В терапевтическое отделение больницы для осуждённых поступил больной с повторным инсультом. Два месяца назад он был выписан в колонию в удовлетворительном состоянии, и вот повторный инсульт. При выписке у больного сохранялся левосторонний гемипарез, то есть левая рука и нога двигались хуже здоровых конечностей, но больной мог передвигаться при помощи трости, и худо-бедно себя обслуживать. Речевая функция тоже была сохранена, больной не очень понятно, но все-таки разговаривал. При повторной госпитализации дела обстояли гораздо хуже. Пациент был полностью обездвижен, не говорил, оправлялся под себя. Татьяна Владимировна, осмотрев больного загрустила. В больнице не было невропатолога и если установить диагноз и назначить лечение было возможно, потому что год назад невролог был, и терапевты у него многому научились, то вопросы экспертизы были самыми сложными. Впрочем, до экспертных оценок состояния больного было ещё далеко, сначала нужно попытаться хотя бы восстановить основные функции организма пациента. Надежда Харитоновна – главный врач, неоднократно созванивалась с коллегами из городской больницы, пытаясь добиться консультации узкого специалиста, но получала отказы, так как некоторые доктора были в отпусках, а у тех, кто работал, была большая нагрузка. Татьяне Владимировне приходилось тяжело. Она сожалела, что была в отпуске Наталья Николаевна - хороший диагност. Владимир Карпович в этом отношении устраивал начальника отделения гораздо меньше и приходилось надеяться только на себя. Татьяна засела за учебники по неврологии, достала лекции и журналы, которые оставил в отделении невропатолог. Труды не пропали даром и через некоторое время состояние больного несколько улучшилось.
Этого больного все звали дядя Коля. Недавно ему исполнилось 65 лет. Статьи, по которым он попадал в колонии, были нетяжёлыми, но так как он неоднократно совершал преступления, считался рецидивистом. Больной был деревенским мужиком из Тульской области. В короткие промежутки времени между «отсидками», дядя Коля трудился в родном колхозе то разнорабочим, то сторожем, последнее место работы – колхозная конюшня, откуда его уволили и осудили за расхищение социалистической собственности. Что можно было расхищать на конюшне, где стояло несколько старых кляч, Татьяна не понимала.
К имени больного – дядя Коля, чтобы понятно было о ком идёт речь, всегда добавлялось прилагательное- «святой». Это «погоняло» объяснялось тем, что дед постоянно возил с собой Библию. Кроме того, на левой стороне грудной клетки у «Святого» была татуировка профилей Ленина и Сталина, а на правой половине татуировка изображала Богородицу с Младенцем Иисусом. По середине, прямо на грудине большой металлический крест местного, лагерного производства, который в прошлый раз Дося по просьбе больного освятила в городском храме. На прикроватной тумбочке Святого всегда стояла лампадка, огонь которой поддерживал санитар, ухаживающий за дедом. Каждое утро во время хозяйственного обхода, который проводила Нина Сергеевна – старшая сестра и сестра-хозяйка, из палаты, в которой находился Святой, раздавался крик «старшей». Она возмущалась тем, что на тумбочке лампада опять горит, а это опасно потому, что может возникнуть пожар. Доставалось, конечно, санитару, который ухаживал за тяжёлыми больными. Любовь Андреевна (Дося), стоя рядом поддакивала «старшей», но при необходимости тайком приносила Святому постного масла для лампадки. Нина Сергеевна не могла поверить, что такой закоренелый преступник как дядя Коля, мог искренне верить в Бога и считала все это (иконы, лампаду и крест) показухой. Доверчивая Дося же всему умилялась, особенно тому, как каждое утро больной употреблял кусочек просфоры и запивал святой водой, блаженно закатывая глаза.
- Ведь вперёд таблеток принимает, точно - святой…, - ахала Любовь Андреевна. И просфоры, и святую воду дяде Коле тоже приносила она. Татьяна к этим проявлениям «святости» относилась скептически. «Все крестятся, да не все молятся», - вспоминала она народную мудрость.
Через некоторое время после повторной госпитализации дяди Коли, которого привезли в больницу по экстренным показаниям, доставили его вещи. Среди них была большая 50 на 50 см. икона Богородицы «Достойно есть». Это было вырезанное из православного календаря изображение Пресвятой Богородицы, вставленное в деревянный киот и застеклённое. Риза выполнена из серебряной фольги. Оформление иконы было сделано очень аккуратно, и она выглядела просто роскошно. «Старшак» принёс икону в кабинет начальника отделения и сказал, что Святой велел отдать её Татьяне Владимировне. Татьяна немедленно пошла в палату, чтобы выяснить, правда ли это. В ответ Святой кивнул и заплакал. Татьяна решила оставить образ в своём кабинете. Икону разместили над кушеткой вместо портрета В. Маяковского. В своё время «старшей» не нравилось большое пустое пространство на стене в кабинете Татьяны, и она предложила повесить над кушеткой портрет какого-нибудь учёного. Подходящего портрета знаменитого врача или хотя бы физиолога Павлова не нашлось, и Татьяна согласилась на прекрасное, чёрно-белое изображение пролетарского поэта.
Когда Надежда Харитоновна (Матильда) впервые увидела икону, она, оценив хорошую работу лагерных умельцев, попросила Татьяну Владимировну прятать образ от начальника колонии, комиссий и прочих «высоких» гостей потому, что неизвестно как они отнесутся к этому «мракобесию». В этих случаях образ накрывали вышитой салфеткой и прятали в закутке, где висела верхняя одежда Татьяны Владимировны, а Владимир Маяковский занимал своё прежнее место, откуда сурово смотрел на Татьяну. Однажды всё-таки икону спрятать не успели, её увидел коммунист и атеист начальник и потребовал убрать образ из кабинета. Икону переместили в бытовку, где отдыхал медперсонал, а «высокие» гости сюда никогда не заглядывали. Когда в больнице построили и освятили храм, икону перенесли туда.
Прошло два месяца после того, как дядя Коля поступил в больницу и настало время экспертизы, которой так боялась Татьяна Владимировна. В том состоянии, в котором пребывал Святой, он подпадал под приказ об освобождении из мест лишения свободы по болезни, однако многие из тех симптомов, которые присутствовали у больного, были необъяснимы и на этом фоне появлялись другие нетипичные и тоже необъяснимые. Одним словом, разобраться в этой чехарде было невозможно. Когда Наталья Николаевна вышла из отпуска, подруги вместе ломали голову над сложным пациентом. Они решили освободить деда, несмотря на некоторые «непонятности», учитывая то, что дядя Коля был неопасным как по своим личным характеристикам, так и по совершённым им преступлениям. Не убийца и не грабитель, а лишь мелкий расхититель колхозной собственности. Доктора ни один год отработавшие с преступниками, среди которых часто встречались симулянты, были уверены в том, что Святой не симулировал. А вот аггравация, то есть сознательное усиление симптомов заболевания, была возможна, но доказать это было чрезвычайно тяжело, да и времени на это кропотливое дело не хватало из-за больших нагрузок. Вскоре Наталье Николаевне пришлось взять отпуск за свой счёт из-за болезни престарелого отца, и она срочно уехала. Татьяна опять осталась наедине с неясным случаем, но несмотря на все сомнения оформила документы на освобождение.
Заключение о необходимости освободить больного по болезни подписывала специальная врачебная комиссия, состоящая из начальников отделений больницы. Поставив свои подписи, комиссия гарантировала, что по состоянию здоровья этот человек не сможет вновь совершить преступление, то есть освобождались крайне тяжёлые больные. Председателем комиссии являлась Матильда, которая была в курсе сомнений Татьяны Владимировны. Однако, в это перестроечное время в стране и в местах лишения свободы, конечно, тоже начиналась эпидемия туберкулёза. Мест в туберкулёзных отделениях не хватало, и было решено лечить малые формы этого заболевания в «терапии». Каждая койка стала на вес золота. Святой занимал целую палату и выписать в колонию его тоже было нельзя потому, что больному требовался постоянный уход. Учитывая все эти обстоятельства, документы были комиссией подписаны и переданы в суд.
Когда пришло решение суда об освобождении больного, начальник отряда списался с родственниками в Тульской области, узнал примут ли они к себе парализованного дядю Колю. Родня ответила положительно и Святого стали собирать в дорогу. Сопровождать больного до Москвы вызвалась бойкая медсестра Тамара Михайловна. В столице у неё проживала тётушка и представился случай за казённый счёт побывать у неё. Кроме того, нужно было кое-что прикупить из одежды, которая на многочисленных московских базарах была гораздо дешевле, чем на Севере. Подготовили аптечку со шприцами, необходимыми лекарствами, продукты для Тамары и пациента. Собрали деньги и поручили Тамаре купить в столице для сотрудниц «терапии» комплекты дефицитных, импортных трусиков под названием «неделька».
Рано утром дядю Колю и Тамару Михайловну прапорщики загрузили в пассажирский поезд в отдельное купе. Дали телеграмму родне, чтобы встречали через сутки. На следующий день Тамара Михайловна позвонила Матильде из Москвы, что больного передала родственникам и намерена завтра отправиться в обратный путь.
Все с нетерпением ждали приезда Тамары, хотелось побыстрей заполучить вожделенную «недельку». Сердце Татьяны Владимировны было почему-то неспокойно, когда она вызвала медсестру к себе в кабинет, чтобы узнать, как прошла поездка.
- Ой, Татьяна Владимировна, натерпелась я с этим Святым! – сказала Тамара Михайловна. Она всхлипнула и начала своё повествование.
Как только поезд отъехал от их станции, дед жестами показал Тамаре, чтобы она отломила ему кусочек просфоры и налила святой воды. Когда дядя Коля употребил это, совершилось «чудо». Святой сел и властным голосом, правда не очень разборчиво потребовал:
- Ну-ка Тамарка, сгоняй в ресторан за водкой.
Тамара обмерла. -Ничего себе обездвиженный! – подумала она, но быстро взяла себя в руки.
- Тамарой Михайловной меня величают, забыл? – отреагировала она.
Дядя Коля притих, и уже миролюбиво попросил:
- Выпить страсть как хочется, водочки-то принеси, вот мне братва на дорогу собрала, - протянул он деньги медсестре.
- Ну ты и гад! Никакой ты не святой, а обычный жулик! Наши доктора тебе верили, а ты притворялся всё время, - возмущалась Тамара Михайловна. – Не стыдно?
- Доктора хорошие, добрые, - бормотал дядя Коля. - Я их отблагодарил, икону фартовую им оставил, чтобы не поминали лихом! – пригорюнился он. - Я по ночам-то вставал, руки ноги разрабатывал, только они всё равно не работают. Ночной санитар меня массажировал, а ходить всё равно не могу. Только сидеть получалось. А ведь никто не заложил…Уважают! - хвастался Святой.
Когда Тамара вышла в коридор за кипятком, она встретила знакомую, с которой заболталась, и отсутствовала около получаса. Говоря об этом, Тамара смутилась, из чего Татьяна Владимировна сделала вывод, что болтовня и сплетни, (любимое занятие Тамары Михайловны) продолжались гораздо дольше. Вернувшись в своё купе, она обнаружила компанию, собравшуюся около Святого. Намётанным взглядом Тамара сразу определила, что это бывшие зэки. Пассажирский поезд, на котором ехала Тамара со своим подопечным, останавливался на каждом полустанке, а почти в каждом северном посёлке была колония, поэтому в поезде всегда было много подозрительных лиц. Вот и эти посетители дяди Коли были или только что освободившиеся зэки, или ехали со свиданий со своими корешами, или посещали зоны по воровским делам. На столике бутылка водки, огрызки огурцов, неряшливо наломанный хлеб. Все три гостя были пьяны, а дед уже вообще лыко не вязал. Тамара испугалась, но вида не подала и сказала грозно:
- А ну, канайте отсюда, пока милицию не вызвала!
Татьяна Владимировна предположила, что обращение к публике было гораздо живописней потому, что Тамара могла выразиться в подобном случае и забористым матерком, но постеснялась признаться в этом доктору. Компания со словами «не шуми сестрёнка», «мы чисто знакомого навестили» и т. д., отправилась восвояси. Тамара закрылась в купе и сидела тихо. Весь оставшийся путь Святой проспал, а медсестра молилась, чтобы он не помер. Часто мерила ему давление, измеряла пульс, следила за дыханием, ночь провела в тревоге, и самой пришлось под утро принимать лекарства от давления. Несколько раз в дверь стучали, но она не открыла. К полудню прибыли в столицу, где дядю Колю встречали два здоровенных племянника и счастливая старшая сестра. Племянники вытащили родственника на руках из вагона и устроили на тележку носильщика, на которой им предстояло довезти дядьку до колхозной «буханки», поджидавшей неподалёку. Сестра семенила рядом, гладила Святого по голове и причитала:
- Щас Миколай, приедем, баньку истопим, по стопочке выпьем со свиданьицем…
- Какая банька, какая стопочка, - возмутилась медсестра. - Он, ваш Миколай, - передразнила Тамара старушку, - едва живой, того гляди кони двинет, - продолжала она сердито.
- Ничего, ничего, - приговаривала сестра, едва поспевая за тележкой. - Он крепкий! Он по болезни уже третий раз освобождается, а всё живой!
Тамара Михайловна закончила свой рассказ, и Татьяна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, а на глаза навернулись слёзы стыда и обиды.
- Тамарочка, - с трудом выдавила из себя Татьяна Владимировна, - с меня торт и шампанское!
Зашёл Владимир Карпович, который уже знал об этом «чудесном» путешествии Тамары со Святым и, увидев подавленное состояние начальника отделения, сказал:
- Татьяна Владимировна, ну что вы расстраиваетесь! Сестра дяди Коли сказала, что его так третий раз освобождают, значит не одна вы дура!
Татьяна взглянула в лукавые глаза коллеги и заплакала навзрыд. Маяковский сочувственно смотрел на неё.
- Облажалась? – спросил портрет. – Бывает…