На следующий день, после госпитализации Рыбакова в травматологическое отделение городской больницы, Татьяна, как и обещала, пришла к нему и принесла новый спортивный костюм с надписью «Адидас» на груди и новый мобильный телефон. Первым, кому позвонил Женька, был его заместитель Сергей Петрович. Разбитые губы искажали голос, и инженер Серёга не сразу узнал хозяина. Рыбаков с трудом, не вдаваясь в подробности, объяснил, что с ним произошло и попросил в течение десяти дней взять руководство предприятием на себя, пока встряхнутые мозги не встанут на прежнее место. Пришлось пообещать дополнительную оплату за дополнительные труды, после чего голос в трубке повеселел. Во время этого разговора Татьяна продолжала выгружать из сумки принесённые вещи. Бельё, которое пришлось купить, носки, любимый Женькин зелёный бокал с изображением ордена Александра Невского и словами святого воина «кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет», чайные пакетики, сахар и прочее и прочее, целую сумку.
- Как только это бестелесное создание могло всё дотащить, - нежно глядя на Таню, думал Рыбаков. Узнав, что Татьяна ехала в больницу на такси, успокоился, а когда Таня сказала, что до палаты сумку ей помог нести знакомый доктор, призадумался.
- Так и норовят Таньку из-под носа увести, - хмурился он. – Скорее нужно припечатать её к себе в ЗАГСе. – Что она упирается? - носились тревожные мысли в больной голове.
Позвонил родителям, наврал, что отказал мобильник, поэтому не отвечал на звонки, а голос такой странный потому, что простуженный. Вроде поверили.
Сегодня воскресенье, поэтому поговорить с врачом, который утром, до прихода Татьяны осматривал Женьку, ей не удалось. Хотелось узнать, что в состоянии любимого произошли хоть и небольшие, но всё-таки положительные перемены, хотя какие перемены могут произойти за ночь. Сам Рыбаков бодрился, утверждал, что у него всё замечательно, но Таня ему не верила, она знала, как виртуозно Рыбаков умел врать. Она не могла добиться от него подробностей происшествия во дворе общаги. Полиция пострадавшего пока не навещала, а в общежитие, несмотря на выходной день утром наведывался участковый. С ним охотно сотрудничала вездесущая тётя Клава и ещё несколько свидетелей бандитского налёта на Рыбакова. В курсе событий была и Надежда Дмитриевна, которая рассказала Тане, что по словам участкового в их районе орудует банда малолеток, совершившая уже несколько преступлений. В основном это были мелкие кражи, драки, порча домофонов и прочего имущества в многоэтажных домах. Было и серьёзное преступление, но обвинили в зверском убийстве бомжа какого-то парня, правда, ходили слухи, что его выпустили из тюрьмы. Об этом преступлении Татьяна была наслышана.
* * *
Месяца назад в больницу для осуждённых поступил подросток с двухсторонним воспалением лёгких. В то время случаев пневмоний в колониях и следственном изоляторе было много. Причины этого было поручено установить начальнику терапевтического отделения Татьяне Владимировне. Татьяна добросовестно ездила по колониям, где случаи этого заболевания были частыми, посетила и СИЗО, после чего написала отчёт с выводами и предложениями по преодолению возникшей тревожной ситуации. Одной из причин этого заболевания по мнению Татьяны, была скученность в камерах следственного изолятора и в общежитиях одной из зон, расположенной недалеко от города. Татьяна даже получила одобрение из медицинского отдела управления в ответ на свою работу, что было непривычно. И вот из следственного изолятора поступил пациент в тяжёлом состоянии с двухсторонней пневмонией, которому недавно исполнилось шестнадцать лет. Его поместили в корпус номер семь, где была камерная система. Здесь содержались особо опасные рецидивисты, граждане, находящиеся под следствием, а также заболевшие несовершеннолетние граждане, у которых приговор не вступил в законную силу, и поэтому их не могли отправить в колонию для малолетних преступников. В этом корпусе была усиленная охрана, малолеток содержали отдельно и в таких условиях опасность для них со стороны других преступников была минимальной. Однако для медицинского персонала это было очень неудобно потому, что за пациентом с тяжёлым заболеванием требовалось постоянное наблюдение и частая коррекция проводимого лечения, а в условиях камерной системы это было очень трудно, а под час и невозможно. Этот корпус номер семь, располагался далеко от терапевтического отделения, и попасть туда из-за особого режима иногда было проблематично. Татьяна, озабоченная состоянием своего пациента, добивалась, чтобы малолетку перевели в «терапию». Она божилась оперативникам, что обеспечит безопасное пребывание больного в корпусе, убеждала их, что больной будет постоянно находиться в комнате старшего санитара, авторитет которого среди жуликов был непререкаемым и там ему ничего не будет угрожать. Наконец, начальник оперативной части майор Симонов уступил Татьяне Владимировне, и пациент Осипов был переведён в основной корпус «терапии». Здесь Татьяна с ним познакомилась ближе.
Славик Осипов обвинялся в жестоком убийстве бомжа. По данным следствия два месяца назад поздним вечером Славик ни с того ни с сего напал на мужчину, который рылся в мусорном баке. Он избивал бомжа палкой, пока тот не испустил дух и потом спокойно пошёл домой, где жил с бабушкой. Славик учился в спец школе как умственно отсталый. Дебильного Славика арестовали на следующий день, поместили в СИЗО, где над ним издевались «умные» сокамерники. Славик не мог анализировать происходящего, не понимал, за что он страдает, плакал, но никому не жаловался, боялся. Через месяц такой жизни он заболел. Пневмония и госпитализация были для него спасением, так как в тюрьме его избивали, часто отнимали еду, и это могло привести к самым печальным последствиям. Общаясь с мальчишкой, Татьяна никак не могла взять в толк, как этот тихий и тщедушный Славик мог так озвереть, что забил взрослого человека до смерти. Старший санитар, человек с большим лагерным опытом, наблюдавший за своим «постояльцем», утверждал, что менты шьют Славику мокрое дело, которое парень не совершал. Славик был сиротой, его воспитывала бабушка и вступиться за него было некому. Конечно, все в отделении и медицинский персонал и жулики жалели парнишку, подкармливали, а «смотрящий» обещал отправить «маляву» в следственный изолятор, чтобы рукоприкладство в отношении парня прекратилось. Состояние Славика улучшалось, пневмония рассосалась без следа, но Татьяна не торопилась с выпиской мальчишки, понимая, что в тюрьме ему не сладко и даже опасно для жизни. Несколько раз Татьяну Владимировну встречала у КП бабушка Осипова, которая приезжала с передачами для внука. Это была старая женщина, много лет работавшая на хлебозаводе. Её лицо нездорового тёмного цвета, изрытое глубокими морщинами, напоминало горбушку черного хлеба. Она внимательно слушала рассказ Татьяны о состоянии здоровья внука, радовалась, что он идёт на поправку, но потом начинала плакать. Она утверждала, что Славик не мог совершить такое тяжёлое преступление, в котором его обвиняют. Она воспитывает парнишку с младенчества и хорошо его знает. Слёзы, как струи дождя стекали по морщинам старухи до самого подбородка, который она без конца вытирала скомканным цветастым платочком. Всхлипывая, она печально говорила, что, конечно, внук глупенький, очень доверчивый и может пойти на поводу у кого-то, но дойти до такого зверства он не способен. Татьяна как могла утешала старушку, а сердце сжималось от жалости к ней.
Славика выписали с выздоровлением. Татьяна созвонилась с медицинской частью СИЗО и попросила медиков не оставить без внимания мальчишку, который перенёс тяжёлое заболевание. Вскоре о своём малолетнем пациенте Таня забыла, но однажды её вызвала в свой кабинет Матильда, где познакомила с представительным молодым мужчиной. Это был адвокат Славика. Он попросил Татьяну Владимировну выступить на заседании суда, которое планировалось провести завтра в городском отделении МВД. Адвокат обещал заехать за Таней в назначенное время.
* * *
На следующий день Анатолий Борисович, так звали адвоката, приехал за Таней в больницу. Татьяна села рядом с ним в его «жигули», и адвокат рассказал ей следующую историю. Он, молодой и амбициозный, мечтал о блистательной карьере в этом северном городе, куда недавно приехал и открыл свою адвокатскую контору. Он пригласил к себе ещё одного товарища, тоже мечтавшего о карьере и больших деньгах. Все необходимые документы были оформлены, на двухэтажном каменном здании появилась вывеска, гласящая о том, что на первом этаже находится адвокатская контора, но клиентов не было потому, что фирма пока была никому неизвестна. Надо было что-то делать. Каждый день Анатолий Борисович, как глава новоиспечённого предприятия, пропадал на совещаниях городского и районного уровня, выправлял недостающие документы, которые требовались для работы, заводил нужные знакомства, а в офисе постоянно находился напарник. При отсутствии клиентов товарищ Анатолия Борисовича целиком посвящал себя или разгадыванию кроссвордов, или компьютерным играм. В офисе было всего два кабинета и небольшой коридорчик. Каждое утро в нём появлялась старушка с тёмным лицом и стучалась в кабинет к напарнику. Он уже несколько раз очень вежливо объяснял старушке, что бесплатно контора не работает, а денег у бабушки не было. Посетительница безропотно выслушивала объяснения и молча уходила. На следующий день всё повторялось, и напарник перестал ей открывать дверь в свой кабинет. Однажды, когда он в очередной раз не пустил бабушку, она продолжала сидеть в коридоре, где её увидел Анатолий Борисович, неожиданно вернувшийся с очередного заседания. Он пригласил женщину к себе и выслушал её печальный рассказ о своём внуке Славике, слабоумном сироте. Даже при поверхностном знакомстве с этим уголовным делом было понятно, что скорее всего следственные органы, в погоне за пресловутой раскрываемостью, пошли по самому простому и подлому пути, обвинили во всём первого попавшегося подростка, тем более, что заступиться за него было некому и правды с его стороны никто искать не будет. Адвокат установил, что множество ошибок, а может и не ошибок, а преднамеренное искажение истины было допущено следствием. Например, не была проведена комплексная психолого–психиатрическая экспертиза (единственное, что было понятно Тане из монолога адвоката) и многое другое, в чём Татьяна не разбиралась. По его словам, у Славика даже алиби было, которое толком не мог озвучить ни он сам, ни его малограмотная бабушка, и на это никто не обратил внимание по безразличию или намеренно.
Анатолий Борисович откровенно сказал Татьяне, что взялся за это дело без оплаты своих услуг ради рекламы потому, что необходимый материал для оправдания Славика был на поверхности. Анатолий Борисович утверждал, что обязательно добьётся того, чтобы с мальчишки сняли обвинение и нашли настоящего преступника. По мнению адвоката здесь была замешена целая банда подростков. Среди них, скорее всего были отпрыски состоятельных людей или городских начальничков, поэтому жертвой назначили беззащитного Славика. Как говорится, что нам законы, коли судьи знакомы.
В этот день должен был состояться один из этапов борьбы Анатолия Борисовича за права Славика. Татьяна должна была свидетельствовать, как специалист, о том, что водворение парня в СИЗО отрицательно сказалось на его здоровье и даже угрожало его жизни. Скученность в камере и плохие бытовые условия привели к заболеванию Осипова тяжёлой пневмонией. Адвокат намерен был требовать денежную компенсацию от МВД за нанесённый здоровью Славика ущерб. Этому и было посвящено нынешнее судебное заседание.
Машина подъехала к зданию районной полиции. Адвокат обратил внимание Тани на то, какие «крутые тачки» стояли возле этого новенького, недавно выстроенного дворца.
- Когда я первый раз увидел эту картину, подумал, что судят какого-нибудь вора в законе, а это оказались машины простых ментов. Как говорится, красиво жить не запретишь, - сказал он грустно. – Какие деньги нужно иметь, чтобы купить такое авто. На зарплату тех, кто работает в этом учреждении их приобрести невозможно, - твёрдо сказал адвокат.
Заседание проходило в небольшой комнате. Татьяна отвечала на вопросы женщины-судьи, сидящей за столом напротив неё. Она чувствовала, что от неё многое зависит и говорила уверенно, аргументировано, кое-что зачитала из истории болезни, которую по совету адвоката взяла из архива. В частности, она привела в своём выступлении пугающее заключение рентгенолога при поступлении Славика в больницу об огромном очаге поражения в лёгких. Объяснила присутствующим не менее серьёзные изменения в анализах крови. Все слушали внимательно и с видимым уважением. Татьяна настаивала на том, что стрептококк, который стал причиной развития воспаления лёгких у гражданина Осипова, передаётся от человека к человеку при скученности в помещении, плохом проветривании и уборке этого помещения. Всё это было в камере, где содержался Славик. Для судьи не явилось секретом то, что еду у гражданина Осипова и продукты из передач, которые регулярно приносила ему бабушка, отнимали сокамерники. В результате недоедания и постоянных стрессов иммунитет Славика снизился настолько, что воспаление лёгких приняло угрожающие для организма масштабы. Татьяна подробно рассказала каких усилий потребовалось от персонала больницы, чтобы добиться полного выздоровления пациента.
После заседания Анатолий Борисович крепко как соратнику пожал Татьяне руку, сказал, что он уверен в победе, о которой узнают в городе благодаря связям адвоката в местных СМИ.
- Справедливость восторжествует, Славика освободят, - сказал он гордо. – А менты пусть ищут настоящего злодея или банду злодеев. В моих планах ещё начать разбирательство о клевете и взыскать деньги за моральный ущерб с тех, кто оговорил парнишку. Этим бедным людям: сироте Славику и его бабушке деньги не помешают, - мечтал адвокат.
Это всё Татьяна рассказала Женьке сразу после заседания суда. Хвасталась, что они с адвокатом одержали победу. Правда дело о клевете Анатолию Борисовичу возбудить не удалось. Вскоре Славика освободили. В городе разразился скандал, а в прессе дискуссия о местных правоохранительных органах, о коррупции, недобросовестности и некомпетентности в рядах их сотрудников. В местной газете было опубликовано большое интервью с адвокатом Анатолием Борисовичем. Дела адвокатской конторы после этого резонансного происшествия пошли в гору.
Счастливого Славика встретила у ворот СИЗО его бабушка.
- Горе да беда - с кем не была, - вздохнула она, обнимая внука. - Теперь у нас всё будет хорошо! Мир не без добрых людей!
* * *
Состояние Рыбакова при поступлении в больницу расценивалось докторами как среднетяжёлое. Он плохо спал этой ночью потому, что сломанные рёбра не давали глубоко дышать, а инъекции обезболивающих лекарств не давали необходимого эффекта. Татьяна не знала как помочь любимому и болтала, чтобы отвлечь Женьку от тревожных мыслей и болевых ощущений. Она рассказала Женьке последние новости общежития, обещала позвонить Марковне, успокоить её и попросить ничего не сообщать о случившемся родителям Рыбакова, с которыми Альбина часто созванивалась. Татьяна сообщила, что скоро вернётся с вахты отец Антошки Павел. Он в курсе последних событий, и намерен разобраться с обидчиками Рыбакова.
- Проболтался всё-таки Антоха про наше приключение, - тревожно думал Женька.
Татьяна сказала, что по словам Светы, Павел хочет привлечь к акту сатисфакции ребят из своей бригады буровиков. Этих мужиков Рыбаков как-то встретил в компании с Павлом. Вид их был внушительным и даже устрашающим, однако самым неприятным для всех обидчиков была сплочённость этого небольшого коллектива. Мощный кулак, боевая единица, да и только.
- Не дай Бог вмешаются, наломают дров, - размышлял Рыбаков и попросил Таню, чтобы она организовала ему встречу с Павлом до того, пока он с друзьями не начал действовать.
Мужики, соседи Рыбакова по палате, стали нервничать из-за длительного присутствия женщины на их территории, Таня это почувствовала и засобиралась уходить.
- Что за стихи ты мне читал вчера, - спросила она на прощанье. – «Не плач, когда меня не станет…» Какие-то женские…
- Да, это стихи Тамары Шашевой. Я их увидел в журнале, которым Марковна собиралась печку растапливать. Когда я Альбине прочитал эти стихи, она ревела два дня, а потом переписала их на отдельный листочек и выучила наизусть. Пообещала, что впредь будет мне давать всё на проверку прежде, чем в печку сунуть.
- То труды Черчиля как-то хотела спалить, теперь за старые номера любимого журнала взялась, - ворчал он.
Откуда взялись давнишние номера литературного «толстого» журнала в сарае Марковны, она не знала. Видимо их принёс ещё покойный муж, который подбирал всё подряд и тащил в свой сарай, заваленный всякой рухлядью. Номера валялись на земляном полу, грязные, подмокшие, что бесило Рыбакова, привыкшего к уважительному отношению к печатному слову.
- Хорошие стихи, - одобрила Татьяна, - только больше их не читай, уж очень грустные… - сказала она, всхлипнув, потом по-матерински поцеловала Женьку и ушла, пообещав навестить его завтра после работы.
* * *
После посещения Татьяны приходил следователь, у которого в производстве было несколько дел о мелком хулиганстве подростков района, где находилось малосемейное общежитие. Следователь расспрашивал Рыбакова о том, как он получил удар битой по голове. Особенно его интересовала причина, по которой состоялся инцидент. Пришлось рассказать о том, как хулиганы обидели Антошку, как он серьёзно поговорил с их атаманом. Описывая внешность главаря этой банды, Женька вдруг ощутил, что ему противно даже вспоминать это лицо с наглыми глазами и ехидной улыбкой. Накатила волна ненависти и досады за то, что он, неустрашимый в юношеских уличных боях и один из лучших боксёров в своём Московском районе, так позорно проиграл поединок какому-то отморозку из местной шпаны. По словам следователя этот парень (Туберкулёзник, как в мыслях окрестил его Рыбаков), действительно недавно «откинулся» из колонии и руководит районными хулиганами. После того, как Славика оправдали, в убийстве бомжа стали подозревать его и руководимых им подростков. Мужика забили насмерть просто так ради острых ощущений. Следователь рассказал, что по горячим следам арестовали Славика, который в это время на своё несчастье находился во дворе своего дома. В этот вечер он выбивал палас специальной палкой. Бабушка работала в вечернюю смену и должна была скоро прийти домой. В обязанности послушного Славика входило выбивать ковры, и он регулярно делал это днём, а сегодня припозднился потому, что смотрел по телевизору увлекательный детектив. Славик повесил палас на перекладину, предназначенную именно для этих целей, и стал стукать по нему палкой-выбивалкой. Когда работа подходила к концу, к нему подбежал какой-то незнакомый парень, обругал Славика, вырвал из его рук палку и скрылся в темноте. Славику было обидно и жалко палку. Её когда-то принёс из леса дедушка. Дед ходил за грибами с этой палкой в лес, который в то время начинался сразу за их бараком. Город наступал на тайгу, которая отодвигалась от строившихся пятиэтажек всё дальше и дальше. Дедушка старел, за грибами ходить ему было уже не под силу, а свою отполированную до блеска палку с набалдашником на одном конце стал использовать как трость. После смерти деда трость долго стояла в сарае, а потом бабушка приспособила её для выбивания ковровых дорожек и паласа. Палка была удобной и приметной. Иногда Славик забывал её во дворе, и соседи приносили её в квартиру. В тот вечер закончив работу, Славик скатал палас, положил его на плечо и пошёл к подъезду, где столкнулся с соседом, направлявшемся выгуливать своего пса. В квартиру Славика заходила и ещё одна соседка, подруга бабушки, которая в её отсутствии приглядывала за Славиком. Мобильного телефона у мальчика и бабушки не было, дорого и бабушка несколько раз звонила внуку на городской телефон, что также указывало на то, что Славик уже ушёл со двора, когда там совершалось преступление. Когда шпана разбежалась, на Славика указали люди, которые обнаружили мёртвого мужчину. Они свидетельствовали, что видели подростка с приметной палкой, которая и была орудием убийства. Это подтвердили несколько мальчишек, крутившихся во дворе. Утром за Славиком пришли и преступление считалось раскрытым. После этого происшествия жильцы из соседних домов, с которыми бабушка Славика была знакома много лет, стали обходить её стороной и шушукаться за спиной. Клевета как уголь: не обожжёт, так замарает. Теперь, когда стараниями адвоката следствие обратило внимание и на другие факты невиновности Осипова, подозрение в убийстве с него было снято и Осипова освободили, дело было опять запущено в производство и расследование продолжилось. Нападение на Антошку и Рыбакова дополняло картину о преступной деятельности банды и её главаря. Разговор с ментом был долгим, и Женька с трудом его выдержал из-за болей в грудной клетке.
* * *
Время в больнице тянулось медленно. Татьяна приходила каждый день, часто звонила Марковна, навещал Борис. Читать было тяжело, начинались головные боли. Слушал радио, болтал с медицинскими сёстрами во время перевязок и других процедур. Благодаря хлопотам Татьяны и Бориса, Рыбакову была выделена отдельная палата и свидания с любимыми людьми теперь были не ограничены. По прибытию с вахты к Женьке пришёл Павел. Он долго тряс Рыбакову руку в знак признательности за совершённый благородный поступок, потом достал из сумки традиционные пирожки с капустой, который виртуозно готовила жена и коньяк. При виде бутылки у Рыбакова закружилась голова. Подоспел Борис, сообщил, что на седьмой день пребывания в больнице некоторым больным за примерное поведение разрешается принять небольшую дозу алкоголя, но только в присутствии лечащего врача, который явился немедленно. Был конец рабочего дня, и доктора позволили себе выпить за здоровье пациента. Лечащий врач, ровесник Рыбакова подружился со своим интересным пациентом. В свободное время, особенно на дежурстве он часто заходил к Рыбакову поболтать, поэтому в предложении Бориса выпить, не отходя от койки за здоровье любимого больного, крамолы он не усмотрел. Презент Рыбакову в виде бутылки коньяка Павел согласовал с Борисом, и с удовольствием тоже выпил в такой изысканной компании. Пить не мог только Рыбаков, у которого даже от запаха коньяка появилась дурнота и он, поблагодарив друзей за сочувствие и заботу, пить отказался.
- Ничего себе, заявки, - панически думал он. – Обещали только поправить мозги, а их возможно, просто поменяли.
- Не горюй, Адидас, - засмеялся Борис, глядя на футболку Женьки с иностранной надписью. – Возможно придётся совсем бросить пить. Такова жизнь брат, - рассуждал захмелевший Борис. В палату заглянула медсестра и вызвала лечащего врача, который спешно бросил в рот жевательную мятную конфету и вышел в коридор.
- Если ты забыл, напоминаю, что коньяк я не пью, только водку, - оправдывался Женька, а сам думал о том, что вдруг это правда, насчёт полного отказа от алкоголя. - Грустно!
- Был ты самураем, а теперь будешь примитивным Адидасом, - смеялся Борис. - Кичился помню передо мной кодексом самураев, а стихи японские ты читал?
- Хокку, что ли? – уточнил Рыбаков. – Конечно, с этими шедеврами я знаком. Но так себе поэзия…
Бориса после тяжёлого рабочего дня и выпитого алкоголя потянуло на лирику. Вдохнув аромат капусты Светиного пирожка, он закатил глаза и проникновенно продекламировал:
Любитель цветов!
Ты стал незаметно
Рабом хризантем!
- Это - великий Бусон! – пафосно воскликнул он.
Павел удивлённо смотрел на Бориса, который раньше не был замечен в сентиментальности.
- Ты вообще что-нибудь понимаешь в классической японской поэзии? – вопрошал Борис, вставая со стула и принимая величественную позу.
Я поднялся на холм,
Полный грусти, - и что же…
Там шиповник в цвету.
Едва сдерживая смех и подыгрывая Борису, застывшему в позе скульптуры передовика производства, Женька обратился к нему, тоже закатив глаза:
На склонах Фудзиямы зацвёл хрен.
Не видать японцам Курил!
- А это, - сказал он торжественно - хокку великого Михаила Задорного.
Павел громко засмеялся, рискуя привлечь внимание сотрудников отделения к импровизированному вечеру японской поэзии.
- Кстати, о высоких чувствах, - ехидно добавил Женька:
Луна скрылась за облаками,
Исчез веник вдали.
Но что это?
Швабра на горизонте!
Это из книги «Песни о любви к себе» знаменитого Тояма Токанава, - самозабвенно фантазировал Рыбаков.
Теперь уже хохотал во весь голос Борис.
- Намёк понят, - сквозь смех выдавил он. Павел восхищённо смотрел на друзей. – Умора! Никаких «Уральских пельменей» не надо!
- Кстати, о венике! Звонила на днях- весело сказал Борис. – Однако, всё в прошлом с вениками и швабрами.
- Значит, новая швабра на горизонте всё-таки маячила? – укоризненно спросил Женька, намекая на новую молоденькую медсестру в отделении Бориса.
- Отстань! – раздражённо сказал Борис. - Тема закрыта.
* * *
Однажды Татьяна пришла в больницу вместе с Антошкой, который умолял её взять с собой и навестить раненого друга. Мальчик признался, что рассказал отцу о происшествии в соседнем доме.
- Да, парень, - ответил на это Рыбаков, - малыш ты ещё. В народе говорят: научился говорить, значит вырос, а когда научился молчать – повзрослел! Ну, ничего, у тебя есть ещё время, чтобы научиться хранить тайны.
- Женя, а когда на тебя напали, - шёпотом спросил Антон, - ты боролся?
- А то, - важно ответил Женька. – Сначала была рукопашная схватка. Я одному хук слева закатил, другому апперкот. Знаешь, мой тренер всё время говорил, что его любимый бокс – это очень интеллигентный вид спорта, можно сказать передача мыслей на расстоянии.
- В тебя стреляли? – с ужасом глядя на забинтованную голову Рыбакова спросил ребёнок.
- Я отстреливался до последнего патрона, - самозабвенно врал Женька. – Видишь, голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой земле… - вдруг запел Рыбаков.
- Ну, ты и трепло, - смеясь сказала Таня. - Не морочь ребёнку голову!
Глядя на своего друга, Татьяна соглашалась с утверждением, что мужчины, это те же мальчишки, только выросшие.
- Я обезвредил целую банду, - продолжал врать Женька. – Меня, даже наградят за мужество, наверное, - неуверенно уточнил он.
* * *
Как и обещали, Рыбакова выписали через десять дней. Чувствовал он себя хорошо. Дали справку о перенесённой травме, выписку из истории болезни, которую внимательно изучила Татьяна, а Женька засунул в сумку и больше её не видел. Женька очень соскучился по Татьяне, с которой все десять дней целовались украдкой как школьники, по своей машине, которая по-сиротски стояла во дворе общаги, по своим алкашам на производстве, по Сергею Петровичу, который, как и обещал тянул лямку начальника, даже по Марковне.
- Свобода! – закричал Женька, когда разместился на заднем сиденье такси, заблаговременно заказанном Татьяной. От его неожиданного крика вздрогнул молодой водитель и укоризненно посмотрел на Татьяну. Его реакцию Рыбаков увидел в зеркале и сделал идиотское лицо, словно подтверждая предположение шофёра о том, что повезёт не очень адекватного человека.
- Кого только не приходилось возить на своей шикарной «Мазде», - думал мужчина. – И влюблённых, и в хлам пьяных, и пьяных влюблённых, и братву, убегающих от таких же преступников… Теперь вот этого психа нужно доставить без происшествий по указанному адресу.
Доехали быстро, без происшествий. Пока Татьяна расплачивалась за поездку, Рыбаков, продолжая роль неадекватного пассажира с кряхтеньем и стонами выбрался на улицу и побрёл прямо по газону, приволакивая правую ногу и дёргая левой рукой. Татьяна с ужасом смотрела на него, а потом опомнившись, крикнула:
- Женя, сумку забыл…
Рыбаков в два прыжка преодолел расстояние до машины, кинулся к заднему сиденью, на котором стояла дорожная сумка, схватил её и прильнул к окну водителя. Он опять смастерил идиотскую физиономию и прошептал, глядя на шофёра: «до встречи в дурдоме, братан!» Таксист рванул с места с такой скоростью, что и Таня, и Рыбаков чуть не задохнулись от хохота.
- Кончай хулиганить, - упрекнула Татьяна Женьку. – Ведёшь себя как пацан!
- Представляешь, хочется хулиганить, напиться, морду кому-нибудь набить… - кричал Рыбаков. Он схватил в охапку Татьяну, стиснул её в объятиях и застонал. Резкие движения руками были болезненны. Доктор предупредил, что некоторое время сломанные рёбра будут о себе напоминать. Женька выпустил Татьяну из объятий, подошёл к своей машине и нежно погладил её.
- Ну, здравствуй, друг! – сказал он тихо, но Таня услышала.
- Я ревную, - сказала она, смеясь.
- Ревнуешь, значит любишь, - ответил Женька. - Я скоро, - сказал он, сел в машину и укатил в неизвестном направлении.
Рыбаков позвонил через полчаса, сообщил, что ездит по делам и примерно через час будет в общаге.
Женьке казалось, что он вернулся в обычную среду обитания из совершенно другого мира, где были стоны людей, костыли, вид беспомощных пациентов, находящихся на вытяжении, когда к повреждённой конечности подвешивают груз и человек вынужден находиться в таком положении длительное время, не имея возможности отправлять свои физиологические потребности естественным путём. Благодаря Татьяне и Борису, Рыбаков был в привилегированном положении, и несколько дней находился один в палате, однако муки травмированного человека, а также муки пребывания в больнице он познал сполна. Натерпелся и насмотрелся всякого, и вот – свобода!
Женька сразу же из машины позвонил родителям, позвонил инженеру Серёге, потом Борису. Связался с Павлом. Он был в курсе всех дел, связанных с бандой отморозков, которая убила бомжа, оклеветала Славика и травмировала Рыбакова. Павел сообщил, что Туберкулёзника и несколько человек из его окружения арестовали. Женька заехал в гастроном на проспекте Ленина, куда собирался в тот памятный вечер перед ударом битой по башке. Тогда они собирались с Татьяной провести ужин при свечах.
- А этот вечер никто не отменял, - весело думал Женька. Накупил всего, чего хотелось тогда и сейчас и вернулся в общагу.
- Как я соскучилась по тебе, - сказала Таня, открывая дверь Женьке и прижимаясь к нему.
- А я-то как соскучился, - ответил он, протягивая Татьяне букет роз. – А это Славику, сказал Рыбаков и достал из сумки коробочку с мобильным телефоном. – Завтра с Антохой в адвокатскую контору съездим, узнаем адрес парнишки. Выясним в чём они с бабушкой нуждаются. Справедливость торжествует благодаря адвокату и тебе. Я тоже хочу в вашу компанию.