Воскресенье, утро. Ночь была кошмарная из-за появления у Татьяны невропатолога Ушакова, которого не пустила в квартиру жена. Пришлось утром доктора отвезти домой, а после завтрака, Женька должен был вернуть бабушке Наде раскладушку, на которой спал ночной гость. Рыбаков поднимался на Татьянин этаж от Надежды Дмитриевны и раздумывал над словами, которые она сказала напоследок. «Разлука для любви, как ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает ещё сильней». Мудро!
- Надо записать это в Татьянину тетрадку, - думал он. – А где она, кстати, тетрадка–то? Опять утащили и вернёт её какой-нибудь алкаш в непотребном виде месяца через полтора. Что за растяпа эта Татьяна Владимировна! – накручивал он сам себя.
Всё больше узнавая Татьяну, Женька удивлялся её доброте и доверчивости. Ему стало казаться, что её все используют, обижают, а защищаться она не умеет. Отстаивать интересы пациента будь то его здоровье или условия содержания, она готова была даже в ущерб себе. Её не жаловали в медицинском отделе управления, отчитывали на планёрках и представительных заседаниях, лишали премий. Начальник терапевтического отделения больницы для осуждённых, она сама, наверное, никогда не жила спокойно, и не давала спокойно жить другим, особенно высокому начальству. Однако эта борьба не проходила даром. Несмотря на инертность системы, кое-что удавалось изменить в лучшую сторону, часто с потерями для себя. На работе, и в этом Рыбаков убедился, когда лечился в терапевтическом отделении, Татьяна имела непререкаемый авторитет и даже завоевала любовь спец контингента. В быту же ей помыкали все, кому ни лень, это Женька наблюдал много раз. Взять хотя бы прошедшую ночь. Безобразие! Рассуждая об этом, Рыбаков всё больше распалялся.
- Сейчас же серьёзно поговорю с Татьяной, нельзя так жить, - планировал он. Вспоминая доктора Ушакова, он возмущался хамством и наглостью Татьяниного коллеги, к чему она относилась спокойно. «Проспится и извинится» - утверждала она. События минувшей ночи как-то странно подействовала на Женьку. Что это он у бабы Нади стал спрашивать совета, ныть: «Разлюбит меня Танечка или нет» - передразнивал он сам себя. Не случалось с ним такого раньше, он всегда был в себе уверен, или почти всегда. Может быть он ревнует Татьяну, не как любимую женщину, а как близкого человека, от которого ему достаётся только маленькая часть её доброты и любви, её свободного времени, а большая часть тратится на пациентов, всяких Ушаковых и прочих персонажей.
- Разберусь и с собой, и с ней, - думал Рыбаков и ускорил шаг.
Татьяна сидела на кухне, а напротив неё за столом, над тарелкой с макаронами, посыпанных сыром, трудился Олег по прозвищу Длинный. Олег был в домашних штанах с вытянутыми коленками и в футболке странного бело-серого цвета, которую видно постирал вместе с носками. С аппетитом уплетая оставшиеся от их завтрака макароны, Олег небрежно поднял руку с вилкой в приветствии. Татьяна подошла к Женьке с виноватым видом. Она чувствовала, что Рыбаков недоволен всей этой кутерьмой, но не могла не открыть дверь Олегу, который зашёл узнать, что произошло ночью. Зная, что Длинный всегда голоден, предложила ему поесть и Олег, конечно, не отказался.
- Женечка, садись с нами, кофейку попьём, - ласково заговорила она. Рыбакову почему-то захотелось, чтобы она поняла, что он обижен.
- Спасибо, я воздержусь, у тебя гости, - вредничал Женька, направляясь в комнату. Включил телевизор и стал тупо смотреть на экран.
Татьяна загрустила. Она достала из шкафа баночку с «бочковым» кофе, как она называла растворимый напиток. Угощая Олега, сама думала о Женьке, который сегодня был какой-то другой.
- А давеча в мужья напрашивался, - по-бабьи вздохнула она. – Будет мужем, станет ворчать всё время…
Она поставила на стол красивые чашки, и стала болтать с Олегом, который не замечал, а может быть делал вид, что не замечает, надвигающуюся ссору. Рыбаков напряжённо прислушивался к их разговору.
- Поел, попил, мог бы уже и отвалить, - злился он. – Неужели не чувствует, что третий лишний?
К досаде Рыбакова, в дверь позвонили снова и появился Слава Симонов – оперативник, тайный воздыхатель Татьяны. Увидев Олега, он заулыбался, и протянул хозяйке свёрток.
- Матушка пирогов напекла и распорядилась к тебе заехать, угостить… - смущённо говорил он. – И ты здесь, - продолжил он, протягивая руку Рыбакову, который вышел из комнаты. – Все женихи в сборе! – засмеялся он.
Татьяна пригласила Славу на кофе, и он присоединился к компании. Рыбаков нелепо торчал на середине кухни.
- Жека, - свёрток разверни, - по-деловому попросила Женьку Татьяна, подчёркивая таким образом его особый статус. Рыбаков прикинул, что злиться дальше не имеет никакого смысла (всё равно ничего не изменить) и начал помогать Тане ставить на стол дополнительные чашки, доставал чайные ложечки, сахарницу. Они толкались на маленьком пространстве, задевали друг друга и обменивались красноречивыми взглядами.
- Ты обижаешься? – спрашивали Танины серые глаза.
- А ты не обиделась бы? – вопросом на вопрос отвечали карие Женькины. – Я приехал к любимой женщине, о чём мечтал почти месяц, а тут толпа «женихов».
- Не виноватая я! Они сами пришли, - смеялись Танины глаза.
На большую тарелку выложили румяные, ещё тёплые пирожки.
- Ой какие красивые, и так много! – восхитилась Татьяна.
- Матушка знает, что у тебя всегда народ пасётся, - засмеялся Слава. Он принципиально не пил кофе, утверждая, что «кофий кушают господа», а он деревенский мужик. Пришлось заварить мужику чай.
За болтовнёй атмосфера как-то разрядилась, начали рассказывать анекдоты, смеялись. Женька заметил, что у Татьяны на щеках непривычный румянец и она прихрамывает при ходьбе. Это началось ещё вчера, и он спросил Таню что случилось. Получил ответ, что ходила на работу в новых туфлях, натёрла пятку. Ерунда!
Опять звонок в дверь.
- Похабная квартирка, - вспомнил Женька слова гражданина Шарикова, открывая дверь. На пороге появился Герман Афанасьевич, заведующий хирургическим отделением. Поздоровавшись со всеми, он обратился к Олегу:
- Вот ты где, я тебе звонил сто раз, думал спишь, потом догадался, что у Татьяны Владимировны кормишься. Собирайся, дежурный врач операционную бригаду вызывает. Большой этап пришёл. Несколько человек с ножевыми ранениями. На зоне массовая драка приключилась с поножовщиной. Карета подана.
Подойдя к окну, Женька увидел во дворе больничную «буханку», на которой возили в зону продукты, другие хозяйственные грузы и доставляли докторов на экстренные вызова. Хирурги быстро ушли. Слава как начальник оперативной службы больницы посчитал, что ему тоже необходимо появиться в зоне и ушёл.
* * *
Наконец они одни. День клонился к вечеру. Татьяна молча мыла посуду, Женька подошёл к ней прижался и почувствовал жар её тела.
- Ты что такая горячая? – с тревогой спросил он.
- От любви-с, конечно, - засмеялась она и в дверь позвонили.
- Опять! - Не квартира, а проходной двор, - не скрывая раздражения, проворчал Рыбаков и пошёл открывать дверь. Молодая незнакомая женщина заглянула через Женькино плечо и обратилась к Татьяне:
- Татьяна Владимировна, сын Антошка заболел, лекарство дала, а температура не снижается, - голос женщины задрожал.
- Сколько лет Антошке? – спросила Татьяна.
Женщина рассказала, что ребёнку пять лет, заболел сегодня. Обращалась в «скорую», но ей ответили, что вызовов очень много и на «температуру» бригада приедет часа через два - три.
- Сказали «ждите», а мне страшно, - всхлипывала женщина.
Татьяна взяла фонендоскоп, блокнот с рецептурными бланками и прямо в домашнем халате отправилась с женщиной, предварительно чмокнув Рыбакова в щёку.
- Я не педиатр, но схожу посмотрю на этого Антошку, - прошептала она Женьке. - Я ненадолго. Чем смогу, помогу и вернусь, - сказала и исчезла.
Рыбаков заметил, что она стала больше хромать и красное пятно на голой пятке увеличилось и распространилось на голень. Он домыл посуду, посмотрел телевизор, даже вздремнул, а Татьяна не возвращалась. В какую квартиру она ушла, к кому, он не знал. Пора было уезжать, завтра на работу. Пришлось позвать бабу Надю, чтобы она дождалась хозяйку в квартире, а самому отправляться в обратный путь. Первый раз за время их романа Рыбаков просто уезжал, а не улетал «на крыльях любви» в мечтах о следующей встрече. Добравшись до дома, он хотел позвонить Татьяне, высказать ей всё, что не успел сказать до её исчезновения, но передумал.
- Пусть поймёт, наконец, что так можно разрушить самое дорогое, что у них есть – их любовь. Как можно не думать о них двоих, о нём, а всё своё время посвящать коллегам и вообще чужим людям, кому угодно, - размышлял он. – Предлагал ведь пожениться, чтобы это прекратилось, а она ни «да», ни «нет».
Тревоги и раздражение прошедших выходных вылились в усталость и Рыбаков повалился спать. Утром помчался в цех, где произошло несколько небольших, но неприятных ЧП. Пришлось до самого вечера всё разруливать и утрясать. Домой пришёл поздно, позвонил Татьяне, но никто не ответил, бывает. По вечерам пытался дозвониться до города, не получалось, видимо что-то со связью произошло, такое тоже случалось нередко. До четверга продолжался аврал на работе, а вечером позвонила подруга Татьяны Наталья Николаевна. Она поведала, что Татьяна больна.
Инфицировалась потёртость в области пятки и инфекция стала распространяться. Сейчас у Тани воспалительный инфильтрат голени, который может перейти в флегмону. В тот день, когда Рыбаков уехал, Татьяна вернулась домой с вызова к Антошке вечером, и чувствовала себя плохо. Болела нога, сотрясал озноб, а необходимых лекарств в аптечке не оказалось, всё раздала. К друзьям обратиться постеснялась, поздно. Кое как дожила до утра и позвонила Наташе, которая вместе с мужем Борисом сразу к ней примчались. Осмотрев Татьяну, Борис предложил ей место в своём хирургическом отделении городской больницы. Оперативного лечения пока не требовалось, и Татьяна отказалась от госпитализации, решила лечиться дома теми средствами, которые назначил Борис. Он ежедневно навещал свою подопечную на дому.
- Татьяне уже лучше, - продолжала Наталья Николаевна, - и, если соматическое состояние в настоящее время больной благодаря усилиям друзей и коллег оценивается как удовлетворительное, то психологическое из-за предательства Рыбакова (так и сказала «из-за предательства») тяжёлое.
Женьку как будто кипятком окатили. Он весь покрылся испариной, сердце застучало как на финише марафонской дистанции, а слова застряли в горле.
- Что вы такое говорите, Наталья Николаевна, - после длительной паузы, наконец прохрипел в трубку Женька.
- Она твердит, что ты её бросил, и плачет. Ушаков даже предложил к психиатру обратиться. На завтра запланирован визит Юрия Петровича, а я сказала, что вылечить от депрессии её сможешь только ты.
- Я вам покажу психиатра, - вдруг закричал в трубку Женька, теряя самообладание. – А этому алкашу – Ушакову, я всё припомню! Ему самому психиатр уже давно нужен! – орал он.
- Не психиатр, а психотерапевт, - поправилась Наталья Николаевна.
– Только попробуйте! – не унимался Женька. - Я сегодня же приеду. У меня, между прочим, ружьё есть… Если хоть одного из этих козлов: Ушакова, Длинного, или психотерапевта у Таньки увижу, пристрелю, - угрожал он.
На другом конце провода раздались длинные гудки и Рыбаков яростно бросил трубку. Он сделал несколько звонков своим подчинённым, предупредил, что ему нужно срочно уехать в город, сел в машину и подкатил к бараку, где жила Марковна, чтобы предупредить о своём экстренном отъезде. Узнав, что Татьяна заболела, Альбина заметалась по комнате, раздумывая каких гостинцев послать больной, потом выбежала в чулан, где в бачке хранилась мочёная брусника и наполнила ягодами трёхлитровую банку.
- От лихорадки хорошо помогает, - прокомментировала она свой подарок.
* * *
До города Рыбаков гнал на максимальной скорости, на сколько позволяла разбитая дорога и приехал около полуночи. Он с замиранием сердца тихонько постучал в дверь и ему сразу же открыла дверь бабушка Надя. В комнате на месте будущего пианино стояла раскладушка, на которой готовилась переночевать Надежда Дмитриевна, а сейчас она, как всегда, молилась.
- Молодец, что приехал. Она тебя ждёт, хоть и твердит, что ты не вернёшься.
Женька скинул куртку, разулся, вымыл руки и тихонько подошёл к Татьяне. Она лежала на диване лицом к стене, но не спала. Он сел на край дивана, наклонился к женщине, погладил по волосам, поцеловал её кудряшки и почувствовал, что она вздрагивает от рыданий.
- Я пойду к себе, - прошептала старушка. - Мы тут по очереди по ночам дежурили с Наташей, боялись её одну оставлять, всё время плачет, тоскует. А днём и с работы приходят, и соседи помогают. Все волнуются за нашу Танюшку, – бормотала Надежда Дмитриевна.
Когда бабушка ушла, Татьяна села на диване и горестно спросила:
- Ты почему меня бросил? – Она опять заплакала. - Мне было так плохо… Температура сорок градусов, нога болит, а тебя нет. Ещё один предатель в моей жизни?
Рыбаков прижал женщину к себе.
– Не говори так! Я в воскресенье тебя ждал до последнего, а ты пропала. Что мне было делать? Оставить записку как Остап Бендер - «к обеду не жди, твой Суслик?» Я, между прочим, тоже мог подумать, что ты меня бросила. И я не знал, что ты больна, - оправдывался Рыбаков.
Футболка Татьяны, в которой она лежала, была влажная и Женька помог ей переодеться в сухое бельё, потом принёс брусничной воды.
- От Марковны, - пояснил он, и Татьяна благодарно улыбнулась. Женька разместился на раскладушке, которую поставил параллельно дивану, перетащив большой журнальный стол на место будущего пианино. Он взял Татьяну руку в свои и она быстро уснула.
Утром пришла медсестра терапевтического отделения Света, поставила капельницу, сделала инъекции, передала приветы от сотрудников и убежала. Женька собрался в магазин за продуктами. Татьяна попросила не закрывать её, чтобы не подниматься с постели, если вдруг кто придёт.
- А кто придёт? Все на работе, - удивился Рыбаков, но дверь не закрыл. – Я мигом, - пообещал он и ушёл.
* * *
Вернувшись, он осторожно зашёл в квартиру, чтобы не разбудить больную, если она спит, и на цыпочках пробрался в кухню.
- Стой, кто идёт? – услышал он за спиной детский голос. – Руки вверх! – потребовал «голос».
Рыбаков повернулся и увидел мальчика лет пяти в солдатской пилотке со звездой и игрушечным автоматом в руках. Голова мальчика под пилоткой была перевязана платком, который удерживал компресс на правом ухе. Вид мальчика был грозный, раненый боец, да и только.
- Ты кто? – с улыбкой спросил бойца Женька.
- Антон Палыч, - представился мальчик.
- Чехов? - уточнил Рыбаков.
- Я - мамин, - грозно ответил боец. – Документы, - потребовал он и навёл автомат на Рыбакова.
Пришлось показать часовому водительские права, после чего мальчик, не сводя с Рыбакова глаз прокричал в комнату:
- Таня, тут дядька какой-то пришёл, застрелить?
- Зачем стрелять? – удивился Рыбаков такому повороту событий. – Я Таню люблю!
- Нет, это я Таню люблю, - возразил солдат и подтянул колготки.
- Ещё один соперник, - чертыхнулся Женька.
Из комнаты появилась Татьяна, бледная и несчастная. Рыбаков усадил её на стул. Антон Палыч внимательно наблюдал за происходящим, и, на всякий случай, держал Женьку на прицеле.
Входная дверь после короткого стука открылась и вошла мать Антона Палыча. Она принесла Татьяне картофельное пюре и аккуратные домашние котлетки.
- Татьяна Владимировна, покушайте, всё свеженькое, только что приготовила, - ворковала она. – Антошку забираю, ему спать уже скоро и лекарства пора принять. Так к вам просился! Я не пускала, чтобы вас не беспокоил, а он убежал. Спасибо вам, – за что-то поблагодарила она Татьяну.
Антон Палыч не хотел покидать свою возлюбленную Таню, стал хныкать, но Рыбаков достал из сумки пачку чипсов и ребёнок, получив взятку, покорился матери. Они ушли.
Татьяна была слаба, но лечь в постель отказалась и сидела тихо, наблюдая за тем, как ловко Рыбаков управляется на кухне. Она рассказала Женьке, что в воскресенье диагностировала у Антошки правосторонний отит. Мальчик плакал от болей, капризничал, температура была выше тридцати девяти. Его совсем молодая мама, оказалась одна с больным ребёнком и запаниковала. Муж Павел работал вахтовым методом и уехал несколько дней назад на свою вахту. Татьяна посадила Антошку к себе на колени, и он неожиданно притих. Они сидели напротив аквариума, где плавали золотые рыбки.
- Какие рыбки у тебя красивые, - тихонько говорила Татьяна мальчику, осторожно гладя его по головке. А я знаю стишок про рыбок.
- Расскажи, - попросил мальчик.
Рыбке рак - ни друг, ни враг.
Рыбке вряд ли страшен рак.
Рыбке страшен червячок,
Что насажен на крючок, - рассказывала она стихотворение Виктора Лунина, которое когда-то читала маленькому племяннику.
- Ещё расскажи, - попросил Антошка. Татьяна несколько раз повторила четверостишие и под её монотонное бормотание ребёнок уснул. Дождались «скорую», мальчику сделали укол, после которого он, немного поплакав, уснул у Татьяны на руках. При попытке уложить ребёнка в кроватку, он начинал беспокоиться. Пришлось по-прежнему держать его на руках. Наконец Антошка глубоко заснул, и Татьяна освободилась. Домой она пришла поздно. Женьки уже не было, а ей было так плохо, тоскливо…
- Женька уехал не простившись, наверное, навсегда, – проносилось в голове. – А кому понравится такая жизнь? Дёргают во все стороны, то на работу, то знакомые одолевают, то «женихи» пристают, то всякие Ушаковы… Сбежал и правильно сделал, - думала она горько. Навалился сон, мутный, с кошмарами и виденьями. Какой-то мальчишка, напоминающий Антошку, тоненьким голоском пел, присев на край её ложа:
- Разлука, ты разлука, чужая сторона…
* * *
Татьяна закончила рассказ и Рыбаков настоял, чтобы она всё-таки легла. Включил ей телевизор, а сам сидел и отвечал на телефонные звонки, которые раздавались ежеминутно.
- Как в кремле, - с досадой думал Женька. Звонили и справлялись о самочувствии и начальник больницы, фельдшер и врач СИЗО, какие-то тётки знакомые по общаге, где Татьяна жила пока не получила эту малосемейку. Отметились все начальники отделений больницы. Позвонила Матильда.
- Это кто? – поинтересовалась она, услышав голос Рыбакова.
- Сиделка из городского агентства «Пастухи! Недорого», - представился Женька, и услышал Татьянин смех. – Слава Богу, оживает девушка!
Трубка озадаченно помолчала, а потом Матильда сказала, что она запретила всем сотрудникам посещать больную, чтобы Татьяна Владимировна имела возможность больше отдыхать. «Прикрепили» к больной Наталью Николаевну и свободных от смен медицинских сестёр «терапии», чтобы делали инъекции.
- Вот и правильно, - констатировал Женька. Он доложил главному врачу, что температура нормальная, сон и аппетит улучшаются, а мерехлюндия закончилась.
- Что закончилось? – не поняла Матильда.
- Психоорганический синдром регрессирует, - подсказала с дивана Татьяна, и Рыбаков послушно повторил.
- Кто деградирует? - не понимала Матильда.
-Хандра прошла, - рявкнул Женька и положил трубку. - А давай я телефон вырублю, - предложил он.
* * *
Телефон он всё-таки отключил. В дверь несколько раз звонили и стучали, но Рыбаков никому не открыл, в том числе и Юрию Петровичу, психиатру больницы, у которого в городе был платный кабинет психотерапевта, где он принимал горожан. Весь день Женька ухаживал за Татьяной. Готовил, кормил её, давал по часам лекарства, даже сделал влажную уборку, как советовали по телевизору в программе про здоровье. Когда выдавалась свободная минутка он подсаживался к Татьяне, и они просто болтали. Совсем поздно в девять часов вечера пришли Наталья Николаевна с мужем. Женька сразу извинился перед Наташей за свою грубость, которую допустил при разговоре по телефону.
- У меня кукуха съехала, когда я про психиатра услышал, - оправдывался Рыбаков.
- А где ружьё? – спросила Наташа, демонстративно оглядываясь по сторонам.
- Наврал про ружьё, - признался Женька.
Тем временем Борис осмотрел Татьянину ногу, сказал, что опасность распространения процесса миновала и он, как лечащий доктор, доволен. Наташа рассказывала подруге о том, как обстоят дела в отделении, как чувствуют себя её пациенты.
Друзья торопились домой. Рыбаков вышел с ними на улицу, чтобы покурить.
- До выходных останешься? – спросил Борис, закуривая. – Плохо ей было, всё время плакала и от болей, и от обиды.
- Да я её не обижал, просто всё как-то по-дурацки получилось… - опять стал оправдываться Женька.
- Она очень эмоциональная женщина, а на фоне заболевания эмоции разбушевались. Не обижай её больше. Татьяна – наше «Всё».
- Звучит как название ордена, «наше всё», - пробормотал Рыбаков, когда остался один. – Да, не зря он добивался внимания этой кудрявой, худенькой женщины. Кроме того, что кудрявая и стройная, она ещё и необыкновенная. Сама больная, готова сидеть с чужим ребёнком, чтобы его мать не сошла с ума от тревоги. Она готова накормить, вылечить любого, кто попадёт в её поле зрения, она может даже пожертвовать своим личным счастьем ради других. Он - Евгений Александрович Рыбаков, красивый, умный, образованный, но эгоистичный, самоуверенный и, как оказалось, ещё и ревнивый… Достоин ли я такой награды, этого ордена? – рассуждал Женька, возвращаясь к Татьяне. – Не факт, но постараюсь соответствовать!