить во все командировки подряд. Психиатр Юрий Петрович работающий пенсионер, любил экстремальные ситуации и сам вызвался совершить подвиг. Фтизиатр Шурик, бывший невропатолог, дезертировавший из «терапии» в туберкулёзное отделение два года назад, был подкаблучником и всегда с удовольствием дезертировал из семьи, чтобы разгуляться на свободе. Герман Афанасьевич как начальник хирургического отделения был обязан ездить в командировки сам. До маленького северного городка нужно было добираться на поезде пять часов. Вагон был полупустой и холодный. Сидели одетые. Всё время мужчины провели за карточной игрой. Не играл только Юрий Петрович, он читал толстый журнал по юриспруденции, Татьяна рядом читала книгу. Несколько раз прерывались, чтобы попить чайку. Ушаков постоянно куда-то исчезал ненадолго, после чего всё громче и громче смеялся. Татьяна за то время, которое в их отделении работал Ушаков, выгнанный из городской больницы за поклонение Бахусу, знала, что означает этот хохот. Скорее всего в кармане дублёнки невропатолога была припрятана фляжка с водкой. Единственная гостиница в городе, где должны были разместиться доктора, находилась недалеко от ж. д. вокзала и, выгрузившись из поезда, делегация бодро направилась в нужном направлении. Хирург Герман Афанасьевич высокий представительный мужчина с бородой и усами, а также располневший на более спокойной чем в «терапии» работе фтизиатр Шурик, шли впереди. Они, как опытные люди, часто ездившие в такие захолустные места, были одеты в овчинные полушубки с высокими воротниками, меховые шапки-ушанки и меховые унты. За ними плёлся невропатолог Ушаков в дублёнке, коротких сапогах и в пыжиковой шапке, с завязанными наверху ушами. Замыкали процессию Татьяна Владимировна под ручку с Юрием Петровичем. Очень часто в городе они так же шли с автобуса по направлению к больнице, и Наталья Николаевна смеялась доказывая, что эта парочка – иллюстрация к знаменитой басне Сергея Михалкова «Лиса и бобёр». У Натальи в серванте стоит такая статуэтка, производства ЛФЗ. Высокая и тоненькая Татьяна в своём пальто с большим воротником из чёрно-бурой лисы, такой же шапке, грациозно наклонялась к маленькому, квадратному Юрию Петровичу, чтобы слышать, что он ей говорит. В руках у психиатра всегда был толстый, жёлтый портфель с двумя застёжками, точь-в-точь как у бобра на статуэтке. Юрий Петрович был сутяжником. Он постоянно с кем-то судился, писал жалобы, ходил по разным инстанциям, чего-то добиваясь, но никто и никогда не видел положительного результата от его бурной деятельности. Видимо, нравился сам процесс. К Татьяне он относился хорошо, часто повторял, что она «луч света в тёмном царстве». «Тёмное царство» — это осуждённые и коллектив больницы, в которой Юрия Петровича недолюбливали. Татьяна же относилась к старику с уважением, иногда консультировалась у него по юридическим вопросам, а он как отец наставлял её быть осторожней в этом «тёмном царстве», не быть наивной, то есть учил уму-разуму. Ушаков шёл впереди Лисы и Бобра и по всему было видно, что на морозе его развозит всё больше и больше. Вдруг на ровном месте он упал лицом вниз, раскинув руки. Татьяна бросилась помогать Ушакову подняться, а когда он нетвёрдо встал во весь рост, стала стряхивать снег с дублёнки коллеги. Шурик и Герман подняли шапку и портфель. \- Александр Македонский, когда прибыл в Африку, - громко смеясь, стал рассказывать невропатолог, поправляя на носу очки, залепленные снегом, - вступил с корабля на сушу и упал, так же как я сейчас, – радостно говорил Ушаков. - Все смотрят, дескать, опозорился великий полководец, а он как закричит: О, Африка! Тебя я обнимаю! - тоже закричал Ушаков. – Гений! – закончил он. \- Ну, ты Македонский, напился, так помалкивай, - сердито пробурчал Герман, нахлобучивая на голову невропатолога его шапку и оглядываясь по сторонам, не видел ли кто-нибудь фиаско пьяного доктора. – Хорошо, что сегодня мы не работаем, проспишься. Учти, ещё раз такое будет, я тебе устрою…, - пообещал Герман. Было всего три часа дня, но уже вечерело. Север, середина декабря. Гостиница, которая всегда гордо называлась «Дом колхозника», теперь трансформировалась в отель, о чём свидетельствовала облезлая вывеска. Это старое двухэтажное деревянное здание построено было в сороковые годы. Сегодня гостиница была битком набита офицерами, приехавшими из управления ФСИН для инспекции взбунтовавшейся «зоны». Завтра утром за проверяющими должен приехать автобус, чтобы доставить их в колонию, до которой нужно было добираться целый час, углубляясь в тайгу. Свободным оказался только угловой, холодный номер на втором этаже. Там стояло четыре деревянных кровати и стол с несколькими стульями. Женских свободных мест в отеле не нашлось, предстояло всем жить в одном номере. Впервой что ли... Дежурная пообещала, что попозже, когда она освободится, выдаст раскладушку, матрас и постельное бельё для пятого постояльца. Расположились. Татьяне определили кровать с придвинутой к ней единственной тумбочкой. В этом городке жила однокурсница Татьяны, с которой она созвонилась накануне, и собиралась к ней в гости. В гостинице оставаться она не хотела потому, что сейчас мужики наденут треники, выпьют водки и начнут диспут на вечнозелёную мужскую тему «почему бабы такие…», будут спорить о политике, ругаться. Татьяна намерена была вернуться из гостей как можно позже, чтобы сразу лечь спать. Десять лет назад после окончания Ленинградского мединститута и интернатуры в эту северную республику была направлена большая группа новоиспечённых врачей. У кого были связи, остались в столице, другими молодыми специалистами заткнули медицинские прорехи в самых отдалённых посёлках и городках, вплоть до колоний. Татьяне, можно сказать, повезло потому, что она попала в крупную больницу для осуждённых, которая имела республиканский статус. Однокурсница Ленка работала в районной больнице вместе с мужем, которого она встретила уже здесь. Жили они в двухкомнатной квартире в пятиэтажке. Ленка бросилась на шею Татьяне и с порога стала упрекать её, что редко бывает на встречах с выпускниками, которые проводятся каждое лето. Татьяна поморщилась. Для неё институтские воспоминания были неприятны. Вспоминать не хотелось, но пришлось потому, что об этом постоянно трещала Ленка, девичья фамилия которой была Снегирёва, а в замужестве она стала Птицыной. Снегирёва всё время переводила разговор на Лёвушку, с которым у Татьяны была любовь целых четыре институтских года. Сейчас она понимала, что это была не любовь, скорее всего привычка, и ещё уверенность в будущем. А переживала так долго и мучительно из-за предательства, с которым она столкнулась тогда впервые в жизни. Лёва Кораблёв голубоглазый, блондин из медицинской профессорской семьи с первых дней заприметил худенькую, кудрявую зубрилку – Татьяну. Они подружились, были вместе и на занятиях, и на лекциях, в библиотеке, анатомичке - везде. Они всегда держались за руки, и Лёва носил Татьянин портфель. Лёва познакомил отличницу Татьяну с родителями, и они были счастливы, что сын нашёл умную и скромную девушку, а не какую-нибудь современную и дерзкую. Ходили с Лёвушкой по театрам, концертам, но редко, в основном вместе учили уроки. Татьяна очень привязалась к парню, относилась к нему с нежностью, и он отвечал тем же. Всё как будто было решено: они поженятся после окончания ВУЗа, вместе займутся наукой, родители должны были этому поспособствовать, квартира в Питере тоже была гарантирована. Однажды на студенческой вечеринке на третьем курсе подвыпивший «жених», неловко поцеловал Татьяну, и она обмерла от нахлынувших эмоций и ощущений. С этого момента они иногда целовались, а потом Лёва Таню предал. \- Всё! - решила про себя Татьяна, - Больше вспоминать не могу, тяжело! \- А ты здорово тогда Лёве отомстила! – не могла успокоиться Ленка. \- Я отомстила? – удивилась Татьяна, напрягая память. — Тогда это была не я, - помедлив, сказала она решительно, а потом загадочно добавила, – метаморфозы! Друзья доставили Татьяну в гостиницу на своей «Ниве». Комната была не закрыта, горел свет, фрамуга на одном окне открыта, было холодно, все спали. На Татьяниной кровати спал Ушаков в тренировочных штанах и свитере. Пахло закуской, на столе беспорядок, пустые бутылки, на газете какая-то рыба. \- Петров-Водкин – «Натюрморт с селёдкой», классика, - бормотала Татьяна. - Где я буду спать, никто даже не напрягся, алкаши, - ворчала она. Пришлось идти к дежурной, чтобы взять раскладушку и всё, что к ней прилагалось. Постучалась, но никто не ответил. В туалете переоделась в шерстяной спортивный костюм и вернулась в номер. Проснулся Юрий Петрович. Увидев Татьяну, он встал и указав на спящего невролога, сказал: \- Мы ему говорили, чтобы за раскладушкой сходил, а он всё откладывал, пока не упал. Давай на мою койку ложись, - любезно предложил Юрий Петрович. \- Да что вы, я немножко подожду, а потом опять схожу к дежурной, - ответила Татьяна. Юрий Петрович не очень давно перенёс инфаркт, случались у него и гипертонические кризы… - Нет, нет, ни в коем случае, - решительно сказала Татьяна. \- Говорят дежурная – глухая, может не услышать. А мы вот как сделаем, давай «валетиком» ляжем, - предложил Юрий Петрович. - Да ты не бойся, - говорил заспанный психиатр, — я давно уже не опасный. По дороге к Птицыным Татьяна в качестве презента купила бутылку вина, выбрав самую дорогую (аванс же выдали). Обратила внимание, что выбор вин был роскошным. При социализме шампанское-то к Новому году купить было проблематично, а здесь в сельпо изобилие. На бутылке написано, что напиток произведён в Испании. В винах Татьяна не разбиралась совсем, к счастью и хозяева были примерно такими же знатоками. Конечно, выпили всё, а теперь Татьяну мутило. Возникла догадка, что всё это разнообразие готовилось в каком-нибудь местном подвале и разливалось по красивым бутылкам из одной бочки. Хотелось прилечь. Татьяна примостилась в ногах у Юрия Петровича, который отдал ей свою подушку, а потом с наслаждением вытянула ноги в новеньких голубых носочках (аванс - то выдали). Ей тоже пришлось у своего носа увидеть ноги психиатра, в уютных шерстяных носках, связанных любимой супругой, врачом СЭС. Укладываясь на ложе с Юрием Петровичем, Татьяна вспомнила знаменитую историю, над которой долго смеялась вся больница. Жена Юрия Петровича Раиса всегда мечтала об импортном мебельном гарнитуре. В мебельном магазине существовала очередь, в которой нужно было еженедельно отмечаться. Это продолжалось несколько месяцев и вот, наконец, мечта осуществилась и итальянский, белый, с золотыми вензелями спальный гарнитур, появился в квартире Юрия Петровича. Супруги, общий вес которых был больше двух центнеров, одновременно улеглись на вожделенную импортную кровать, ножки которой сразу разъехались. Утром начальник откомандировал к Юрию Петровичу плотника, который на хоздворе напилил чурбаков соответствующей толщины. Раиса покрасила чурбаки белой краской, и итальянская кровать продолжила своё существование на русских надёжных ногах. Татьяна тихо засмеялась, а потом ещё вспомнила свою старшую сестру, которая говорила, что у Татьяны в жизни всё происходит через задницу. \- И то правда, - размышляла Татьяна. - Хотела заниматься наукой, а работаю в тюрьме, мечтала жить в родном Питере, а занесло на Север, в тайгу, тундра недалеко! Мечтаю о красавце Женьке, а сплю «валетом» с пузатым Бобром! Сестрица права, всё у меня ни как у людей, – подвела итог Татьяна и засмеялась в голос. Проснулся Герман. Он встал, и, увидев Татьяну, сказал: \- Танюха, ложись на моё место, а я себе раскладушку принесу. Через несколько минут в коридоре послышался громкий стук в дверь к дежурной, бас Германа и через некоторое время он явился в номер с раскладушкой и матрасом. Шум в комнате разбудил Ушакова, который сел на кровати, обвёл всех безумным взглядом и спросил: \- Танька, где это я? \- В Африке, Македонский, - за Татьяну ответил Герман. Утром Татьяна помыла посуду, которая оставалась с вечера. Хозяйственный Шурик кипятильником нагрел воду и заварил чай. Ушаков, чувствуя свою вину перед Татьяной, угостил её шоколадкой «Алёнка», поломанной в нескольких местах. Попили чайку и пошли занимать места в приехавший из «зоны» автобус. **\* \* \*** Посёлок, в котором находилась зона, навевал тоску. Здесь проживало большинство сотрудников колонии. В штабе за зоной медиков встретил начальник колонии. Он с ненавистью посмотрел на Татьяну и, отозвав Германа в сторону сказал: \- У меня бунт, а вы бабу привезли, додумались… Герману пришлось объяснить, что в больнице всего три терапевта, из них мужчина только один и он болен. Начальник продолжал возмущаться, несмотря на доводы Германа Афанасьевича и в это время в кабинет прибыл начальник медицинской части доктор Абст. Это прозвище много лет назад получил Виктор Николаевич Басов. Жестокий и циничный герой советского фантастического фильма доктор Абст, по мнению осуждённых, своими качествами как две капли воды был похож на начальника мед части. Если бы не офицерская форма с погонами майора, этот пятидесятилетний мужчина мало бы отличался от своих подопечных. Худой, с ввалившимися щеками, прокуренными пальцами, жёлтыми от табака зубами, он постоянно курил и кашлял. Абст работать не любил, всю нагрузку по ежедневному амбулаторному приёму больных, их лечению, диспансеризации тащили на себе фельдшера, а начальник, появившись утром в медчасти выпивал кружку чая и куда-то исчезал вместе со своей папочкой из кожзаменителя. В сопровождении прапорщика и Абста зашли на территорию колонии. Зимой «зона», выглядела более привлекательно потому, что всё было покрыто снегом. Весной или летом, тем более осенью картина была унылой. Деревянные бараки, колючая проволока, никакой растительности, натуральный концлагерь. В других колониях и в больнице, были цветочные клумбы, газоны, кусты шиповника, берёзки, небольшие ёлочки. Много лет разъезжая по колониям в командировки, Татьяна Владимировна всё больше убеждалась в том, что жизнь в «зонах» зависела конкретно от людей, работающих в этих местах. Законы и правила были везде одинаковые, а люди разные, поэтому одни колонии навевали тоску и безнадёгу, а в других цветники, беседки и даже спортивные площадки. Медчасть колонии располагалась в отдельном бараке и тоже навевала тоску. Всё какое-то обшарпанное. Хирург и фтизиатр расположились в одном кабинете, Татьяна с невропатологом Ушаковым в смежном. Выдали мятые халаты, усадили за древние письменные столы, покрытые коричневым дерматином. Абст сразу исчез. Молодой фельдшер, представившийся Володей, выложил перед Татьяной огромную кучу амбулаторных карт больных, которым требовалась консультация терапевта. Татьяна распорядилась, чтобы Володя измерял больным давление и, если требовалось, температуру и вес, а сама беседовала с больными, осматривала их и делала записи в амбулаторных картах. Эта мера, конечно, ускорила процесс, но всё равно справиться с такой нагрузкой за один день было невозможно. Ушаков, к которому записалось не больше десяти пациентов, предложил работать бригадой. Володя делал, что ему поручили, Татьяна осматривала больных, говорила вслух, что она видела и слышала. По окончании осмотра, она ставила диагноз и давала рекомендации по лечению. Всё это фиксировал в амбулаторной карте Ушаков. Дело пошло гораздо живее и объём работы уже не казался таким страшным. Когда в кабинете появлялся неврологический больной, Ушаков и Татьяна менялись ролями. Общаясь с больными, доктора отметили, что большинство их озлоблены, чего раньше никогда не было, много истощённых людей, и много пациентов с явными признаками гиповитаминоза. Юрий Петрович, которому выделили отдельный кабинет, зашёл к Татьяне, чтобы поставить вторую подпись в карточке, и заявил, что некоторые «хроники» с психическими заболеваниями декомпенсированы из-за отсутствия необходимых лекарств и положение в зоне очень тревожное. Последствия бунта, который произошёл в колонии, больше всего были видны на приёме у хирурга. Много травм, полученных от дубинок ОМОНа. В стационаре медчасти, где было десять коек, наблюдались несколько членовредителей, которые «вскрылись» в ответ на жёсткие действия администрации. Их тоже пришлось осмотреть и некоторым дать направление в больницу. После того, как бунт был подавлен, между осуждёнными произошли столкновения, в ход шли ножи и заточки. Пациенты с тяжёлыми ранениями были в срочном порядке отправлены в районную «вольную» больницу ещё до приезда комиссии. Всем остальным раненым, нуждающимся в стационарном лечении, Герман дал направление в своё отделение. В коридоре у кабинета терапевта послышалась ругань, шум и в кабинет в фуфайке и валенках зашёл молодой человек. В руках он мял шапку ушанку. За ним появился прапорщик и сообщил, что этого гражданина нет в списке на приём к врачам. Зэк остановился у двери. Татьяна предложила ему подойти ближе. \- Не, я чисто познакомиться зашёл, - сказал он с порога и проходить не стал. \- Нашёл время, - буркнула Татьяна, подписывая карточки, которые ей передал Ушаков. \- Вас уважают…, - продолжил парень. – Братва просила передать, что голодно стало на зоне, доходяг много. Абст совсем мышей не ловит! Дождётся! – грозно заявил он. – А вам верят, говорят, что вы поможете… Прапорщик схватил парня за рукав и потащил к выходу. \- Так что людям передать, - крикнул посетитель у самого выхода. \- Я постараюсь, - громко, чтобы услышал проситель, сказала Татьяна. Прервались только один раз, чтобы попить чайку с сушками, которые достал Юрий Петрович из своего знаменитого портфеля. К трём часам у Татьяны уже начал заплетаться язык из-за того, что она вынуждена была постоянно говорить. Ушаков периодически тряс рукой, которую сводила судорога, от непрерывной писанины. Внезапно появился Абст и сказал, что начальник приказал в семнадцать ноль ноль прибыть в его кабинет за «зоной». Оставалось совсем мало времени, а посетителей было ещё много. На вопрос Германа, где капитан ошивался всё это время, Абст, не моргнув глазом серьёзно сказал, что «решал вопросы», докладывал в управление, замучился, короче. Разозлившись, Герман Афанасьевич пообещал Абсту, что в отчёте о командировке отразит бездеятельность начальника медицинской части на своём посту. Эту угрозу капитан воспринял спокойно, только поморщился. Он понимал, что хуже этого места в республике нет и ему опасаться нечего. Как говориться, дальше фронта не пошлют. Пусть с очередным выговором, но он потихоньку дотянет до пенсии и уедет на родину, где будет рассказывать друзьям как в нечеловеческих условиях, вёл борьбу с преступностью, туберкулёзом и СПИДом, как усмирял бунтующих зэков. Прикинув, что до назначенного начальником срока всех больных принять не удастся, Абст вышел в коридор и доктора услышали его мат и крики, после чего помещение опустело. Вышли из «зоны». В кабинете начальника колонии встревоженный подполковник вопросительно посмотрел на Германа Афанасьевича. \- Что вы можете доложить о вашей инспекции? – осторожно спросил начальник. – Мы много раз приезжали сюда, давали рекомендации по улучшению работы медицинской части, «а воз и ныне там», - устало ответил Герман. – Возможно, что бунт в колонии был спровоцирован и работой мед. части тоже. Очень много жалоб на её работу. - Герман выразительно посмотрел на Абста. - Хороших отзывов не ждите, всё укажем в отчётах. \- Вы меня пугать вздумали? – взорвался начальник. - По существу сказать что-нибудь можете? – прорычал он. \- Много людей с дефицитом веса, - с места сказала Татьяна. – Самых истощённых я направила к себе в отделение на обследование, но думаю, что причина в недостаточном питании. - Татьяна говорила тихо, очень устала и от голода кружилась голова. \- Что? – заорал начальник. – В моей колонии недостаточное питание? – зашёлся он в крике. - Думает она… \- Да, товарищ подполковник, голодают ваши подопечные, - сказала Татьяна. – Необходимо проверить нормы питания, - также тихо добавила она, а хотелось закричать и заткнуть этого хама, но сил не было. \- Вы, намекаете, что воруют у меня в «зоне»? - ещё громче заорал начальник. \- Мы ни на что не намекаем, - поднялся Герман Афанасьевич, - мы должны предотвратить беду. Представляете, что будет с вами и начальником медчасти, если кто-нибудь из жуликов умрёт от дистрофии? Это – уголовное дело, – пригрозил Герман. \- Элементарных лекарств не хватает, лечить пациентов нечем. Много больных с признаками гиповитаминоза! – опять с места сказала Татьяна. — цинга у вас в колонии! — Это ещё что такое, майор? —грозно спросил начальник, взглянув на Абста. Доктор вскочил со своего места и заикаясь рассказал, что уже длительное время (точно он сказать не может), прекратили витаминизировать пищу потому, что на это не отпускают средств. \- Почему я об этом не знаю, - опять заорал начальник. – Ну и что делать, умники? \- Во-первых доложить наверх об этой ситуации, пусть ищут средства, чтобы истощённым людям назначить усиленное питание, - твёрдо начал Герман Афанасьевич. - Во-вторых, добиваться, чтобы проводилась витаминизация пищи. А в-третьих, немедленно начать профилактику дефицита витамина «С» дедовскими методами. Мне отец, военный фельдшер, рассказывал, что в партизанских отрядах, да и в тылу тоже, заваривали хвою и пили для профилактики цинги. Верно, Татьяна Владимировна? – повернулся он к коллеге. \- Да, правильно. – отозвалась Татьяна. - Я бы посоветовала заготовить хвойный отвар, и в каждом отряде поставить бачки с этим отваром рядом с питьевой водой. Обязательно объяснить людям для чего это сделано. Выпустить санитарные бюллетени на эту тему. Но, самое главное, проверьте нормы питания. Свои претензии высказали Шурик, и Юрий Петрович. Абст сидел понуро и молчал. Наконец, начальник вызвал машину и докторов доставили в отель, который к этому времени был полупустой. Основная масса постояльцев разъехалась, медики работали дольше всех. Появились свободные номера. Татьяну определили в двухместный номер, где она оказалась одна. Наконец-то! Сегодня можно лечь спать не в спортивном костюме, а в ночной рубашке. Мечты прервал стук в дверь. Шурик сообщил, что мужчины собрались в магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин и приглашали Татьяну присоединиться, но в ответ она только отрицательно покачала головой. Сказать короткое «нет» нужны силы, а их не было. Татьяна прилегла на кровать поверх покрывала, и сразу уснула. Проснулась от прикосновения к своей руке мягкой руки Юрия Петровича. \- Танюшка, приходи ужинать, мы ждём. Поесть было необходимо, и Татьяна приняла приглашение. В предвкушении трапезы все были в приподнятом настроении. На столе кабачковая икра, селёдка, хлеб и полу копчёная колбаса, подозрительного цвета. Шурик собрался разливать по стаканам водку, но раздался стук в дверь и в комнате появился красный от мороза доктор Абст. Под мышкой у него была неизменная папочка с подозрительным вздутием посередине, как будто питон проглотил кролика. \- Подлизываться пришёл, - предположила Татьяна. Абсту предложили раздеться и присоединиться к компании. В папочке был не кролик, а бутылка самогона, как доложил доктор – «собственного производства». Комиссия оживилась, а когда Абст, словно фокусник достал из одного кармана офицерского полушубка поллитровую банку солёных помидор, а из другого банку грибочков, комиссия пришла в полный восторг. Первый тост, как всегда, был за Родину. Все выпили. Татьяна отчаянно отказывалась, но прозвучали невыносимые для неё обвинения - «ты что, Родину не любишь?» и пришлось сделать глоток самогона. Горло обожгло, Татьяна закашлялась, на глаза выступили слёзы. Ушаков начал дубасить женщину по спине, Юрий Петрович предлагал стакан воды и держал наготове бутерброд с кабачковой икрой. Герман, глядя на муки коллеги ворчал: \- Сколько лет уж с нами по командировкам ездишь, а всё пить не научилась. Одно слово - терапевт! - закусив грибочком, он продолжал поучительно: - Первая рюмка она часто – колом, вторая – соколом, ну а уж третья- ласточкой. Второй тост был, как всегда, «Чтобы все сволочи сдохли». Абст заволновался, а потом спросил тревожно: \- А вы кого имеете в виду? \- У каждого своя любимая сволочь, - рассудительно начал Юрий Петрович. – У меня, например, Егорушка Гайдар. До перестройки я накопил средства на «Жигули» последней марки, очереди ждал. А из-за его подлой денежной реформы, теперь на эти деньги моя Раиса купила сервиз аж на двенадцать персон, - усмехнулся он. – Придётся до смерти на старой «копейке» ездить. Большевики народ раскулачивали, и демократы туда же. Тьфу! – в сердцах плюнул он. \- А моя любимая сволочь – Чубайс с его фантиками – ваучерами, - подал голос Ушаков. – Ненавижу рыжих! Говорят, сатана тоже рыжий. \- Какие доктора у нас добрые, - усмехнулась Татьяна. Она пила чай, категорически отказавшись от спиртного. — Вот вы, Юрий Петрович, всё демократов ругаете, а ведь есть и плюсы в нашей теперешней жизни, – возразил Шурик. – Я в студентах Ремарком увлекался. Его герои всё время пьянствовали и пили кальвадос. Мне тогда до смерти хотелось попробовать что это такое. И вот сегодня здесь, в захолустье, я купил бутылку этого самого кальвадоса. Изобилие, однако! \- Мечты сбываются, прямо как в Газпроме, - захохотал Ушаков. \- Изобилие! - возмутился Юрий Петрович. - моя Раиса говорит, что, если на это изобилие напустить советскую СЭС, в которой она проработала всю жизнь, изобилие закончится. Всё запретят, как не пригодное для употребления! – Он красноречиво посмотрел на нарезанную колбасу странного цвета и разукрашенную бутылку Шурика. – Отрава кругом! К Татьяне подсел захмелевший Абст. \- Мне Володя доложил, что к вам Морозов приходил, на меня жаловался, угрожал…, - осторожно сказал он. \- Да, подходил какой-то молодой человек, просил помочь… \- Да вы не верьте, врёт он всё. Из штрафного изолятора не вылезает, относится к отрицательной части осуждённых, - перебил Татьяну взволнованный Абст. \- Слушай, Витя, - присоединился к разговору Герман Афанасьевич, - тебе самому не противно так работать, то есть – никак. \- Да они мне все по барабану! – вырвалось у Абста. \- Ну, если тебе по барабану, тогда уходи из этой системы, – продолжал Герман. - Несколько больных говорили, что мечтают тебе башку свернуть. Ты понимаешь, что это опасно, были же такие случаи, когда зэки сводили счёты, правда не с докторами. Пока… \- Я тоже не понимаю, Виктор Николаевич этой взаимной ненависти. – обратилась Татьяна к Абсту. \- Вы, Татьяна Владимировна, видимо забыли, что они все преступники и многие совершили тяжкие преступления, - с напором сказал Абст. — Это я помню, но ведь наши подопечные уже наказаны и наказаны сурово. Моя подруга Наталья Николаевна, верующий человек, говорит: с грехами борись, а с грешником мирись. Это, между прочим, русская поговорка. Несмотря ни на что мы обязаны относиться к осуждённым по-человечески, — сказала Татьяна, а сама подумала, что перевоспитывать Абста в его пятьдесят лет бесполезно. – Ну, ладно мальчики, спасибо за компанию, я пошла спать, - сказала Татьяна, поднимаясь со своего места. \- Как это спать, - воскликнул Ушаков, - а мой любимый тост? \- И то верно, что-то мы, мужики замешкались, - заволновался Шурик. - И так - гусарский тост «за баб с», гусары пьют стоя, - провозгласил он, но взглянув на Татьяну поправился, - за милых дам! Все мужчины, включая Абста, вскочили, чокнулись стаканами и дружно выпили. \- Ну вот, программа выполнена, - засмеялась Татьяна, - я свободна? **\* \* \*** Утром следующего дня группа отправлялась в обратный путь на рабочем поезде, который формировался на этой станции, и доктора за долго до отправления разместились в купе. Татьяна сидела у вагонного окна и вдруг увидела на перроне Ленку. Снегирёва-Птицына бегала по перрону с холщовой сумкой в руках. Татьяна вышла из вагона, и подруга бросилась к ней. — Вот ты где, - затараторила Снегирёва. – я глаза до дыр проглядела. Вот тебе гостинцы: клюква, морошка, брусника, сушёные грибы, - протянула она Татьяне сумку. – А я Лёве звонила, сказала, что тебя видела. «Дать телефон?» —спросила Ленка. Татьяна отрицательно покачала головой. – Мне пора, - сказала она и направилась к вагону. \- Лёва, передал, что летом обязательно приедет на встречу выпускников, будет тебя ждать, - крикнула Ленка вслед поднимающейся в вагон Татьяне. \- Умеет же человек ковырнуть больное место, - грустно подумала Татьяна и помахала подруге рукой. А больное место было вот здесь, где сердце. Здесь когда-то ютилось тёплое и нежное чувство – первая любовь. Лёва его разрушил. **\* \* \*** На следующий день после возвращения группы из командировки на планёрке у начальника, когда доктора собрались расходиться по своим рабочим местам, от главного врача (она же Надежда Харитоновна, она же Матильда), прозвучало: \- А вас Татьяна Владимировна, прошу остаться… Когда все вышли из кабинета, Матильда испуганно посмотрела на Татьяну и почему–то шёпотом сказала: \- Начальник мед. отдела мне вчера домой звонил, злой, как собака! – глаза Матильды сделались круглыми, стали зеленее обычного, как у кошки, которую застукали на хозяйском столе возле тарелки с колбасой. – Орал, что выгонит меня без пенсии… Не могу понять, что вы там натворили… \- Что натворили? Дистрофиков выявили и это не понравилось, - ответила Татьяна, не понимая как информация так быстро достигла управления. Подумав, она предположила, что в мед отдел нажаловался начальник мятежной колонии с подачи доктора Абста. Ему нужно было до поступления письменных отчётов в мед. отдел всё уладить и скрыть то, что «накопала» в колонии комиссия, ведь что написано пером, не вырубишь топором. – У многих осуждённых дистрофия и гиповитаминоз, это только по моей части. Лекарств совсем нет… \- Татьяна, - ласковым голосом сказала Матильда, - я понимаю, дистрофия, авитаминоз, но ты как-нибудь поделикатней, помягче в отчёте это всё отрази. Абста опять же жалко, пусть до пенсии без потрясений доработает… \- Я поняла, - холодно отозвалась Татьяна и вышла из кабинета. По пути в «хирургию», куда она направилась, чтобы переговорить с Германом Афанасьевичем, вспомнила парламентёра Морозова, бледного и худого, который пришёл к Татьяне просить помощи от имени братвы. Герман собирался на операцию и, выслушав о пожелании Матильды насчёт «помягче» и «поделикатней», легко согласился на просьбу главного врача. Всё-таки Абст хорошо поработал в тот вечер в гостинице. После того, как Татьяна ушла в свой номер, доктора ещё долго пьянствовали и слушали рассказы Абста о его тяжёлой доле. Разжалобил коллег. На обратном пути в вагоне мужчины ели морошку и бруснику в сахаре, которую принесла Ленка Снегирёва. Видать головы трещали после термоядерного самогона щедрого Абста. Юрий Петрович, не так давно перенесший инфаркт, и в компаниях позволявший себе «только рюмочку», всю дорогу корил своих попутчиков: \- Алкаши, все гостинцы Танюшкины сожрали. **\* \* \*** Вернувшись в отделение, Татьяна немедленно села за отчёт о командировке и написала его без всяких «политесов». Старшая мед сестра доставила отчёт в кабинет главного врача. Как и предполагала Татьяна, через несколько минут раздался звонок от Надежды Харитоновны. \- Татьяна Владимировна, - послышался в трубке голос Матильды, - ну я же просила помягче… Что руководство колонии может сделать, если сверху урезали финансирование. Где взять средства на дополнительное питание, на витамины…, - с отчаянием в голосе твердила она. — Значит пусть зэки умирают от голода как в концлагерях? – с раздражением возразила Татьяна. – Где начальники будут брать средства, это их забота, для того они и посажены так высоко, - продолжала она. – А вы, Надежда Харитоновна, знаете, какой шикарный ремонт сделан в здании управления в то время, когда нам постоянно задерживают зарплату? У многих сотрудников за проезд в автобусе заплатить нечем, пешком до работы ходят в такие морозы. А вы знаете… \- Всё я знаю, прекрати свою политинформацию, - потребовала Матильда. \- Если мы все от голода передохнем, за это никто не ответит, - не могла успокоиться Татьяна, - а вот если жулик умрёт, виноватых найдут обязательно, не исключено, что нас с вами, дескать не выявили, не предупредили… \- Перестань, - послышалось из трубки. – Такой отчёт я отправить не могу, переписывай, – твёрдо сказала Матильда. \- Я напишу точно такой же. – крикнула Татьяна и бросила трубку. Своё слово она сдержала. В этот же день в отделение стали поступать больные, которых направила Татьяна из колонии. Обследование не выявило каких-либо истощающих заболеваний. Оставалась одна причина – недостаточное питание. За те три дня, в течение которых Татьяна отсутствовала, в «терапию» поступило ещё несколько больных из других колоний с аналогичными симптомами. Все были с низким весом, апатичные, с шатающимися зубами и распухшими красными суставами. Терапевты пришли к выводу, что дистрофия и авитаминоз проникает во все колонии и становится бичом ФСИН. Татьяна вместе с коллегами в отделении размышляла о том, что делать. Решили, во-первых, уговорить Матильду пригласить в больницу всех начальников медчастей колоний, которые были недалеко от города, а их было четыре, плюс следственный изолятор. Провести с ними совещание и разработать план действий для ликвидации ЧП. Всем было понятно, что, если ситуация ухудшится, обвинят во всём, конечно, медиков. Во-вторых, для всех других колоний Татьяна напишет рекомендательное письмо, которое отправит через мед отдел управления. В нём она укажет меры борьбы с этой напастью. Жизнь научила защищаться, но не это главное. Татьяна помнила о своём обещании, данном Морозову. Надежда Харитоновна благосклонно отнеслась к идее созвать начальников медчастей в ближайший понедельник, а насчёт письма задумалась. Сказала: «пиши пока, а там видно будет». Не отказала, и на том спасибо. Поздним вечером Татьяна начала писать «воззвание», но зазвонил телефон. Это был Лёва. Ленка, несмотря на своё обещание не давать Лёве её телефон, обещание нарушила, дура! \- Танечка, здравствуй! - прозвучал в трубке знакомый голос. \- «Знакомый голос», усмехнулась Татьяна, - родным этот голос был когда-то. \- Я скучаю! Не могу забыть наше свидание, - Лёва заметно волновался, - а ты помнишь? \- Мне нечего вспоминать, это было не со мной, - холодно ответила Татьяна. В трубке раздалось молчание, которое чуть не раздавило барабанные перепонки. \- Ты бредишь? – выдавил из себя Лёва. \- Да, умом тронулась, причём давно, - сказала Татьяна. - Не звони больше! – добавила она и положила трубку. Однажды, она запретила себе вспоминать о Лёве. Правда потом была ещё одна встреча, от которой Татьяне было стыдно до сих пор. Тогда с ней что-то случилось, помутнение рассудка, наверное. В холодильнике стояла литровая банка клюквы, которую притащила на вокзал Снегирёва. Татьяна взяла в рот ягодку и её лицо исказилось. \- Наверное, в тот день на вокзале у меня была такая же физиономия, - подумала она, вспомнив уже давнее прошлое. **\* \* \*** Был солнечный августовский полдень. Татьяна бежала на вокзал. Сегодня из Якутии возвращается студенческий строительный отряд. Приезжает Лёва. Они не виделись два месяца. Отряд уехал в середине июня и Лёве даже пришлось один экзамен за четвёртый курс сдавать досрочно. Практику ему предстояло, как и всем стройотрядовцам, пройти там же в Якутии. Татьяна после практики отправлялась в ГДР для углублённого изучения немецкого языка. Она его и так неплохо знала, а хотелось совершенства! В эту команду по обмену студентами Татьяна попала по блату. Муж старшей сестры был «крупной военной шишкой», и много лет работал в Германии. Он похлопотал, чтобы любимая Танюша поучилась за границей, а потом ещё целый месяц пожила у них в маленьком немецком городке. Так и получилось, по блату всё возможно! На встречу с Лёвой Татьяна буквально летела. На ней коротенькая юбочка тёмно-синего цвета в клеточку, да ещё и в складочку, белая блузка с крылышками! Беленькие туфельки, сумочка через плечо, розовая правда, (ну, нет другой!), зато на длинной металлической цепочке! В кудрявых волосах заколка красивая – чешская бижутерия! Спина прямая, подбородок вздёрнут, всё как учила старшая сестра. Татьяна с удовольствием смотрела на своё отражение в витринах магазинов. \- Как бы Лёва не ослеп от такой красоты, - веселилась Таня, любуясь собой, а в голове крутилась детская поговорка - «кто хвалится, тот с горы свалится». По дороге купила два пирожных. Продавщица упаковала их в прозрачную коробочку с мелкими цветочками. Кроме пирожных ещё один сюрприз для Лёвы – стихотворение Генриха Гейне «На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна» на немецком языке! Народу на перроне полно, разминается оркестр приготовившись играть марш. Многие встречающие с цветами. \- А я с пирожными, а цветочки на коробочке, - весело думала Таня. Наконец поезд прибыл и из него стали выгружаться студенты. Лёва не знал, что Татьяна будет его встречать. Это ещё один сюрприз для любимого! Они не переписывались, сложно это - из-за границы в Якутию… Когда расставались, поцеловались и обещали не забывать друг друга и при встрече всё-всё друг другу рассказать. Студенты весёлые, многие с гитарами, на стройотрядовских формах значки, эмблемы, все загорелые, будто не из Якутии приехали, а с черноморского побережья. Вон Лёва идёт, загорелый, взрослый какой-то, бородка незнакомая. Чуб выгорел, а глаза те же голубые-голубые. Татьяна помахала другу рукой, выскочила перед ним и хотела броситься на шею, но вовремя остановилась. Лёва держал за руку девушку и нёс её сумку. Он растерялся, и Татьяна тоже не могла сообразить, что ей говорить и что делать. \- А я нам, нет тебе, то есть вам, - мямлила она, протягивая коробочку Лёве. Он отпустил руку спутницы и неловко одной рукой взял пирожные. Татьяна отвернулась и быстрым шагом направилась к выходу в город. Она услышала короткий стук, и, обернувшись, увидела, как Лёва поднимает с асфальта коробочку. Он не окликнул Татьяну, не догнал её, и она почему-то сразу поняла, что это конец. \- Они упали, они такие красивые, наверное, очень вкусные, - всхлипывая думала она о пирожных, как будто в этой красивой нежной коробочке была её любовь, и она разбилась. Когда началась учёба, Татьяна с большим трудом перевелась на другой поток, чтобы не встречаться с Лёвой. Однажды на общей лекции Лёва сел в аудитории рядом. Татьяна хотела пересесть на другое место, но Лёва крепко взял её за руку, не отпускал. Она то и дело пыталась вытащить её, но он словно в тисках сжимал её ладонь. Три курса они - Таня и Лёва ходили, взявшись за руки, а на четвёртом парни высмеяли Лёву, намекая, что уже пора переходить к более близким отношениям, а то какой-то детский сад получается, смешно. С тех пор только когда они оставались одни, Лёва осторожно брал в свои руки руку Тани, нежно пожимал её и говорил стихами А. Фета «в моей руке - какое чудо – Твоя рука». Теперь Лёва другой. \- Мне больно, - наконец сказала Татьяна. Получилось громко, и сидящие впереди студенты обернулись. Лёва ослабил хватку, но руку не отпустил. После первого часа он властно вывел Таню на улицу и усадил на лавочку в сквере. \- Выслушай меня, пожалуйста. Я подлец, я ничтожество… \- Предатель, - подсказала Татьяна. \- Да, - согласился Лёва. - Этот список можно продолжить. Я люблю тебя, даже думал, что жить без тебя не смогу, однако, живу…, - сказал Лёва грустно. - Наташа очень хорошая, добрая, но… Понимаешь, у нас с ней всё было, всё ..., - Лёва многозначительно посмотрел на Таню. - Так получилось и теперь я просто обязан на ней жениться, - как-то по-книжному закончил он. \- А у нас с тобой, значит ничего не было? – спросила Татьяна. – «Всё» — это постель? А остальное ничто? Спасибо, буду знать, - сказала Таня, вставая. – Не ходи за мной, - зло сказала она, пытаясь подавить рыдания. Вскоре Лёва женился. Долгое время Таня пребывала в депрессии, мама очень переживала, говорила, что первая любовь редко бывает счастливой, что у дочери всё ещё впереди… Татьяна долго мучилась, страдала, даже хотела уйти из института, но потом решила для себя, что больше не позволит себе кого-то любить, будет любить только работу. Эта любовь, она очень надеялась, будет взаимной. \- Хватит воспоминаний, надо письмо писать, - спохватилась Татьяна, выплюнув клюкву. **\* \* \*** Через несколько дней в больницу приехал сам начальник медицинского отдела управления. Он не скрывал, что приехал «по душу» Татьяны Владимировны. В «терапии» начальник занял отдельный кабинет и попросил все истории болезни больных с «крамольными» диагнозами, искал к чему придраться. Все больные были им лично осмотрены, но выводы, какие сделал проверяющий по итогам своей работы, он не озвучил. Когда образовался ФСИН, всеми любимый начальник мед отдела Александр Яковлевич остался в МВД, а в новую структуру набрали новых людей. Во главе медицинской службы встал бывший начальник мед части одной из колоний строгого режима, которая была недалеко от столицы. Колония была на хорошем счету, а начальник мед части был «на виду» у республиканского начальства. Прежний руководитель – Александр Яковлевич всегда доверял докторам больницы, ценил их опыт и знания. Новый держался свысока даже с Матильдой, чей авторитет был непререкаемым как среди сотрудников, так и среди спец контингента. Прочую «мелкую сошку» вроде Татьяны Владимировн он вообще не замечал. Уважал, правда, хирургов, да и то только потому, что они могли, если что, послать куда подальше, побаивался. Новый начальник мед. отдела, приехал на Север из Кишинёва, поэтому сразу получил в больнице прозвище Будулай. Что ждать от визита такого высокого гостя, никто не знал. Все нервничали. Надежда Харитоновна сказала, что Будулай был в ярости, видимо, потому что, закончилась его спокойная жизнь. \- Шум, гам! Разбудили лихо…, - ворчала Матильда, - а всё из-за тебя, - укоряла она Татьяну. Наконец Будулай взял с собой написанное Татьяной письмо, никак не прокомментировав его содержание и уехал задумчивый. Татьяна заволновалась ещё больше потому, что начальник может выбросить это «воззвание» в мусорное ведро, ведь оно не прошло регистрацию в канцелярии. Добрая Наталья Николаевна предлагала не думать о новом начальнике так плохо. \- Начальник всему печальник, - наивно твердила она. – Должен же он прислушаться, начать реагировать! В этом Татьяна была не совсем уверена. На всякий случай она написала своё послание для коллег ещё раз, и настояла, чтобы оно было зарегистрировано. Матильда долго сопротивлялась, не хотела подписывать его, считая это неуважением по отношению к Будулаю, но перед Татьяной всякий раз вставал образ истощённого Морозова, и она усиливала натиск. После командировки этот Морозов будто преследовал её и однажды даже приснился в каком-то кошмаре. Татьяна победила. Письмо зарегистрировали и отправили в мед. отдел. Через некоторое время «наверху» началось какое-то шевеление. По колониям стали разъезжать комиссии. Начальники с «большими» погонами ходили по продовольственным складам, проверяли нормы питания, писали отчёты. В управлении собирались представительные совещания, приглашали Матильду, где она выступала с пламенными речами, отстаивая позицию докторов больницы. Несмотря на все тревоги, которые ей пришлось пережить, она гордилась своими сотрудниками, поднявшими эту волну. Одним словом, «процесс пошёл» как говорили в то время. Ходили слухи, что жизнь в колонии, где был бунт, налаживается. Организовали отряд, куда определяли всех «доходяг». Там их усиленно кормили, пичкали витаминами. Во всей «зоне» улучшилось питание, прошла амнистия и многих освободили. Абст мало, но изменился, даже стал принимать больных. **\* \* \*** Через несколько месяцев, оказавшись в столице в управлении по своим делам, Татьяна случайно встретилась с Будулаем. Он, как ни странно, встретил её очень радушно, пригласил в свой кабинет, угощал чаем. Вспоминая прошедшие тяжёлые времена, Будулай поведал, что в некоторых управлениях они закончились трагически для большого количества спец контингента. В результате этого всё руководство было уволено, некоторые даже получили уголовное наказание. \- А мы совместными усилиями все трудности преодолели, не допустили трагедии, - сказал Будулай и весело посмотрел на Татьяну, - вместе боролись и победили! Теперь нас даже в пример ставят! Да, это было правдой. Доктора вовремя выявили проблему, боролись на местах, а руководители действовали на самом верху, «выбивали» дополнительные ресурсы, добились амнистии, выявляли коррупционеров, воров, и вот получили хороший результат. Начальник улыбнулся, а потом, будто извиняясь, тихо сказал: \- Спасибо, Татьяна Владимировна! В «зоне», похожей на концлагерь, далеко от столицы Татьяне Владимировне тихо улыбался ещё один человек - парламентёр Морозов. Добро не лихо; бродит в мире тихо.

Начальник оповестил, что в начале следующей недели предстоит визит в больницу многочисленной комиссии из управления. Приедут проверять все службы: оперативную, хозяйственную, режимную, и в первую очередь, конечно, медицинскую. [Надежда Харитоновна](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e6281d2a02566b1780c") просила всех отнестись к этому событию серьёзно потому, что если начальник медицинской службы всем известен, то руководитель комиссии человек новый, недавно получивший повышение и, как водится, будет всем доказывать, что по праву получил эту должность. Всем было ясно, что недостатки будут выковыриваться и высасываться из пальца. Ничего хорошего. Несколько дней неутомимая сестра хозяйка по прозвищу [Дося](https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a "https://art.theshilovs.ru/elenashilova/655e1e5581d2a02566b1780a") и ответственная Нина Сергеевна гоняли санитаров, которые проводили генеральную уборку в отделении. Мыли, скребли, даже мясистые листья цветка «декабрист», стоящего на лестничной площадке, тщательно вытирали каждый день. Доктора тоже не сидели сложа руки, подтянули записи в историях болезни, нарисовали крестики в листах назначений, оформили совместные осмотры тяжёлых больных и обходы начальника отделения. В день, когда комиссия должна была появиться в «терапии», в прогулочный дворик отправили молодого выздоравливающего больного, который должен был просигнализировать о приближении комиссии к терапевтическому корпусу. Ради такого события Татьяна надела новый медицинский халат, руководствуясь просьбой Матильды произвести хорошее впечатление на комиссию. Халат был с перламутровыми пуговками, с множеством карманчиков и воротником апаш. Чтобы совсем уж стать неотразимой, к своему наряду женщина добавила жемчужные серьги и такие же бусики. Татьяна в своём кабинете писала эпикриз, когда парень с душераздирающим воплем «Шухер!», ворвался с улицы. Всё вокруг пришло в движение. Татьяна Владимировна быстро взглянула на себя в зеркало и выбежала из кабинета. В коридоре перед входной дверью, которую заблаговременно распахнули, выстроились врачи «терапии». Впереди стоял низкорослый Владимир Карпович. Вместо каравая, который должен был прилагаться к его широкой улыбке, он прижимал к груди тонометр. Позади него встали высокие Татьяна Владимировна и Наталья Николаевна обе с папками для историй болезни. В третьем ряду невропатолог Ушаков и красавица–дерматолог Ольга. Нина Сергеевна отдавала последние распоряжения санитарам, а Дося, которая «страсть как боялась всяких начальников», спряталась в своей каморке. Медицинские сёстры оставались на своих постах сосредоточенные и строгие. Первой в отделении появилась Матильда с ярким макияжем и замысловатой причёской на рыжих волосах. Она была без халата, в офицерской форме, в которой приходила на работу очень редко. \- Молодцы, как перед решающим сражением «свиньёй» выстроились, - хмыкнула главный врач, осмотрев боевые порядки докторов. \- В любом ты, душенька, наряде хороша, - тихо восхитился Матильдой Ушаков. Ольга ревниво посмотрела на невропатолога, и демонстративно от него отвернулась. За главным врачом шёл начальник медицинской службы управления. Это был маленького роста подполковник с кудрявой головой, грустными еврейскими глазами и еврейской фамилией. Недавно ему исполнилось пятьдесят лет, но все его называли Сашей. По специальности он был организатором здравоохранения и всегда работал на соответствующих должностях. В лечебной работе он ничего не смыслил и с большим уважением относился к клиницистам. В любых конфликтах он всегда отстаивал позиции медицинского персонала, чем заслужил уважение и даже любовь всех медиков управления. \- Здравия желаю! – бодро поприветствовал Саша докторов. Владимир Карпович протянул начальнику руку для рукопожатия, а женщины нестройно ответили на приветствие. \- И вам не хворать, - брякнул доктор Ушаков. Он недавно стал работать в режимном учреждении и всё происходящее было для него экзотикой и поводом рассказывать байки своим приятелям в гараже. Ольга дёрнула невропатолога за рукав. Следующим в коридоре появился глава комиссии - полковник. Мундир был ему явно маловат, и казалось, что застёгнутый на все пуговицы, он стесняет дыхание хозяина. Лицо полковника было багровым. \- Гипертоник, - сочувственно пробормотала Татьяна. \- Надо бы давление ему измерить, - тихо вторила ей Наталья Николаевна. \- Нажрался вчера, - со знанием дела предположил Ушаков. Полковника из столицы чуть ли «не под локоток» вёл начальник больницы Валерий Игнатьевич. Цвет его лица контрастировал с лицом столичного гостя. Валерий Игнатьевич был спортсменом и не имел вредных привычек. Сегодня, впрочем, как и всегда, он был в прекрасной физической форме, со здоровым румянцем, жизнерадостный и свежий как старшеклассник. За полковником как горох посыпались другие члены комиссии в разных чинах. Их всех сопровождали офицеры больницы соответствующих служб. Оперативник Слава Симонов повёл представителя опер службы управления в кабинет для консультаций, куда сразу же был вызван старший санитар, пожарники полезли на чердак, режимная служба отправилась осматривать подвальное помещение. Полковник скользнул взглядом по докторской «свинье», несколько затормозив взгляд на Ольге и, не ответив на приветствие, вслед за Матильдой направился на второй этаж. При появлении комиссии все больные вставали. В палате, где находилось шесть кроватей, полковник чуть не задохнулся от возмущения, а увидев второй ярус над двумя койками, пришёл в бешенство. Вращая глазами и грозно глядя на окружающих, он прокричал, обращаясь к Надежде Харитоновне: \- На следующей неделе к вам прибудет комиссия по правам человека. Они везде с рулеткой ходят, измеряют камеры и ваши палаты будут измерять. На каждого осуждённого положено по 4 метра, а у вас что творится! Четыре метра! – тряс он кулаком. \- Товарищ полковник, - бесстрашно выступила вперёд Татьяна Владимировна, - несколько больных из этой палаты выписаны, ожидают этапа и сегодня вечером уедут, - вдохновенно врала она. – Второй ярус коек будет снят… Надежда Харитоновна и Саша благодарно посмотрели на Татьяну. \- В тесноте да не в обиде, гражданин начальник, - послышалось со всех сторон от больных, но полковника эти доводы не устроили. Он мрачнел на глазах. В каждой палате на вопрос комиссии есть ли какие-либо жалобы на лечение, больные наперебой хвалили медиков. Надежда Харитоновна и Саша довольно улыбались и с гордостью смотрели на полковника, а Валерий Игнатьевич всё больше бледнел. \- Устроили богадельню, понимаешь… - зловеще повторял полковник, выходя из очередной палаты. Когда все палаты были осмотрены, Валерий Игнатьевич остановил в коридоре Татьяну Владимировну и волнуясь, чтобы не сказать этой интеллигентной женщине что-нибудь матом, прошипел: \- Ещё раз такое повторится - всех уволю! - Валерий Игнатьевич запнулся, подбирая приличное слово, - всех уволю к чёртовой матери, - нашёл он подходящее выражение и заторопился догонять полковника. В коридоре первого этажа на стене висел красочный санбюллетень, когда–то занявший первое место на конкурсе наглядной агитации в больнице. Ярко-зелёными буквами написано «Санитарный бюллетень». Ниже обозначено, что изготовлен этот шедевр в терапевтическом отделении, а ответственной за выпуск является медсестра Л. М. Рыбина. Чуть ниже большими красными готическими буквами написано: «От чего умер Скрябин?» Имелась в виду, конечно, судьба русского композитора. В середине текста, отвечающего на этот вопрос, изображена голова зэка в полосатой шапочке и огромным прыщом на лице. Полковник остановился около санбюллетеня и спросил поникшего Валерия Игнатьевича: — Это кто такой Скрябин? \- Вор в законе один, умер от заражения крови, - не задумываясь выпалил начальник. - Прыщ на лице выдавил и – каюк! – блистал он эрудицией. \- У вас умер? – Уточнил полковник. \- Никак нет, в зоне, - пояснял начальник. \- Не досидел срок, сволочь! – резюмировал полковник и решительно направился к выходу. Наталья Николаевна, бежала за офицерами, чтобы пригласить проверяющего в свой кабинет, и измерить ему давление. Она тоже остановилась около санбюллетеня, который «старшая» всегда вывешивала перед комиссиями. Разговор начальников она слышала, но так и не поняла говорили они серьёзно или всё-таки это была шутка. Вся комиссия во главе с Валерием Игнатьевичем и столичным полковником помчалась на другие объекты. Матильда, пошептавшись с Сашей отправилась в штаб, а начальник мед. отдела пожелал ознакомиться с квартальным отчётом и медицинской документацией терапевтического отделения. Татьяна пригласила его в свой кабинет, где Саша смог бы спокойно выполнить свою работу. Из своего укрытия озираясь по сторонам вышла Дося с блюдом румяных пирожков. \- Сгинули? – спросила она, кивнув на входную дверь. \- Саша ещё здесь, - улыбнулась Татьяна. \- Ой, Саша ваш и на мужчину-то не похож, маленький да худой как парнишечка, – рассуждала сестра-хозяйка, направляясь вслед за Татьяной в бытовку. – Наверное, как вы всё кофей пьёт, - продолжала она с осуждением. - Я вот щас чайку ему с шиповником заварю, там ведь одни витамины, одни витамины… Сергеевна пирогов велела для комиссии испечь…- ворковала Дося. В бытовке уже пили чай медсёстры во главе с Ниной Сергеевной и бродил вечно голодный Ушаков. Увидев Досю с пирогами, невропатолог схватил с блюда пирожок за что получил затрещину от сестры хозяйки. — Вот ирод, - сказала она, погрозив мужчине. - Это же для комиссии, для Саши… «Старшая» была не в духе. Все предыдущие комиссии, а их было несчётное количество, покидали отделение в хорошем настроении и были всем довольны, а сегодня произошло что-то из рук вон выходящее. С чем это связано, она не находила ответа, и попросила Татьяну Владимировну всё выяснить у Александра Яковлевича. Этот же вопрос интересовал и других сотрудников отделения. Когда все, кроме докторов, разошлись по рабочим местам, в бытовку забежал майор Слава Симонов и, с тревогой взглянув на озадаченную Татьяну, спросил: \- Ну как, отбились? \- Не знаю, что и сказать. Сейчас Александр Яковлевич придёт, наверное, всё объяснит. \- А бусы помогли? - засмеялся Слава. \- Не очень… – вяло отозвалась Татьяна Владимировна. - Славик, - ласково обратилась к оперативнику Татьяна, - ну ей Богу не до тебя… \- А вырядилась-то, и пуговицы перламутровые…, - не отставал майор. \- Ревнуешь? – встрял Ушаков. - Не страдай. Она даже в бусах никому не нужна! \- Ну, ты, ценитель женщин, - обиделась за подругу Наталья Николаевна, - заткнись! - и кинула в невролога яблоком, которое он на удивление ловко поймал. Майор направился на выход, но подошёл к Ушакову и сказал ему шёпотом, глядя на Татьяну: \- Просто этот кус не для твоих уст! Понял? \- Нервные вы тут все, товарищ майор, неадекватные – растерялся Ушаков и захрустел яблоком. Красавица Ольга накрывала на стол и, когда на нём по законам гостеприимства появилась красивая скатерть, «парадные» чайные чашки, вазочки с вареньем, и конфетами, блюдо с пирогами, Татьяна пригласила на чаепитие Сашу. \- Александр Яковлевич! Чем мы не угодили новому начальнику? —спросила Татьяна Владимировна. \- Начальник новый, и времена новые..., - задумчиво сказал Саша. - Этот полковник на прежней работе не был таким … \- Он чином от ума избавлен, - опять брякнул Ушаков, и, посмотрев на удивлённую Наталью Николаевну, поспешно добавил. — Это не я, это -Пушкин в «Евгении Онегине» так сказал. \- Пушкин прав, должности меняют людей, - философски рассуждал Александр Яковлевич. – Но проблема не только в этом. Новые времена наступают. Дали больше прав осуждённым, и одновременно закручивают гайки. Скоро везде будут решётки, осмотреть больного вы сможете только в присутствии прапорщика, передвижение по больнице только в сопровождении офицера и т. д. Кроме того, замучают комиссии по правам человека, которые ориентируются на западные стандарты…, - Саша обречённо махнул рукой. - Сейчас мы называемся исправительно-трудовые учреждения (ИТУ), - продолжал он, - а станем учреждениями исполняющие наказания (УИС). Только я сам не понимаю, зачем это делают, - сказал Саша и посмотрел на Татьяну печальными глазами. - Наверное, будут требовать и другого отношения к больным, более жёсткого, я думаю. Перестройка будет во всех сферах, - предположил Саша. \- Как же так, - возмутился Владимир Карпович, - восемь больных в палате, это нарушение прав человека. Кислорода им мало. А заболевшему отказать в госпитализации потому, что мест не хватает, – это не нарушение его прав? Прежде чем с рулетками ездить по колониям, постройте новые корпуса, увеличьте коечный фонд, или преступность уменьшайте, - распалялся доктор. – А то нашёл виноватых, второй ярус ему не нравится! Ни одной жалобы от больных на обходе не было и это тоже плохо? – возмущался он. В комнате повисло молчание. \- Коллеги, чтобы не говорили нам наши начальники, - вдруг очень серьёзно сказал Александр Яковлевич, – и, чтобы они не требовали, мы с вами должны действовать в интересах больных. Мы с вами давали клятву Гиппократа! Не дай Бог стать клятвопреступниками, - пафосно закончил он. \- Аминь, - басом пропел Владимир Карпович. Все засмеялись, а невролог, схватив в охапку Татьяну и Наталью Николаевну, обратился к Саше: \- Я в разных местах работал, но таких добрых и бескорыстных работяг, не видел нигде. Своим приятелям… \- Тем, которые в гараже? - съязвила, Наталья. \- Не перебивай старших, - одёрнул её Ушаков, - всем говорю: хочешь хорошо лечиться - садись в тюрьму! \- Аллилуйя! – пропел Владимир Карпович. -Чудаки, - засмеялся Саша.

В терапевтическое отделение больницы для осуждённых поступил больной с повторным инсультом. Два месяца назад он был выписан в колонию в удовлетворительном состоянии, и вот повторный инсульт. При выписке у больного сохранялся левосторонний гемипарез, то есть левая рука и нога двигались хуже здоровых конечностей, но больной мог передвигаться при помощи трости, и худо-бедно себя обслуживать. Речевая функция тоже была сохранена, больной не очень понятно, но все-таки разговаривал. При повторной госпитализации дела обстояли гораздо хуже. Пациент был полностью обездвижен, не говорил, оправлялся под себя. Татьяна Владимировна, осмотрев больного загрустила. В больнице не было невропатолога и если установить диагноз и назначить лечение было возможно, потому что год назад невролог был, и терапевты у него многому научились, то вопросы экспертизы были самыми сложными. Впрочем, до экспертных оценок состояния больного было ещё далеко, сначала нужно попытаться хотя бы восстановить основные функции организма пациента. Надежда Харитоновна – главный врач, неоднократно созванивалась с коллегами из городской больницы, пытаясь добиться консультации узкого специалиста, но получала отказы, так как некоторые доктора были в отпусках, а у тех, кто работал, была большая нагрузка. Татьяне Владимировне приходилось тяжело. Она сожалела, что была в отпуске Наталья Николаевна - хороший диагност. Владимир Карпович в этом отношении устраивал начальника отделения гораздо меньше и приходилось надеяться только на себя. Татьяна засела за учебники по неврологии, достала лекции и журналы, которые оставил в отделении невропатолог. Труды не пропали даром и через некоторое время состояние больного несколько улучшилось. Этого больного все звали дядя Коля. Недавно ему исполнилось 65 лет. Статьи, по которым он попадал в колонии, были нетяжёлыми, но так как он неоднократно совершал преступления, считался рецидивистом. Больной был деревенским мужиком из Тульской области. В короткие промежутки времени между «отсидками», дядя Коля трудился в родном колхозе то разнорабочим, то сторожем, последнее место работы – колхозная конюшня, откуда его уволили и осудили за расхищение социалистической собственности. Что можно было расхищать на конюшне, где стояло несколько старых кляч, Татьяна не понимала. К имени больного – дядя Коля, чтобы понятно было о ком идёт речь, всегда добавлялось прилагательное- «святой». Это «погоняло» объяснялось тем, что дед постоянно возил с собой Библию. Кроме того, на левой стороне грудной клетки у «Святого» была татуировка профилей Ленина и Сталина, а на правой половине татуировка изображала Богородицу с Младенцем Иисусом. По середине, прямо на грудине большой металлический крест местного, лагерного производства, который в прошлый раз Дося по просьбе больного освятила в городском храме. На прикроватной тумбочке Святого всегда стояла лампадка, огонь которой поддерживал санитар, ухаживающий за дедом. Каждое утро во время хозяйственного обхода, который проводила Нина Сергеевна – старшая сестра и сестра-хозяйка, из палаты, в которой находился Святой, раздавался крик «старшей». Она возмущалась тем, что на тумбочке лампада опять горит, а это опасно потому, что может возникнуть пожар. Доставалось, конечно, санитару, который ухаживал за тяжёлыми больными. Любовь Андреевна (Дося), стоя рядом поддакивала «старшей», но при необходимости тайком приносила Святому постного масла для лампадки. Нина Сергеевна не могла поверить, что такой закоренелый преступник как дядя Коля, мог искренне верить в Бога и считала все это (иконы, лампаду и крест) показухой. Доверчивая Дося же всему умилялась, особенно тому, как каждое утро больной употреблял кусочек просфоры и запивал святой водой, блаженно закатывая глаза. \- Ведь вперёд таблеток принимает, точно - святой…, - ахала Любовь Андреевна. И просфоры, и святую воду дяде Коле тоже приносила она. Татьяна к этим проявлениям «святости» относилась скептически. «Все крестятся, да не все молятся», - вспоминала она народную мудрость. Через некоторое время после повторной госпитализации дяди Коли, которого привезли в больницу по экстренным показаниям, доставили его вещи. Среди них была большая 50 на 50 см. икона Богородицы «Достойно есть». Это было вырезанное из православного календаря изображение Пресвятой Богородицы, вставленное в деревянный киот и застеклённое. Риза выполнена из серебряной фольги. Оформление иконы было сделано очень аккуратно, и она выглядела просто роскошно. «Старшак» принёс икону в кабинет начальника отделения и сказал, что Святой велел отдать её Татьяне Владимировне. Татьяна немедленно пошла в палату, чтобы выяснить, правда ли это. В ответ Святой кивнул и заплакал. Татьяна решила оставить образ в своём кабинете. Икону разместили над кушеткой вместо портрета В. Маяковского. В своё время «старшей» не нравилось большое пустое пространство на стене в кабинете Татьяны, и она предложила повесить над кушеткой портрет какого-нибудь учёного. Подходящего портрета знаменитого врача или хотя бы физиолога Павлова не нашлось, и Татьяна согласилась на прекрасное, чёрно-белое изображение пролетарского поэта. Когда Надежда Харитоновна (Матильда) впервые увидела икону, она, оценив хорошую работу лагерных умельцев, попросила Татьяну Владимировну прятать образ от начальника колонии, комиссий и прочих «высоких» гостей потому, что неизвестно как они отнесутся к этому «мракобесию». В этих случаях образ накрывали вышитой салфеткой и прятали в закутке, где висела верхняя одежда Татьяны Владимировны, а Владимир Маяковский занимал своё прежнее место, откуда сурово смотрел на Татьяну. Однажды всё-таки икону спрятать не успели, её увидел коммунист и атеист начальник и потребовал убрать образ из кабинета. Икону переместили в бытовку, где отдыхал медперсонал, а «высокие» гости сюда никогда не заглядывали. Когда в больнице построили и освятили храм, икону перенесли туда. Прошло два месяца после того, как дядя Коля поступил в больницу и настало время экспертизы, которой так боялась Татьяна Владимировна. В том состоянии, в котором пребывал Святой, он подпадал под приказ об освобождении из мест лишения свободы по болезни, однако многие из тех симптомов, которые присутствовали у больного, были необъяснимы и на этом фоне появлялись другие нетипичные и тоже необъяснимые. Одним словом, разобраться в этой чехарде было невозможно. Когда Наталья Николаевна вышла из отпуска, подруги вместе ломали голову над сложным пациентом. Они решили освободить деда, несмотря на некоторые «непонятности», учитывая то, что дядя Коля был неопасным как по своим личным характеристикам, так и по совершённым им преступлениям. Не убийца и не грабитель, а лишь мелкий расхититель колхозной собственности. Доктора ни один год отработавшие с преступниками, среди которых часто встречались симулянты, были уверены в том, что Святой не симулировал. А вот аггравация, то есть сознательное усиление симптомов заболевания, была возможна, но доказать это было чрезвычайно тяжело, да и времени на это кропотливое дело не хватало из-за больших нагрузок. Вскоре Наталье Николаевне пришлось взять отпуск за свой счёт из-за болезни престарелого отца, и она срочно уехала. Татьяна опять осталась наедине с неясным случаем, но несмотря на все сомнения оформила документы на освобождение. Заключение о необходимости освободить больного по болезни подписывала специальная врачебная комиссия, состоящая из начальников отделений больницы. Поставив свои подписи, комиссия гарантировала, что по состоянию здоровья этот человек не сможет вновь совершить преступление, то есть освобождались крайне тяжёлые больные. Председателем комиссии являлась Матильда, которая была в курсе сомнений Татьяны Владимировны. Однако, в это перестроечное время в стране и в местах лишения свободы, конечно, тоже начиналась эпидемия туберкулёза. Мест в туберкулёзных отделениях не хватало, и было решено лечить малые формы этого заболевания в «терапии». Каждая койка стала на вес золота. Святой занимал целую палату и выписать в колонию его тоже было нельзя потому, что больному требовался постоянный уход. Учитывая все эти обстоятельства, документы были комиссией подписаны и переданы в суд. Когда пришло решение суда об освобождении больного, начальник отряда списался с родственниками в Тульской области, узнал примут ли они к себе парализованного дядю Колю. Родня ответила положительно и Святого стали собирать в дорогу. Сопровождать больного до Москвы вызвалась бойкая медсестра Тамара Михайловна. В столице у неё проживала тётушка и представился случай за казённый счёт побывать у неё. Кроме того, нужно было кое-что прикупить из одежды, которая на многочисленных московских базарах была гораздо дешевле, чем на Севере. Подготовили аптечку со шприцами, необходимыми лекарствами, продукты для Тамары и пациента. Собрали деньги и поручили Тамаре купить в столице для сотрудниц «терапии» комплекты дефицитных, импортных трусиков под названием «неделька». Рано утром дядю Колю и Тамару Михайловну прапорщики загрузили в пассажирский поезд в отдельное купе. Дали телеграмму родне, чтобы встречали через сутки. На следующий день Тамара Михайловна позвонила Матильде из Москвы, что больного передала родственникам и намерена завтра отправиться в обратный путь. Все с нетерпением ждали приезда Тамары, хотелось побыстрей заполучить вожделенную «недельку». Сердце Татьяны Владимировны было почему-то неспокойно, когда она вызвала медсестру к себе в кабинет, чтобы узнать, как прошла поездка. \- Ой, Татьяна Владимировна, натерпелась я с этим Святым! – сказала Тамара Михайловна. Она всхлипнула и начала своё повествование. Как только поезд отъехал от их станции, дед жестами показал Тамаре, чтобы она отломила ему кусочек просфоры и налила святой воды. Когда дядя Коля употребил это, совершилось «чудо». Святой сел и властным голосом, правда не очень разборчиво потребовал: \- Ну-ка Тамарка, сгоняй в ресторан за водкой. Тамара обмерла. -Ничего себе обездвиженный! – подумала она, но быстро взяла себя в руки. \- Тамарой Михайловной меня величают, забыл? – отреагировала она. Дядя Коля притих, и уже миролюбиво попросил: \- Выпить страсть как хочется, водочки-то принеси, вот мне братва на дорогу собрала, - протянул он деньги медсестре. \- Ну ты и гад! Никакой ты не святой, а обычный жулик! Наши доктора тебе верили, а ты притворялся всё время, - возмущалась Тамара Михайловна. – Не стыдно? \- Доктора хорошие, добрые, - бормотал дядя Коля. - Я их отблагодарил, икону фартовую им оставил, чтобы не поминали лихом! – пригорюнился он. - Я по ночам-то вставал, руки ноги разрабатывал, только они всё равно не работают. Ночной санитар меня массажировал, а ходить всё равно не могу. Только сидеть получалось. А ведь никто не заложил…Уважают! - хвастался Святой. Когда Тамара вышла в коридор за кипятком, она встретила знакомую, с которой заболталась, и отсутствовала около получаса. Говоря об этом, Тамара смутилась, из чего Татьяна Владимировна сделала вывод, что болтовня и сплетни, (любимое занятие Тамары Михайловны) продолжались гораздо дольше. Вернувшись в своё купе, она обнаружила компанию, собравшуюся около Святого. Намётанным взглядом Тамара сразу определила, что это бывшие зэки. Пассажирский поезд, на котором ехала Тамара со своим подопечным, останавливался на каждом полустанке, а почти в каждом северном посёлке была колония, поэтому в поезде всегда было много подозрительных лиц. Вот и эти посетители дяди Коли были или только что освободившиеся зэки, или ехали со свиданий со своими корешами, или посещали зоны по воровским делам. На столике бутылка водки, огрызки огурцов, неряшливо наломанный хлеб. Все три гостя были пьяны, а дед уже вообще лыко не вязал. Тамара испугалась, но вида не подала и сказала грозно: \- А ну, канайте отсюда, пока милицию не вызвала! Татьяна Владимировна предположила, что обращение к публике было гораздо живописней потому, что Тамара могла выразиться в подобном случае и забористым матерком, но постеснялась признаться в этом доктору. Компания со словами «не шуми сестрёнка», «мы чисто знакомого навестили» и т. д., отправилась восвояси. Тамара закрылась в купе и сидела тихо. Весь оставшийся путь Святой проспал, а медсестра молилась, чтобы он не помер. Часто мерила ему давление, измеряла пульс, следила за дыханием, ночь провела в тревоге, и самой пришлось под утро принимать лекарства от давления. Несколько раз в дверь стучали, но она не открыла. К полудню прибыли в столицу, где дядю Колю встречали два здоровенных племянника и счастливая старшая сестра. Племянники вытащили родственника на руках из вагона и устроили на тележку носильщика, на которой им предстояло довезти дядьку до колхозной «буханки», поджидавшей неподалёку. Сестра семенила рядом, гладила Святого по голове и причитала: \- Щас Миколай, приедем, баньку истопим, по стопочке выпьем со свиданьицем… \- Какая банька, какая стопочка, - возмутилась медсестра. - Он, ваш Миколай, - передразнила Тамара старушку, - едва живой, того гляди кони двинет, - продолжала она сердито. \- Ничего, ничего, - приговаривала сестра, едва поспевая за тележкой. - Он крепкий! Он по болезни уже третий раз освобождается, а всё живой! Тамара Михайловна закончила свой рассказ, и Татьяна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, а на глаза навернулись слёзы стыда и обиды. \- Тамарочка, - с трудом выдавила из себя Татьяна Владимировна, - с меня торт и шампанское! Зашёл Владимир Карпович, который уже знал об этом «чудесном» путешествии Тамары со Святым и, увидев подавленное состояние начальника отделения, сказал: \- Татьяна Владимировна, ну что вы расстраиваетесь! Сестра дяди Коли сказала, что его так третий раз освобождают, значит не одна вы дура! Татьяна взглянула в лукавые глаза коллеги и заплакала навзрыд. Маяковский сочувственно смотрел на неё. \- Облажалась? – спросил портрет. – Бывает…

Один раз в месяц Надежда Харитоновна, главный врач больницы для осуждённых посещала каждое отделение. Существовал график обходов главврача. В третий вторник каждого месяца общий обход (именно так называлось это действо) проводился в терапевтическом отделении. Надежда Харитоновна начинала свою трудовую деятельность в больнице как врач-фтизиатр, затем стала начальником туберкулёзного отделения. Дослужившись до майора, она продолжила карьеру в должности главного врача. Татьяна Владимировна помнила день, когда она после окончания мединститута и интернатуры впервые появилась в больнице как молодой специалист. Оформив документы в отделе кадров, она явилась в кабинет главного врача, где впервые увидела Надежду Харитоновну. Навстречу молодому коллеге из-за стола вышла женщина необыкновенной красоты в форме майора МВД. Выше среднего роста, с высокой грудью, тонкой талией, широкими бёдрами и точёными длинными ногами. Грива выкрашенных в каштановый цвет волос, объём которых увеличивался за счёт химической завивки, большие зелёные глаза, прямой, аккуратный носик и чувственные губы… \- София Лорен, – окрестила про себя Татьяна женщину, представившуюся ей главным врачом. Однако в этот же день она узнала, что давным-давно «жулики» (как коротко называли здесь осуждённых), нарекли Надежду Харитоновну за экзотическую красоту таким же красивым и экзотическим именем – Матильда. В молодую Матильду влюблялись все - и сотрудники мужчины, и, что было опасно, пациенты. Однако, имея такую яркую и сексапильную внешность, Надежда Харитоновна была очень строгих правил. Она выросла в крестьянской семье. Отец погиб на фронте, мать была председателем колхоза, и воспитание детей в семье было строгим, если не сказать суровым. Никаких романов Матильда себе не позволяла и отвергала любые ухаживания. Наконец, она влюбилась, вышла замуж за одного из офицеров колонии, родила сына, но брак быстро распался. Причина такого короткого замужества крылась в том, что за необыкновенной красотой скрывался мужской, непоколебимый характер женщины. Говорят, что с возрастом она стала мягче. Татьяне Владимировне не с чем было сравнивать, потому что, когда они встретились, Надежда Харитоновна была уже немолода. Татьяну она взяла под своё крыло. В то время это называлось наставничеством и, кстати, приносило хорошие результаты. Работать в больнице, которая одновременно являлась колонией строгого режима, девушке было нелегко, и возможно благодаря своей добросовестной наставнице, Татьяне удалось избежать многих ошибок во взаимоотношениях со спец контингентом. Она уважала главврача, многому научилась у старшего коллеги, и это пригодилось в работе. Матильда тоже полюбила Татьяну за интеллигентность, которой ей самой не хватало, за образованность, трудолюбие и ум. Своё здоровье, которое с возрастом стало ухудшаться, она доверяла только Татьяне. Как-то быстро промчались десять лет с тех пор, как Татьяна поступила на работу в больницу для осуждённых, уже несколько лет она была начальником терапевтического отделения. Всем коллективом недавно отметили 55-летие главного врача, которая давно была подполковником. Красота её стала не такой яркой и вызывающей, как в молодости, а более сдержанной, зрелой... Сегодня общий обход в десять часов, и доктора терапевтического отделения собрались без четверти десять в кабинете Татьяны Владимировны. Все белоснежные, накрахмаленные, сосредоточенные, потому что Матильда была очень строга во время своих обходов. В кабинете «старшей» - сама Нина Сергеевна, радостная сестра хозяйка в предвкушении интересного события, постовая медсестра с полотенцем, смоченным дезинфицирующим раствором и тонометром в руках. Старший санитар носился по отделению, отдавая последние распоряжения больным: \- Не дай Бог кто закурит в палате! - слышались его угрозы. - Всем быть на местах, «лежачим» - лежать, остальным сидеть на заправленных койках, - уже в который раз повторял он. Наконец, доктора увидели в окне главврача. Была зима, но Матильда неслась в направлении терапевтического отделения раздетая. На плечи, поверх белого, медицинского, был накинут больничный байковый халат, который развевался от быстрого движения, как бурка у комдива Чапаева. Каракулевая офицерская «кубанка» на голове, из-под которой выбивался рыжий чуб, ещё больше усиливала сходство с героем гражданской войны. Ворвавшись в кабинет, женщина первым делом взглянула на часы, и с облегчением выдохнула: \- Слава Богу, успела! На часах было без двух минут десять. Владимир Карпович, которого Татьяна всегда подозревала в подхалимаже, бросился снимать с Матильды серый больничный халат, и аккуратно поставил на полку «державную» кубанку. \- Точность - вежливость королей, - польстил он главному врачу, которая самодовольно хмыкнула в ответ. \- Ну, коллеги, приступим, - вымолвила Матильда и решительно двинулась из кабинета. Она направилась на второй этаж, с которого обычно начинался обход. Палаты на первом этаже, в которых находились тяжёлые больные, посещались позже, потому что в это время им ставили капельницы и делали инъекции. Надежда Харитоновна и сопровождавшая её свита докторов заходили в каждую палату. Здесь главврач громко здоровалась с больными и выслушивала доклады врачей обо всех пациентах. Иногда она сама осматривала больного, давала советы докторам, затем вытирала руки влажным полотенцем, и обход продолжался. Матильда была серьёзна во время докладов, после чего спрашивала каждого пациента о том, есть ли у него какие-либо претензии к работе персонала, есть ли жалобы на лечение и т. д. Жалоб как правило не было, и обход продвигался споро. В одной из палат внимание главврача привлекла картинка размером со школьную тетрадку, намертво приклеенную к стене. — Это что за порнография? – грозно сказала Матильда, подходя ближе. На картинке, вырезанной из журнала, была изображена пышная обнажённая рыжеволосая женщина, лежащая на сундуке, рядом со скомканным, розовым, одеялом. — Это не моя, - стал оправдываться парень, сидящий на кровати, над которой была обнаружена провокационная репродукция. \- Когда я на больничку приехал, она, - больной кивнул на стену. - В натуре, уже висела. К больному поспешно подошла Татьяна Владимировна. \- Надежда Харитоновна, - начала Татьяна, обращаясь к главврачу. – Это же «Красавица» Кустодиева. \- Ничего не хочу слышать! – продолжала сердиться целомудренная Матильда. \- Правильно! – вдруг вступила в разговор сестра-хозяйка по прозвищу Дося. – Нечего голых баб к нашим стенам лепить. Ты что ли стены то красил? – возмутилась она и, отодвинув пациента, стала отдирать картинку со стены. Парень растерянно смотрел на происходящее и чуть не плакал, не понимая, за что его ругают. \- Подумаешь, баба голая, - недоумевал он. \- Да это же Кустодиев, одна из его купчих…, - пыталась защитить классика Татьяна. \- Что у него одетых купчих нет? – возмутилась Надежда Харитоновна, присоединившись к Досе. Они вместе скоблили стену своими ногтями, пока услужливый Владимир Карпович не протянул Матильде небольшую острую железяку. На всё происходящее с изумлением смотрел невропатолог Ушаков, недавно появившийся в больнице. Неврологические больные находились на первом этаже, и доктор предпочитал до поры скрываться от Матильды за спинами терапевтов. Причина была банальной. Вчера до позднего вечера Ушаков провёл с друзьями в гараже, где якобы ремонтировал свой старый «Жигуль». Утром на работе, спасаясь от похмелья, он принял две мензурки настойки подорожника из рук старшей медсестры. В бытовке сестра хозяйка, взглянув на невролога, сразу определила причину его нездоровья (у самой муж алкаш) и молча поставила перед ним банку рассола. В результате проведённых «реанимационных» мероприятий состояние Ушакова улучшилось, но до хорошего было ещё далеко, поэтому он предпочитал пока оставаться в тени, но ситуация была настолько комичной, что он не выдержал. \- Не переживай, - обратился к парнишке доктор Ушаков. - Я тебе из гаража портрет Шаляпина принесу. Претензий никаких не будет, - захохотал невролог. - Вот увидишь! Он там в шубе, - опять хохотнул доктор. – Тоже картина Кустодиева… Надежда Харитоновна гневно посмотрела в сторону развеселившегося Ушакова, а потом на Владимира Карповича, на его железяку и спросила с ужасом: — Это что, заточка? \- Да, опера подарили, я ей карандаши точу! – отрапортовал доктор. Обход продолжался своим чередом, но чем ближе приближались к палатам для тяжёлых больных, волнение всё больше овладевало Татьяной. Там находился самый серьёзный пациент отделения на сегодняшний день. Фамилия больного была Голубев, но он был настолько злым, что Татьяна постоянно и совершенно непроизвольно называла его Волковым. Этот пациент страдал ревматизмом с декомпенсированным пороком сердца. Состояние его здоровья подпадало под приказ об освобождении по болезни. Все нужные документы были подготовлены и переданы в суд, который медлил выносить своё решение. Дело в том, что пациент был особо опасным рецидивистом. Практически всю свою жизнь он провёл за решёткой и выходил на «свободу» ненадолго, чтобы совершить очередное тяжкое преступление. Для особо опасных рецидивистов существовал отдельный корпус, в котором больные находились в камерах, а прогулки им разрешались недолгие и по расписанию. Осмотры больных докторами и медицинские процедуры осуществлялись только в присутствии охраны, что сильно затрудняло работу медиков. Больного Голубева перевели в общий терапевтический корпус по настоянию Татьяны Владимировны потому, что он нуждался в интенсивном лечении и постоянном наблюдении. Переводу больного Голубева долго противилась опер. часть, но Татьяна настаивала, и, наконец, ей пошли навстречу. Все думали, что пациент будет благодарен за то, что ему улучшили условия содержания, но не тут-то было. Больной хамил докторам, медсёстрам и, несмотря на многочисленные предупреждения со стороны оперативников, не собирался меняться. Он получал усиленное питание, и находился в просторной палате на двоих пациентов. Каталки для больных появились в больнице гораздо позже, и санитары на руках выносили больного на улицу, чтобы подышал бедолага свежим воздухом. На все усилия докторов облегчить состояние больного ответ был один – ругань и хамство. За всю свою практику Татьяна никогда раньше не встречала таких озлобленных пациентов. Она внутренне сжалась, когда подошла к Голубеву. Сегодня Татьяна уже осматривала пациента, сделала соответствующие новые назначения, и констатировала, что состояние его ухудшилось. Доктора расположились полукругом возле постели больного. Голубев с ненавистью смотрел на вошедших. Надежда Харитоновна знала этого больного. Ежедневно о его состоянии на планёрках докладывали дежурные врачи и подчёркивали, что больной ведёт себя недопустимо. \- Больной Волков, - начала Татьяна Владимировна свой доклад и осеклась. Опять эта нелепая оговорка! – Простите, осуждённый Голубев, - поправилась Татьяна, но запал был уже подожжён и незамедлительно раздался взрыв. \- Опять, ты меня оскорбляешь, - завопил Голубев, задыхаясь. Бледные губы стали синими, он закашлялся. Доктор Ушаков ловко подхватил больного за подмышки, и держал его пока Владимир Карпович поднимал головной конец функциональной кровати повыше, чтобы страдалец принял полу сидячее положение, и ему стало легче дышать. \- Ну, простите меня Александр, - оправдывалась Татьяна Владимировна. - Больных много, у меня и Волков есть, вот я вас и путаю всё время, - виновато сказала она. Больной немного успокоился и внимательно выслушал доклад лечащего врача. Матильда с каменным лицом стояла рядом с Татьяной. Дежурные доктора постоянно жаловались ей на грубость со стороны Голубева и теперь она сама стала свидетелем этого. \- Ты не унывай, держись, всё наладится, - бодро сказала Надежда Харитоновна после того, как Татьяна Владимировна замолчала. - Поверь, доктора делают всё возможное и даже больше, - продолжала она, улыбаясь своей обворожительной улыбкой. Однако, Татьяна Владимировна видела, что после брани, которую они выслушали, все эти «политесы» давались Матильде с трудом. \- Кончай базар, - грубо оборвал Матильду больной. - Мне здесь хреново, душно, баланда отвратительная, лечить не умеют, мне хуже становится, - скороговоркой кричал он и задохнулся. – Коновалы… - услышали доктора сквозь хриплое дыхание больного. Надежда Харитоновна выдержала паузу после воплей Голубева, в лицо бросилась краска, а пальцы с ярким маникюром сжались в кулак. \- Ты что быкуешь? – зловещим шёпотом вдруг спросила Матильда, вплотную приблизившись к кровати. – Тебе душно? – прошелестела она. - На втором этаже люди в два яруса на шконках лежат, тоже не здоровые, а вас тут всего двое в большой палате и тебе, видите ли, душно. Баланда тебе не нравится? А усиленное питание, которое тебе Татьяна Владимировна назначила, незаконно, между прочим, а жалея тебя, ты, говорят, в парашу выбрасываешь. В голову не приходило кому-то отдать, доброе дело сделать? Матильда распалялась всё больше. Такой её сотрудники видели очень редко, некоторые вообще никогда. Зелёные глаза сверкали как у разъярённой кошки, на лице горел румянец. Владимир Карпович приблизился к главному врачу и тихонько взял женщину за руку, но Матильда яростно выдернула руку и продолжала: \- Лечат тебя плохо? А ты знаешь, что тебе операцию на сердце нужно было ещё лет двадцать назад делать в какой-нибудь крупной клинике? В нашей системе такие операции не делают. Вот бы и занимался здоровьем на свободе. А ты что? Бухал, грабил и убивал… А теперь – лечите меня! Татьяна испугалась потому, что Матильду понесло… Далее на лагерном жаргоне главврач объяснила рецидивисту Голубеву, что о нём думает и тот угрюмо молчал. Доктора ошарашенно смотрели на своего руководителя. Когда Матильда выплеснула всё, что хотела сказать этому зарвавшемуся преступнику, она повернулась к докторам и приказным тоном обратилась к Татьяне: — Значит так! Перевести больного в его родной корпус, в камеру – это раз. Отменить усиленное питание — это два! И что ты с ним носишься как дурень с писанной торбой? – закричала она на лечащего доктора. - Результат твоей доброты видела? – показала она на насупившегося больного. – О-бор-зел! – выразительно сказала она по слогам. После обхода доктора собрались в кабинете Татьяны, а Матильда скрылась у Нины Сергеевны. \- Наверное, валерьянку пьёт, - подумала Татьяна Владимировна и представила как расстроенной Надежде Харитоновне капают в мензурку пахучие капли. Через некоторое время в кабинет «старшей» промчалась Дося с чайником. Все поняли, что Матильда настолько разнервничалась, что ей нужно время, чтобы вернуть самообладание. Доктора ждали главврача для «разбора полётов» и обменивались мнениями о проведённом мероприятии. Доктор Ушаков, который работал в больнице для осуждённых всего два месяца, долго не присоединялся к дискуссии, развернувшейся среди коллег, а потом сказал: — Вот уж чего не ожидал от Матильды, так жаргона, который использовать персоналу вроде как запрещено. \- Персоналу запрещено, вернее не рекомендуется его использовать, - вставил Владимир Карпович. - А с другой стороны в какую стаю попал, так и каркай. Ну, и Матильда не персонал, а персона. Как она этого подлеца отбрила! – восторженно продолжал он. - Ведь этот Голубев никому житья не даёт, ни больным, ни медикам. Издевается надо всеми! Умудрился даже Матильде нахамить, а её «жулики» очень уважают. Если блатные об этом узнают, несдобровать Голубеву. В кабинет Татьяны тихо зашла Дося, взяла халат и кубанку Надежды Харитоновны и так же тихо ушла. Через минуту доктора увидели в окне поникшую фигуру Матильды, бредущую в штаб. Серый халат уныло висел на плечах, а кубанка на роскошных волосах выглядела нелепо. Татьяна всегда находила общий язык со своими пациентами. Она старалась работать добросовестно и относилась ко всем больным хорошо. Большинство её пациентов искренне уважали своего доктора. Голубев был исключением. «Блатные» предлагали свою помощь в этом случае, но Татьяна Владимировна решительно отвергала любое вмешательство и стремилась сама наладить хорошие отношения со строптивым зэком. После разноса, который устроила на общем обходе Надежда Харитоновна больному и ей, Татьяне, как лечащему врачу Голубева, последний притих. Он нехотя общался с доктором во время осмотров, но уже не хамил. Татьяна не торопилась выполнять распоряжения, о переводе осуждённого в другой корпус и отменять дополнительное питание, понимая, что главный врач погорячилась и смилостивится. Так и случилось, во всяком случае Матильда не напоминала Татьяне об этом. Однажды после очередного осмотра Голубева, Татьяна Владимировна собралась уходить из палаты, но больной окликнул её. \- Вы не думайте, - впервые в истории их отношений спокойно сказал больной. – Я не на вас наезжаю. Знаю, что скоро умру, а мне всего 45, - больной замер, пытаясь подавить слёзы. — Вот и давит меня злоба. Я умираю, - заплакал больной. - А другие будут жить… - выдавил он. – Матильде передайте, - продолжил Голубев, немного успокоившись. - Я её уважаю! Много она для нашего брата хорошего сделала, пусть на меня не злится. Татьяна взяла руку больного и тихонько пожала её: \- Сам ей это скажешь! До следующего общего обхода Голубев не дожил. Когда на планёрке у начальника колонии дежурный врач доложил о его смерти, Матильда вздрогнула. Она попросила Татьяну Владимировну задержаться и грустно сказала ей: \- Я ведь собиралась сходить к вам в отделение, помириться с Голубевым. Да закружилась, дел полно. Помнишь, как говорил знаменитый тюремный доктор Фёдор Гааз? - Надежда Харитоновна замолчала, а потом глядя мимо Татьяны продолжила. – Спешите делать добро! – и каким-то надрывом выдохнула. - А я не успела…

Влажная, холодная осень и сумерки обволакивали немногочисленных прохожих и редкие пробегавшие мимо машины. Октябрь. Было всего пять часов вечера, а темнота была серьёзная, как будто часы катастрофически опаздывали, а сонливое состояние подтверждало их обман. Чудилось, что на город уже опускается ночь. Татьяна стояла у пешеходного перехода, дожидаясь зелёного человечка на светофоре. Время тянулось медленно и ей казалось, что она уснёт здесь же у этого перехода, потому что кроме темноты и противной влажности наваливалась усталость. Рабочая неделя закончилась, и она была трудной, впрочем, как всегда. Вдруг Татьяна почувствовала, как кто-то обхватил её сзади за плечи. Работая много лет в больнице для осуждённых, которая была одновременно зоной строгого режима, женщина привыкла не бояться никого и ничего, потому что была всё время под охраной. Её охранял так же, как и других работников целый штат офицеров и прапорщиков. Кроме того, сами осужденные за очень редким исключением не допускали никакой агрессии в отношении персонала больницы. Другое дело было в городе, который был окружён колониями и многие из тех, кто в них отбывал срок, после освобождения, оставались на жительство здесь. В 90-е годы к этим людям присоединилась молодёжь, охваченная тюремной романтикой, наркоманы и бомжи. В подъезде дома, где жила Татьяна, каждый вечер собирались компании нетрезвых молодых людей, которые матерились, орали блатные песни, пили дешёвый алкоголь, бутылки из-под которого обязательно разбивали. Татьяна, привыкшая к тому, что зэки её безоговорочно слушались, часто пыталась навести порядок, делала замечания, и когда ловила на себе мрачные взгляды и слышала изощрённую брань в свой адрес, вдруг понимала, что для этих людей она никто, и они могут позволить в отношении какой-то тётки всё что угодно. Когда такое понимание приходило, Татьяна пугалась и старалась быстро исчезнуть из поля зрения компании, ругая себя за неосмотрительность. \- Допрыгалась, - с ужасом подумала Татьяна Владимировна. Сердце замерло, упало в пятки, а потом бешено заколотилось в горле. Татьяна рванулась вперёд, благо, что зажегся зелёный свет для пешеходов, но услышала смех за спиной. Она резко повернулась и увидела высокого мужчину, смеющегося, обнажая крепкие зубы, белеющие в темноте. Лицо мужчины было как будто знакомо и, поняв, что ситуация не опасная, Татьяна напрягла память и вспомнила – Женька Рыбаков. \- Рыбаков - ты идиот? Так женщину пугать, — с облегчением сказала Татьяна. Рыбаков, улыбаясь счастливой улыбкой, взял Татьяну под руку, и они благополучно перешли через дорогу. \- Я вас Татьяна Владимировна в машине поджидал возле остановки автобуса, потом машину оставил и к вашему дому пошёл. Вы, говорят замуж вышли? Счастливы? — спросил он, продолжая улыбаться. \- Врут, не вышла замуж, Бог миловал, - засмеялась женщина. - А ты как здесь? Давно же освободился. \- Да вот два года как… На вас захотелось посмотреть, - ответил Женька. - Татьяна, - перешёл он на «ты». - Пойдём в ресторан, посидим, поболтаем. Мерехлюндию вспомним… - опять засмеялся он. \- Слушай, как ты это слово запоминаешь, - тоже засмеялась женщина. - Я только от тебя его и слышала. \- Ну, пойдём, завтра суббота, не работаешь… - уговаривал Женька. \- Ты с ума сошёл? Город маленький, обязательно кто-нибудь из знакомых попадётся, увидят, что Татьяна Владимировна с зэком по кабакам шляется. Боюсь! Как жулики говорят «бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт»… \- Не обижай Татьяна, я теперь свободный гражданин, предприниматель… - возразил Женька. \- Ну, и ты не обижайся. В кабак не пойдём, домой я тебя сам понимаешь пригласить тоже не могу. Сидеть в парке сыро… Я в магазин шла до твоего нападения, вот туда и пойдём. Они направились к гастроному, в левом крыле которого располагалось маленькое кафе с барной стойкой и несколькими высокими столиками без стульев. В помещении посетителей не было. Женька принёс Татьяне пирожное, коктейль, в котором она ощутила шампанское и какой-то сок, вероятно, яблочный и ещё что-то, а перед собой поставил большой стакан напитка из брусники. \- За рулём, - объяснил он свой выбор. - Знаешь, что я чаще всего вспоминаю из всего срока? - спросил он задумчиво. - Правильно, - ответил он сам себе. – Голубцы. \- А я вспоминаю, как с мерехлюндией опозорилась, - вторила ему женщина. Они стали вспоминать события, мелкие и ничего не значащие для других людей. Для Рыбакова так же, как и для Татьяны Владимировны они, нанизываясь на нить времени, одни за другими превращались в небольшой кусок жизни, который имел значение для них обоих. **\* \* \*** В больницу поступил больной с неясным пока заболеванием лёгкого. Вначале симптомы болезни и рентгенологическая картина были похожи на туберкулёз, эпидемия которого в 90-е годы вспыхнула в стране и, конечно, в местах лишения свободы тоже. Когда возникло подозрение на злокачественную опухоль, состояние больного уже было тяжёлым. После консилиума, на котором все его участники высказались за онкологию, пациента перевели из туберкулёзного отделения в «терапию». Татьяна Владимировна сопротивлялась этому переводу и настаивала, чтобы пациента лечили хирурги. Она понимала, какая физическая и психологическая нагрузка обрушится на работников отделения, а в хирургии и штат намного больше и палат тоже больше. Однако умом Татьяна понимала, что у хирургов больному делать нечего, т. к. операции такого объема, который требовался в этом случае, в их больнице не выполнялись. Раньше направить пациента в Питер, где такую операцию могли бы сделать, не представлялось возможным из-за бардака, который творился в то время в стране. Теперь же время было упущено потому, что заболевание перешло в терминальную стадию. Оформили документы на освобождение по болезни, но имелось одно препятствие. Больной был бомжом, и поместить его можно было только в интернат для инвалидов. Администрация занималась поиском места для своего подопечного, но этот процесс обычно был длительным, и все понимали, что больной просто не доживёт до «свободы». Несчастный находился в терапевтическом отделении уже два месяца. Кроме того, что он задыхался, его мучили боли, которые невозможно было купировать никакими аналгетиками и даже наркотиками. Больной стонал, плакал, кричал и смотреть на это было тяжело. Кроме того, в результате «отстрела» метастаза в головной мозг, у больного отнялись правая рука и нога, нарушилась речь. Пациентов, находящихся рядом с умирающим, пришлось перевести в другие палаты. Лишь один парень согласился остаться на прежнем месте и даже поухаживать за страдальцем по мере сил. Весь персонал, конечно, жалел больного. И доктора, и медицинские сёстры старались почаще заходить в палату. Когда больной захотел киселя, сварили дома и принесли клюквенный кисель, сестра хозяйка угощала пирожками, Владимир Карпович снабжал сигаретами и чаем. Больному разрешали курить в палате. И вот вчера он умер. \- Отмучился сердешный, - констатировала Любовь Андреевна, сестра хозяйка по прозвищу Дося. На следующий день после смерти больного Татьяна узнала от старшего санитара, что кисель, пирожки и всё остальное доставались соседу больного по палате, который оказался отъявленным мерзавцем. Он крысятничал, то есть отбирал всё у своего немощного соседа. Но особенно Татьяну и весь коллектив повергло в ужас сообщение о том, что по ночам, когда больной громко стонал, шустрый парень заклеивал больному рот пластырем, который оставался в палате после капельниц. Сколько ночей изверг проделывал эту процедуру, никто не знал. Возможно, это ускорило кончину пациента. После того, как вскрылась эта изощрённая подлость, весь медперсонал пребывал в унынии. «С кем работаем? Кому помогаем?» - читала Татьяна вопрос в глазах докторов и медсестёр. Узнали об этом, конечно, все больные отделения и «смотрящий» по терапии. Татьяна взяла с него слово, что наказывать эту сволочь «на больничке» не будут. То, что этот мерзавец не избежит возмездия, было всем понятно и, по всей вероятности, оно будет страшным. Татьяна Владимировна пришла в штаб на планёрку в подавленном состоянии. Ей было жалко умершего. Подлость, которую она часто наблюдала среди осуждённых, сегодня перешагнула какую-то грань. Санитары во главе со «старшаком» обязаны были предотвратить то, что произошло. Они все без исключения работали на опер часть и это было правильно. Но в данном случае некоторые из санитаров с ног сбивались, бегая к оперативникам с докладами, о том, что медики подкармливают пациента. Это могло повлечь за собой карательные меры в отношении медицинского персонала. Однако, оперативники были в основном нормальными адекватными ребятами, и на эти сообщения закрывали глаза, но всё-таки… Санитары доносили на медиков, а своих обязанностей в отделении не выполняли. Теперь некоторым из них грозят серьёзные неприятности со стороны администрации. Они будут уволены со своих должностей и отправлены в колонии. Когда дежурный врач доложил, что в терапевтическом отделении умер больной, начальник колонии ехидно посмотрел на Татьяну и громко, чтобы все услышали сказал: \- Молодцы терапевты, хорошо с преступностью боритесь! Все засмеялись, а Татьяна Владимировна, вспомнив сколько сил приложил весь коллектив «терапии», чтобы облегчить состояние больного, чуть не заплакала. После планёрки пока шла по улице в свой корпус, держалась, но как только переступила порог кабинета, дала волю слезам. \- Как страшно, - думала женщина. - Умирать среди чужих, враждебных тебе людей. Как страшно сознавать, что многие ждут твоей кончины, чтобы присвоить пачку чая или сигарет. Татьяна плакала, вытирала глаза носовым платком и, как всегда, в таких случаях ей приходила в голову мысль: \- Что я делаю здесь, среди этих подлецов, которые заклеивают рот страдающему человеку, чтобы не мешал спать, среди этих моральных уродов? Зачем начальник, в общем-то добрый человек, так зло пошутил над ней? Хватит, надо увольняться… За собственными всхлипываниями и причитаниями она не услышала, как дверь кабинета открылась и вошёл молодой человек, которого лечила Наталья Николаевна. \- Осуждённый Рыбаков, - представился посетитель и остановился у порога. \- Стучаться надо, Рыбаков, - сердито сказала Татьяна, поспешно вытирая слёзы. \- Я хотел предложить вам помощь, - начал Рыбаков, но увидев мокрые глаза доктора, осёкся. – По какому поводу мерехлюндия? — спросил он и улыбнулся. \- Издевается, - пронеслось в голове. - Что за слово, никогда его не слышала, что оно означает? Конечно, какую-нибудь гадость, похабщину… Что ответить? – запаниковала женщина. \- Вон отсюда! – закричала Татьяна, не придумав ничего лучшего. Рыбаков удивлённо посмотрел на доктора и молча вышел из кабинета. Татьяна взяла лейку и принялась поливать цветы. Одновременно она пыталась вспомнить, что означает это странное слово, но ответа на свой вопрос не находила. Всем работникам больницы предписывалось знать тюремный жаргон, что было необходимо для собственной безопасности. Так во всяком случае объясняли медикам необходимость изучения «фени». В оперативной части имелся словарь блатных слов и выражений, но он оставался невостребованным, потому что этим заниматься было некогда. Татьяне был отвратителен убогий язык людей, которые в основной своей массе являлись ущербными и примитивными. Кстати, знать жаргон рекомендовалось и даже требовалось, но употреблять его считалось дурным тоном. В дверь опять постучали и в кабинет вошла радостная сестра хозяйка. За ней прятался давешний посетитель – Рыбаков. Досю буквально распирало от счастья. Она не знала с чего начать, потом путано рассказала, что вот он, Дося показала на своего спутника, может помочь с ремонтом. \- Денег нам даст на краску, линоль (так сестра хозяйка называла линолеум), занавески, плитку кафельную для процедурки, - радостно загибала она пальцы на одной руке. Она хотела уже перейти на другую руку, но Татьяна её остановила. \- Как это денег даст? - недоумевала Татьяна Владимировна. \- У него есть деньги, - тыкала толстым пальцем Дося в притихшего Рыбакова. - А у нас денег и вообще ничего нет. Вот он, - выстраивала логическую цепочку сестра хозяйка, показывая то на осуждённого, то на себя и на Татьяну Владимировну. - Нам денег даст на ремонт. \- Ничего не понимаю, - призналась Татьяна и тогда вперёд вышел Рыбаков. \- Татьяна Владимировна, - вежливо и с опаской обратился он к доктору. – У меня на лицевом счёте есть сумма, которую я мог бы пожертвовать на ремонт отделения. Я много раз лечился в «терапии» и мне хочется всех вас отблагодарить. Для этого нужно ваше согласие и разрешение начальника больницы. Татьяна задумалась. Новые времена и рождающийся в стране капитализм, несли с собой новшества, в которых она совсем не разбиралась. Лично её заинтересовал только один вопрос: это махинация или разрешённое законом действие? Видя нерешительность начальника отделения, Дося загрустила, улыбка исчезла с её лица. Она готова была заплакать, но Рыбаков сказал, что пожертвования от частных лиц практикуются уже давно и в этом для Татьяны так же, как и для других официальных представителей нет ничего опасного и предосудительного. Впереди был длинный и очень напряжённый рабочий день, в течение которого предстояло сделать множество дел гораздо более важных, чем добыча кафеля или занавесок. Она поручила Любови Андреевне вместе с Рыбаковым сходить к начальнику и утрясти все эти хозяйственные дела. Выпроводив делегацию, Татьяна пошла в обход, затем сделала назначения, и совсем отвлеклась от темы подлости осуждённых, жаргонных словечек, хамства начальника во время планёрки, и своего увольнения. Зашла подруга Наталья Николаевна и рассказала о Рыбакове, который уже не первый раз лечился у неё. Рыбакову тридцать три года, он москвич, имеет высшее техническое образование. Владел небольшой мастерской по ремонту автомобилей, имел проблемы с законом в связи с сокрытием истинных доходов от налоговиков, но откупался и процветал. Однако вскоре мелкие предприятия стали разорять конкуренты. Наиболее строптивых, кто не хотел подчиниться, подводили под статью. Некоторых, в том числе и Рыбакова посадили и упрятали подальше от Москвы на Север. По словам Натальи Николаевны Рыбаков был умным, эрудированным человеком и не подлым на первый взгляд. Пока женщины рассуждали о добродетелях Рыбакова, Татьяна увидела в окно, что парламентарии возвращаются от начальника. Дося вошла в кабинет разъярённая, вся в пятнах и от волнения не могла говорить, а только трясла какой-то бумагой. Инициативу взял на себя Рыбаков и объяснил, что начальник согласен на финансовую помощь с условием, что средства будут потрачены не только на терапевтическое отделение, но и на другие объекты, которые нуждаются в срочном ремонте, например на кухню и морг. Наконец к Любови Андреевне вернулся дар речи, и она с горечью сказала: \- Он, - кивнула Дося на окно, имея в виду начальника колонии. - Мне ультимат поставил. Или, говорит, всем или никому, вот. За спиной сестры хозяйки беззвучно засмеялся эрудит Рыбаков, наверное, впервые в жизни услышавший слово «ультимат». \- То-то, - злорадно думала Татьяна. - Мы тоже удивлять умеем. Наш ультимат похлеще его мерехлюндии будет. Слово «ультиматум» Дося понимала по–своему и вкладывала в него свой смысл. По её разумению оно означало суровый, ультрамат. Несколько дней подряд Любовь Андреевна вместе с зам. начальника по хозяйственной части и другими сёстрами хозяйками объезжали строительные базы и магазины в городе, приобретая необходимые для ремонта товары. Средств, которые пожертвовал Рыбаков, было в обрез и предстояло очень рационально их использовать. Наконец, однажды на территорию больницы въехал УАЗик, из которого по списку стали выдавать сёстрам хозяйкам банки с краской, какие-то мешки, коробки и ящики. «Терапии» достались несколько банок краски и коробка. Санитары разносили всё это добро по своим корпусам. В окно Татьяна наблюдала как к терапевтическому отделению направляется процессия санитаров во главе с Досей, которая нежно прижимала к груди какую-то длинную трубку, плотно завёрнутую в газету. После того, как все сокровища были надёжно спрятаны в Досиной каморке, начальнику отделения было доложено, что завтра начнётся покраска полов в трёх палатах (на остальные краски не хватит) и завтра же всех (в этом месте Дося загадочно улыбнулась) ожидает сюрприз. На следующий день, утром, направляясь к своему кабинету Татьяна Владимировна заметила, что в длинном коридоре первого этажа стало как будто светлее. Этот дополнительный свет лился из самого конца помещения, где за ночь санитары по распоряжению сестры хозяйки наклеили фотообои. Так вот какую трубку несла вчера в руках счастливая Любовь Андреевна. Во всю ширину торцовой стены от самого пола до потолка красовался пейзаж с изумрудными пальмами, сквозь ажурную листву которых виднелся солнечный песчаный берег и лазурное море. \- Любочка! - кинулась Татьяна к сестре-хозяйке с объятиями. - Как весело сразу стало, молодец! Довольная Дося сказала, что это ещё не всё. Она подождала, пока Татьяна Владимировна переоденется и повела её на второй этаж. Там на лестничной площадке, перед входом в коридор второго этажа раньше было пустое место, которое использовалось больными как наблюдательный пункт. Тут всё время кто-нибудь из больных стоял на «стрёме», потому что в небольшое окно, расположенное на противоположной стене, был виден прогулочный дворик, и часть территории больницы. Теперь здесь в большом, красивом керамическом горшке красовался роскошный цветок под названием «декабрист». Раньше он находился в комнате санитаров в бочонке из-под масла. В маленьком помещении он явно был лишним, да и работники режимной части настаивали, чтобы его убрали. В хозяйственном магазине Любовь Андреевна давно уже присмотрела красивый, но дорогой керамический цветочный горшок. Она мечтала купить его как обычно вскладчину, но времена были тяжёлыми, задерживали зарплату и Дося стеснялась предложить сотрудникам отделения скинуться. И вот Бог послал щедрого Рыбакова. Этот уголок на лестничной площадке, где на стене висел только план эвакуации больных в случае пожара, сразу преобразился. Любовь Андреевна ликовала. Татьяна же подумала о том, что Бог послал сотрудникам отделения щедрого благодетеля ещё и для того, чтобы они убедились, что среди их пациентов не только злодеи, но есть и нормальные благодарные люди. После обеда Татьяна вызвала Рыбакова к себе в кабинет, чтобы поблагодарить. Зашла Наталья Николаевна и женщины наперебой стали расхваливать покрасневшего от удовольствия Евгения, так звали больного. \- Слушай Женя, - обратилась Татьяна Владимировна к Рыбакову. – Это слово, которое ты мне недавно сказал, я не могу его вспомнить, оно жаргонное? \- Мерехлюндия что ли? – засмеялся Евгений. - Можно сказать, что это жаргон, только не тюремный, точнее сленг. Так раньше семинаристы выражались. \- Ой слово-то какое необычное, - вставила Наталья Николаевна. - А что оно обозначает? \- Мерехлюндия — это хандра, меланхолия или лучше сказать душевные сопли. \- Ты что в семинарии учился? – удивилась Татьяна. \- Нет конечно, это слово встречается у Чехова. Некоторые даже думают, что его Антон Павлович и придумал. А я услышал про мерехлюндию от отца, а он от моего деда. Это дед семинарию закончил. Через несколько дней начальник колонии лично проверил на что были израсходованы средства дарителя. Он не оценил стремление Доси к прекрасному и, увидев пальмы, лазурный берег в коридоре терапевтического отделения, и керамический горшок, посмотрел на Татьяну как на сумасшедшую и покрутил пальцем у виска. Как и обещал, он вложил в личное дело Рыбакова благодарственное письмо от руководства больницы, в надежде, что оно принесёт осуждённому какие-то плюсы в его дальнейшей лагерной жизни. Татьяна тоже сумела отблагодарить Рыбакова. Как-то в беседе, которые после описанных событий, стали частыми, мужчина упомянул, что любит голубцы. Татьяна готовить совсем не умела, (не для кого), питалась кое-как, но ей пришла в голову мысль ради благородного поступка больного совершить подвиг – приготовить любимое блюдо Рыбакова. Она подробно записала за Досей рецепт голубцов (к своему стыду, Татьяна не имела дома ни одной книги по кулинарии). Несколько полезных советов дала подруга. Вооружившись этими знаниями, Татьяна приготовила, буквально выстрадала это блюдо и на следующий день принесла его на работу. Любовь Андреевна перед обедом разогрела голубцы и тайно, чтобы не увидели другие больные передала Рыбакову. Через некоторое время явился Евгений, поблагодарил доктора, а потом сказал: \- Татьяна Владимировна! Вы очень вкусно готовите. Это было не забываемо! Татьяна зарделась, ей показалось, что он говорит не искренне, издевается, она-то знала истинную цену своему кулинарному искусству. \- Прекрати, не ввергай меня в мерехлюндию, - сказала она. **\* \* \*** \- Кажется, что это было вчера, - задумчиво сказал Евгений. \- А сколько всего произошло, - продолжила Татьяна. - Самое главное – ты освободился… Заказали кофе, который оказался неожиданно вкусным. В пустом, плохо освещённом зале Евгений по просьбе Татьяны рассказывал о своей теперешней жизни. В Москву после освобождения он не вернулся, остался на Севере. Пока «сидел», жена полюбила другого, и они развелись. Благодаря своему диплому, в зоне он работал инженером, приобрёл дополнительные навыки и новые знания, которые очень пригодились на свободе. После освобождения обосновался в посёлке, всего в 100 км от города, где купил пилораму. Теперь расширяет производство и дела идут неплохо. Он, конечно, не богач, однако и не бедный. Построил дом. Летом приезжали сыновья, вместе ходили по грибы и на рыбалку. \- Слушайся меня, я всё-таки на три года старше. Налоги надо платить, - поучала Татьяна, напирая на слово «надо». - Жадность губит фраеров, - засмеялась она. \- Да жадность здесь не причём. Меня ведь не налоговики посадили, а конкуренты. И, если бы все были уверены, что налоги идут государству, то есть народу, а не в карман какому-нибудь хмырю, их бы платили, - возразил Евгений. Потом он как-то по-особенному посмотрел на Татьяну и сказал: \- Знаешь, ездил в Москву, в Питер, везде в ресторанах заказывал голубцы. Твои - самые вкусные, - сказал он, глядя в глаза женщине, как будто хотел сказать что-то совсем другое, то, о чём она должна была догадаться сама. Женька взял руку Татьяны и крепко сжал её пальцы. \- Прекрати, - испуганно оборвала она собеседника, освобождая ладонь. - Ты зачем приехал-то? Не на меня же посмотреть, - засмеялась Татьяна. \- Угадала, именно на тебя посмотреть, - сверкнул своими карими глазами Евгений. - Странно, но я часто больничку вспоминаю. Наталью Николаевну, редкой доброты женщина! А Дося, а девчонки медсёстры! – продолжал он. – Если меня помнят, приветы всем передай! \- Как же тебя забудешь, и горшок и пальмы – всё о тебе напоминает, - засмеялась Татьяна. \- А ты знаешь, что завтра в вашей больнице храм освящают? – загадочно спросил Рыбаков. \- Конечно, во имя великомученика Пантелеимона, - подтвердила Татьяна. – А ты-то откуда знаешь? – удивилась она. \- Приглашён начальником колонии и епископом на церемонию как жертвователь, - с гордостью ответил Рыбаков. \- Ты что в Бога стал верить? – опять удивилась Татьяна. \- Мой отец говорит: Богу молиться, всегда пригодиться! А в тюрьме, как на войне неверующих нет, - задумчиво сказал Рыбаков. \- Опять сопли, мерехлюндия, - перебила его Татьяна Владимировна. - Видела я этих «верующих». Помнишь парня, который умирающему больному рот заклеивал? У него вся тумбочка иконами была заставлена… \- Никакие не сопли и не мерехлюндия! — сердито сказал Женька. - Научил на свою голову…То, что напоказ – это не вера, фарисейство. В лагере многие интуитивно «хватаются» за Бога. У кого это было показным, о Нём на «свободе» сразу забывают. \- Ну прости, не обижайся, - виновато ответила женщина. \- Я, когда освободился, и стал хорошие деньги зарабатывать, - продолжал свой рассказ Рыбаков. - Решил в посёлке когда-нибудь церковь построить, но передумал. Маленький посёлок, а жители в основном освободившиеся зэки, перекати поле. Пустовать храм будет. Я и сам то не думаю здесь надолго задерживаться. Когда окончательно поднимусь, в столицу перееду, не в Москву, конечно. Год назад до меня слухи дошли, что на больничке церковь решили строить, каменную. С начальником связался по телефону, деньги стал переводить помаленьку. \- Танька! - вдруг раздался радостный вопль. К их столику стремительно подошла молодая женщина с распущенными светлыми волосами в кожаном пальто и высоких сапогах. Она была слегка на «веселе» и, не скрывая своих радостных эмоций, бросилась к Татьяне. Они обнялись. Татьяна Владимировна меньше всего хотела видеть Люську сейчас. Это была её знакомая, с которой они давным-давно жили в одной комнате в общежитии, пока Татьяне не предоставили малосемейку. Люська работала кондуктором в автобусе, была навязчива, болтлива, любила выпить и разгуляться. Татьяна всегда опасалась, что Люська по старой памяти повадится ходить к ней в гости, а слушать рассказы о бесконечных романах женщины Татьяне было не интересно и порой даже противно. Рыбаков, как истинный джентльмен, пошёл заказывать Люське коктейль и кофе. Пока он отсутствовал женщина выяснила самое главное. \- Твой? —спросила она шёпотом. А когда Татьяна отрицательно покачала головой, также шёпотом продолжила. – Ну и дура! Красавчик, и судя по прикиду не бедный! Дура! – повторила Люська и как только Женька появился, принялась трещать о всяких пустяках, намереваясь понравиться приглянувшемуся мужчине. Рыбаков с удивлением смотрел на Татьяну, которая стала печальной, а когда Люська покончила с коктейлем вдруг сказала: \- Мне пора, а тебя Люся, Евгений проводит. Он на машине… \- Зачем? – прочитала Татьяна в карих глазах Рыбакова и поспешно ушла. На следующий день в больнице освящали храм, первый каменный храм на территории колонии. Он был маленьким, белым, аскетичным, но, как и полагалось имел серебристую «маковку» над крышей. Необходимую для церкви утварь пожертвовал городской храм. Епископ тоже прибыл с подарками. Сотрудники больницы купили несколько больших букетов хризантем и роз, которые расставили перед образами. На церемонию приехали представители из управления, начальники других колоний, священники из столицы и батюшка из городской церкви со своим немногочисленным хором. Присутствовал корреспондент местной газеты. Несколько человек, одетых в гражданскую одежду скромно стояли около храма. Это были жертвователи из числа бывших осуждённых, когда-то лечившихся в больнице. Среди них был и Рыбаков. Татьяна подошла к нему поздороваться. \- Евгений, с праздником! - обратилась она к нему. - Какой ты красивый сегодня, - искренне сказала Татьяна Владимировна, окинув взглядом Рыбакова, который был одет в элегантное пальто, безупречно отутюженные брюки и начищенные башмаки. \- Не подлизывайся, - пробурчал Рыбаков. – Сбежала вчера, трусиха, – добавил он, и сердито посмотрев на доктора, отвернулся. Всё прошло торжественно и молитвенно. Татьяна видела, как в какой-то момент прослезился начальник колонии, бывший коммунист, и (Татьяна на это очень надеялась) бывший атеист. Епископ наградил жертвователей, начальника колонии, строительную бригаду из осужденных и инициативную группу, благодаря которой возникла идея строительства храма во имя великомученика и древнего врача Пантелеимона. После церемонии все гости во главе с начальником колонии поехали в ресторан на торжественный обед. Татьяна отправилась домой. Поздно вечером в квартиру Татьяны Владимировны позвонили. В глазок она увидела, что это был Женька с охапкой белых роз. Она не открыла. Утром, выходя из квартиры она обнаружила на коврике возле двери увядшие цветы. В носу защипало, навернулись слёзы. \- Ну вот, опять мерехлюндия, - всхлипнула Таня. Через несколько дней в местной газете был опубликован фоторепортаж об освящении храма в колонии. На одном из снимков она и Рыбаков стояли рядом на фоне нового храма как добрые друзья. Снимок был удачный. Татьяна купила ещё одну газету и вскоре выслала её Евгению, в таёжный посёлок, а свой экземпляр хранила вместе с грамотой от епископа, которую она тоже получила в тот памятный день.

Рабочий день в терапевтическом отделении начинался с доклада старшего санитара начальнику отделения о том, как прошла ночь. Затем в кабинет Татьяны Владимировны собирался весь коллектив и проводилась планёрка, после которой все расходились по рабочим местам. Татьяна же бежала в штаб, в кабинет начальника колонии, где проводилась общая планёрка, а затем, когда работники опер части, режимной части, бухгалтерии и прочие расходились, начиналась медицинская планёрка с главным врачом. Все эти планёрки занимали час, а то и полтора, в течение которых Татьяна Владимировна отсутствовала в отделении. В это время жизнь в «терапии» шла своим чередом. Начинался хозяйственный обход, который проводила старшая сестра отделения Нина Сергеевна и сестра-хозяйка Любовь Андреевна. Их сопровождал старший санитар. Начинали со второго этажа, где осматривались умывальная комната и туалет. Потом процессия двигалась по этажу и заходила в каждую палату. Чисто ли вымыт пол, протёрты ли тумбочки, у всех ли есть всё в чём нуждаются больные – полотенца, мыло, наволочки, одеяла и так далее, всё интересовало делегацию. Заглядывали в процедурный кабинет, потом спускались на первый этаж, где обследовали все палаты и каждый уголок, потом шли в столовую и в комнату раздачи пищи. При обнаружении каких-либо недочётов немедленно принимались меры к их устранению. Одно замечание старшей медицинской сестры приводил в движение множество людей. Одним своим видом эти женщины внушали уважение. Нина Сергеевна высокая и красивая. Густые чёрные брови, карие глаза, чётко очерченные губы, особая стать всё говорило о том, что перед вами не просто женщина, а донская казачка и к тому же руководитель. Её слово было так же твёрдо, как накрахмаленная до металлической плотности медицинская шапочка на голове и халат. Возраст у неё был пенсионный, но неуёмная энергия, которая бурлила под белоснежным облачением, не давала ей возможности оставаться дома, и толкала на великие свершения. Родное отделение, которому была посвящена вся жизнь, блистало, конечно, в пределах, дозволенных для этой категории больниц. Старшая сестра напоминала Татьяне одну из скульптур, которыми украшались в советское время городские парки. Нина Сергеевна ассоциировалась у Татьяны Владимировны со знаменитой женщиной с веслом, крепко стоящей на крепких ногах и своим решительным взглядом гипсовых глаз, сообщавшей, что она также крепко может треснуть своим веслом по тупой голове. До этого, конечно, никогда не доходило. Нина Сергеевна интеллигентная женщина, жена полковника, но санитары и некоторые строптивые представители спецконтингента, всегда имели это «весло» в виду. Другая участница хозяйственного обхода Любовь Андреевна, кроме высокого роста, была полной противоположностью старшей медсестры. Она была моложе «старшей» и находилась в предпенсионном возрасте. Андреевна была вся бело-розовая и необъятных размеров. Розовые щёчки с ямочками, вздёрнутый носик, алые губки, всё говорило о мягком характере и доброте их обладательницы, а накрахмаленный халат, расширяющийся книзу от самой шеи, делал её похожей на куклу, которую усаживают на чайник хлебосольные хозяйки. В то время страна со скрежетом и неизбежными приключениями поворачивала на капиталистические рельсы и первое, чем насладился народ из капиталистического рая, была реклама. Рекламировались прокладки, пиво, даже желания: «Я стану вот таким миллионером…» - кричала с экрана девочка. «Куплю жене сапоги» - сообщал Лёня Голубков. Рекламировали всё подряд в том числе и стиральный порошок «Дося», с упаковки которого улыбалась симпатичная свинка, очень похожая на Любовь Андреевну. Впрочем, сходство это можно было заметить только если без конца смотреть телевизор, чем и занимались все больные в отделении. Это прозвище приклеилось к Любови Андреевне сразу и накрепко, хотя никто не вкладывал в это слово негативный смысл. Сестру хозяйку больные любили, но иногда подшучивали над ней. Каморка Доси, расположенная на первом этаже, была битком набита тюками с нижним бельём, полотенцами, простынями и прочим добром, которое было необходимо для работы. Для такой крупной женщины это помещение было явно мало, потому что кроме полок с имуществом, как гордо называла свои тряпки Дося, там был ещё стол с ручной швейной машинкой и два стула. На входной двери каморки было написано: «кабинет сестры хозяйки». Окна и форточки в этом «кабинете» не было, потому что его когда-то отделили перегородкой от другого помещения, и внутри всегда было душно. Чтобы не «задыхнуться», как говорила Дося, она всегда держала дверь открытой. Каморка была недалеко от Татьяниного кабинета, и, при распахнутой двери, Татьяна слышала, а порой и видела, что там происходило. Излишки «имущества», которые скопились в каморке, можно было бы сдать на склад, но это было невозможно, потому что любая попытка изъять из кабинета Андреевны хоть что-нибудь, превращалась в битву. Когда кто-то из бухгалтерии или комиссия покушались на залежи, хранящееся у Доси, она запирала каморку на ключ, который демонстративно прятала на груди и, тяжело ступая на своих толстых ногах, направлялась в кабинет Татьяны Владимировны. \- Опять раскулачивать пришли, ироды! – сообщала она начальнику отделения, указывая на комиссию, следующую по её стопам. В конце концов от Доси отступились, потому что многочисленные инвентаризации и проверки доказали абсолютную честность и пунктуальность Любови Андреевны. Дося была простой и не очень образованной женщиной, однако Татьяну всегда поражал её интерес ко всему новому. В больнице и в «терапии», конечно, тоже проводились всевозможные мероприятия. Были популярны состязания среди медсестёр «Лучший по профессии», к каждому празднику готовился концерт художественной самодеятельности, проводились конкурсы среди женщин к «8 марта» и среди мужчин к «23 февраля». Одним словом, жизнь кипела. Подруга Татьяны, терапевт Наталья Николаевна дружила с геологами, которых в городе было много, и хобби у неё тоже было соответствующее. Она увлекалась поделочными и драгоценными камнями и для своего коллектива сделала несколько очень интересных сообщений об исторических драгоценностях, о сокровищах «Алмазного фонда СССР», о применении минералов в медицине. Сама Татьяна, испытывала слабость к импрессионистам, и после того, как в отпуске купила художественный альбом, посвящённый их творчеству из собрания Эрмитажа, с удовольствием поделилась своим восхищением с сотрудниками отделения. Дося с открытым ртом ловила каждое слово выступавшего, рассматривала картинки в книгах, которые приносили в качестве иллюстраций, гладила камни из коллекции Натальи Николаевны, и горестно вздыхала, что ничего-то она не знает, не ведает. Эти посиделки устраивали в конце трудовой недели и в конце рабочего дня в бытовке, и заканчивались они, обычно, чаепитием. И вот тут наступал звёздный час Любови Андреевны. Такие пироги многие сотрудники ели только у своих матерей, которых давно уже не было в живых. Оторваться от них было невозможно, а уж когда Любочка приносила свой фирменный студень, о драгоценностях, которых не было ни у кого и вряд ли когда-нибудь появятся в будущем, все забывали, а уж импрессионисты ещё быстрей улетучивались из головы. На столе были салаты, всевозможные тортики, булочки с кремом, блинчики, но сравниться с пирогами и студнем Доси никто не мог. Она охотно делилась рецептами, подробно переписывала их всем желающим, но даже приблизиться в этом искусстве к ней было не реально. В чём был секрет Досиной стряпни, никто не знал, но однажды она просто сказала, что, когда готовит, всегда молится, потому что так делала бабушка, а потом и мать. Муж Доси был любителем выпить, и непросто любителем, а можно сказать фанатом этого дела. И вот когда в очередной раз домой являлся мертвецки пьяный муж, на следующий день добрую, и ласковую Любовь Андреевну было не узнать. Во время обхода в такие дни она оттесняла «старшую» и на первый план выступала сама. Дося тяжёлой поступью двигалась по отделению и всё, что встречалась на её пути было не так. Сестра хозяйка придиралась ко всему и ко всем. Однажды Татьяна Владимировна после планёрки у главного врача возвращалась в отделение и по шуму и суматохе, которые творились в отделении, сразу поняла, что Ирод (так называла Дося своего супруга) накануне опять напился и сегодня нужно будет как-то пережить очень трудный день. Когда Татьяна зашла в отделение, её чуть не сбил с ног Юрка Лаптев по прозвищу Лапоть, который скатившись со второго этажа хотел выскочить на улицу, но наткнувшись на доктора остановился. \- Лаптев, - обратилась Татьяна Владимировна к больному. - Пойдём ко мне в кабинет. Что за кипеш? — спросила она когда дверь за больным закрылась. \- Дося, в разнос пошла, меня ищет, чтобы порешить. Из путанного рассказа тщедушного Лаптева, который он поведал, давясь от смеха, Татьяна выяснила следующее. Дося была не в духе, но обитатели «блатной» палаты узнали об этом слишком поздно. Они безмятежно пили кофе как благородные и состоятельные господа, расположившись вокруг самодельного низкого столика, сооружённого из двух табуреток, накрытых сверху куском ДСП. При необходимости столик быстро разбирался, лист прятался под матрас одной из кроватей, а табуретки расставлялись по местам. Когда старшая медсестра и Дося зашли в палату, компания пришла в некоторое замешательство, но поприветствовала женщин. Все встали, даже предложили угоститься конфетами, но не тут-то было. Дося решительно подошла к Лаптеву, легко отшвырнула его в сторону и схватила табуретку, на которой он только что сидел. Она взяла её за одну ножку и молча двинулась на больного. «Старшая» ошарашенно смотрела на происходящее. \- Любовь Андреевна, - громко и повелительно сказала она. - В чём дело? Дося на минуту остановилась, и воспользовавшись спасительной паузой, Юрка Лаптев (авторитетный зэк) бросился в бега. Пациенты, находившиеся в палате всё моментально поняли, недоумевала лишь Нина Сергеевна. Дело в том, что у табуретки, на которой сидел Юрка, были наполовину отпилены ножки, так удобней было сидеть возле низкого столика. Ноги отпилили давно и Дося видела табуретку несколько раз, во время утренних обходов, но, находясь обычно в хорошем расположении духа, не обращала на неё внимания, даже если табуретку не успевали спрятать. Сегодня Дося была настроена решительно и даже враждебно ко всем нарушителям и злостным вредителям имущества, за которое она как материально ответственное лицо отвечала кошельком. \- Татьяна Владимировна, это беспредел, - жаловался Лапоть. – Андреевна как дала мне табуреткой в дыхалку, я чуть кони не двинул, в натуре…, - сквозь смех продолжал он рассказ. В это время в коридоре послышались медленные и тяжёлые шаги Доси, будто по их коридору двигался бронзовый король из сказки про путешествие Нильса с дикими гусями, а рядом раздавался звук быстрых шагов старшего боцмана линейного корабля Розенбума из той же сказки. Это «старшак» пытался остановить разгневанную женщину. Через минуту она вошла в кабинет. \- А, вот ты где Ирод проклятый, жаловаться прибежал, - завопила она с порога. Голос Доси срывался. От возмущения она стала заикаться, что всегда происходило с ней в минуты волнения. Юрка метался по кабинету и наконец кинулся к окну, у которого стояли на специальных высоких подставках керамические цветочные горшки и спрятался за ними, не переставая хохотать. \- Смеётся ещё Ирод, ну-ко выходи оттудова, - визгливым голосом кричала Дося. Татьяна оторопела от всего происходящего и не понимала, что ей делать. Если Дося пойдёт на штурм и будет выковыривать из укрытия Юрку, они переколотят все горшки вместе с цветами, да и окно могут грохнуть. \- Любочка, - бросилась Татьяна к разбушевавшейся женщине. - Чёрт с ней с табуреткой. Долго что ли новые ноги ей приделать… Да наплевать…Татьяна обняла необъятную сестру хозяйку и прижалась к ней. Юрка опять воспользовался замешательством в стане противника, вихрем вылетел из кабинета, и в коридоре послышался его хохот. \- Вам наплевать, а мне отвечать, - плакала Дося в Татьяниных объятиях, потом, бросив табуретку и всхлипывая побрела в свою каморку плакать дальше. Татьяна думала о Любови Андреевне, о её тяжёлой жизни с алкашом, который своим пьянством доводит добрейшую женщину до таких нервных срывов, а они становятся всё чаще. \- Ну, мужики, гады. Наверное, все такие, – думала о семейной жизни незамужняя Татьяна Владимировна. Её горестные мысли прервал Лапоть, который заскочил в кабинет, схватил табуретку и умчался, крикнув Татьяне: \- Будет как новенькая! \- Иди мирись, Ирод, - вслед ему бросила доктор и всё стихло. Нужно было идти в обход. Санитары доложили, что больного из третьей палаты, молодого парня, вызывали в штаб и сообщили, что у него умерла мать. Возвращаясь от своих больных после обхода, Татьяна увидела Досю в своём «кабинете», сидящую рядом с плачущим белобрысым парнем. Парень плакал навзрыд, размазывая слёзы по лицу. Дося вытащила чистую списанную простынь, своими мощными руками оторвала от неё большой лоскут и протянула мальчишке. Они продолжали свой разговор. \- Ты мамку-то не суди, она мать. Ну, выпивала! Всякое в жизни может случиться и запьёшь, - философски рассуждала Любовь Андреевна. - А ты всё равно не осуждай. Как мамку-то звали? - гладила она парня по голове. – Вот сегодня пойду с работы, свечку в церкви поставлю за упокоение рабы Божьей Екатерины. Я же рядом с церквой живу, - рассказывала она парню. - Вот тут мой дом, а тут вот и церква, - чертила Дося на столе своим толстым пальцем. – Поплачь, тебе легче будет. Я знаю. Я тоже мамку хоронила. Дося порылась на одной из полок, достала пачку чая и несколько конфет. — Вот возьми, помянешь матушку свою с ребятами, а свечку-то я поставлю, – причитала Дося. «Был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» - почему-то вспомнила Татьяна Владимировна, наблюдая эту сцену. Мф. 25:36.

## **Глава 1. Сашка.** Лекция закончилась и Сашка помчался в раздевалку. Кафедры медицинского института разбросаны по всему городу и, чтобы успеть на следующее занятие нужно было поторапливаться. На первом этаже рядом с гардеробом, к стене приделан длинный ящик, выкрашенный тёмно-коричневой краской с ячейками по количеству букв в алфавите. Он служил почтой для студентов. Сашка сунул руку в ячейку с нарисованной на ней жёлтой буквой «С», похожей на надкушенную баранку и вытащил целый ворох записок. Среди них выделялся почтовый конверт. «Соколову Александру, второй курс» - гласила надпись на конверте. \- Ничего себе, - удивился Сашка и, сунув конверт в карман, продолжил ворошить записки. Вот, наконец, то, что он искал. Он взял листок из тетради «в клеточку», сложенный вчетверо, на котором круглыми буквами было написано: «Саше С. Второй курс, 10 группа». \- Ну кто так пишет дурёха, - подумал он. - Сколько «Сашек С.» в институте и даже на курсе! Он поспешно развернул записку. Знакомым почерком было написано: «Сегодня в 5 в филармонии» и, вместо подписи, едва заметный отпечаток губ с розовой помадой. \- В 17:00, дурёха, - укоризненно сказал он круглым нолям и поцеловал отпечаток. За Сашкой внимательно наблюдали девчонки из его группы. Они стояли около раздевалки перешёптывались, хихикали, дожидаясь своей очереди. \- Саша, - строго сказала высокая рыжеволосая девушка, староста. - Не опаздывай. Сашка спрятал записку в портфель и втиснулся к девчонкам в очередь. Он не переставал думать о конверте, лежащем в кармане. Надпись на конверте была напечатана красивыми буквами и вообще это неизвестное послание вызывало тревогу. Когда вся группа собралась, дружно двинулись на улицу. Их обогнали парни, курящие на ходу и что-то громко обсуждавшие. Сашка тотчас присоединился к ним. Видно было, что девчонки обиделись, и, чтобы смягчить ситуацию юноша приветливо помахал им рукой: \- До встречи, «салаги»! Сашка поступил в медицинский институт после армии, а до этого полтора года работал на заводе. Он был на 4 года старше всех в своей 10 группе. Всё свободное время он проводил со «стариками» студентами, которые так же, как и он поступили в институт после службы в Советской Армии. Многие из них жили в общаге и Сашка часто бывал у них. Там играли в карты, вспоминали службу, выпивали. «Старики» в отличие от многих других студентов, к учёбе относились очень серьёзно, потому что просто были старше. Многие закончили медицинское училище и в армии служили медиками, некоторые даже были женаты. На лекциях «старики» также держались вместе. Компания зашла в кафе, в котором можно было, не раздеваясь перекусить по дороге на лекцию. Здесь уже образовалась очередь из студентов их потока. Нужно было быстро проглотить пару пирожков, запивая сладким горячим кофе с молоком, названным в меню «Кофе по–Варшавски». Второпях откусывая пирожок, Сашка достал конверт, неровно оторвал его край, вытащил послание и всё понял. Это было письмо от Галины, она первая Сашкина любовь. Галина просила о встрече на «их месте», то есть на набережной сегодня в 17 часов. Всё-таки напомнила о себе… Сашка так старался всё забыть и забыл! А теперь, что ей нужно? Галина училась уже на 5 курсе и весь прошлый год, когда Сашка только поступил в институт, он думал лишь о том, как бы случайно не встретить её. Обида до сих пор жила, любви не было, осталась только обида! Пока ехали на троллейбусе, и потом сидя на лекции Сашка не мог избавиться от тягостных воспоминаний. Он даже не пытался вникать в смысл лекции, тем более записывать. Перед его глазами всплыла из прошлого история его первой любви. Сашка Соколов, по прозвищу Сокол, жил с матерью в центре города, в одной из коммунальных квартир, на которые был разделён старый купеческий особняк. В детстве, как многие мальчишки того времени, Сашка записался во все спортивные секции сразу, и, хотя выдающихся результатов не показывал, такое разнообразие позже стало приносить свои плоды. Секция акробатики выработала хорошую осанку и ловкость, лыжная секция - выносливость, что особенно пригодилось в армии. В боксе научили бороться и побеждать. В детстве мальчишкам их двора частенько приходилось драться «улица на улицу». В битвах неукоснительно соблюдался неписанный кодекс чести: дрались до первой крови, то есть до первого разбитого носа, лежачего никогда не били и никогда не «сдавали» участников мальчишеских ристалищ взрослым. Однако, с возрастом стали понимать, что лучше соблюдать нейтралитет, и драки прекратились. В институт после школы Сашка не поступил, работал на заводе, дожидаясь повестки в армию. По выходным дням он вместе с новыми заводскими друзьями стал часто посещать ближайший к дому городской парк. По вечерам там были танцы и вокруг танцплощадки развивались все события этих вечеров. Сашка танцевать не любил. Выпив пива, парни устраивались на лавочках в предвкушении приключений, а они, как правило, не заставляли себя ждать. Обязательно во время танцев находился какой–нибудь кавалер, не поделивший с другим девчонку. Моментально образовывались две команды, отстаивающие интересы противоположных сторон. Словесная перепалка переходила в драку, которая заканчивалась бегством всех её участников (порой совместного) от милиции и дружинников. Однажды Сашка дрался за команду «очкариков». Так в их дворе называли детей начальников, живущих в большом красивом доме на набережной. Как обычно, Сашка присоединился к тем, кого было меньше и здорово им помог. Они уже одерживали победу, но появились дружинники и пришлось убегать. Дом, где жили «очкарики», был ближе, и вся команда скрылась в одном из его подъездов. Отдышавшись, познакомились. Среди новых друзей только один парень был в очках, но презрительное прозвище «очкарики» сходное с «маменькиными сынками» эти ребята получили ещё в детстве. Сашкин дом и этот дом на набережной Волги разделял всего один квартал, но ребята между собой никогда не дружили. «Очкарики» были детьми обкомовских работников, учились в спец. школе с углублённым изучением иностранных языков, а около их дома всегда дежурил милиционер. С этого вечера Сашка был вхож в их компанию как свой. У новых друзей были пластинки группы «Битлз», они курили американские сигареты, часто выносили магнитофон и слушали редкую в то время зарубежную эстрадную музыку. Парни были неплохие, но Сашка чувствовал себя среди них инородным телом и до поры без особой охоты разделял их компанию. Он понимал, что нужен был им лишь как «боец». Однажды в компании появилась девушка Галя. Невысокого роста, с милой улыбкой, одетая как девушки в иностранных фильмах, которые Сашка с дворовыми друзьями часто смотрел в кинотеатре «Горн». Галя была одноклассницей одного из парней и жила в этом же доме. Она успешно сдала экзамены в медицинский институт и ждала зачисления в студенты. Галя сразу стала выделять Сашку среди других, но он не понимал, чем это вызвано. Всем же другим это было очевидно. Дело в том, что Сашка был красавцем. Девушки и даже взрослые женщины долго смотрели ему вслед при встрече. Высокий, стройный с крадущейся походкой, которую он выработал, подражая Крису из много раз просмотренного и ставшего культовым для мальчишек их двора американского фильма «Великолепная семёрка». Даже среди знаменитых артистов трудно было найти такое красивое и мужественное лицо как у Сашки. Пожалуй, его можно было сравнить с молодым Вячеславом Тихоновым. Однако Сашка не придавал никакого значения этому факту, потому что в их дворе как самые высшие мужские качества ценились только сила и благородство, красота не котировалась совсем. Сокол влюбился. Пока было тепло, большой компанией выезжали за город. Жили в палатках, купались, у костра пели песни под гитару, пили вино, ходили в лес, где собирали малину и целовались. Вдвоём с Галей они гуляли по городу, в дождливую погоду прятались по подъездам, а когда расставались, Сашке казалось, что он не переживёт разлуку до следующего вечера. Первый курс медицинского института в сентябре всегда выезжал на «картошку» на целый месяц. Узнав, что Галин отец, который был «шишкой» в обкоме партии освободил дочь от этой «трудовой повинности», Сашка был счастлив, потому что не представлял, как будет жить без их свиданий. А когда впервые между ними возникли взрослые отношения, Сашка совсем потерял голову. В октябре начались занятия в институте и встречаться стали реже. Он каждый вечер после работы приходил к дому на набережной, стоял на ветру, ждал, когда она выйдет. Она выходила не всегда. Зимой иногда ездили за город на чью–то дачу, катались на лыжах. Новый год встречали на квартире у одного из «очкариков», а потом у Галины началась зимняя сессия и свидания прекратились. На каникулах она уехала куда–то по путёвке. Сашка скучал. Весной он стал приходить к её дому с букетиками подснежников, которые продавали бабушки около гастронома, потом ландышей или с охапками сирени. Поднимался на её второй этаж, звонил в дверь и просил, чтобы позвали Галю, но всё чаще ему приходилось объясняться с Галиной матерью, которая почему-то невзлюбила Сашку. Постепенно он стал понимать, что им тяготятся, но ничего не мог с собой поделать. И вот однажды в очередной раз позвонив в дверь, он увидел на пороге Галину мать. По её виду он понял, что ничего хорошего его не ждёт. Полная женщина, одетая в импортный спортивный костюм, сурово посмотрела на Сашку. \- Галю позовите, пожалуйста, - сказал он, сжимая в руках ветку сирени, и со страхом стал ждать ответ. \- А Гали нет, - мстительно ответила женщина и стала закрывать дверь. \- А когда она придёт? – поспешно спросил юноша. \- Молодой человек! – вновь открывая дверь решительно сказала мать. – Вы что, действительно не понимаете, что вы не пара? Вы что, действительно не понимаете, что между вами пропасть? \- Нет, не понимаю, что не пара и что пропасть, - закипая ответил Сашка. - Когда она придёт? -он почувствовал, как застучало сердце, и голос стал недопустимо громким. \- Ах, вы ещё и хамите, - торжествующе проговорила женщина. – Так вот! - отчеканила она. – За Галочкой ухаживает очень достойный молодой человек из хорошей семьи с прекрасными перспективами на будущее. Кем вы работаете? Слесарем? Плотником? – спросила она презрительно. \- Я электрик, и чем плох слесарь или плотник? – задыхаясь от возмущения почти закричал Сашка. Так его никогда ещё не унижали. — Значит не по Сеньке шапка, не по горшку покрышка! – хохотнул он. – Ну, тогда, прощевайте, – манерно откланялся юноша, и, чувствуя, как бухает сердце, стал медленно спускаться по лестнице громко распевая известный романс. - Он был титулярный советник, она генеральская дочь… \- Хам! – услышал он за спиной, и, как пощёчина громко хлопнула дверь. На улице он поспешно закурил, пытаясь успокоиться. В перебранке с Галиной матерью его особенно оскорбило напоминание о юноше из хорошей семьи. Что касалось семьи, Сашка воспринимал всегда очень болезненно и всегда на свой счёт. Отец бросил их с матерью, когда Сашка был первоклассником. Он загулял и уехал со своей пассией куда–то на Север. Сашка ненавидел отца, совершившего такое предательство, и любой намёк на Сашкину неполную семью, приводил его в ярость. Кроме того, среди друзей и всех обитателей Сашкиного двора быть плотником, слесарем или поваром никогда не считалось пороком. На третьем этаже их дома жил профессор, а в соседней комнате кочегар. Сашка был поражён тем, что в их замечательной стране кто-то ещё делит людей не на хороших и плохих, достойных и не достойных, а по сословиям, кастам, как в какой-то Индии. На улице он столкнулся с Галей, схватил её в охапку и уткнувшись в её мягкий воротник, пытался успокоиться. \- Что случилось? – тихо спросила она. \- У тебя правда есть ухажёр из хорошей семьи? – спросил он сдавленным голосом. \- Мама тебе что-то наговорила… Она считает, что я достойна большего… - неосторожно сказала она отстраняясь и, осеклась. \- Зачем ты мне это говоришь? Какое мне дело до твоей мамы, - возмутился он. - Что может быть достойней любви? Ты меня любишь? - спросил Сашка, сделав акцент на слове «ты». Галя медлила с ответом, думала, как успокоить его, а Сашка завёлся. \- Ну, тогда прощай! Маме привет, - сказал Сашка и направился к своему дому. - Он был титулярный советник, она генеральская дочь, - орал он на всю улицу. \- Саша, постой, я всё объясню, - крикнула девушка, но он не оглянулся и яростно бросил на асфальт ветку сирени. Всё было кончено. Больше они не виделись. Сашка тосковал, по вечерам приходил к её дому, надеясь на случайную встречу, подолгу стоял задрав голову всматриваясь в окна, но подойти к двери и позвонить не мог, вспоминалось унижение, которое он испытал и нерешительность Галины, когда он напрямую спросил у неё любит она его или нет. Несколько раз звонил из автомата, но почему–то к телефону подходила мать и Сашка бросал трубку. Лето прошло в печали и в воспоминаниях. Как-то парни сказали, что у Гали новый кавалер и Сашка напился. Отвлекаться не получалось, и он невыносимо страдал. В октябре его забрали в армию. На проводы она тоже не пришла. В армии стало легче. Новый коллектив, нагрузки сделали своё дело и на воспоминания и тоску не оставалось сил. Написал Гале несколько писем, а отправить не решился. Служил в Москве. Служба была тяжёлая, но интересная. Часто выезжали на учения. Побывал на Байкале, на Украине, в Польше и в ГДР. Даже медалью наградили за отличную службу, мама радовалась. В их части была хорошая библиотека и он за первый год службы перечитал всю классику, на которую в школе не хватило времени. Герои Толстого, Бунина, Куприна и Достоевского поглощали всё его внимание, и он всё реже вспоминал Галю. По ночам только всё ещё снились их редкие взрослые свидания. Через год приехал в отпуск домой, но встреч с Галей не искал, как-то всё остыло. Больше вспоминалось унижение, которое он испытал там в доме на набережной. Друзья сказали, что Галина вышла замуж, ну и ладно. Второй год службы всё свободное время посвятил подготовке в ВУЗ. Зубрил химию, физику, биологию. Память хорошая, да и в школе учился неплохо, всё получилось. Сразу как вернулся домой подал документы в медицинский институт, сдал экзамены и поступил. Мама радовалась. От воспоминаний Сашку отвлёк гул, раздавшийся в аудитории после окончания лекции, студенты расходились по своим учебным комнатам на практические занятия. ## **Глава 2. Наташа.** В десятой группе началась гистология. Сашка пытался сосредоточиться, пялился в микроскоп, но ничего не понимал. К нему несколько раз подходила преподаватель, которую за круглое лицо и яркий румянец студенты звали «Клюквой». Сашка был её любимым учеником. Она несколько раз задавала ему вопросы, но сегодня он отвечал невпопад. \- Соколов, - обратилась к Сашке Клюква. – Вы чем-то расстроены, это вам мешает. Запомните, - продолжала Клюква. - Если Вы не в силах изменить ситуацию, измените отношение к ней. \- И то верно, - очнулся Сашка. - Что я ковыряюсь в прошлом? С ним покончено! А на встречу с Галиной придётся сходить. Раз обещал, нужно держать слово. В пылу любовных признаний он много раз говорил Гале, что, если ей, когда нибудь, даже через много лет, и даже если они не будут вместе, понадобится помощь, он обязательно придёт и поможет. В письме был намёк на то, что ей плохо. Ситуацию, то есть прошлое изменить нельзя, а посмотреть на него другими глазами нужно. \- Спасибо, Клюква, - мысленно поблагодарил он преподавателя. В десятой группе было всего пятнадцать человек, а парней вместе с Соколом только четверо. Причём двоих из них приходилось видеть редко, они часто пропускали занятия, имели «хвосты» за первый курс и всё шло к их отчислению из ВУЗа. Девчонки все были что надо! Давали лекции переписать, всегда можно было у них стрельнуть денег до стипендии, и к Сашке они относились по–братски. Кроме старосты. Наташка – красивая девушка. Одни глаза голубые чего стоят! А фигура! А рыжая копна волос! Ни в одну медицинскую шапочку не помещается. За Наташкой всегда таскался хвост обожателей. Отличница, комсомолка! В общем как в кино. Все в группе знали, что она смертельно влюблена в Сашку. Весь первый курс группа наблюдала за тем, как староста обхаживала его. На лекциях Сашка сидел всегда со «стариками», а Наташка выбирала место поблизости. На занятиях садилась всегда за один стол с ним. Организовывала для группы походы в кино, в театр и всегда оказывалась рядом. Один раз после стипендии все вместе сходили в кафе «Юность», где ей удалось два раза станцевать с Сашкой медленный танец. Вся группа поддерживала Наташкины старания – не отдавать же чужим такого парня. Вопреки тому, что староста приручала Сашку к себе он ко всем относился одинаково, всех дразнил «салагами» и всем занимал очередь в студенческой столовой и в раздевалке, и там, в «Юности», всех девчонок приглашал танцевать. Наташка не сдавалась и во время общежитских девичников опьянев от выпитого «Букета Абхазии» говорила подругам, что добьётся его любви обязательно. Подруги верили, потому что весь день они вместе, он на глазах. Девушки как видно у Сашки нет, а учиться то шесть лет! Всё впереди. В конце первого курса прямо перед летней сессией Наташа узнала, что Сокол собирается в стройотряд. Он уже досрочно сдал все зачёты и экзамен, а от второго за хорошую успеваемость в году его освободили. Это была катастрофа. Наташка очень рассчитывала на лето, строила планы по «охмурению» своего однокурсника, и вот новость. Те, кто работал летом в стройотрядах, освобождались от «картошки» и к учёбе приступали вместе со всеми в октябре. Наташка «сгорала» от любви и одна мысль о такой долгой разлуке, повергала её в уныние. Однако она решила действовать. Выяснив, в какой именно отряд был зачислен Сашка, она пошла в комитет комсомола и попросила записать её в этот же отряд. Оказалось, что в Казахстан, куда собрался Сашка, с первого курса берут только «стариков», остальные будут ребята с третьего курса. Отряд будет большой сто человек. Девушек для работы на кухне уже набрали, и их десять. Наташе предложили записаться в другой отряд, но она отказалась. Сокол на два месяца уехал в Казахстан. Учёба на втором курсе для Наташки тоже началась с неприятности. Она сразу поняла, что у Сокола кто-то появился. После занятий он быстро убегал и, если они занимались в главном корпусе, сразу бросался к почтовому ящику. Сегодня она видела, как Сашка поцеловал чью–то записку. Ревность обдала её горячей волной, но она не привыкла сдаваться и решила во чтобы то ни стало выяснить всё о своей сопернице. Сегодня в филармонии, как всегда в октябре, состоится вечер посвящения первокурсников в студенты. Готовит это мероприятие знаменитая команда КВН четвёртого курса. Билеты на мероприятие распределял комитет комсомола и все с ног сбивались, чтобы их заполучить. После занятия, на котором Сашка впервые от Клюквы получил «неуд» и был приглашён на отработку, он запихивал скомканный халат и шапочку в портфель и думал, что делать с тем, что сегодня и на набережной, и в филармонии ему нужно быть в 5 часов вечера. Вот сейчас самое время подойти, обратить на себя внимание, решила Наташка. \- Саша, ты идёшь сегодня в филармонию? – спросила она, аккуратно складывая белый халат. \- Конечно! Будет здорово! В стройотряде, когда наша институтская агитбригада и кэвээнщики выступали на площади, весь город собирался. \- А у тебя случайно лишнего билетика нет? – спросила Наташа. Услышав этот разговор, к ним подошла остальная группа и все вопросительно смотрели на Сашку. \- Лишнего нет, - ответил он. Потом, подумав, продолжил. - Свой вам отдам. Делите его, как хотите, а я попробую без билета пройти, - сказал Сашка, протягивая старосте билет. Тут же произвели розыгрыш. Короткую спичку вытянул Витька по прозвищу Баламут. Девчонки разочарованно заныли. \- Ладно, «салаги», не ревите, приходите к филармонии, попробуем все вместе прорваться, - снисходительно добавил он, посмотрев на погрустневшую группу. - Вечер в 18 часов, а сбор в 17 часов 30 минут, - командовал Сокол. Благодарные девчонки набросились на Сашку с поцелуями, а Наталья пристально посмотрела на двух парней, поджидавших её. Свита. Этот вариант «попробуем вместе прорваться», её не устраивал. Ей нужен был билет во что бы то ни стало! Она должна была сама увидеть ту девушку, которая встала на её пути. Наташка сделала капризное лицо и подошла к парням, которые курили у выхода. \- Хочу на вечер! – требовательно сказала она. ## **Глава 3. Галина.** Галя несколько дней раздумывала, прежде чем отправила письмо Сашке. Она не была уверена в том, что Сокол придёт на свидание, учитывая, что он ни разу не дал о себе знать после их разлуки. Она даже подписала конверт печатными буквами, вдруг он, узнав её почерк сразу порвёт конверт, а так хотя бы распечатает его и, возможно прочитает послание. В тот вечер, когда Сокол ушёл, распевая романс Даргомыжского, Галина прибежала домой в слезах. Успокаивая её, мать призналась, что указала Сашке на то, какая пропасть между ним и дочерью высокопоставленного партийного работника. Услышав такое Галина не могла поверить, что это сказала её мама учительница, внушавшая детям на своих уроках, что социализм – это общество равенства и братства. Она представила, как оскорбился Сокол. И ещё, она впервые уличила мать во лжи. \- Почему ты сказала Саше, что у меня есть кавалер? Ведь это неправда, - плакала Галя. Она обиделась, и несколько дней не разговаривала с матерью. Галя любила Сашку и ей никакого дела не было до того, кто его родители и где он живёт. Мать уверяла Галину, что, когда дочь повзрослеет, она поймёт, что выходить замуж нужно за ровню, что Сашке скоро в армию и ждать два года для девушки слишком долго. Галина переживала, по вечерам часто сидела у окна, надеясь увидеть знакомую фигуру. По дороге в институт она часто оглядывалась, ей мерещилась осторожная походка Сокола. По ночам часто снились их взрослые свидания. Она тосковала, но попытаться возобновить отношения, считала недостойным для девушки. Парень всё это должен делать, парень, если любит, конечно. Родители, наблюдая страдания дочери, стали часто ссориться. Однажды Галина услышала через стену их громкие голоса. \- Что ты везде лезешь, - кричал отец. – Может ты дочери жизнь поломала…Видишь ли, мы теперь благородные! – возмущался он. Мама что-то неуверенно говорила, оправдывалась. \- Чтобы стать генеральшей, надо за лейтенанта замуж выйти, забыла эту народную мудрость? Ты сама замуж выходила за кого? За партийного функционера, а? Нет, за простого инженера, который в общежитии жил в комнате с ещё тремя работягами. А теперь гляди-ко, чтобы квартира и машина в придачу у восемнадцатилетнего парня была. На другое Ваше величество не согласна! И с чего ты взяла, что они поженятся? Уедет на два года в армию, и вся любовь закончится, - отец замолчал, а потом вдруг закричал ещё громче. - И сними, наконец, этот спортивный костюм, ходишь тут как тренер по боксу… Он так разошёлся, что Галя забеспокоилась, как бы ему не стало плохо. Было уже такое, вызывали «скорую». \- И, ещё, - передохнув, продолжил отец с горечью. - Что этот мальчишка о нас думать будет? Буржуи! А для меня партия не кормушка! Я на фронте за Родину, за Сталина в атаку ходил! Партбилеты между боями вручал, а потом, коммунисты – вперёд! И на смерть! А ты... Галя с шумом открыла дверь, чтобы обнаружить себя и вошла в комнату. Отец, тяжело дыша, достал из кармана таблетку и сунул её под язык. Ссора прекратилась. Среди Галиных приятелей был аспирант одной из кафедр технологического института - Виталик, сын родительских друзей. Он часто бывал в их доме, мама в нём души не чаяла, и, когда Сокол исчез с Галиного горизонта, Виталик всё чаще стал появляться в доме на набережной. Парень он был положительный и симпатичный. Он стал иногда встречать Галину из института и провожать до дома, потом стал приходить на их семейные праздники, и однажды признался Гале в любви. Оказалось, что он влюблён в неё давно. Виталик знал о существовании Сашки, знал, что родители, во всяком случае мать, была против этого мезальянса. Она говорила Виталику, что Сокол – местная шпана, и он не пара их дочери. Время шло и разрыв с Сашкой, который Галина считала нелепым, со временем стал казаться ей естественным. Она постепенно успокоилась и приняла предложение от Виталика. Они поженились. В свадебное путешествие ездили в Болгарию, родители купили им кооперативную квартиру, всё устроилось. Через год родилась дочь. Виталик писал диссертацию по каким–то неведомым Галине механизмам. Она с помощью мамы обошлась без академического отпуска в связи с рождением ребёнка, разрывалась между учёбой и дочерью, и вспоминать о прошлом не было времени. Прошло два года. Муж защитил диссертацию, ожидал повышение в должности. Стал приверженцем здорового образа жизни, бегал по утрам, соблюдал диету, бросил курить. Он был внимательным к жене, дарил подарки, иногда приносил цветы. Однако жизнь была регламентирована до мелочей, и порой Гале казалось, что ей уже исполнилось 50 или даже 60 лет. На мероприятия её группы в медицинском институте она не ходила, потому что Виталик был против. Галя предполагала, что он до сих пор ревновал её к Соколу и боялся, что они где-нибудь встретятся. Все знали, что Сашка пришёл из армии и поступил в «мед». Праздники они проводили в компании родителей или с друзьями Виталика по его кафедре в технологическом институте, где Галя смертельно скучала. Жаловаться Галине на жизнь было грешно, многие бы сказали – зажралась, но не хлебом единым жив человек… Виталик стал раздражать жену, его ворчанье становилось невыносимым. Они стали часто ругаться. Дошло до того, что под любым предлогом Галя старалась уйти к родителям и жила у них по несколько дней. Она часто гуляла с дочкой по набережной Волги, в глубине души надеясь невзначай встретить Сашку, но в этом она боялась признаться даже себе. Вернувшись в институт с каникул, и слушая рассказы однокурсников, Галина стала ловить себя на том, что завидует ребятам, которые ездили в колхоз или стройотряд. Она вдруг поняла, что чего-то лишена в своей жизни. Размышляя об этом, она пришла к выводу, что сейчас ей не хватало того, чего было в избытке с Соколом. Иногда она вспоминала с какой гордостью шла она с ним по улице, провожаемая завистливыми взглядами девушек, как хвасталась перед подругами букетами цветов, которые он приносил ей каждый день. Вспоминала, как на пляже он крутил сальто, прыгая с вышки, и, вынырнув из воды махал ей рукой, и все видели, что это её парень! Галя вспоминала, какой счастливой улыбкой озарялось Сашкино лицо, когда он смотрел на неё. Сейчас она думала о том, что Сашка–Сокол был каким-то призом, подарком в её жизни. Совсем недавно Галина впервые увидела Сашку в институте. Сокол шёл в толпе однокурсников, все безудержно хохотали, толкались, и в этом ребячестве было столько молодой энергии и задора, что Галине до слёз стало жаль себя. Она отвернулась, чтобы Сашка её не заметил, сердце забилось часто, будто он взял её за руку. Теперь она не переставала думать о Соколе, тем более что отношения с мужем становились всё хуже и дело неумолимо двигалось к разводу. ## **Глава 4. Свидание.** Галя крутилась перед зеркалом, подбирая косынку под цвет плаща и своих карих глаз. Она выбрала крепдешиновый шарфик цвета фрез, натянула модные сапоги-чулки, которые можно было приобрести только по большому блату, брызнула на шею не мене дефицитными французскими духами «Клима». Маленькая сумочка через плечо дополнила туалет. \- Женщина–мечта, - сделала она заключение. - Надеюсь Соколу понравится. В это время Сашка бежал к филармонии. Его дом, место их свиданий с Галей и здание филармонии всё было в центре и не далеко друг от друга. Помня, что Галина, обычно опаздывала на свидания, считая это хорошим тоном в отношениях с ухажёрами, он решил сначала встретиться с группой и попытаться протащить всех в зрительный зал как обещал. Группа была на месте, стояла в вестибюле, оглядываясь по сторонам высматривая Сокола. Девчонки все были нарядные и весёлые. Витька Баламут, увидев Сашку, лихо козырнул ему и доложил: \- Народ к разврату готов! Староста уже там, - кивнул он в сторону входной двери. – Натаха, как всегда, со свитой, - сказал он с восхищением. \- Ждите меня, - сказал Сашка и, взяв у Баламута единственный на всю группу билет пошёл к контролёру. Вскоре он появился в компании секретаря комитета комсомола. Сашка показал ему рукой на группу. Комсомолец покрутил пальцем у виска, обращаясь к Сашке, который ему что-то доказывал, а потом махнул рукой и сказал парням, стоящим у входа и проверяющим билеты: \- Этих пропустите! \- Рудольф! Мы от декана уже получили «лещей» за безбилетников, сказал, что отчислит нас всех нафиг из института. — Это артисты! В массовке будут играть восставших рабов, - не моргнув глазом соврал Рудольф. \- Если что, сам будешь отвечать, - пригрозил контролёр. \- Граждане восставшие рабы, - обратился Сашка к группе, крепко пожав руку Рудольфу. - Не задерживаемся, проходим, - затаскивал он девчонок в фойе под возмущённые крики остальных безбилетников. – Теперь рассредоточьтесь и на глаза декану не попадаться, – наставлял он группу. Баламуту поручил, если увидит Иру, передать ей, что Сокол задержится. \- А, это Ира - дочь командира? – переспросил Баламут. \- Она, самая, - подтвердил Сашка. \- Ведь она же чокнутая, - засмеялся Баламут, а Сашка с ненавистью посмотрел на него. \- Я таких только и люблю, - сказал он и, отшвырнув Витьку, вышел на улицу. На «их место» Сашка и Галина пришли одновременно только с разных сторон. \- Привет! Сказал Сокол, - Ты не изменилась, всё такая же, - он замялся, подбирая нужное слово. \- А тебя не узнать, - перебила его Галина. - Даже походка стала другая… Одет модно… - сказала она, посмотрев на болоньевый плащ Сокола и на ботинки-«корочки». \- В стройотряде деньги заработал, приоделся. А походку каждый день на плацу вырабатывал целых два года! – нехотя пояснил Сашка, удивляясь, что можно обращать внимание на такую ерунду. \- Даже не поцелуешь? – приблизившись к Соколу спросила Галя, и подставила щёку. \- Ты же замужем! – опешил Сашка и протянул руку для рукопожатия. - С чужими жёнами целоваться опасно, можно по фейсу схлопотать. \- Боишься, что ли? – подначила его Галя. \- Ага, - поспешно согласился Сашка. \- Не бойся, он не боец. И мы разводимся… \- Плохо! – искренне сказал Сашка. – У вас же ребёнок! Я знаю, как без отца жить. Надо всё сделать, чтобы семью сохранить. \- Я не могу больше жить без любви, которая прошла, - Галя замолчала, и потом продолжила тихо. - А может быть её и не было. Знаешь, мой муж очень хороший человек… Они шли по набережной. Краем глаза Галя продолжала разглядывать Сокола. Красивый, уверенный в себе молодой мужчина, а не мальчишка как два года назад. Галина рассказывала о Виталике перечисляя все его достоинства, а потом сказала: \- Знаешь, нет чего-то такого …, - Галя задумалась. - Изюминки что ли, и в нём, и в наших отношениях. Тоскливо мне с ним, - голос её задрожал. \- Ну, прямо как у Толстого в «Живом трупе», - подумал Сашка, а вслух сказал. - Знаю я таких, вроде идеальная девушка, отличница, халат наглаженный, красавица, всё у неё по полочкам, а представишь, что всю жизнь эта зануда будет рядом, тошно делается, - задумчиво продолжал он, вспомнив старосту. - Правильно ты сказала - изюминки нет. \- Это ты о ком? – спросила Галя. \- Да, есть такой персонаж, - неопределённо ответил он. Они медленно шли рядом, Сашка часто смотрел на часы и не мог сообразить о чём говорить с Галей дальше. \- Ты сердишься на меня? - тихо спросила Галина. \- Сейчас нет, а раньше было дело, злился, что меня мордой об стол… Влюблённый счастливый человек выглядит глупо, правда? – спросил он, закуривая и, помолчав, продолжил. - Я в глазах твоих родителей выглядел дураком и шпаной... А ты с этим согласилась, предала меня, – Сокол замолчал. – Я страдал…, - сказал Сашка. - Долго в себя не мог прийти. Но есть всё-таки лекарство от любви! \- И что же это за лекарство такое? – игриво спросила Галина, а Сашка засмеялся: \- Время и другая любовь, только более счастливая! \- А я подумала, что у нас появился шанс всё начать сначала, - разочарованно прошептала Галя. \- Нет у нас такого шанса, во всяком случае у меня. Я другую полюбил, - твёрдо сказал Сашка. \- И кто же она, твоя избранница? – спросила Галина и почувствовала, как незнакомое ранее чувство ревности поднимается в ней. \- Да так, дурёха одна, - с нежностью сказал Сашка. - Стихи пишет! А как говорит один баламут из моей группы – нормальные люди стихов не пишут, только чокнутые. Галя внимательно слушала и вдруг поняла, что чувствовал Сокол тогда, когда ему «указали на дверь». Теперь, в его положении оказалась она. Ей тоже «указали на дверь», и это было оскорбительно. Даже очень. Она не знала, как себя вести после такого признания, нужно было срочно выходить из этого унизительного положения, и Галя спросила: \- А сколько сейчас времени? Сашка с удивлением посмотрел на её часы, блестевшие на запястье, и сказал: \- 17:55. С трудом подавив в себе растерянность и злость, она сказала беспечно: \- До начала вечера 5 минут, ты идёшь? – и получив утвердительный ответ подчёркнуто весело призналась. – У меня два билета, для себя и тебя достала! Ну, что, бежим? Сашка схватил Галю за руку и потащил в сторону филармонии. Галина на каблуках смешно семенила ногами, но изо всех сил стараясь не отстать от Сокола. Он смеялся, передразнивал её, и она постепенно успокоилась. Сашка взял её под руку, и они чинно вошли в филармонию. ## **Глава 5. Богиня.** Начало мероприятия, как всегда, задерживалось. Зал был набит битком. Студенты плотно стояли в проходах между рядами. Галя и Сашка с трудом пробрались на свои места, которые были, конечно, заняты. Сашке пришлось украдкой показать парням, которые сидели на их местах свои внушительные кулаки, и парни, видимо первокурсники, молча ушли. Откуда-то появился Баламут, оценивающе посмотрел на Галину, и восхищённым шёпотом сказал Соколу: — Вот это краля! Сашка замахнулся на него и прошипел: \- Изыди, сатана! И Витька действительно исчез, будто чёрт шарахнулся от ладана. Его тощая фигура замаячила где-то в первых рядах. Сашка увидел, как со своего места во весь рост поднялась Наташа и стала смотреть в сторону, куда указывал Баламут. Витька что-то шептал девушке на ухо. Наталья оценивающе рассматривала Галину, пока та усаживалась на место. Сашка глядел по сторонам, пытаясь увидеть Иру. Она сказала, что будет выступать вместе с командой КВН, и что у неё будет одна из главных ролей, но какая именно - сюрприз. Сказав это, Ирка засмеялась, и Сокол заподозрил что-то неладное, потому что попадать в нелепые и опасные ситуации, это для неё было делом обычным, а для других всегда оборачивалось проблемами. В это время в зале погас свет и занавес на сцене поднялся. Громовой голос продекламировал какие–то античные стихи и на сцене стала развиваться античная жизнь. Кэвээнщики ходили по сцене в белых тогах, разыгрывали смешные репризы из истории древней Греции и древнего Рима. Из чёрного громкоговорителя, висящего на сцене гнусавым голосом как на любом вокзале раздалось сообщение: «Граждане восставшие рабы! Ваш вождь Спартак ожидает вас у фонтана». Зал хохотал и бешено аплодировал. В центре сцены стоял постамент, на котором вся в белом словно мраморная, стояла Ирка, изображая богиню здоровья – Гигиею, с тряпочной змеёй в руках. Сашка обмер. Постамент был высоким и это было опасно. Извинившись перед Галиной, Сокол выбрался со своего места, на которое тут же приземлился Баламут, и бросился за кулисы. Витька, расположившийся около Галины, рассказывал ей обо всех, кто был на сцене. Об Ирине, не стесняясь далеко не лестных эпитетов, сказал, что был с девушкой в одном стройотряде и знает о ней все. Намекнул, что ей нравится Сокол, но шансов у девушки мало. Галя критически оценивала Витькины слова, понимая, что плохой девчонкой Сокол не заинтересуется и в тоже время ей было приятно, слышать именно такие Витькины комментарии про свою соперницу. Лицо девушки было плохо видно, фигура скрывалась под свободным костюмом, поэтому обсуждать было нечего, и Галя молчала. Гораздо интересней была рыжеволосая девчонка, которая сидела впереди. О ней Баламут рассказывал, как о претендентке на сердце Сокола только в превосходных выражениях. Сашка стоял за кулисами вместе с «восставшими рабами», ожидавшими свой следующий выход. Появившийся откуда-то Рудольф жаловался, что в филармонию ломится почти весь четвёртый и второй курс. Пришлось усилить бригаду контролёров парнями поздоровее. Ещё он рассказал, что в команде КВН нет девушек, думали, кого поставить на постамент, а тут появилась Ирка со своим греческим профилем, и поломавшись немного, согласилась быть богиней. Сокол слушал Рудольфа невнимательно, переживал за Ирину. Боялся, как бы «богиня» не свалилась с этой верхотуры и, глядя на неё, вновь погрузился в воспоминания о том, как он впервые увидел Иру и познакомился с ней. ## **Глава 6. Ира – дочь командира.** Накануне отъезда в Казахстан старики устроили в общаге «отвальную». Гуляли шумно и Сашка ушёл из общежития за полночь. Транспорт уже не ходил, и он добрался до дома только под утро. Вещи были собраны заранее, сосед на мотоцикле довёз Сокола до вокзала. Отряд студентов после торжественного построения погрузился в электричку. Сначала ехали до Москвы, а вечером из Москвы отправлялись в Караганду. До столицы 4 часа пути, и Сокол мечтал поспать. К нему сразу, как всегда, прицепился Баламут. Витька – студент особенный. Он был сыном капитана рыболовецкого судна из Мурманска. У Витьки всегда водились деньги, причём немалые, но взаймы никому не давал, говорил, что это его жизненный принцип. Он умел выкрутиться из любой ситуации, знал все институтские сплетни, даже те, которые касались преподавателей. Ходили слухи, что у Баламута есть блат на самом верху института и даже города. В стройотряд, который ехал в Казахстан, он попал тоже по блату. Студенты стремились именно в этот отряд потому, что обещали хорошие заработки. Баламут ехал из-за престижа, быть в этом отряде значило быть в почёте и на виду. Сокол с наслаждением откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Рядом расположился Баламут. На сиденье перед ними копошилась девушка, в стройотрядовской форме. Она рылась в дорожной сумке и потом сказала горестно: \- Точно, блокнот забыла! Котя, ты слышишь? \- Ирка, угомонись, доедем до Москвы, купим тебе блокнот – раздался в ответ густой бас. \- Я никак не могла рифму к слову «любовь» подобрать, а потом нашла, - сказала девушка восторженно. \- Неужели «морковь», - засмеялся бас. \- Дурачок ты, Котя, я сегодня ночью новое стихотворение написала, а блокнот с ним забыла, - стала объяснять девушка. – Вспомню, запишу, потом тебе прочитаю. А ты прав, такое чувство грандиозное - «любовь», а рифмуется только «кровь», «морковь» и «вновь». От этой трескотни спать Соколу расхотелось. Витька сделал «стойку» на новую девушку. Он тихонько дёрнул за кудряшки, которые торчали над спинкой переднего кресла, и девчонка сразу повернулась. \- У меня блокнот есть, надо? – спросил Баламут. Тут же появилась голова Коти, а потом и сам он поднялся во весь богатырский рост. \- Ага, надо, - просто сказала девушка. Взяла блокнот, а потом спросила. - А вы с какого курса, мальчики? \- Теперь уже со второго, - гордо сказал Баламут. \- Салаги! – весело сказала девчонка, а Сашка аж подпрыгнул в своём кресле. \- Ты хоть знаешь, кто такие «салаги», - возмутился он вставая. \- А то! У меня папа офицер! – парировала девушка. \- Ещё одна генеральская дочь, - буркнул Сашка. - Пойдём покурим, - позвал он Баламута и направился в тамбур. \- Не генеральская, а командирская, - услышал он обиженный голос девушки. В Москве нужно было как-то убить время и Сашка съездил в свою часть. Как ни странно, офицеры, с которыми удалось ему повстречаться, узнали сержанта Соколова. Сходили со «стариками» в пивной бар. Поздно вечером погрузились в плацкартные вагоны поезда на Караганду. Соседнее купе было свободно. По вагону носился Рудольф. Он матерился и смотрел в окна. До отправления поезда оставалось несколько минут. \- Ну, наконец–то, - облегчённо вздохнул он. – Бегут… В соседнем купе появились их утренняя соседка в сопровождении трёх парней. \- Ира, - скомандовал Рудольф. - Уши закрой! – и на голову опоздавших обрушилась такая ругань, что из всех купе стали высовываться студенты, чтобы посмотреть, как комсорг лопнет от злости. Опоздавшие ребята с трудом переводили дыхание и молчали. Все знали, что они навещали своего сокурсника, который лечился в московской клинике по поводу тяжёлого заболевания. Они заплутали в большом городе, чуть не опоздав на поезд. После отповеди ребята обступили визитёров, расспрашивая о товарище. Когда суета немного стихла, народ потянулся за кипятком, чтобы заварить чай, запахло свежими огурцами, зелёным луком и варёными яйцами. Ирка бегала по вагону, угощала всех пирогами, которые с мамой напекла на дорогу. С ней в купе ехали три парня, которые всё время были рядом, причём сразу же становилось понятно, что это не свита-ухажёры, как, например, у Наташки, а друзья или братья. Баламут сразу окрестил их «кунаками». Во многих купе играли на гитарах, пели, а Сашка улёгся на свою боковую полку мечтая уснуть, но в соседнем купе начался разговор, и Сокол стал невольно прислушиваться к нему. \- Котя, ну, пожалуйста, - ныла девчонка. - Послушай. \- Ирка, ты угомонишься, когда ни будь? – спросил сердитый голос с верхней полки. \- Ладно, давай, - шёпотом согласился Котя, и Ира начала нараспев: *Твою память заколдую, в ней других я зачеркну.* *Колдовской своей улыбкой я тебя приворожу,* *То капелью, то метелью, листопадом и грозой,* *Тихой поступью колдуньи побреду я за собой.* Котя тяжело вздохнул. *Захочу – костром в сугробе вспыхну в темноте,* *Захочу - плакучей ивой припаду к воде…* *Если счастье журавлёнком закружит тебя,* *Этим счастьем журавлиным тоже буду я.* *А беда за горло схватит, я к тебе приду,* *Я надежду в твоём сердце радугой зажгу.* *И другую обнимая, обо мне ты вспомнишь вновь…* *Не колдунья я, а просто твоя первая любовь.* Девушка замолчала. Котя тоже молчал, видно уснул. Ирка толкнула его и спросила: \- Ну, как? \- Я тебе давно говорю, бросай и стихи свои дурацкие, и «козла» своего. Как подумаю, что это ему посвящено, меня тошнит. Ты серьёзно думаешь, что ты его первая любовь? \- Котя, мы расстались, а стихи я пишу потому, что мне грустно. Понимаешь, счастливые люди, стихов не пишут, - объясняла девушка. – И никакой он не «козёл». Он творческая личность. \- Ну, конечно, творческий человек, на гитаре пиликает, на пианино, эка невидаль! Если ты с Вовой рассталась, чего ты Рудольфа упрашивала, чтобы его в наш отряд записали? Забыла, какой он трус и «сачок»? Весь первый стройотряд проболел, и чего у него только не болело! Симулянт! \- Просила потому, что он меня попросил, - оправдывалась Ирка. \- Ну, не дура ли? – возмущался Котя. –Ты хоть знаешь, что он про тебя болтает? Я, конечно, поговорил с ним… \- Ты, что бил его? - с ужасом спросила девчонка. \- Вы заткнётесь или нет? – возмутился голос сверху и в Котю что-то полетело. \- Пошли покурим, - прошептал Котя и они вышли. Соколу стало так интересно, что он тоже вышел в тамбур, прихватив с собой пачку сигарет. В тамбуре он разглядел и Ирину и Котю, который представился Константином. Девчонка была среднего роста, с русыми, кудрявыми волосами. Глаза зелёные, тёмные брови, тёмные ресницы. Порода – сказала бы мама. Ирка красиво курила и непрерывно болтала. Сокол узнал, что она и её спутники перешли на четвёртый курс, учатся в параллельных группах и едут в стройотряд уже третий раз. Следующие два дня пути весь вагон спал. Отдыхали от экзаменов и от «отвальных». Из Караганды добрались до рабочего посёлка, где им предстояло работать вместе с другими комсомольцами со всей страны. «Стариков» в том числе и Сашку отправили далеко в степь строить коровник, за что совхоз обещал обеспечивать отряд продуктами. Иру Сашка видел всего несколько раз, в «День строителя» на концерте, и ещё пару раз в посёлке. Она радостно здоровалась с ним при встрече, протягивая свою длинную ладошку. Ира коротко подстриглась и была похожа на худенького подростка. Сашка потом долго вспоминал эти короткие встречи и ему было приятно, что она радовалась, увидев его. Так прошло два месяца. Возвращались домой загорелые до черноты, с выгоревшими волосами и бровями, уставшие, но счастливые. Баламут опять приклеился к Сашке, сплетничал обо всех в отряде. Он почему-то много рассказывал про «кунаков» и Иру – дочь командира, как он теперь называл девушку. Ирку все любили. Она мирила поссорившихся влюблённых, была «жилеткой», в которую плакались у кого были неприятности и лечила всех заболевших. Витька рассказывал много историй из жизни студентов в посёлке, и дошёл до происшествия, которое долго обсуждали в отряде. А случай был такой. В воскресенье стройотрядовцы были на пляже, загорали, купались, играли в волейбол. Ирка пошла к реке, дрызгалась у самого берега и собирала ракушки. Подплыла лодка с двумя парнями, которые пригласили её прокатиться. Ирка, не раздумывая уселась в лодку, болтала, спрашивала у парней кто они, откуда и т. д. Когда «кунаки» обнаружили, что «этой дуры» нет, на пляже началась паника, а лодка была уже далеко. Тут же на берегу отыскали мужика, который согласился на своей моторной лодке догнать беглянку. Ирка удивилась, когда увидела Котю, который потребовал, чтобы Ирка пересела к нему. Она подчинилась. Приветливо махала рукой своим новым знакомым, и не понимала, почему Котя такой бледный и злой. Посёлок, где работал стройотряд, был комсомольской стройкой, но комсомольцами были, наверное, только студенты. Основную массу строителей составляли бывшие уголовники и «химики». В первый же день их пребывания на новом месте Рудольф провел общее собрание, на котором всем ребятам внушал, чтобы ни в какие конфликты с местными не вступали. Девчонкам приказал с местными не знакомиться потому, что и поножовщина в посёлке случалась и хулиганство в отношении девушек тоже бывало. \- Ты что не видела, что они все в татуировках? – допрашивал Котя Ирину. - Рудольф же предупреждал, что с местными никаких дел не иметь! Или ты, как всегда, в облаках витала и ничего не слышала, - возмущался он. \- Видела татуировки, - спокойно отвечала Ирка. - Ну и, что... Эти парни хорошие! Рассказав этот случай, Баламут философски заметил, что Ирка кроме того, что чокнутая, она ничего не боится ещё и потому, что всю жизнь прожила в военном городке, то есть под охраной. \- Не чокнутая, а наивная, - вступился за Иру Сокол. Сашке всё интересней становилась эта девчонка, и однажды, проходя мимо её купе, он увидел, что она одна. Он остановился и мучительно придумывал повод, по которому можно присесть на нижнюю полку и побыть рядом с ней. \- Садись, - пригласила она Сашку. – Никому не скажешь? - спросила она у Сокола. – Честное комсомольское? - только сейчас Сашка увидел в руках у девушки длинную коробку с прозрачной крышкой, лежащей у неё на коленях. – Смотри, какая красивая… Сашка заглянул в коробку и увидел там большую немецкую куклу в розовом платье. \- Не смейся, - предупредила юношу Ирка. – Это детская мечта… Услышав шаги около своего купе, она поспешно сунула коробку в какой-то мешок, вскочила на стол и закинула свою куклу на третью полку. \- Знаешь, мы приехали с Сахалина, когда мне было 6 лет. Там в нашей части даже магазина не было и мы, дети военнослужащих, игрушек почти не имели. Камушки, звёзды морские, мячик, сами кое-что мастерили вот и всё. А когда папу в Московский военный округ перевели, здесь совсем другая жизнь. Многие мои подруги приехали из Германии. Представляешь, какие у них игрушки были!? Я так завидовала… Приходила к ним в гости и всё с немецкими куклами играла, чуть ли не до 10 класса. Таких кукол в нашем городе не купить, а тут в посёлке зашла в магазин, а она, - Ирка кивнула на верхнюю полку. - Сидит, на меня смотрит. Аванс выпросила и купила. Ты только мальчишкам моим не говори, засмеют. Они и так считают, что я сумасшедшая. ## **Глава 7. У моря, у синего моря.** Стройотряд вернулся на Родину. Когда получили заработанные деньги, возвращение праздновали в ресторане. Ирка иногда смотрела в сторону столика, где Сашка сидел со «стариками», и он надеялся, что девушка смотрит на него. Танцевал Сокол плохо и не решался приглашать Иру. На следующий день была организована прогулка на катере по Волге, после которой долго все вместе бродили по городу. Сашка держался всегда рядом, даже проводил её до дома вместе с «кунаками». Компания решила в ближайшее время ехать к морю дикарями. Кунаки были иногородними и уехали по домам. Баламут отчалил в Мурманск. Остальные собрались быстро и поехали. На юге устроились жить в частном секторе в двух домах (в одном мальчики в другом девочки), расположенных рядом и недалеко от моря. Всего было 8 человек, и кроме Сашки и Иры все были влюблёнными парами. Само собой, что они часто стали оставаться вдвоём. Однажды возвращались с вечернего купания, медленно шли мимо садов, где на деревьях словно фонарики желтели мандарины. Падал перезревший инжир, и когда Сокол решил сорвать гроздь винограда, соблазнительно свесившуюся через сетчатый забор, в глубине двора залаяла собака. \- У нас на Сахалине тоже собака была – Найда, немецкая овчарка, - вдруг заговорила Ира. – А когда мы уезжали, она плакала, - голос девушки задрожал. - Папа отдал её на заставу пограничникам. Сокол почувствовал, что она борется с рыданиями, приблизил к себе, прижал к груди. \- А потом она там умерла, - прошептала Ира, именно так и сказала - «умерла», а не сдохла. - Как вспомню её глаза..., – девушка уткнулась Сашке в грудь и зарыдала. Сквозь её рыдания он вдруг услышал: \- Я на своего Вову также предано смотрела, как собака, а он издевался, целовался при мне с другими. Сердце Сокола заныло от жалости к девушке. Продолжая плакать, Ира отстранилась от Сашки, и он стал вытирать её мокрое от слёз лицо полотенцем, перекинутым через плечо. \- Котя его ненавидит, дразнит «непонятым гением» и «пианистом». Он в команде КВН играет за наш курс. Ты никому не верь, между нами ничего не было, – горестно повествовала девушка. - Это твой Баламут сплетничает. Гад он всё-таки. Ко мне подваливал, а как от ворот поворот получил, сразу мстить начал, – вздохнула Ира. Время проводили в поездках по экскурсиям и на пляже. Покупали на базаре фрукты, вино и пировали потом во дворе девичьего дома. Сашка с Ирой каждый вечер гуляли у моря, шли рядом у самой кромки воды, и когда волна вдруг накатывала на Иркину босоножку, она трясла ногой, как кошка, случайно наступившая в лужу. Сашка смеялся, оттаскивал её от берега. Ему всё время хотелось, держать её в своих объятиях и не отпускать даже на миг. Однажды вечером они сидели на берегу. Быстро стемнело. Сзади них, у каких-то хижин, горел костёр, около которого расположилась большая компания. Было прохладно. Сашка накинул на плечи Ире свою стройотрядовскую куртку, обнял её, а она читала ему свои стихи: *Ты ещё не спишь, мой лес, я знаю.* *Светлячков не погасил огни,* *Я к тебе из тридевятой дали прибегу,* *Ты только позови.* *Я к тебе приду прямо с вокзала,* *Бросив где-то надоевший чемодан,* *На свиданье наше о котором,* *Столько лет ты думал и мечтал.* *Ты меня обнимешь веткой тёплой,* *Поцелуешь чистою росой,* *И звезда, сорвавшись с небосклона* *Прошуршит нежданною слезой.* *Мы с тобою вместе подрастали,* *Ты меня тогда ещё любил,* *За косички тоненькие дёргал,* *Землянику краснощёкую дарил.* *Наконец мы вместе, всё забудем,* *Будем в мире только ты и я,* *Я была тебе сестричкой босоногой,* *А теперь любимая твоя.* Ирка с мольбой посмотрела на Сокола: \- Плохо? Да? Но Сашка прислушивался к шороху гальки под чьими–то ногами сзади них. Он резко вскочил, повинуясь животному инстинкту, предупреждающему об опасности. Это наследство от секции бокса в детстве и от армии в недалёком прошлом. Он повернулся лицом к насторожившему его звуку. Ирку, дёрнув за руку поставил на ноги и спрятал за спину. На них шли трое. Они нагло улыбались, двигались напористо прямо на Сокола и ему пришлось отступить в воду. \- Какой дэвушка красывый, - цокая языком, вращая глазами, словно выискивая слабое место у противника, хохотал средний парень. Сашка с Ирой стояли по щиколотку в воде. Парни на ходу стали перестраиваться из шеренги в полукруг, и, когда подошли на расстояние вытянутой руки, Сашка сделал неожиданный выпад и привычным ударом послал парня, идущего в центре в нокаут. Двое других отскочили. Сашка нащупал ногой круглый камень, величиной с кулак, и броском вниз выхватил его из воды. В детстве и потом в юности Соколу часто приходилось драться. Много раз ему доставалось от соперников, но он никогда не позволял одолеть себя «бесплатно». Эти кулачные бои часто носили ритуальный характер, иногда заканчивались примирением обеих сторон. Иное дело было в армии. Там учили защищаться и даже убивать, если речь шла о настоящем противнике. Как-то на учениях, находясь в «самоволке», Соколу с его приятелем пришлось отражать нападение местных. Встав спинами друг к другу, солдаты сняли ремни, сделали из них петли на запястьях, чтобы не потерять их в пылу драки и стали ждать атаку. Металлическая пряжка с пятиконечной звездой при размахивании ремнём превращалась в страшное оружие, которое легко прошивало ватник, и даже драп, ну а если удар приходился на обнажённый участок тела, оставляло кровоточащую рану. Напавшие на солдат парни вероятно тоже когда-то служили в Советской Армии и это оружие знали хорошо, поэтому пошумев ещё немного, они ретировались. Сашка прикрывал спиной Иру, которая, оцепенела от страха и стояла тихо. В Сашкином детстве в летние вечера мужики в их дворе частенько играли в домино, выпивали. О фронтовой жизни рассказывали редко и неохотно. Но иногда, особенно когда выпито было достаточно, они вспоминали войну. Мальчишки сразу собирались вокруг и несмотря на то, что их прогоняли, они всё равно подкрадывались к столу, за которым сидели отцы, и с замиранием сердца слушали их рассказы. Самыми захватывающими и страшными были рассказы о рукопашных боях. Сегодня, когда он своей спиной прикрывал любимую девушку, Сокол понимал, что испытывали бойцы, схватываясь с фашистами в рукопашной. Каждый боец знал, что за его спиной мать, невеста, дети, жена, сестра и что с ними будет, если враг прорвётся. Собственная жизнь в такой обстановке имела значение только в том смысле, сколько врагов ты сможешь уничтожить, пока жив. Скольким врагам ты сможешь продырявить брюхо, размозжить череп, или перегрызть горло. Говорят, что вид наших солдат в такой момент был настолько страшен, что нередко обращал противника в бегство. Нокаутированный начал приходить в себя, мычал и медленно поднимался. Двое других снова приближались к ним. Сашка поднял руку с камнем, замахнулся и, не узнавая своего голоса прохрипел: \- Убью, суки! – он боялся своего такого состояния, когда перед лицом нависшей опасности он терял контроль над собой, но и противник тоже понимал это и тоже боялся. Лицо Сашки исказилось и парни, матюгаясь и оглядываясь ударились в бега. Бросив камень, и схватив Ирку за руку Сокол властно потащил её подальше от этого места. Он боялся, что компания у костра опомнится и будет добиваться реванша. От пережитого волнения они молчали. Девушка бегала хорошо, не зря хвасталась своими победами на средние дистанции в школьных соревнованиях. После этого случая они расставались только по ночам, расходясь по своим комнатам. Сашка был счастлив, обнимая её худенькую фигурку и целуя сухие и солёные от морской воды губы. Она читала ему свои стихи, а Сашка воспринимал их как тихую музыку. Вспоминая её слова, что счастливые люди стихов не пишут, Сокол боялся, что ей плохо с ним. Ирка же объясняла, что эти стихи давнишние и сейчас они почему–то не пишутся. Она, привыкшая к пренебрежению со стороны пианиста Вовы, не могла поверить, что всё может быть так хорошо, как сейчас, и боялась, что это сон и она однажды проснётся. А Сокол думал, за что ему дано это счастье обладать такой девушкой и воспринимал её как приз, подарок от судьбы. ## **Глава 8. Сатисфакция.** Рудольф дёрнул Сашку за рукав, вернул к действительности. Он сказал, что сейчас будет последняя сцена с выходом «восставших рабов» и попросил Сокола вместе с «кунаками» помочь убрать декорации, когда опустится занавес. Дальше будет приветственное слово декана, и председателя комитета комсомола в духе «добро пожаловать в нашу дружную семью советских студентов». «Восставшие рабы» с гиканьем выскочили на сцену. Сашка давно обратил внимание на парня, который на сцене великолепно играл на пианино, и на гитаре. Парень был в очках, высокий и сутулый. У него был приятный баритон, он красиво пел и всё время небрежно откидывал длинные волосы, падавшие ему на лицо. Когда занавес опустился, Сашка бросился к Ире. Она побоялась прыгать со своего постамента, и Сокол опять помчался за кулисы, чтобы найти стул. Там он наткнулся на сутулого парня, нечаянно задел его, хотел извиниться, но парень сделал такое страдальческое лицо, будто его переехал грузовик и сказал надменно: \- Требую сатисфакции! Что он имел в виду, каким образом Сашка оскорбил честь этого очкарика, он не понял, но какое–то шестое чувство подсказывало ему, что это и есть тот непонятый «гений-Вова», от которого страдала Ира. Он вспомнил как горько она плакала там, на море… Отомстить за слёзы любимой было необходимо, но руки были заняты, Сокол держал стул. \- Так вот же она, сатисфакция, умник, - сказал Сашка и дал пианисту пинка. Очки слетели с крупного носа Вовы, на лице изобразилось недоумение, но дать отпор, к которому Сокол уже приготовился, пианист не собирался. Только через несколько дней Сашка узнал, что Вова был оскорблён тем, что у него появился соперник, а Ирка, которая служила ему, как сестра Чехова своему знаменитому брату, вдруг посмела встречаться с кем-то другим несмотря на то, что она прекратила с «гением» всякие отношения. О романе Иры и Сокола знал уже весь четвёртый курс. Сашка стащил Ирку вниз, и они побежали в комнату, где переодевались артисты. В платье без рукавов, так долго стоя без движения девушка замёрзла и поспешно переодевалась в свою короткую юбочку и вязаный свитер. Сашка целомудренно стоял спиной к ней, ждал. Вдруг дверь открылась и в комнату вошёл пианист. Увидев Сашку, он грозно обратился к девушке: \- Ирка! Это кто? \- Конь в пальто, - представился Сашка, и вытолкал «гения» из комнаты. Потом вышел вслед за ним и не без удовольствия увидев испуганное лицо парня, сказал мрачно: \- Увижу рядом с Ирой, - он кивнул на дверь. - Закопаю! **\*\*\*** Вечер закончился. Зрители, шумно обмениваясь впечатлениями потянулись в гардероб. К Баламуту подошёл парень, в строгом костюме и в белой рубашке с галстуком. \- Познакомь, - шепнул он Витьке на ухо и глазами показал на Галину. Баламут принял вид заботливого отца, выведшего свою дочь в свет, и церемонно сказал: \- Познакомься, Галочка, это - Дмитрий, студент нашего курса, комсомолец, отличник. Дима – это Галина, просто красавица. \- Согласен - красавица, - поддержал церемонию Дмитрий, пожимая руку девушке, потом взял её под локоток, и они также церемонно проследовали в фойе. Баламут обалдело смотрел им в след. Перед гардеробом толпились возбуждённые студенты. Ира стояла в толпе и ожидала Сашку, который пошёл за её пальто. Она была сегодня как никогда грустная. Сокол опоздал на их свидание у филармонии и объяснил это тем, что ему пришлось встретиться со своей бывшей девушкой. Он коротко рассказал о Гале. Ира больше ничего не спрашивала, но стала ещё печальней. Она только что видела Баламута в компании незнакомой девушки. Когда незнакомка ушла с каким-то парнем, Баламут сразу доложил Ире, что это Галя - Сашкина любовь. Ира стала сравнивать себя с ней, подумала, что сравнение не в её пользу и загрустила ещё больше. Она села на подоконник, и когда Сокол вернулся, держа в руках её пальто, она как-то по-новому посмотрела на Сашку, который примостился возле неё. Сокол чувствовал, что с Ирой что-то происходит, и о причине её грусти он догадывался. К подоконнику сквозь толпу пробрался Баламут. Ира отвернулась, а Витька обратился к Соколу специально громко: \- Твоя Галина с профессорским сыном домой пошла… Молодец! А Наташка… \- Заткнись, - зло оборвал его Сашка, и Баламут осёкся на полуслове. \- Я их видела, - прошептала Ира, глядя на Сокола. – Очень красивая девушка… \- Для меня ты самая красивая! – отчеканил Сокол. - И кончай хандрить! Прошлое в прошлом, а ты- моё настоящее и, я надеюсь, будущее – твёрдо сказал Сашка, обнял Иру, и крепко прижал к себе. К ним подошли «кунаки» со своими девчонками и Котя заорал на всю филармонию: \- Кого я вижу! Статуя собственной персоной, - причём он сделал ударение на второй слог, как в известном анекдоте, все засмеялись, а Котя не унимался. \- Правду ты сказала, про главную роль! Кэвээнщики споют или два слова скажут и уходят, а наша статуя стоит и стоит. А больше всего мне понравилось знаешь, что? – спросил Котя, и сам себе ответил. – Что молча стояла, не болтала, как всегда. Счастливые мгновенья! \- Костя, - серьёзно обратилась Ира к другу, оглядываясь на Баламута. - Что ты меня всё время позоришь, то сумасшедшая, то дура…, - в голосе девушки послышались слёзы. Баламут радостно засмеялся, а Сашка наступил ему на ногу. Он заметил, что Ира готова была расплакаться, ещё крепче прижал девушку к себе, погладил по голове и прошептал ей на ухо: \- Ты не статуя и не богиня. Ты моя изюминка и я тебя люблю. \- Ирочка, - виновато заговорил Котя. - Ты что обиделась? Ну, прости подлеца! - а потом, увидев, как сквозь толпу пробирается Вова с гитарой за спиной, громко сказал. - И что это гении непризнанные мимо нас чешут и сатисфакции не требуют… «Кунаки» по очереди пожали Соколу руку. Оказалось, что они видели, как Вова получил по заслугам и Сашку зауважали. Витька Баламут с трудом вытащил свою ногу из-под ботинка Сокола, и пошёл к выходу, где уже собралась 10 группа. Он сообщил, что Сашка занят и посмотрев на Наташу, которой подавал пальто парень из её свиты, сказал громким шёпотом: \- Сокол то наш того гляди женится… Девчонки загомонили как голуби и с тревогой посмотрели на старосту, а Наталья, едва сдерживая слёзы сказала зловеще: \- Ничего, жена – не стена и подвинуть можно. Завтра воскресенье, и студенты решили закончить этот вечер все вместе на квартире у «кунаков», которую они снимали уже второй год. Скинулись на водку, сухое вино для девчонок, нажарили картошки, нашлась трёхлитровая банка солёных огурцов привезённая Котей из дома. Пили, конечно, за любовь, за дружбу, пели стройотрядовские песни. За полночь Сашка и Ира попрощались с компанией, и вышли на улицу. Накрапывал дождь. Сашка снял свой болоньевый плащ и накрыл им и себя и Иру. Тесно прижавшись друг к другу, они медленно пошли по направлению к дому Иры. Сашка думал о том, что как хорошо, что им предстоит долгий путь, потому что расставания превратились для него в муку. А Ире представлялось, будто они идут прямо в будущее, и хорошо, что идёт дождь, это к счастью. ## **Эпилог.** Сашка с Ирой поженились ещё в институте. Стихи Ира больше не писала, но у неё обнаружились другие таланты. Они счастливы, а счастье, по их взаимному убеждению, это семья, любимая работа и друзья. Всё это у них есть. Галя вышла замуж за Дмитрия, который стал профессором, и они тоже счастливы. Наташа дважды покушалась на семейную жизнь Сокола, но «отбить» его не смогла, уехала потом в другой город. Котя стал главным врачом районной больницы, двое его друзей тоже устроились в жизни, все были счастливы, потому что у всех были семьи, любимая работа и друзья. Баламут уехал в Мурманск, работал врачом в Морфлоте. Больше о нём ничего не было известно. Рудольф стал деканом. «Вова–гений» женился, родители жены по блату устроили его в «4 управление», он лечил в Москве партийных боссов, а в девяностые годы эмигрировал в США, но это сведения не точные. Вот такая история.

Оля собиралась на бал. Она стояла перед большим зеркалом, в котором отражалась худенькая плачущая девочка в бальном платье с высокой талией. Это первый бал в жизни Оли. Старшая сестра Маша уже не раз бывала на балах, которые устраивались в городе для молодёжи в старинном здании гимназии. Маша с восторгом рассказывала сестре о полонезе, которым открывается бал, о вальсах и весёлой мазурке, о красивых бальных платьях и украшениях участниц. Сегодня бал особенный – Рождественский. Мама сказала, что на рождественских балах происходят настоящие чудеса и превращения, но Оля в это не верила и ни за что не соглашалась поехать на бал. Она не любила танцевать, не любила наряжаться, а без этого на балу и делать нечего. Оля училась в шестом классе, училась хорошо, но отличницей не была. Её увлечением были шахматы, она даже участвовала в городских турнирах, но всегда что-то мешало ей занять призовое место. В классе подруг у неё не было. Все девочки 6 «Б» были влюблены в Петрова – высокого светловолосого мальчика, а Оля его терпеть не могла, потому, что он постоянно задирал её и придумал прозвище – Ботаника. Оля знала, что так дразнят маленьких слабых мальчиков в очках. У неё была, конечно, пятёрка по ботанике, но почему сейчас с лёгкой руки Петрова, весь класс её дразнил Ботаникой, она не понимала. Оля считала себя неудачницей. Ей всегда не везло, а теперь с этим дурацким прозвищем всё пошло ещё хуже. Вот сегодня, когда Оля шла домой, Петров, окружённый «крутыми» девчонками из их класса, прокричал: \- Эй, Ботаника, бежишь уроки зубрить? Девчонки захохотали, откидывая пряди волос, распущенных по плечам. Все они в модных джинсах, а Оля заплетала свои волосы «дракончиком», и носила юбку с белой блузкой, потому, что родители не разрешали ей ходить в школу в брюках. \- Фокстрот–урод, - огрызнулась Оля не оборачиваясь, и пошла ещё быстрей. Она дразнила Петрова «Фокстротом», потому, что однажды на школьном концерте он танцевал этот танец с незнакомой маленькой девочкой. После этого концерта Петров стал школьной знаменитостью, но Оле не понравилась резкая ритмичная музыка, отрывистые движения партнёров. Казалось, что кто–то дёргал за верёвочки их руки и ноги. \- Мама, я не хочу на бал! – на всякий случай ещё раз всхлипнула Оля, но мама и Маша ждали её уже в прихожей, а папа несколько раз звонил из машины и сердитым голосом просил поторопиться. **\* \* \*** В фойе, где собирались все участники Рождественского бала, было шумно. Множество людей толпилось в ожидании звуков оркестра, приглашающих всех в большой зал со сверкающим паркетом. Олю ослепили платья девушек, и солидных дам, блеск ожерелий, брошей и заколок в волосах. Мужчины были в строгих костюмах, некоторые в парадных военных мундирах. Мама и Маша поспешили в туалетную комнату, где должны были прикрепить к Машиному корсету букетик цветов, а Оля осталась ждать их у входа. Наконец, оркестр грянул увертюру, и все присутствующие стали подниматься в зал по большой мраморной лестнице. Через несколько минут должен был начаться первый танец. Мимо шли девушки с мамами, солидные дяди с дочерьми, молодые люди старшеклассники и студенты. Прошли мама и Маша, которые смотрели по сторонам в надежде увидеть Олю, но она не могла их окликнуть, потому, что в широкие двери двигалась целая лавина людей. Пришлось отойти в сторонку, чтобы пройти в зал, когда поток людей станет меньше, но неожиданно двери закрылись и послышались звуки полонеза. Бал начался! Несколько опоздавших мальчиков и девочек прошмыгнули в зал, приоткрыв тяжёлые двери из которых вырывались звуки оркестра. Оля хотела зайти вместе с ними, но замешкалась, и дубовая дверь прищемила ей подол платья. Осторожно вытащив его из щели и, придерживая рукой оторванную оборку, она тихонько прошла в плохо освещённый коридорчик, прилегающий к залу. В глубине его в кресле сидела пожилая женщина в тёмном бархатном платье. Волосы у женщины были уложены в высокую причёску, украшенную цветами и вуалью. В руках она держала кружевной веер, а рядом стояла корзина с цветами. Туалет женщины был так необычен и красив, что Оля ахнула. \- Вы фея? - спросила она вместо приветствия. \- А ты, наверное, Золушка, - улыбнулась в ответ фея. Присмотревшись, Оля увидела, что женщина держится за сердце, и спросила: \- Вам нехорошо? Принести воды? \- Милое дитя, - как в сказке о Золушке сказала женщина. - Мне тебя Бог послал! В кармане моей шубы лекарство, принеси его, пожалуйста. Вот номерок. Оля бросилась в гардероб, взяла из поданной гардеробщицей шубы коробочку с лекарством и быстро возвратилась. Приняв лекарство, женщина почувствовала себя лучше. \- Ну, теперь я должна узнать имя моей спасительницы, - промолвила она. Как тебя зовут? \- Оля, - представилась девочка, - А в классе меня дразнят Ботаникой, - почему-то призналась она. После этих слов женщина на секунду замерла, а потом засмеялась низким, грудным голосом. \- Да, я – Ботаника, - вздохнула Оля и заплакала. Неожиданно для себя Оля рассказала женщине о том, что её дразнят одноклассники, что больше всех её донимает Фокстрот, что она плохо танцует, и ей не хотелось ехать на бал, что ей прищемили подол платья и оторвали оборку. \- Не плачь, Олечка, - успокаивала девочку новая знакомая. - Твои беды мне знакомы. Многие девочки страдают оттого, что не уверены в себе. Я была точно такой же. Меня тоже зовут Олей. Только у меня уже давно есть отчество. Я - Ольга Васильевна. Кроме того, мы с тобой полные тёзки, – женщина опять засмеялась. \- Дело в том, что меня тоже дразнят Ботаникой. Я преподаю естествознание, и много лет назад мои ученики дали мне такое прозвище. Женщина достала из рукава платок и стала вытирать ими Олины слёзы. \- Ты считаешь, что я похожа на фею? – спросила она, когда девочка немного успокоилась. Оля кивнула в ответ. \- Значит я – фея, а для феи тем более на Рождественском балу нет ничего невозможного. Я превращу тебя в королеву! Не плачь, мы ещё всем покажем, что такое ботаника. Я кое-что придумала… Она сняла с себя брошь и ей приколола оторванную оборку, затем, усадив Олю в кресло, стала украшать причёску девочки цветами, которые доставала из корзины и прикрепляла их шпильками к волосам. \- Да простит меня мой любимый ученик Володя, - приговаривала Ольга Васильевна, - но я нашла этим великолепным растениям лучшее применение, чем стоять в корзине до конца бала. Через несколько минут Олина головка превратилась в очаровательный розовый букет. Самые крупные цветы женщина прикрепила к платью девочки, а корзину дала ей в руки. \- Ну, вот посмотри на себя, - подвела она Олю к большому зеркалу и с удовольствием стала рассматривать свою работу. – Теперь ты Королева цветов! Ничего не бойся! Помни, - внушала она, - ты самая красивая на этом бале! А я мудрая фея Ботаники! Она взяла Олю за руку и повлекла за собой к двери в зал, где гремела мазурка. Раскрасневшиеся танцоры лихо отплясывали в центре, а множество зрителей наблюдали за ними. Оля остановилась у входа, ослеплённая увиденным великолепием, а Ольга Васильевна прошла к невысокой эстраде, где стоял распорядитель бала, элегантный мужчина с седеющей бородкой и что-то сказала ему. Когда закончилась мазурка и под аплодисменты и приглушённый шёпот танцоры стали расходиться, Ольга Васильевна подозвала Олю к себе. \- Следующий танец – вальс! – сказал в микрофон распорядитель бала. - Лучшим парам будут вручены подарки от Королевы цветов! Девочка стояла на сцене, не чувствуя под собой ног. Через несколько минут под высокими сводами зала полились чарующие звуки вальса цветов из балета «Щелкунчик». Оля не могла оторвать глаз от грациозных девушек в пышных платьях, которых бережно кружили строго одетые юноши. Она заметила свою сестру, вальсирующую с молодым человеком в форме кадетского училища, наблюдала за пожилой дамой в лиловом бархатном платье, танцующей в паре с толстяком во фраке, который напомнил Оле толстого кузнечика. Но особенно ей понравился высокий мальчик, который как пушинку кружил свою партнёршу. Пара словно на льду скользила по паркету, выполняя замысловатые фигуры вальса. Когда музыка умолкла, распорядитель бала подошёл к Оле, взял её за руку и громко сказал в микрофон: \- А сейчас Королева цветов вручит призы лучшим парам! Прошу Вас Ваше величество! Оля смутилась и покраснела. \- Вперёд! Ничего не бойся! – тихо сказала, стоящая рядом Ольга Васильевна. - Помни, что я фея Ботаники, а ты моя любимая ученица! Она легонько подтолкнула Олю к краю эстрады, и девочка пошла вдоль выстроившихся танцоров. На трясущихся ногах она подошла к понравившейся паре и остолбенела. Перед ней стоял Петров с маленькой (наверное, первоклассницей) девочкой. Оля как вкопанная остановилась перед ними, и в воздухе повисло неловкое молчание. На помощь пришла Ольга Васильевна, которая сказала в микрофон с эстрады: \- И так приз от Королевы цветов за исполнения вальса присуждается Андрею и Катюше Петровым! После этих слов Оля поспешно сунула руку в корзинку и как фокусник достала из неё коробочку, упакованную в золотую бумагу. \- Это ты, Ботаника? – изумился Петров, принимая подарок. Вот это да! – восхищённо сказал он, когда девочка пошла к следующей паре. Оля почувствовала, что что-то изменилось в ней после слов одноклассника, и она как настоящая королева уверенно пошла дальше. Как к своим подданным подошла она к даме в лиловом платье, и вручила ей серебряную коробочку. Толстый кузнечик шаркнул ножкой в узких брюках и поцеловал Оле руку. Для следующей пары уже не было подарка в корзине, но девочка направилась к Маше, удивлённо смотревшей на сестру, и протянула ей и кадету по большой красной розе. После этого королева под аплодисменты вернулась на эстраду. \- Молодец! - шёпотом похвалила девочку фея. \- А теперь по традиции Королева цветов должна исполнить свой номер, - торжественно провозгласил распорядитель бала и вывел Ольгу на середину сцены. Оля чувствовала, как задрожали её колени, и озноб пробежал по спине. Она растерянно посмотрела по сторонам, ища поддержку, и вдруг услышала мамин голос: \- Пой, Олечка, пой! \- Величит дуща моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем. – помедлив, запела Оля. Высокий, чистый как росинка голос девочки поплыл над залом. Оля старательно выводила знакомые и любимые с раннего детства слова. \- Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, - подхватил мелодию большой бородатый мужчина, поднявшийся на сцену. Он встал рядом с девочкой и стал подпевать ей красивым бархатным голосом. \- Яко призри на смирение рабы своея, - продолжала Оля песнь пресвятой Богородицы. Отважившись, наконец, поднять глаза, она посмотрела вокруг, и увидела, что на верхушки елки зажглась звезда, и показалось, что бумажные ангелочки, которыми были украшены гирлянды в зале, вдруг запели вместе с ней. \- Яко сотвори Мне величие Сильный, - продолжала Оля смелее и, присмотревшись, заметила, что многие подпевают ей. \- Честнейшую херувим, - подхватывал зал громко после того, как Оля заканчивала петь очередной стих песни канона. Бородатый мужчина, стоящий рядом, дирижировал этим импровизированным хором. Когда звуки мелодии стихли, раздались аплодисменты, мужчина стал раскланиваться, а Оля стремглав бросилась из зала. Она метнулась в тёмный коридор и в изнеможении упала в кресло. Сердце девочки бешено колотилось, и ей казалось, что удары его заглушают звуки оркестра. \- Привет, Ботаника! – услышала она голос Петрова. Увидев одноклассника, Оля смутилась, но на всякий случай приняла независимый вид, как всегда ожидая насмешки. – Здорово ты поёшь, - вдруг сказал мальчик. Только я ничего не понял, что ты пела, но очень красиво! – сделал он ударение на слове «очень». \- Это песнь Пресвятой Богородицы, мы поём её в церковном хоре. \- Ты ходишь в церковь? – удивился Петров. Ведь это так скучно… Посты, молитвы. Верующие люди всегда какие-то забитые. \- Сам ты забитый, - обиделась Оля. - Много ты понимаешь, со своим фокстротом. Знаешь кто пел со мной? Это батюшка из нашей церкви, священник отец Николай. Его даже в оперу петь приглашали. А заметил, сколько людей из зала нам подпевало? Они тоже в церковь ходят. Красивое у меня платье? – вдруг спросила Ольга у мальчика и покружилась перед ним. \- Очень, - согласился Петров. \- Так вот, и мне и моей сестре Елена Дмитриевна – матушка, платья шила. Она дизайнер одежды. И танцуют наши ребята не хуже. Видел, как моя сестра танцевала с кадетом? – восхищённо говорила Оля. - Одна я не умею танцевать, - грустно закончила она. \- А давай я тебя научу! – неожиданно предложил мальчик. \- Правда, научишь? – выдохнула Оля. \- Правда, правда, Ботаника! - засмеялся Петров. \- Что я слышу! - раздался голос Ольги Васильевны. - Мой родной внук обзывает Королеву цветов! Между прочим, - продолжала она, обняв мальчика за плечи, - это прозвище уже занято. Я всю жизнь преподаю естествознание, которое начинается с ботаники, и во все времена за глаза ученики звали меня Ботаникой, - засмеялась она. \- Бабушка, ты тоже Ботаника? - удивился Петров. - Вот это да! \- Да, мой милый, мы полные тёзки с твоей одноклассницей. А ещё, - сказала она загадочно и подмигнула Оле. - Я – фея! - она раскрыла свой кружевной веер, спрятала за ним лицо и заговорила нараспев: - Вьюга, ветер завывает и Фокстрота превращает не в героя не в злодея, просто в мальчика Андрея! Она легонько стукнула веером по светлой макушке внука, затем коснулась Олиной головки, и зашептала: – Ты прекрасная девица про Ботанику забудь и подругой ему будь, - указала она на Петрова, – Отныне вы друзья! \- Батюшки, - засмеялась фея. - Я заговорила стихами! Корявыми, правда, но стихами! Она взяла детей за руки и повлекла их в зал, где гремела музыка. Андрей подхватил одноклассницу и стал кружить её по залу. Оля смущённо смотрела вниз, то и дело наступала ему на ноги, но партнёр подбадривал её, и девочка увереннее продолжала танец. Когда бал закончился, мама, Маша, Оля, Андрей и его сестра Катя стояли в вестибюле. \- Оля! - вдруг обратился к девочке одноклассник, – можно я тоже в церковь приду? \- Конечно, можно и даже необходимо, - вмешалась мама. \- А я хочу научиться петь, как ты – обратилась к Оле Катюша. \- Обязательно научишься, - уверенно пообещала девочка. – Приходи вместе с Андреем. **\* \* \*** После бала Оля долго не могла уснуть. Она перебирала в памяти перипетии сегодняшнего дня, как не хотела ехать на праздник, как плакала перед зеркалом. Вспоминала огромный зал, елку, блистающую огнями, нарядные кружащиеся пары. В комнату зашла мама, благословить дочерей на сон. Оля обняла её и прошептала: \- У меня никогда в жизни не было такого Рождества! Какой чудесный праздник! \- Вот именно чудесный! Теперь, ты поверила в то, что чудеса бывают в нашей жизни? Сегодня как в сказке неуклюжая девочка превратилась в королеву, а вредный одноклассник в друга. - мама поцеловала Олю и перекрестила. - Спокойной ночи!

Однажды приснился давно умерший папа, и потребовал, чтобы я как можно быстрей прибыла к нему. Отца я всегда слушалась и пообещала не ослушаться и на сей раз. Сон был ярким как реальность, и мной овладела паника. Говорят, если покойник позвал, жди скорой смерти. За шторами спальни глухая ночь, сердце тоскливо ноет. Надо отвлечься, съесть вкусную конфету и почитать любимые стихи. Читаю пронзительные строки Виктора Бокова: *Нега белого снега,* *Тихих январских полей.* *Нежное прикосновение* *Рученьки белой твоей.* *Саночками скатились* *Пальцы твои по плечу.* *Мне они объяснились,* *Понял я и молчу.* Как просто, немногословно и очень по-русски. В каждом слове такая нежность и любовь, что хочется плакать. Читаю ещё раз, потом ещё. Стало легче. Верить снам – грех, убеждаю себя. Но! Если всё-таки придётся умирать, что буду вспоминать в последние свои минуты? Смотрю в тёмное окно. Вспыхнул в памяти один из дней нашей молодости. Тогда он казался обыденным, лишённым романтики, а по количеству всяких мелких событий просто безумным. Это было очень давно, когда у нас был всего один выходной день – воскресенье. Мы были молодыми врачами, работавшими на периферии. Мысленно убегаю в тот безумный майский день. Было воскресенье и, конечно, мы проспали. Ночью мужа вызывали в больницу. Он дежурил на дому по экстренной хирургии, и накануне выходного дня работы хирургам хватало. Наш молодой город после тяжёлой трудовой недели гулял в единственном ресторане, прятался по гаражам от бдительных жён с разливным пивом и водкой, дрался с обидчиками, гонял на мотоциклах. В итоге многие участники этого безудержного веселья оказывались в двух местах: одна в милиции, а другая становилась пациентами хирургического отделения. До начала очередного теперь уже воскресного дежурства мужу оставалось полчаса. Он носился по квартире, собираясь на работу. Я торопливо делала бутерброды, заваривала свежий чай. Из комнаты до меня донёсся его возмущённый голос: \- Сколько можно твердить, чтобы убирали игрушки на место! – кричал муж, выковыривая из ворса ковра, лежащего на полу, оловянного солдатика. Я представила, как он босой ногой наступил на острый край металлической игрушки, и мысленно присоединилась к возмущению мужа. Сыновья уже не спали, но притаились в своей комнате, ожидая, когда всё стихнет. Однако шторм усиливался. \- Вещи должны находиться на своих местах! – кричал муж. - Выброшу всё на помойку! Вот вернусь с дежурства, устрою вам! – грозил он в сторону детской. - Ваше счастье, что мне некогда! Где моя сумка? Где носки? На какой полке? В каком шкафу? – вредничал он уже в мой адрес. Мне было смешно, однако даже улыбнуться было невозможно. На работу он, конечно, не опоздает, до больницы рукой подать. Стоит в дверях мой любимый, невероятно красивый муж, сверкает зелёными, как незрелый крыжовник глазами, и не хочет даже посмотреть на меня, поцеловать своих таких же красивых сыновей! Так и есть! Ушёл голодный, хлопнув дверью, не попрощавшись. Но как говорит моя мама: «Тих - да лих, криклив, да отходчив». Горячий, как крутой кипяток мой любимый, но добрый, поэтому, я уверена, вскоре остынет, и будет переживать. \- Ну, ладно, - думаю я, - вечером вернёшься, будешь подлизываться, а мы ещё посмотрим простить тебя или нет! Услышав, как хлопнула за отцом дверь, из детской комнаты выбегает четырёхлетний Илюша спасать от помойки любимых солдатиков. Передо мной нескончаемый фронт работ. Вчера настирала целую кучу белья, а развесить его на улице уже не было сил. Пока дети завтракают, иду с тяжёлым тазом во двор. Майское утро свежо и прекрасно! Любовью дышит всё вокруг. Юная, нежно–зелёная листва на берёзах тянется к солнцу, млеет в его ласковых лучах, но прохладный ветерок ревниво остужает эту любовную негу. \- Даже «до свидания» не сказал, - вспоминаю я. Печально нанизываю на верёвки детские шорты и яркие футболки. Около меня останавливается запыхавшийся пожилой мужчина – мой пациент. Он по утрам совершает пробежки. Даю консультацию по интересующей его медицинской теме. Из окна мне уже машет старший сын – Дима. Видно, Илья не желает, есть кашу, а брата не слушается. Нужно торопиться на помощь, но пришлось задержаться потому, что подошёл коллега, который выгуливает породистого пса. Собака судорожно нюхает мои шлёпанцы, потом грустно вздыхает и обречённо садится у ног хозяина. Григорий ровесник нам с мужем, женился на богатой женщине, старше его на 25 лет. Он с восторгом рассказывает мне о своём кобеле, о его аристократическом происхождении и ещё всякую ерунду. Мне неудобно уйти потому, что мы относимся к Григорию как к больному с глубоким сочувствием, ведь жить с бабушкой такому красивому и умному, наверное, непросто. Однако Гришка всем говорит, что у них с бабушкой любовь. \- Даже бабушек любят, - с завистью думаю я. - А меня Женя не любит, наверное. Детей у Григория не будет. Кстати, о детях. В окне уже появился Илюша и через стекло подаёт мне знаки. У меня уважительная причина смыться от собачьей темы и скучного Григория. Дома скандал. Илья снял с полки модель машины из коллекции старшего брата и не хочет поставить её на место. Отбираю у орущего Илюши дорогую игрушку. Диме уже одиннадцать лет, он трепетно относится к своей коллекции, но малыш так горько плачет, что мы дрогнули, и отступили. Воцарилась тишина. Надо выгладить гору белья, которое дожидается меня с прошлого выходного. Ставлю гладильную доску у телевизора. Идёт телевизионная передача «Музыкальный киоск». Пузатый Хосэ поёт о своей безумной страсти и никак не может обнять такую же толстую Кармэн, мешают животы. Смешно! Великая музыка не воспринимается. \- Лучше бы пели по радио. Неужели они могут любить что–ни будь кроме мадридского косидо, гаспачо (в книге про зарубежную кухню недавно вычитала), и булочек? - сомневаюсь я. \- Булочки, булочки! - напрягаю память. - У нас же хлеба нет! Отправляю старшего сына - Диму в магазин с наказом купить батон и полбуханки чёрного хлеба. В телевизоре ансамбль из Вологодской области. Толпа беззубых бабушек и два совсем старых деда. Высокая женщина глуховатым, сильным голосом затянула старинную песню, её подхватили оба старика. Они пели на своём северном наречии, и я не понимала ни слова. Вступали всё новые и новые голоса. Грустные протяжные звуки рассказывали всем мою историю, мою печаль. В горле застрял ком, по лицу текут слёзы, их не хочется вытирать, хочется жалеть себя и плакать с этими родными старухами. Мою меланхолию прерывает младший сын. Он собрался гулять. Проверяю снаряжение – куртка, шапочка, специальные штаны и ботинки, совок, ведёрко, в кармане пистолет. Наказываю играть во дворе перед окном. Наблюдаю через стекло, как малыш добрался до песочницы, где уже копошилась детвора. Перегладить всё опять не успела, пора мыть полы, а потом готовить обед. Вернулся из магазина Дима. Купил два батона, буханку чёрного хлеба и десяток разных булок. Объясняет, что всё это так вкусно пахло и всё такое мягкое и красивое, что не устоял перед соблазном и купил, что понравилось. Пришла подруга с чемоданом. Опять поссорилась с мужем и ушла из дома. Горячо обсуждаем ситуацию, дружно осуждаем «козла». Чищу картошку морковь и лук для супа. Звонок в дверь. Пришёл «козёл» с цветами - мириться. Подруга ломается для порядка, демонстративно уходит на балкон. Я подталкиваю её супруга следом за ней и закрываю дверь. Ну, конечно, пока я выступала миротворцем, лук сгорел. Открываю окно, чтобы выветрить ядовитый запах из квартиры. Больше лука нет, придётся идти к соседке. Беру батон и пару булочек. Уговариваю соседей принять дар, нам столько хлеба не съесть за неделю. Уговорила, получила две луковицы. Счастливая подруга, с мужем, который тут же преобразился в «котика», собрались восвояси. Запихиваю им в чемодан несколько булок и полбуханки хлеба. Ушли. Звонок в дверь. На пороге две девочки с косичками, наверное, круглые отличницы крепко держат за руки Илюшу. \- Это ваш мальчик? - строго спросила меня одна из них. \- Мой, - настороженно признаюсь я. - А в чём дело? \- Он сейчас с горки упал, - ещё строже добавила другая. Мой маленький сын умоляюще смотрит на меня, а потом внезапно начинает плакать так, что у меня закладывает уши как от ревущего на взлёте самолёта. \- Что, что с тобой? - кричу я, панически ощупывая ноги руки, голову ребёнка. - Где больно? \- Нигде! – слышу сквозь всхлипы малыша. – Гулять хочу! \- Слава Богу! - перекрестилась я. Высокая деревянная горка во дворе – наша беда. Зимой на ней никто почему-то не катается, зато летом на эту верхотуру забираются малыши и это опасно. \- Илюшенька, если тебе не больно, что же ты так плачешь? – допытываюсь я. \- Хочу гулять! – уже твёрдо заявляет сын. \- Обедать пора, а потом спать, - осторожно начинаю я. \- Гулять! – опять заплакал ребёнок. Как всегда, я малодушно уступаю, с условием, что он хотя бы поест. Отличницы, с интересом наблюдавшие семейную сцену, любезно согласились отобедать с нами. Кормлю всю компанию супом, вчерашними котлетами и чаем с булками. Все довольны. Илья в сопровождении ответственных отличниц помчался на улицу, а Дима собрался в свой традиционный воскресный поход в библиотеку. Складываем в авоську целую кипу библиотечных книг, прочитанных Димой от корки до корки. Смотрю со своего четвёртого этажа, как к сыну присоединяются ребята из его класса, все с книгами. А мне нужно мыть полы. Совсем забыла! Завтра день политинформации. Надо обязательно порыться в газетах, а вечером посмотреть программу «Время». Вырезаю из газет статьи, которые показались интересными, и наклеиваю в чистую тетрадь. Завтра прочитаю их перед своей небольшой аудиторией. Илья пришёл с улицы такой грязный, что пришлось не только одежду отправить в стирку, но и его помыть. Вернулся Дима. Скорее включаю телевизор, начинается детская передача «В гостях у сказки». Пока дети следят за перипетиями сказочных героев, штопаю носки и колготки. Позвонила бывшая больная, сообщила, что завезли трикотаж и ситец, а это на пороге лета очень актуально. Сразу прикидываю, какой сарафан сошью. Журнал «Работница» в последнем номере напечатал выкройки летних моделей. Зашла Валентина ещё одна моя подруга. Мы пьём чай, сплетничаем. Слышу тревожный телефонный звонок. Звонки с работы я чувствую нутром. Так и есть звонит постовая медсестра из моего отделения. Она доложила, что сбежал больной Канев. Я попросила её не сообщать об этом нашей строгой заведующей, пока я не придумаю, что делать. Только положила трубку - новый звонок. \- Здравствуйте! – услышала я вкрадчивый голос. - Это Тамара Канева! Вы меня помните? Я лежала у вас с пневмонией в прошлом году. \- Да, да, Тамарочка, я вас помню, - соврала я. \- Мой муж Эдик, ушёл из отделения, - в голосе отчаянные нотки. – Он не хочет возвращаться, - всхлипнула трубка. \- Тамара, говорите адрес, - командую я. Две минуты на сборы, и я уже бегу на соседнюю улицу, где проживает беглец. Ввиду чрезвычайности ситуации бросаю семью на Валентину, которая согласилась доварить ужин и дождаться меня. А ситуация сложная. Вольность, которую позволил себе больной, грозит большими неприятностями. Ему могут не оплатить больничный лист. В маленькой однокомнатной квартире Каневых смятение и такой высокий градус эротики, что я невольно застыла на пороге. \- Доктор! - бросился ко мне беглец, от которого доносился слабый запах алкоголя. - Ну не могу я больше валяться в больнице! Я здоров, и ещё, - он на минуту замялся, - я по Томке соскучился, - вздохнул он. - Вы когда-нибудь видели такую красоту? – обнял он свою пышногрудую супругу за талию. \- Голливуд отдыхает! – уверенно подтверждаю я. \- Ой, ой красотка! Отвернясь, не наглядишься! – ехидничает пожилая женщина на кухне. Это Тамарина свекровь. \- Эдуард! Попьёшь с Тамарой чаю, и немедленно в отделение! Ни на кого не дышать! И, чтобы тебя не видно и не слышно было до утра! – нагоняю страху на больного, изнемогающему от любви к белотелой своей супруге. Он тискает её в объятиях и косится на мать. \- Ой, а вы у меня не лежали? - обращаюсь я к сердитой женщине. – Лицо мне ваше знакомо, - продолжаю я. Дама отрицательно качает головой. \- Я к врачам не хожу. – с вызовом отвечает она. - Толку никакого от этих врачей. Кто лечит, тот и увечит. Народными средствами надо лечиться! – декларирует она, не давая мне вставить ни одного слова в защиту моей любимой профессии. Однако у меня другая задача. Увести её от молодых, чтобы Эдуард, «попив чаю», поскорее вернулся в отделение. Разговор явно не клеится. Надо идти другим путём. \- Тамара! – нарочито громко обращаюсь я к тающей в объятиях Эдика белокурой нимфе. - Мне по секрету сказали, что сегодня ситец в «Юбилейный» завезли и трикотаж калининский. Тамаре не до трикотажа и даже не до ситца, однако, свекровь насторожилась и, после небольшой паузы, двинулась к входной двери, прихватив сумку. \- Куму надо проведать, - строго бросает она на ходу и величаво удаляется. Я тороплюсь домой. Впереди маячит фигура свекрови, чеканящая шаг к промтоварному магазину. Срезаю путь по тропинке и, обогнав женщину, влетаю в магазин. Там очередь, а стоять некогда. Собралась уходить, но бывшая больная, которая мне звонила, вынесла мне увесистый свёрток. \- Я вам отрезала ситцу на два платья, и носочки положила и для старшего сына, и для Илюши. Наших детей в городе знают все. Когда в садике выходной, а у нас рабочий день или ЧП в детсаду, приходиться брать малыша на работу. Этот же путь прошёл и Дима. Рассчитываюсь со своей благодетельницей и бегу домой. Дома порядок. Ужин готов и даже полы вымыты. \- Что бы я без тебя делала! - растроганно обнимаю я подругу. Вручаю один из отрезов ситца Валентине. Она счастлива. Дима изучает новые библиотечные книги. Илюша, пока меня не было измывался над Валентиной, а теперь ударился в ревность. Он не может видеть, как мы болтаем, и всячески старается помешать нашему разговору. Всё внимание должно быть приковано к нему! Мне стыдно за сына. Во время ужина, видя, что я угощаю подругу, он демонстративно отодвигает от неё тарелку с сыром, вазочку с вареньем и даже хлеб. Мы с Валентиной делаем усилия, чтобы не рассмеяться. Однако выходки маленького тирана становятся невыносимыми, и я выгоняю его из-за стола. \- Вот папа придёт с работы, я ему всё про тебя расскажу, - обещаю я. \- А я про тебя! – парирует обиженный ребёнок. \- Ну и молодёжь пошла, - грустно вздыхает Валентина. \- Он у нас хороший, совсем не жадный, - заступается Дима за брата, который подглядывает за нами из коридора. За окном вечер, накрапывает дождь. Проводив подругу, сажусь смотреть программу «Время». Дети укладываются спать. По плану перед сном чтение книги для младшего сына. Ложимся все втроём на кровать и начинаем читать «Доктора Айболита». Целая гамма чувств на лице Ильи. Сколько тревоги, восторга! А когда добрались до места, где акула проглотила Бармалея, Илюша вскакивает и кричит: \- Когда я был маленьким, меня тоже акула проглотила! \- Вот врунишка, - небрежно замечает старший брат. \- Взаправду! – ещё громче кричит малыш. – Если бы это было правдой, тебя бы сейчас с нами не было, - резонно рассуждает Дима. Илюша обескуражен. Он на минуту задумывается, а потом сердито говорит нам – скептикам: \- Она сказала: «Фу, какая гадость» и выплюнула меня! Мы хохочем до слёз и не можем остановиться. К нам присоединяется и Илюша, правда он не совсем понимает, почему нам так весело. На улице совсем темно, дети спят. Женя должен был вернуться уже два часа назад, а его нет. До больницы пять минут ходьбы. \- Хоть бы позвонил, - мысленно упрекаю мужа. Обидно. Надо ещё бельё снять. Я про него совсем забыла, а оно одинокое, совсем как я, мокнет под дождём. Плачу в потёмках, сидя на кухне. За входной дверью тихое шуршание. Дверь открывается и на пороге появляется Женя с охапкой белья. Из карманов с тихим стуком падают прищепки, от белья тянет свежестью, от которой кружится голова. Из пёстрого облака виновато смотрят на меня родные зелёные глаза, цвета молодого крыжовника. Даже через влажную охапку белья чувствую горячее прикосновение его руки. \- Операция затянулась, - тихо говорит Женя. Позвонить не мог. *Саночками скатились* *Пальцы твои по плечу.* *Мне они объяснились,* *Я поняла и молчу.* P. S. *О молодость, молодость, ты несравнима.* *Зачем ты однажды проехала мимо…* В. Ф. Боков.

Любимый магазин бабушки Татьяны – цветочный. Какая тут красота! С каждой пенсии покупала она здесь гвоздики по 70 рублей за штуку, а сегодня подошла к прилавку и расстроилась: гвоздики стоили уже по 100 рублей за веточку, а её любимые белые хризантемы, которые она хотела ради праздника купить и вовсе по немыслимой цене – 180 рублей! \- Что же цветы так подорожали, завтра ведь Рождество, - посетовала бабушка, обращаясь к молоденькой продавщице. \- Не расстраивайтесь, бабуля, - сочувственно сказала продавщица, - Я вам самые красивые выберу! \- Как дорого, - горевала бабушка Таня, - придётся купить одну хризантему! \- Вот эту возьмите, смотрите какая красивая, как звезда, - посоветовала девушка и аккуратно завернула цветок в газету. При выходе из магазина бабушка Татьяна взглянула на витрину и ахнула. В самом центре её стоял огромный букет. Никогда не видела она таких красивых цветов. Из сочной зелени широких глянцевых листьев смотрели белоснежные хризантемы, между ними выглядывали, улыбаясь, мелкие розочки, и какие-то неведомые ей нежно голубые цветы были искусно вплетены в букет. Всё это словно облаком окутано голубой вуалью. Цена букета составляла четырёхзначное число. Долго стояла бабушка у витрины, любовалась. \* \* \* Придя домой, она водрузила хризантему в большую хрустальную вазу, в которой уже стояли несколько пышных еловых веток. Получилось красиво. Алмазные грани хрусталя при малейшем движении света, отражали его, разбивали на разноцветные брызги, отблески которых падали на хризантему. \- И, правда, звезда, Вифлеемская звезда! – подумала женщина и поставила к вазе иконку Богородицы в серебристом окладе. В комнате сделалось празднично, и она без привычной грусти взглянула на своё жилище. Это была небольшая двухкомнатная квартира. Муж три года безнадёжно и мучительно болел. Все сбережения, которые были накоплены за долгие годы тяжёлого труда, были истрачены на бесполезные операции, врачей, и лекарства, которые только продляли муки больного. Многое пришлось продать. Из любимых вещей остался только чайный сервиз, да вот эта ваза. Полгода назад муж умер. Детей Господь не дал. Подруг не было: кто уехал с Севера, кого она за заботами о больном муже сама забыла, а кто уже на погосте. Немногочисленная родня жила далеко. Вот и осталась она одна – бедная, семидесятилетняя вдова. Можно было бы уехать к родственникам, но, поразмыслив, решила Татьяна Петровна доживать отмеренный ей срок у могилы мужа, в этом далёком северном городе, куда приехали вместе в далёкой юности. \* \* \* Незадолго до полуночи собралась баба Таня на праздничную Рождественскую службу. Выйдя из дома, она ощутила бодрящий мороз, снег, аппетитно хрустящий под ногами, увидела тёмное бархатное небо и рассыпанные по нему яркие звёзды, мерцающие холодным светом. Настоящая волшебная рождественская ночь! До храма недалеко. Улица хоть и безлюдная, но ярко освещена. \- Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, - напевала она, шагая по дороге, но вдруг её словно кто-то потянул на тёмную тропинку, петляющую между сугробами. Пройдя несколько шагов, она увидела в снегу юношу, лежащего неподвижно. Может мёртвый? Наклонившись, баба Таня услышала дыхание и отчётливый запах алкоголя. Сколько не теребила баба Таня мальчишку, он не просыпался. Что делать? Вызвать скорую? Она отвезёт парня в вытрезвитель или полицию вызовет, а эти опять же в вытрезвитель сдадут. Да и когда они приедут? На дворе мороз -20. Пропадёт парень. Думала бабушка недолго, взяла парня за руки и волоком потащила его к подъезду. \- Пресвятая Богородица, помоги! – шептала женщина. Часто останавливаясь, чтобы унять сердцебиение и одышку, едва живая она, наконец, достигла подъезда. Положив парня на пол, передохнула, потом изловчившись, взвалила к себе на спину холодное как у покойника тело мальчишки, и потащила его в свою квартиру на второй этаж. Мальчишка не великан, но как свинцовой плитой придавил женщину к лестнице. Она поняла, что так ей не справиться и пришлось опять тащить его волоком. Сколько времени продолжалось их движение по лестнице, баба Таня не знала. Она рухнула на пол своей прихожей рядом с парнем, и лежала так, не в силах пошевелиться. Сердце рвалось из груди, спина и руки болели, гудело в голове. Отдышавшись, она сняла с парня дублёнку, сапоги и, достав из серванта бутылку с водкой, оставшейся после поминок, стала растирать ему ноги и руки. Отдохнув, дотащила его до комнаты, где сияла звезда и иконка Богородицы. \- Матушка, помогай! – взмолилась баба Таня. Нужно было положить парня на диван. Сама, забравшись на диван с ногами, она втащила сначала плечи, а потом снизу подтолкнула туловище и ноги мальчишки. Всю ночь она возилась с парнем. Он метался, вскрикивал, несколько раз его вырвало. Наконец, под утро, когда забрезжил ленивый зимний рассвет, он успокоился, а она, выбившись из сил, ушла в спальню и прилегла. Проснувшись около восьми часов утра, поспешила в комнату. Диван был пуст. \- Слава Богу, живой! Ушёл тихо, чтобы меня не будить, - подумала она и стала собираться на утреннюю службу, но поняла, что это ей не под силу. На кухне обнаружилась пропажа двухсот рублей, которые она припасла, чтобы отдать долг соседке. – А что ему делать, Татьяна Петровна, - говорила сама с собой женщина. - Как до дома ему добраться, может, живёт далеко, вот и взял деньги, - оправдывала она мальчишку, но на душе стало тоскливо. Она снова легла, и весь день пролежала, сожалея, что так проводит свой любимый праздник. На следующий день стало легче, и баба Таня потихоньку начала шевелиться. Прибралась в комнате, испекла пирог. Скоро будут ходить славить, вот и угощение. \- Легки на помине, - подумала она, услышав на лестничной площадке шум. В дверь позвонили. На пороге стоял её давешний постоялец со свежим синяком под глазом, и человек шесть людей разного возраста, добротно одетых. Делегация нестройно поприветствовала хозяйку. \- Здравствуйте – робко поздоровалась баба Таня, а мальчишка мимо неё метнулся в комнату и закричал оттуда: \- Здесь, батя! После этого вся компания вошла в прихожую. \- Бабушка, - обратился мальчишка к бабе Тане, - а где та женщина? \- Какая, сынок? – удивилась она. Я одна здесь живу. \- Ну, та, которая меня из сугроба на руках несла, чем-то растирала. \- Я тебя волоком тащила, а другая женщина тебе, наверное, пригрезилась, - объяснила баба Таня. - Ты что, меня не узнаёшь? \- Нет, была другая женщина! Звезда – вот она, - показал он на хризантему. А женщина? - Он снова зашёл в комнату и вдруг радостно закричал оттуда: \- Да вот же она, - и вышел в прихожую с иконой Богородицы. Гости зашумели, не понимая, что происходит, мальчишка о чём-то напряжённо размышлял, а баба Таня с ужасом смотрела на всё происходящее. \- Тихо! - вдруг грозно крикнул невысокий плотный мужчина, стоящий впереди и вся компания замолчала. - Господь и его Пречистая Матерь – обратился мужчина к Татьяне Петровне, - вашими руками спасли наш славный казачий род от позора. Мой прадед и дед воевали, вернулись с орденами. Отец в отечественную до Праги дошёл. Внук его китель с наградами поднять не мог. Я в Афгане не посрамился. Мужчина должен быть готов умереть, но за Отечество, - вновь крикнул он, дрожащим голосом, - за правду, а не под забором во хмелю! Этот щенок, - показал он на мальчишку, - поставил под угрозу честь предков и будущего поколения нашего рода, - продолжал он с пафосом, ткнув пальцем в сторону беременной женщины. - Мы все, - он жестом показал на гостей, - пришли вас благодарить. На колени! - грозно скомандовал он и в ноги поклонился Татьяне Петровне. За ним поклонились все остальные. Бабе Тане казалось, что она спит и всё это ей снится. Мальчишка, словно что-то поняв, обнял старушку и прошептал: \- Спасибо вам! Бате не говорите про 200 рублей, они мне были нужны на такси. Я тогда всё потерял мобильник, деньги. Долг отдам. Меня Николаем зовут, - представился он. \- Да что же я у дверей вас держу, - вдруг очнулась баба Таня. - Раздевайтесь, проходите, будьте как дома. Ну-ка, девоньки, - обратилась она к женщинам, - открывайте сервант, сервиз доставайте. Будем чай пить, у меня и пирог есть. Я пока переоденусь, неудобно в таком виде гостей принимать, - суетилась смущённая баба Таня. Надев свой праздничный костюм, и уложив седые волосы в аккуратный пучок на затылке, баба Таня вышла к гостям. \- Ну, теперь давайте знакомиться, - сказал отец Николая, вставая из-за стола, на котором стояли дорогие закуски, красивые бутылки с вином, фрукты, большая коробка конфет. Мать Николая держала в руках огромный букет хризантем, окутанный голубой дымкой – тот самый! \* \* \* Давно баба Таня так шумно и весело не праздновала Рождество. Ей казалось, что с этими молодыми, жизнерадостными людьми она сама помолодела. Пели казацкие песни и задушевные, и лихие походные, да так слаженно, красиво! Видно было, что гости умели и любили петь. Мать Николая – Людмила Ивановна, рассказала бабе Тане, что отпустила сына на первую в жизни студенческую вечеринку, уступив его натиску. Договорились, что за час до полуночи он придёт в церковь, где вместе с другими казаками будет дежурить отец. К началу службы сын не пришёл, на звонки не отвечал. Людмила стала волноваться и побежала домой, надеясь, что сын там. Она не находила себе места, но усталость прошедшего хлопотного дня сказалась, и она уснула. Вдруг во сне ей стало холодно, да так, что она проснулась, стуча зубами. В квартире была жара, а она не могла согреться. Внезапное предчувствие обожгло её сердце, а сердце матери – вещун! \- Дима, он замерзает, - закричала она мужу в телефон, и заметалась по комнате. Схватила образ Богородицы и, обливаясь слезами, стала молиться. \- От волнения все молитвы забыла, - рассказывала она бабе Тане, - только кричу как полоумная – помоги! Громко кричу, чтобы услышала меня Царица Небесная, плачу. Дочка всех друзей обзвонила, все пьяные, говорят, что Николай раньше всех домой ушёл. Всю ночь ездили по знакомым, звонили в полицию, в больницу. И вот уж утром, полдевятого слышим, дверь открывает - живой. Тут отец его и наградил орденом, - усмехнулась Людмила, показывая на подбитый глаз сына. \- В следующий раз орден будет посмертный, - мрачно пошутил Дмитрий Николаевич, погрозив сыну кулаком. \- Когда проспался, рассказал, что на вечеринке сильно опьянел, не рассчитал. Да и не напивался он раньше никогда. Собрался домой. Транспорт не работает, такси заказы не принимает. Пешком далеко, а делать нечего, пошёл. Последнее, что помнил, звёздное небо, а потом одна большая тёплая звезда. Что за звезда, какая, ничего объяснить не может! Светит в темноте и греет, вот и все приметы. И женщина какая-то необычная, только на картинах таких видел! Взяла на руки, несла долго, уложила в постель. Очнулся в незнакомой квартире, стыдно стало. Ушёл тихо, поймал такси и домой, - повествовала Людмила Ивановна. \- Хорошо, что этот щенок улицу узнал. Дом и квартиру, где его от смерти спасли, не запомнил. Мы сегодня весь день по этим двухэтажкам и по всем квартирам ходили звезду искали, - вставил отец, грозно посмотрев на сына. \* \* \* Сидели долго, по-семейному. Баба Таня не могла наглядеться на букет. Она то и дело подходила к нему, трогала невесомую вуаль, гладила твёрдые, будто восковые розочки, вдыхала горький аромат хризантем. Гости собрались домой. Дмитрий Николаевич, обращаясь к бабе Тане, торжественно сказал: \- Нашей дочери родить скоро. Просим вас Татьяна Петровна быть крёстной матерью нашему казаку. \- Старая крёстная то будет, того гляди помру, - робко протестовала баба Таня. \- Не отказывайте нам, - взмолилась Людмила Ивановна, – породниться мы с вами хотим, не осталось у нас стариков, все умерли. А так часто совет нужен. \- Отныне самый дорогой гость в нашем доме – это ты, Татьяна Петровна! - перешёл на «ты» Дмитрий Николаевич, - Если заболеешь, не бросим тебя, поможем. Ты нам сына спасла, этого не забудем. Помрёшь – похороним, и за могилой будем ухаживать. Нам ехать некуда, родители здесь на кладбище покоятся. Дед сослан был в эти края как кулак, ну и осел на Севере. \* \* \* Укладываясь спать, бабушка с нежностью вспоминала всех этих людей, так неожиданно появившихся в её жизни. После смерти мужа она не могла без страха думать о будущем, и вот сегодня у неё впервые появилась надежда, что кто-то родной закроет ей глаза на пороге вечности. Спала она спокойно, а проснувшись, подумала: \- Букет то не мне предназначен. Не я парнишку то спасла. Разве могла я старуха, его до дома дотащить? Нет, не могла! Не мой это букет, ошибку исправить надобно, - решила Татьяна Петровна. В этот же день она отнесла букет в церковь, и поставила у иконы Богородицы. Только Она, наша премудрая Заступница знает, кого, когда и на какую тропинку направить, чтобы ни один верующий в Её Божественного Сына не остался без попечения и любви. \- Красоту такую грех прятать, пусть все любуются, - рассуждала бабушка, возвращаясь, домой. Там ждала её звезда, из еловой зелени освещающая любимый образок Богородицы.

Семидесятые годы уже прошлого века. Солнечное, летнее утро. Мне 26 лет. Я иду по пустынной улице маленького северного городка, куда мы с мужем и сыном приехали по распределению после окончания медицинского института. На мне американские джинсы, бирюзовый батник, «золотые» босоножки, которые сверкают на солнце, мешая спать собакам, примостившимся на газонах. Джинсы моя гордость и праздничная одежда потому, что на работу в поликлинику в них ходить считается неприличным и поэтому запрещается. Я направляюсь в магазин «Радуга», расположенный на перекрёстке двух центральных улиц нашего города. Иду именно туда по двум причинам: во-первых, этот магазин ближайший от общежития, в котором я живу с семьёй, во-вторых, и, это самое главное, в нём работает Зинаида, знакомая по общаге. В магазине ассортимент очень скудный и покупателей нет. За прилавком как утёс возвышается химическая шатенка Зинаида. На ней спецодежда: белая куртка, небрежно распахнутая на пышной груди, и маленькая пилотка, поставленная на тщательно уложенные волосы, густо покрытые лаком. Из-под куртки виднеется яркая импортная блузка, блестит на шее золотая цепочка. Зинаида считает, что для такой шикарной девушки как она, её имя слишком примитивно и всем представляется Зитой, как героиня популярного индийского фильма. На облике продавщицы крупным шрифтом написано: «Мы академий не заканчивали, а живём, не жалуемся, лучше некоторых!» Зинаида тяжёлым взглядом окинула мою фигуру в джинсах и спросила: \- Что не на работе? \- Отгул! - счастливо выдохнула я. \- А…, - равнодушно протянула Зита. \- Муж работает, Димка в садике, - продолжила я, чтобы как-то поддержать разговор и приступить к самому главному. \- Надо сегодня приличный ужин сделать. Борька обещал после работы завалиться. Борис наш коллега, холостяк-хирург. Совершенно здоровая Зинаида однажды побывала у него на медосмотре и с тех пор была насмерть влюблена в этого бородатого красавца. Зита насторожилась. Под её лакированными волосами начался мыслительный процесс. Если Борис придёт в общагу, можно будет по-соседски невзначай зайти за спичками или солью, а там, как знать… Зита снисходительно посмотрела на меня и молвила: \- Ладно, так и быть..., - она, помедлив, направилась в подсобку, а я поплелась следом. Зинаида грудью бороздила пространство между стеллажами и зорко оглядывала содержимое полок. - Это - в железнодорожные кассы, это Валентине - парикмахеру, это в СЭС, - бубнила она, оглядывая куски говядины и свинины в огромном холодильнике. Зита пододвинула большой поднос, на котором лежало нечто непотребное, пошевелила в нём толстым пальцем с золотым перстнем и сказала с сомнением в голосе: \- Почки возьмёшь? Два килограмма. Вернувшись домой, я принялась за дело. Порезать на маленькие кусочки принесённый из магазина продукт, добавить воды, поставить на медленный огонь в общей кухне, непривычно пустой в эти утренние часы. На вахте, расположенной напротив кухни, дежурная вахтёрша тётя Нина улыбается мне. Я её тоже люблю. Пока готовится главное блюдо вечернего застолья, в душе можно простирнуть всякую мелочь, и развесить её во дворе на пустеющих верёвках. Возвращаясь с улицы, я встретила в коридоре нашего слесаря сантехника по кличке Коля-модный. Он получил такое прозвище оттого, что на танцы в клуб неизменно являлся в светло-голубом костюме, в галстуке и чёрной шляпе. Коля любитель поэзии, и своего кумира – Есенина, как друга зовёт просто – Серёга. \- Ты что не на работе, болеешь? – озабоченно спросил Николай. \- Отгул, - пояснила я. А ты куда? \- Слышишь запах? – сморщился сантехник. - Опять трубу в туалете прорвало. Что за народ. Что за люди! – гневно сверкал он своими восточными глазами. Я чувствовала, что на кончике его языка висели неприличные слова, готовые сорваться в адрес этих людей, но как истинный интеллигент, Коля не мог «выражаться» в присутствии дамы, то есть меня. Я разделила с сантехником его возмущение и заторопилась на кухню, на пороге которой, остолбенела. Запах прорванной канализационной трубы исходил из моей кастрюли с почками! Не даром нас учили в институте в экстренных ситуациях действовать без паники быстро и чётко. Плотно закрыть дверь. Настежь открыть окно. Всё содержимое кастрюли переложить в дуршлаг, промыть под мощной струёй холодной воды, потом залить всё свежей водой, плотно закрыть крышкой и тайком унести к себе в комнату. Я кралась с кастрюлей по коридору, стараясь остаться незамеченной, но навстречу мне опять попался озадаченный сантехник. ` `- Представляешь, всё нормально, и запах вроде меньше. Чего тётя Нина на вахте паникует? – недоумевал он. Я кисло улыбнулась Коле и поспешила в комнату. Выбросить так трудно приобретённый дефицит, я не могла, тем более что заменить его было нечем. «Включаю мозги», так как о том, как готовить почки прочитать негде, а спросить стыдно. - Наверное, их нужно сначала вымочить, чтобы исчез ужасный запах мочевины. Потом обжарить в масле, потом добавить лук, любимые хмели-сунели, - рассуждала я. После паузы, достаточной, чтобы всё утихомирилось, я снова запускаю процесс. И, между прочим, успеваю проделать ещё множество дел. Выскочив на улицу, чтобы снять высохшее бельё, вижу дядю Мишу. Маленького роста, с татуировками на пальцах, с лицом землистого цвета, он сидел на скамейке, подставив тёплому ветру свою седую, лысоватую голову. Дядя Миша недавно освободился из колонии и жил в нашем общежитии. \- Ты, дочка, что не на работе? – спросил он меня, тяжело дыша. \- Отгул за праздничное дежурство! – хвастаюсь я. \- Не хвораешь? Бледная, какая, тощая, как чахоточная, - сочувственно осматривает меня старик. \- Помню на Колыме, была у нас в посёлке врачиха – поселенка, - начинает он рассказ. – Солидная дама. Политическая, из Питера. Утром идёт в чайную, там её уже ждут. Заказывает чай. Ей, конечно, сразу чифирь заваривают, - дядя Миша прокуренными пальцами показывает размер примерно в полстакана. – Вот столько. Выпивает, медленно, глоточками. Потом приносят второй стакан, - пальцы старика показывают размер несколько меньше предыдущего. - Со спиртом. Выпьет быстро, хлебушек понюхает, потом закурит. Посидит маленько, и на работу. Знаешь, какая румяная всегда была! А авторитет! – с восторгом продолжает он. – Ты вот врач, а не знаешь, что в чифире все витамины, - убеждает старик, игнорируя мою улыбку. - Без него в лагерях кранты, – после паузы философски закончил он. - Не веришь? – удивляется он. А ты попробуй! В теле будешь, румяная, а то - тьфу – тошно смотреть, - сердится дядя Миша. - Слышь, дочка, ты мне таблеток тех хороших ещё дашь? Меня после них задышка не так давит, – заискивающе продолжает старик. \- Конечно, дам, - обещаю я. \- Ты посиди чуток, отдохни, – заговорил дядя Миша подобревшим голосом. – У меня и то от твоей беготни в глазах рябит. Я присела на лавочку рядышком, заранее зная, что сейчас будет ещё один рассказ бывалого уголовника. \- Ты, дочка, этого мордатого, из второй комнаты знаешь? \- Инженер из депо, молодой специалист. Квартиру, как и мы, дожидается, - поясняю я. \- Ну и падла! – возмущается старик. - Мы таких как он на зоне…, - дядя Миша зловеще закашлялся, задохнувшись от возмущения. \- Да уж, трёшки до зарплаты не одолжит! – поддакиваю я. Старик никак не может прокашляться, поспешно достаёт из кармана ингалятор, и жадно припадает к нему беззубым ртом. Я заторопилась домой, так и не узнав, чем досадил мордатый инженер моему другу дяде Мише. И вот, наконец, вечер. На столе льняная скатерть, дулёвский столовый сервиз. Сухое вино в плетёной бутылке, помидоры, огурцы, фирменный «козий салат» из свежей капусты, зелёный лук, варёная картошка и огромное блюдо с почками, посыпанными петрушкой. Моя семья с другом Борькой приступает к трапезе. Скромный стук в дверь, это Зита. Она появляется на пороге в розовом воздушном халате с перламутровыми пуговицами, точь-в-точь как у актрисы С. Светличной в фильме «Бриллиантовая рука», но больше напоминает Нонну Мордюкову из того же фильма. \- Ах, извините, у вас гости! А я вот вашему Димочке компот из черешни принесла, сегодня завезли. Ах, как неудобно, я в халате, - кокетничает Зинаида, грудью оттесняя меня от двери и проходя в комнату. \- Ой, и Борис Владимирович здесь, как неожиданно! - жеманится Зита, усаживаясь за стол на моё место. Я быстро ставлю ей столовый прибор, мужчины наливают вина. Зинаида счастлива, предмет её обожания напротив. Мы ужинаем, обсуждаем местные новости, рассказываем анекдоты. Снова стук в дверь, это Коля–модный, он в своём знаменитом костюме и чёрной шляпе. \- Николай, проходи, вино будем пить, - приглашаю я. \- Нет, неудобно, в другой раз. Я вот книгу принёс, прочитал, - протягивает он маленькую книжицу Николая Рубцова. \- Теперь уж и не знаю, кто лучше, он, - Коля кивает на книгу. - Или Серёга. Я повторяю приглашение, Коля неуверенно отнекивается, но из комнаты, наполненной смехом захмелевшей Зиты, раздаётся голос мужа: \- Николай, проходи! У слесаря в голубом костюме случайно оказалась бутылка водки. Мужчины с удовольствием выпивали и поедали выстраданное мною жаркое, выходили в коридор курить. Сын уже спал за ширмой, мы говорили шёпотом и смеялись тоже шёпотом при свете настольной лампы. Коля шёпотом читал любимого Есенина. Зашёл за таблетками дядя Миша, долго благодарил. Мы усаживали его поужинать с нами, но старик, угостившись заграничной сигаретой, откланялся. В коридоре долго слышался его прокуренный голос и надсадный кашель. Он был для обитателей общежития живым свидетелем того страшного ГУЛАГа, о котором писал запрещённый в то время писатель Солженицин. Дядя Миша нагонял на нас ужас своими рассказами о лагерях, где он практически без перерыва «чалился», как он выражался, за мелкие кражи. Гости собрались уходить. Борька туманным взором смотрел на розовую Зинаиду, и соображал, что ему делать дальше, а Коля–модный галантно поцеловал мне руку и признался: \- Никогда так вкусно не ел! А как это называется? - показал он на пустое блюдо. -Это кушанье, Николай, - поясняю я сантехнику, едва сдерживая смех. - Называется – «почки в собственном соку». До сих пор не могу забыть выражения лица интеллигентного Коли! Как давно это было... Наше общежитие, старое, шумное, неустроенное, из которого в новую квартиру мы привезли бронированных, не поддающихся никакой отраве, тараканов, научило нас, молодых людей самому главному – понимать, что диплом о высшем образовании не прибавляет человеку доброты, что сантехник не обязательно алкоголик, а уголовники не всегда злодеи. Общага, как курсы молодого бойца готовила нас к трудной жизни провинциальных врачей, то есть жизни с народом и для него.

Галинка прильнула к приоткрытой двери кабинета директора и, затаив дыхание, слушала. Девочка понимала, что поступает нехорошо, но она обязательно должна была знать, что происходит там, внутри. Сегодня в детском доме гости, и эта новость мгновенно облетела оба этажа старинного здания. Кабинет Анны Сергеевны маленький, и, если встать к самой двери, можно без труда услышать всё. Их было двое. Красивая печальная женщина в чёрном кружевном платке и высокий мужчина. \- Мы похоронили сына. Он больным родился и все четыре года своей жизни болел, - проговорив это, женщина замолчала, поспешно достала из сумочки носовой платок, и зарыдала, уткнувшись в него. \- Олюшка, не плачь, - ласково заговорил мужчина, обнимая жену. - Мы всё сделали, что могли, чтобы сына спасти, но на всё воля Божья. Своих детей у нас уже не будет. Одного вот у Господа вымолили, да и тот… Мужчина напряжённо замолчал. Жена сжала его руку и продолжила сама: \- Мы хотим усыновить мальчика, пусть даже больного. \- Лучше больного - уточнил мужчина. Галинка облегчённо вздохнула. «Слава Богу!» - перекрестилась она, и весело побежала по коридору. Галинке 7 лет, она живёт в детском доме уже больше года. После смерти мамы, а потом и бабушки девочку привезли сюда из её деревни. Галинке здесь нравится, её любят воспитатели, и даже строгая директриса Анна Сергеевна. В детском доме хорошие игрушки, книги, вкусно кормят, а в праздники бывают поездки в кукольный театр или в музей. На следующий год Галинка пойдёт в школу, учиться будет хорошо, а потом вернётся домой, в деревню. Там её дожидается изба, которую построил ещё прадедушка, огород, обнесённый покосившимся забором, старая яблоня, кусты шиповника и чёрной смородины. Встреча с родным домом будет нескоро, но обязательно будет. Цветущий шиповник, редкие ягоды чёрной смородины на одичавших кустах, тёплую изразцовую печь в избе, девочка видела в своих снах, и это помогало ей переносить разлуку. В детском доме у неё много друзей, но особенно она привязалась к малышам: хроменькому мальчику Костику и толстой Соне. Вот и сейчас Галинка бежала к ним с хорошей новостью. В большой комнате, застеленной коврами копошились малыши. «Дака Гака!» - закричала толстая Соня и кинулась к Галинке, следом за ней к девочке бросился Костик. Эти дети были особенные. У них вообще никогда не было ни мамы, ни папы. У Галинки мама умерла, у некоторых родители были в тюрьме, у других мамы были, но они сами бросили своих детей. У Костика и Сони родителей не было совсем. Галинка долго думала над этой загадкой и пришла к выводу, что не все дети рождаются от мам и пап. Некоторых посылает на землю Бог. Этих деток делают на небе из лёгких птичьих пёрышек, из лепестков райских цветов и Ангел несёт их на землю. Ангел, видно, обронил Соню и Костика, не долетел до их родителей, а добрые люди подобрали и принесли малышей в детский дом. В том, что они с небес, Галинка не сомневалась нисколько. Старшие дети смеялись над этим, но Галинка защищала своих питомцев, до хрипоты отстаивая их небесное происхождение, а иногда даже дралась с обидчиками. Если они не с неба, то почему Соня, которой уже четыре года говорит на языке, который никто не понимает? Много раз Галинка наблюдала, как Соня сидит у окна одна и беседует то с голубем, то с синичкой, присевшими на подоконник. Соня говорила только несколько слов. Это были слова – дом, дака, что означало девочка, гака – Галинка и коки, так на её птичьем языке звучало имя – Костик. Себя Соня называла почти правильно – Соя. Костику 5 лет, это очень худенький, белобрысый мальчик. Ни у кого из детей нет таких больших, небесных глаз. Кроме того, твердила Галинка, почему Костик хромает? Он ушиб ножку, когда его уронил Ангел! И ещё, Костик был такой добрый и послушный, каким может быть только тот, кто родился на небе. Галинка села на маленький стульчик, посадила рядом с собой Костика и Соню и открыла книгу с яркими картинками. -Дерево, - говорила Галинка, показывая пальцем на нарисованную в книге берёзу. Соня должна была повторять слова за своей учительницей, но у неё ничего не получалось. - Соня, старайся! - сердилась Галинка. \- Сонечка! Ворочай язычком, ну, пожалуйста - умолял Костик. \- Ко-за, тра-ва, - медленно, по слогам твердила Галинка. Соня смотрела в книгу и бормотала что-то непонятное. Костик нервничал. Соне обязательно нужно научиться говорить, потому что скоро Рождество, будет большой концерт, а Соня опять выступать не будет. Костик тоже не будет участвовать в концерте, потому что он пугается чужих людей и начинает плакать. Ночью он тоже часто плачет. Соня всегда просыпается и пробирается к его кроватке. «Бобо, Коки?» - спрашивает Соня. «Мне страшно!» - тихонько всхлипывает Костик, потому что темноты он тоже боится. Соня садится на край его кроватки, гладит мальчика по голове и шепчет: «Пай, пай! Паю пай!» Часто воспитательница находила спящую Соню на полу у Костиной кроватки и переносила девочку на её место: «Вот любовь то неземная! Правду Галинка говорит, с неба они». Галинка отложила книгу. \- Ленивая девочка! - заключила она, укоризненно посмотрев на Соню. \- Костик! - продолжала ворчать Галинка, подражая своей бабушке. - Ты пошто сопли-то распустил? Где платочек твой с медвежонком? Опять потерял? Костик стал рыться в карманах, но платка не нашёл. \- Не знаю, - растерянно развёл он руками, виновато глядя на Галинку. \- Горе ты моё! - продолжала ворчать девочка. Она достала из рукава пёструю тряпицу, заставила Костика высморкаться, и опять спрятала носовой платок в рукав. Это был вовсе не платок, а кукольное платье. Галинка сняла его со старой куклы Матрены, с которой уже никто не играл. Галинка решила, что обязательно сошьёт кукле красивое шёлковое платьице, как только раздобудет подходящий лоскуток, а это ситцевое служило носовым платком для Костика, у которого был постоянный насморк. Галинка посадила Костика себе на колени, прижала к себе Сонину головку и, когда убедилась, что их никто не слышит, горячо зашептала друзьям: \- Вас не возьмут. Им нужен больной мальчик. Костик, слава Богу, поправился, а на девочек заявки не было. Дети слушали внимательно. Было видно, что Соня ничего не поняла, а мальчик благодарно посмотрел на Галинку. \- Главное, чтобы вас не забрали, пока я учусь! - продолжала она. А потом… - Галинка мечтательно закрыла глаза. - Потом я возьму вас к себе. Будем жить - поживать в своём доме. Козочку заведём, будем Костика козьим молочком отпаивать, и станет он у нас богатырём. \- Богатырём… - эхом отозвался притихший Костик. \- Соя, Соя! - зашептала Соня, тыкая себя толстым пальчиком в грудь, и стала карабкаться на колени к Галинке, отталкивая Костика. Мальчик послушно уступил ей место, и Галинка продолжала: \- Будем слушать, как соловушка поёт, как ручеёк журчит и Сонечка научится говорить! \- Теперь про чугунок! - попросил Костик. \- Откопаем в огороде бабушкин чугунок, возьмём там денежку, купим Костику велосипед, Соне красные сапожки. Найдём Африканыча, он нам печку наладит. Печь затопим, кашу молошную сварим, - вещала Галинка бабушкиным голосом. - Каша из печки молошная, а не молочная как на нашей кухне, она вся жёлтая и с коричневой пенкой… Галинка замолчала. Тоска по бабушке, по дому и по матери сжала ей сердце. Она уткнулась в Сонино мягкое плечико и заплакала. \- Паю, пай. Паю, пай, - гладила Соня Галинкину голову, а Костик ещё крепче прижался к ней. Девочка плакала, слезинки как эпизоды её прежней жизни катились по щекам, и она тихонько вытирала их Матрёниным платьицем, чтобы никто не увидел в этих капельках её тайну. \* \* \* Галинкина мама была очень молодая и красивая. Когда она надевала красные сапожки, короткую юбочку, и они шли вместе по деревне в магазин, прохожие провожали их взглядами. Мама подходила к прилавку и говорила городским голосом: «Что-нибудь для ребёнка, пожалуйста!» Продавцы предлагали Галинке шоколадные батончики, мороженое, жвачку. Мама торопила дочь с выбором, говорила, что её ждут, а девочка с надеждой смотрела на мать и думала, что сегодня всё будет по–другому, но нет! Мама покупала бутылку вина и торопливо выходила на улицу. За магазином, около кучи мусора, среди пустых коробок поспешно открывала её, жадно выпивала из горлышка половину, и бросала на Галинку какой-то чужой взгляд. «Домой ступай, я скоро приду», - и Галинка брела домой, сжимая в руке «сникерс» или «баунти». Она мечтала, чтобы мама когда-нибудь купила муки, масла и сказала бы у прилавка как другие женщины: «Завесь мне Петровна ещё грамм 300 изюма, я нынче творог откинула, стряпню затеяла, а изюма в доме нет». Мама не работала, и они с Галинкой жили у бабушки на её пенсию. У мамы часто бывали гости, но бабушка их в дом не пускала, и они пировали на веранде. Иногда мать звала Галинку и просила: «Доча! Спой мою любимую!» Галинка прихватывала подол своего платьица двумя пальчиками и заводила: «Под сосною, под зеленою, спать положите вы меня». «Галинка, Галинка, Галинка моя, в саду ягодка малинка, малинка моя», - подхватывала мама. «В натуре, там другие слова! Калинка, кажется, а вы чё орёте?» - протестовала пьяная компания. «Это у вас калинка, а у нас Галинка, правда, доча?» Потом Галинка рассказывала стихи про Новый год, про ворону и «Ветер, ветер ты могуч…» Но особенно гостям нравилось, когда Галинка читала «Отче наш». «Во даёт» - вопили гости, а Галинка с жаром говорила: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим…» Однажды в этот момент зашла бабушка, и разразился скандал. Она увела Галинку в дом, взяла с неё слово, что больше девочка никогда не пойдёт на веранду, когда у матери гости. Однажды утром мама не проснулась. «Опилась», - шуршало зловещее слово по деревне. «Бог прибрал. Не допустил ещё больших грехов!» - поплакав, сказала бабушка после похорон. «Чувствую, Галинка, и мне не долго осталось небо коптить» - заключила как-то она, держась за сердце. - Когда я помру, тебя определят в детский дом. Там хорошо, я узнавала. Не робей, мир не без добрых людей. Пойдёшь в школу, учись, старайся. После школы в деревню приезжай, дом без хозяина - сирота. На ферме как я будешь работать. Трудись, да Богу молись. Замуж выходи в оба глаза гляди. Под яблоней я закопала чугунок. В нём моё обручальное кольцо, монетка золотая от прадеда, дедов орден, документы на дом. Никому про чугунок то не говори. Приедешь из приюта, чугунок откопаешь, забор поправь, печку наладь. Африканыча позовёшь, он сделает всё как надо», - наказывала бабушка. \* \* \* Приближалось Рождество. Для Галинки этот праздник был особенным. В прошлом году на Рождество произошло чудо. Галинка молилась Богородице, чтобы у Костика подросла больная ножка. Она была короче здоровой, и Костик сильно хромал, а злые мальчишки дразнили его. Как всегда, Галинка подслушала разговор взрослых и узнала, что Костику необходима операция, для чего его нужно было везти в Москву, но для этого требовалось много денег. Галинка решила бежать в деревню, чтобы взять бабушкины сокровища и обдумывала, как ей ловчее обмануть воспитателей и саму Анну Сергеевну. Время шло, а Галинке никак не удавался её план. И вот на Рождество все дети получили подарки: книги, куклы, заводные машины, а Костик нашёл под своей кроваткой голубую коробку с новенькими ботиночками! Они были не такие как у других детей и когда мальчик их надел, он перестал хромать! Он выздоровел! Это было настоящее чудо, потому что таких ботиночек никто никогда не видел, даже ребята из старших групп. До праздника оставалась неделя. Однажды Галинка опять увидела, что печальная женщина направляется к кабинету директора. Смутная тревога толкнула девочку вслед. Она крадучись пошла за женщиной и притаилась у двери. \- Мы подобрали вам несколько кандидатур, и вы сможете познакомиться с детьми на Рождественском утреннике, - приветливо говорила Анна Сергеевна. - Правда Костик, который вам понравился, выступать не будет, боится чужих людей, очень робок. У Галинки перехватило дыхание. Значит, всё-таки Костика хотят забрать эти люди! Внезапно дверь открылась. \- Какой стыд, ты подслушиваешь! - воскликнула Анна Сергеевна, увидев девочку. \- Им нужен больной мальчик, а Костик здоров! - пробормотала смутившаяся Галинка. - Он здоров, сами увидите, у него даже насморка нет, а вам нужен больной ребёнок» - в отчаянии закричала она печальной женщине. -Что с тобой девочка? - не понимала происходящего гостья и вопросительно смотрела на Анну Сергеевну. Директриса отправила Галинку, и надолго задумалась. \- Это наша Галинка, - кивнула Анна Сергеевна на дверь. - Интересный ребёнок! Выдумщица! Она из обычной деревни, это в10 километров от нас, а послушаешь её, деревня-то особенная! Там клад её дожидается, печник Африканыч, каша какая-то волшебная! Знаете, Костик ведь её друг, почти брат. У нас таких деток двое – Костик и Соня. Они подкидыши. Их матерей никто не видел, будто их вовсе не было. Вот Галинка и придумала, что они с неба. Мечтает взять детей к себе, когда вырастет. Да, не просто вам будет, - заключила Анна Сергеевна. \* \* \* Всем своим существом Галинка чувствовала приближение опасности, и всё время думала, как избежать её. Она решила доказать всем, что Костик и Соня такие же здоровые дети как все, но для этого они должны были участвовать в концерте. Каждый день, улучив минутку, Галинка учила своих друзей танцевать и петь свою любимую песню. И вот Рождество наступило. С самого утра в детском доме поднялась кутерьма. Дети носились с костюмами, подарками для гостей, которые ещё не были готовы. В коридорах стояли маленькие серебристые ёлочки, с потолка спускались вырезанные из блестящей бумаги фигурки ангелов и ажурные снежинки. В зале соорудили пещерку, в которой стояли фигуры Богородицы и праведного Иосифа, а между ними в маленькой колыбельке лежал родившийся Христос. Здесь же в пещерке были лошадки, барашек и маленький грустный ослик. Малышня толпилась около вертепа и радостно хлопала в ладоши, когда в нём вспыхивали разноцветные лампочки, раздавалась чудесная мелодия, а колыбелька начинала покачиваться. Галинка бегала из своей группы в младшую, где одевали Костика и Соню. На мальчиков надели белые рубашечки с галстуками – бабочками, чёрные шорты и белые гольфы. Все дети были обуты в лакированные туфельки и только у Костика на ножках были его коричневые ботиночки. Галинка, придирчиво осмотрев Костика, осталась довольна. Девочек нарядили в пышные белые платьица. Соня кружилась перед зеркалом, иногда тяжело подпрыгивала и кричала: \- Маки кун, Маки кун! \- Соня! - укоризненно покачала головой Галинка. - Никакой ты не комар–пискун, а снежинка. Сонины волосики всегда коротко стригли, но перед праздником, Галинка уговорила воспитателей оставить девочке небольшой чубчик, чтобы можно было к нему прикрепить бант, а он никак не хотел держаться на Сониной голове. Наконец общие труды увенчались успехом, бант прикололи невидимками, и Соня ахнула от восхищения, увидев себя в зеркале. В большом зале с невысокой сценой, на которой стояло пианино и маленькая ёлочка, собрались обитатели детского дома и гости. Все расселись около сцены, и представление началось. Старшие дети подготовили инсценировку о Рождестве Спасителя, где были мудрецы в чалмах, пастушки, красавица звезда, которая всем показывала путь к пещере с Богомладенцем. Галинка во все глаза смотрела представление, но не упускала из вида и Анну Сергеевну, рядом с которой сидела печальная женщина. Когда инсценировка закончилась, стали выступать дети с песнями и стихами о Рождестве. Людмила Геннадьевна, музыкальный руководитель, объявляла номера, вдохновенно аккомпанировала детям и подпевала им. Зрители громко аплодировали, подбадривая артистов. Концерт подходил к финалу. Галинка, взяв за руки Костика и Соню, подошла к Людмиле Геннадьевне и что–то прошептала ей на ухо. Костик испуганно озирался по сторонам, а Соня улыбалась и бросала кокетливые взгляды в зал. Людмила Геннадьевна, удивлённо посмотрев на подошедших детей, объявила: \- Следующим номером нашей программы будет русская народная песня «Калинка», а исполнят нам её Галинка, Костик и Сонечка. Галинка, красная от волнения поднялась на сцену, поставила перед собой Костика и Соню, торопливо вытерла мальчику нос яркой тряпицей и запела. Пела она красиво и правильно. Людмила Геннадьевна не раз говорила, что с девочкой нужно обязательно заниматься и из неё может получиться толк. \- Галинка, Галинка, Галинка моя, - по привычке запела девочка. - В саду ягода малинка, малинка моя-я-я!» - лихо взяла певица высокую ноту. \- Под сонною, под зеленою - запела Галинка медленнее. Костик поднял руки вверх и стал ими раскачивать, изображая сосну. -…Спать положите вы ме-ня-я… Под эти слова толстая Соня, рухнула к ногам Костика, закрыла глаза и подложила под розовую щёку ладошки, изображая сладкий сон. От резкого движения бант свалился с её головы и отскочил в сторону. Соня лёжа пыталась ногой подвинуть к себе бант, но оттолкнула его ещё дальше. Когда Галинка пронзительно запела припев и зал дружно начал подпевать, Соня неуклюже поднялась с пола и подбежала к банту, но опять неловко толкнула его, и бант упал со сцены. Дети, сидящие в первом ряду, бросились поднимать его. На полу образовалась куча–мала. Соня стояла у края сцены тыкала себя пальчиком в грудь и весело кричала: «Соя! Соя!» Наконец, кто-то крикнул «Соня, лови» - и бант полетел на сцену. Костик с Галинкой продолжали петь и в такт песне топали ногами, и хлопали в ладоши. Онемевшая было от такого экспромта Людмила Геннадьевна, встряхнулась, стала аккомпанировать детям и подпевать им. Соня встала рядом с Костиком и принялась топать ногами, не попадая в такт и весело махать бантом. В зале творилось что-то невообразимое. Все хохотали, хлопали в ладоши, и замолкали, лишь, когда Галинка заводила очередной куплет. Когда номер закончился, Галинка увидела раскрасневшуюся от смеха печальную женщину, смеющуюся и аплодирующую Анну Сергеевну. Песню пришлось повторить «на бис». Теперь они всё сделали правильно. Костик осмелел, стал красиво качать руками, Соня опять упала ему под ноги. Потом, когда Галинка запела «красавица, душа – девица, полюби же ты меня», Соня подхватила подол своего платьица, и Костик встал перед ней на одно колено. Потом артисты слаженно делали прихлопы и притопы, а публика пела и ликовала вместе с ними. На следующее утро печальная женщина поспешно вошла в кабинет Анны Сергеевны. Она была возбуждена, несколько минут сидела в нерешительности, а потом вдруг сказала: \- Мне был голос! Не думайте, со мной всё хорошо, - на всякий случай предупредила она удивлённую директрису. - Расскажу всё по порядку, - немного успокоившись, продолжала женщина. - Мы готовим праздник для наших приходских ребятишек, собрались все у батюшки в кабинете, а я давай рассказывать про ваш утренник и про «Калинку». Сама смеюсь, не могу толком рассказать, а все смотрят на меня так удивлённо, будто первый раз видят. Я потом уж сообразила, что никто не помнит, что я умею улыбаться. А я им про Костика, как он руками махал и ножкой топал, доказывал, что она у него не болит и про Соню, как она за бантом бегала, про Галинкин звонкий голосок. Всё говорю, говорю… И вдруг голос: «Бери всех троих». Я посмотрела на батюшку, мол, Вы сказали? На женщин… Но никто этого не говорил. Потом все вдруг посмотрели на икону Богородицы. Голос то от неё был! Чудо, Анна Сергеевна, чудо! Мы с мужем всё решили. Один ребёнок – это не ребёнок, детей должно быть много! - счастливо закончила женщина. - Анна Сергеевна, голубушка! Это мои дети! \- Не знаю, на сколько это возможно, - с сомнением в голосе сказала директриса. - У Галинки и дом есть и свою мать она помнит… - рассуждала Анна Сергеевна. \- Мы с мужем всё придумали! У нас всё получится, - перебила её женщина и торопливо покинула кабинет. \* \* \* Галинка с малышами гуляла во дворе, когда к ним подошёл высокий мужчина и громко сказал: \- Я еду в деревню Василёво! Галинка подумала, что ослышалась и продолжала вместе с Соней катать саночки с куклой Матрёной. \- Галинка, в твою деревню машина едет, хочешь дома побывать? - спросила, откуда-то появившаяся Анна Сергеевна. \- А можно Костика и Соню взять, - не веря своему счастью, прошептала Галинка. \- Конечно, можно, - разрешил мужчина. Галинка взяла малышей за руки, Соня схватила Матрёну, завёрнутую в розовое одеяльце, и вся компания двинулась к машине. Там уже стояла печальная женщина и ласково смотрела на детей. \- Здравствуйте, артисты, - весело крикнула она. - Давайте знакомиться. Меня зовут тётя Оля, а это дядя Саша. Мы отправляемся в путешествие на Галинкину Родину. Немного покружив по городу, машина выехала на дорогу, пересекавшую сосновый лес. Только что проснувшееся солнышко лениво освещало поляны. Лес сменился широким полем, таким белым и блестящим, что дети невольно зажмурились, потом начались перелески, потом переехали скованную льдом речку. \- Вон Василёво, смотрите! - закричала Галинка. Машина приближалась к маленькой заснеженной деревушке. Огромные берёзы, деревья и кусты в садах, покрытые пушистым сверкающим инеем, были похожи на облака, упавшие с неба, чтобы скрыть от посторонних глаз покосившиеся, безмолвные избы и упавшие заборы. Вот и родной Галинкин дом с рябиной у калитки. Старый, но ещё крепкий, он стоял с заколоченными окнами, будто слепой. Галинка выскочила из машины и побежала к дому по узкой извилистой тропинке, едва обозначенной в сугробе. За ней спешила Соня, то и дело, оборачиваясь к Костику. «Коки, Дом!» - кричала Соня радостно: «Дом, Коки!» Костик в своих больших валенках, сильно хромал, падал и снова бежал вперёд. Тропинка оборвалась у калитки, и дети остановились около неё, тяжело переводя дыхание. Из соседнего дома вышла соседка, узнать, что за люди пожаловали, а вслед за ней выбежал маленький белый козлёнок с чёрной звёздочкой на лбу. Козлёнок обнюхивал веточку, торчащую из-под снега. «Кози кушают траву» - вдруг громко сказала Соня, показывая на козлёнка, и весело засмеялась, не обращая внимания на остолбеневших попутчиков. Дядя Саша принёс из багажника лопату и прокопал тропинку до самого крыльца. Галинка достала из-под него ключ и ловко открыла замок озябшими пальцами. Немного робея, все вошли в избу. Маленькая лампочка тускло осветила русскую печь, длинный стол, покрытый синей клеёнкой, несколько стульев, небольшую горку, с разномастными чашками и тарелками, тёмную, почти чёрную икону в красном углу. У стены стояла деревянная кровать, прикрытая голубым покрывалом, у печки широкая лавка. Дядя Саша с Костиком ушли за дровами. В дверь постучали, и в дом степенно вошёл пожилой мужчина. Он остановился у порога, снял шапку – ушанку, перекрестился и важно сказал: \- Мир вашему дому! Галинка бросилась ему на шею: \- Африканыч, миленький, как ты узнал, что я приехала? \- А я знаю, что на Рождество чудеса всякие случаются, вот и ждал! - говорил старик, вытирая большой морщинистой рукой повлажневшие глаза. \- Африканыч! Печку нам наладь! - попросила Галинка бабушкиным голосом. \- А то, как же! Это мы мигом! Дрова то где у вас? \- А вот они, - радостно закричал Костик, появившийся на пороге с берёзовым поленом в руках. Африканыч затопил печь, и вскоре она загудела, закряхтела, как проснувшаяся после долгого сна старуха. Галинка ходила по комнате, гладила пыльный стол, тусклое зеркало. Она достала из горки мамину красную чашку с белыми горошинами, потом бабушкину голубую. Тётя Оля хлопотала у стола. Она извлекала из сумки бутерброды, термос с чаем, и, когда дети оживились, согретые дыханием печки позвала всех к столу. \- Хочу каши молошной! - закричал Костик. \- Каши! - вторила ему Соня. Галинка растерялась. \- Можно к вам? - спросила соседка, заходя в дом. - Я вот вам молочка принесла, пшена. Смотрю, печь затопили, ну, думаю, пора идти кашу молошную варить! \- А мы с мужиками пойдём по воду. Негоже в деревне чай из термоса пить, - деловито сказал Африканыч, - Мы щас и самовар наладим. Галинка, где, самовар - то? Галинка метнулась в угол, где на полу стоял старинный самовар. Из-под него выползла большая, старая мышь, и уселась посреди комнаты. Тётя Оля и Галинка с визгом вскочили на стулья, а толстая Соня, стала молча карабкаться на лавку. \- Вона! Хозяйка вышла, - воскликнула соседка и замахнулась на мышь. Мышь не шелохнулась. Костик схватил в руки тяжёлую кочергу, и выбежал на середину комнаты. \- Кыш, проклятая, уходи, - закричал он. Тяжёлая кочерга вывалилась из его рук, с грохотом упала на пол и мышь, словно опомнившись, юркнула в угол. Дядя Саша подхватил мальчика на руки. \- Ты всех нас спас! Настоящий русский богатырь! - сказал он громко. -Ура! - закричала Соня, и бросилась обнимать Костика. Сходили за водой, разожгли самовар. В избе стало тепло, дети разделись, и расселись у стола в ожидании трапезы. Вскоре всё было готово. Наелись каши, напились чаю из самовара. Костика и Соню уложили на широкую лавку у печки, и дети быстро уснули. Взрослые сидели за столом чаёвничали, а тётя Оля позвала к себе Галинку и сказала ей тихо: \- Давайте жить все вместе! Нехорошо, когда у детей нет родителей, - кивнула она на спящих ребятишек. \- Я не хочу другой мамы, - упрямо ответила девочка. \- А мы будем тебе дядей и тётей, только родными! А в этот замечательный дом будем на всё лето приезжать. Согласна? Галинка не ответила. \- Смотри, девчоночка то совсем сомлела, - забеспокоилась соседка. - Иди деточка, поприляг, позасни, - кружила она вокруг Галинки, укладывая её на кровать. Девочка обняла Матрёну и уснула под тихую беседу взрослых. \- Какая семья крепкая раньше была! - сказал Африканыч, кивнув на деревянную раму с фотографиями, висящую над кроватью. - А потом… - Африканыч махнул рукой. - То раскулачили, там война выкосила, потом водка! Галинке снилась родная, чисто прибранная комната. За столом сидела бабушка, и пила чай из своей голубой чашки. Она улыбалась и смотрела, как Матрёна танцует в новом шёлковом сарафане. Бабушка взглянула на Галинку и сказала: «Чугунок весной откопаешь. А настоящее сокровище ты уже нашла, оно рядом, смотри!» Галинка открыла глаза и увидела склонившуюся над ней тётю Олю. \- А когда мы Матрёне новое платье будем шить? - спросила Галинка и прижалась к женщине. - Ребёнок то совсем голый, - продолжала она голосом бабушки.

Ванечка с грустью смотрел в окно. Во дворе стояла новогодняя ёлка, и весёлая детвора копошилась вокруг. Мама ушла за покупками, два младших Ваниных брата катались с ледяной горки, а больной Ванечка скучал дома. Завтра Рождество, все готовятся к празднику, а у него болит горло и по вечерам поднимается высокая температура. Вчера папа принёс с базара пушистую ёлку, и они всей семьёй целый вечер украшали её игрушками, бусами, разноцветной мишурой, а мама повесила на ёлку конфеты в блестящих фантиках. Ванюша сел на диван и почувствовал себя несчастным и одиноким. Становилось темно, и он включил ёлочную гирлянду. Огоньки вспыхивали на ней, выхватывая из темноты, знакомые и любимые мальчиком ёлочные украшения. Вот толстый снеговик с красным ведёрком на голове и таким же красным носом-морковкой. Вот большой оранжевый апельсин, золотая шишка, прозрачная сосулька, которую так и хочется лизнуть. Из ветвей выглядывает важный, смешной попугай, маленькая избушка, где, наверное, живёт баба Яга. Ёлка, словно сказочная красавица в зелёном бархатном платье, усыпанном драгоценностями, тихо покачивалась и кружилась в своём удивительном новогоднем танце. Разноцветные блики отразились в стекле книжного шкафа, забегали по оконной занавеске, и комната будто ожила. Ванечке показалось, что на полке, где стояли мамины статуэтки, что-то звякнуло, зашуршало, и послышался тоненький голосок: \- Бедный мальчик! Как ему скучно, один–одинёшенек на всём белом свете! Ванечка испугался, забился в угол дивана и закрылся подушкой. \- Ты меня не бойся, я просто маленькая фарфоровая обезьянка, - снова послышался голос. Действительно у мамы была статуэтка обезьянки, которая держала в руках календарь, с крупными цифрами – 2004 г. Мордочка у обезьяны была озорная, и Ванечке всегда казалось, что, когда он стоит спиной к полке, обезьяна показывает ему язык. Мальчик увидел, как обезьянка отложила в сторону календарь и проворно прыгнула на ёлку. Она уселась перед Ванечкой, и стала качаться на ветке. Игрушки зазвенели, тревожно зашуршала мишура, а обезьянка ловко схватила с ветки конфету и протянула мальчику. \- Возьми, съешь, тебе ведь очень хочется! Да это была правда. Шёл рождественский пост и детям конфет не давали. \- Не бойся, съешь только одну, их тут много, - шептала обезьяна, с трудом удерживая большую конфету. - Не бойся, никто даже не заметит. \- Нельзя этого делать, - говорила Ване его совесть, но обезьянка так аппетитно облизывалась… - Ничего не случится, если я попробую только одну, - подумал мальчик, и несмело протянул руку. Конфета была просто восхитительная, свежая вишенка, залитая нежным белым шоколадом. \- Ну, как, вкусно? - торжествовала обезьянка. - А в этой конфете чудный орешек, а в этой кусочек ананаса, попробуй, - провоцировала мальчика проказница. Ванечка опять попробовал устоять, он закрывал глаза, чтобы не видеть ёлку, отворачивался от неё, но, подстрекаемый обезьяной, разворачивал одну конфету за другой и запихивал себе в рот. Он перепачкался шоколадом, вокруг него была уже груда фантиков, а обезьяна с готовностью подносила ребёнку новые конфеты. Наконец, она забралась на самую вершину ёлки, осмотрела её сверху и удовлетворённо сказала: \- Больше конфет нет! \- Как нет? - удивился мальчик. - А как же Петя и Павлик, им не осталось ни одной конфетки? \- Зато ты наелся! Зачем думать о других? \- Что я наделал! - запаниковал Ванечка. - Скоро придёт мама увидит эту безобразную кучу фантиков, увидит перепачканного шоколадом старшего сына! Что же мне делать? - воскликнул ребёнок и заплакал. \- Не знаю, не знаю, - бормотала обезьяна. - Конечно, тебе попадёт! Это же надо, столько конфет съел, и ни разу о братьях не вспомнил! Какой отвратительный мальчишка, - гневно крикнула обезьяна, вскочила на книжную полку и схватила свой календарь. Потом она показала мальчику язык и замерла - обычная фарфоровая статуэтка, которую подарили маме в «год обезьяны». Ваня горько заплакал от обиды и предательства. Наступает Рождество, все будут веселиться, а его накажут. Мама рассказывала сыновьям, что на Рождество случаются самые удивительные чудеса, но они, наверное, бывают с хорошими добрыми детьми, а не с такими как он, думал Ваня. Он взял все фантики аккуратно расправил их, придавая каждому форму конфетки, и повесил на прежние места. Потом сходил, умылся, лёг на диван и, взяв из своего шкафчика маленькую иконку Спасителя, стал шептать: \- Господи! Я такой плохой, я не смог утерпеть и съел все конфеты. Теперь мои братья останутся без сладостей! Я никогда больше не буду так делать! Прости меня! - он тихонечко молился, прижимая к себе образок, и незаметно уснул. Сквозь сон он видел, как к его изголовью спустился Ангел и укрыл мальчика тёплым пледом. Ангел был в белых одеждах с длинными как у мамы светлыми волосами. Он поцеловал Ванечку в горячий лобик, прикрыл стеклянную дверцу шкафа, где кривлялась обезьяна, и погрозил ей пальцем. Мальчик видел, как почтительно приподнял шляпу-ведро снеговик, приветствуя небесного гостя, расправил крылышки толстый попугай, а баба Яга с шумом захлопнула ставни своей избушки. Ангел прикоснулся к каждой конфетке своим тонким пальчиком, на котором блеснуло колечко с голубым камушком. Ангел бесшумно парил возле ёлки, и развешивал маленькие колокольчики, которые тихо позванивали в его руках. Под этот небесный звон Ванечка заснул глубоким, спокойным сном. Когда мальчик проснулся, он сразу бросился к ёлке. Огни были погашены. В бледном свете ленивого утра мальчик увидел на ветках три серебристых колокольчика необыкновенной красоты. Вчера этих игрушек не было! Это Ангел принёс их для детей! \- Мама! Папа! Петя! Павлик! - радостно закричал Ванечка. - Идите все скорее сюда! В комнату вошли встревоженные мама и папа, прибежали заспанные братья. \- Смотрите, какие чудные колокольчики, как волшебно они звенят! Это нам Ангел подарил, я его видел, - захлёбывался от восторга мальчик. Мама потрогала лобик Ванечки. Он был совсем не горячий. Вдруг Ванечка вспомнил о своём грехе и заплакал. Мама прижала сына к себе, и он рассказал всё, что произошло с ним вчера. Петя встал на стул, достал конфетный фантик, висящий у самой верхушки, и развернул его. Внутри он увидел большую шоколадную конфету. \- Ой, какая вкусная, с орешком! - счастливо засмеялся он, откусив кусочек. \- А мне? - надулся Павлик. Петя стал снимать одну за другой конфеты и раздавать всем. Ваня с изумлением смотрел на всё происходящее и вдруг закричал: — Это Ангел всё сделал! Это он превратил пустые фантики в настоящие конфеты. Мама, он такой красивый, у него ещё колечко такое же, как у тебя… \- Конечно, это Ангел сделал вам подарки к Рождеству, - сказала мама. \- Ты понял, что поступил плохо, тебе было стыдно, а Господь всегда видит кающееся сердечко и посылает утешение и помощь, - добавил папа. - И запомните дети! Никогда не слушайте никаких обезьян! Слушайте только свою совесть, - строго закончил он Мама обняла Ванечку, вытерла его слёзы тонкими пальчиками, на одном из которых сверкало колечко с голубым камушком и сказала: \- Нам с папой Ангел тоже принёс радость, ведь ты сегодня совершенно здоров.

До середины декабря стояла необыкновенно тёплая погода. Золотые одежды осени были уже окончательно истрёпаны ветрами и заунывными дождями. Лес и поле за деревней словно стеснялись своей наготы. Им давно пора было переоблачиться в снежные ризы, но зима медлила. В переулке зазеленела трава. Тёмная речка устало продолжала своё бесконечное движение, и только по утрам озорной морозец хватал её за подол у самого берега, пытаясь остановить. В лесу находили подснежники. Деревня серая и некрасивая пряталась от людей за поздними рассветами и ранними сумерками. Только перед самым Рождеством похолодало и выпал ослепительно белый восхитительный снег. Было утро. Оля лежала с открытыми глазами и прислушивалась. Уютно потрескивали дрова в печке, сонно тикали часы. Сегодняшний день необычный, он называется сочельник. Весь день все будут готовиться к празднику. Надо быть послушной и тихой. Когда стемнеет, на подоконник поставят подсвечник и зажгут свечу. Это нужно для того, чтобы Богородица знала, что в доме ждут Её сына. А когда Он, Христос, родится, все сразу об этом узнают, потому что на небе загорится Звезда. Все её увидят, и начнётся праздник. Мама разложит по праздничным тарелочкам с золотым ободком рассыпчатый рис с изюмом, курагой и черносливом. Папа поедет в соседнюю деревню в церковь, а дети с мамой останутся дома. Надо пораньше лечь спать, чтобы быстрее проснуться, и получить Рождественские подарки, которые будут лежать под ёлкой. Сестра утверждала, что они уже готовы, и до поры лежат на высокой полке с трудным названием антресоль. Она даже видела три красивых коробки, которые принесли из магазина и мама, таясь от детей, прибрала их туда. Вспомнив о празднике, Оля быстро вскочила с кровати и босиком побежала на кухню, откуда вкусно пахло тестом. \- А вот и Оленька проснулась. - обрадовалась мама. Кропотливая Маруся что-то рисовала на большом листе. Кирилл из разноцветного пластилина мастерил вертеп. Сестра и брат уже большие, а Оле всего пять лет. Вспомнив об этом, Оля вздохнула. Она мечтала о том времени, когда подрастёт, и как старшие дети будет поститься. А сейчас мама звала её пить молоко. Оля захныкала, но брат погрозил ей кулаком, и молоко пришлось выпить. Оля вспомнила, что не подготовила подарок для своей крёстной и, подумав, решила что-нибудь нарисовать. Она посмотрела в окно и изобразила звезду на небе и ёлочки. Рисунок получился скучным, и Оля пририсовала под ёлками цветы. \- А зимой цветов не бывает. - посмотрев в Олин альбом, заметила Маша. \- А вот и бывает! - упрямо ответила девочка. После обеда мама пошла в магазин, и Оля напросилась с ней. На деревню опускался вечер. В магазине на витринах стояли прозрачные коробки полные конфет, печенья, большие бутылки с лимонадом, а по соседству были полки с игрушками. Здесь сидели куклы, важно стояла пожарная машина, кучей были навалены разноцветные плюшевые звери, блестели ёлочные украшения. Оля увидела среди них прозрачную коробочку, в которой стоял мальчик в длинной голубой рубашечке. По его плечам рассыпались золотистые волосы, а за спиной трепетали белоснежные крылья. Мальчик был маленький, он легко мог бы поместиться на Олиной ладошке. \- Мама, ты только посмотри, - ахнула Оля — Это же Ангел! \- Да, хорош! - подтвердила продавщица тётя Люба. \- Мама, мамочка, - запричитала Оля, - купи мне, пожалуйста, Ангелочка. \- Олечка, эта игрушка дорогая, я не могу её тебе купить. - ответила мама. \- Мамочка! Ну, пожалуйста, купи. - заныла Оля. \- Оленька, мы его обязательно купим, только не сегодня. - ласково говорила мама. Тётя Люба и мама стали вдвоём уговаривать Олю, но чем дольше они убеждали девочку, тем настойчивее и громче требовала она покупку. Олино лицо стало сердитым, бровки угрюмо сдвинулись к самой переносице. Она гневно затопала ногами. С улицы через большое окно за ней наблюдали несколько незнакомых мальчишек с санками–ледянками в руках. Они хохотали, кривлялись и подзадоривали девочку. Глядя на них, Оля ещё громче заплакала, сильнее затопала ногами и выбежала из магазина. Мальчишки сразу обступили её. \- Молодец! - наперебой кричали они. - Айда с нами на дальнюю горку. Эта деревянная, высокая горка была на краю села, за школой. Её поливали водой и катались с неё старшие дети и взрослые. \- Бежим скорее! - кричали мальчишки, и Оля припустилась за ними. \- Оля, вернись! - услышала она мамин голос, но побежала ещё быстрее. Дети раскраснелись, глаза у всех сверкали. Один мальчишка вдруг подпрыгнул, и Оле, показалось, что сзади у него не развязавшийся кушак, а хвост. У другого, под сбившейся на затылок шапочкой, она увидела два крутых завитка, похожие на маленькие рожки. Оле стало страшно, и она остановилась. Девочка даже не заметила, что школа и горка остались позади, и начался лес. Внезапно стемнело, мальчишки исчезли, и Оля осталась одна. Шёл снег, и сквозь его густую пелену ничего не было видно. Девочка хотела побежать назад, но тропинку уже припорошило снегом. Она стала громко звать маму, плакать, но никто не отзывался. Оля вспомнила, какая грустная была мама, когда её дочка топала ногами в магазине, как укоризненно смотрела на неё тётя Люба. Оле стало стыдно за себя и жалко маму. \- Мама, мамочка. - заплакала девочка. - Прости меня, пожалуйста, мне очень стыдно. Слёзы потекли из её глаз и закапали на снег. Она плакала так горько, а слёзки были такие горячие, что растопили тонкий слой снега, под которым Оля увидела маленький нежный цветочек. Он стоял на своём слабом стебельке, и его лепестки дрожали от холода. \- Ты замёрз! Сейчас, я тебя согрею. - сказала девочка, сорвала цветочек и спрятала его на груди. - Мне тоже холодно и ещё мне очень стыдно. - рассказывала она новому другу. \- Тебе, правда, стыдно, Оленька? - вдруг услышала она тихий голос. Оля увидела рядом с собой золотоволосого мальчика в голубой рубашке. — Это ты? - удивилась она, узнав в незнакомце Ангела из магазина. Он был ростом с неё. \- А где мальчишки? - спросила Оля, озираясь по сторонам. \- Видишь Звезду? – показал он на небо. - Христос родился, и вся нечистая сила сгинула. - сказал мальчик, взял Олю за руку и повёл за собой. \- Откуда ты знаешь, что меня зовут Оля? - удивлённо спросила она мальчика. \- Я узнал твоё имя, когда тебя крестили. Я же твой Ангел–хранитель. - ответил он. - Когда ты хнычешь и не слушаешься, я удаляюсь от тебя, и мне становится трудно тебе помогать. А когда в магазине ты затопала ногами, я так огорчился, что даже покинул тебя. - сказал он печально и заплакал. \- Не плачь. - прошептала Оля, и прижала Ангела к себе. - Я никогда больше не буду обижать маму, я стану хорошей девочкой, и ты больше не будешь плакать. - пообещала Оля. \- Помни о нашей встрече и береги цветочек. Это цветок твоего покаяния, самый прекрасный из всех цветов на Земле. Иди вперёд, не бойся, я с тобой. - сказал Ангел и стал невидимым. Из снежной пелены вдруг показалась мама. Она подхватила Олю, и девочка счастливо прижалась к ней. \- Ты зачем, озорница, от меня убежала? Я тебя едва нашла, ты могла заблудиться. \- Прости меня, мамочка. - виновато сказала Оля. Утром следующего дня Оля проснулась от голоса крёстной: \- Христос раждается, славите! - громко приветствовала она всех, заходя в дом. Оля вскочила с кровати, взяла рисунок и побежала навстречу. - С Рождеством! - поздравила крёстная свою любимицу и вручила ей прозрачную коробочку с фигуркой ангела. \- Здравствуй! - поздоровалась девочка с Ангелом и с крёстной, и прижала подарок к груди. - А это тебе. - протянула Оля свой рисунок. На тёмном небе горела яркая звезда. Стояли заснеженные ёлки, а под ними на тонких стебельках росли цветы. \- А Оля вчера подснежник нашла. - сообщила новость Маша. — Это не подснежник, это цветок покаяния, - вдруг сказала Оля. - Самый прекрасный из всех цветов на Земле, - продолжала она, глядя на Ангела. - Я это запомнила.