Какие планы были на сегодня! Просто громадьё планов, как у Маяковского! И вот в итоге Татьяна Владимировна плетётся домой и сквозь наплывающие на глаза слёзы смотрит вокруг и ничего не видит.
- На душе скребутся кошки от неправильной одёжки…,- бормотала Таня себе под нос.
На самом деле одёжка её соответствует морозному январскому дню. И пальто с роскошным песцом на плечах и шапка лохматая тоже из песца, и пимы беленькие на ногах, как и полагается северной женщине тоже имеются, и варежки расписные… Всё как у людей. Только тоска нечеловеческая несмотря на то, что сегодня 25 января, Татьянин день, именины между прочим. Собиралась Таня сегодня после работы в честь своих именин приобрести в книжном магазине дорогущий художественный альбом об исторических драгоценностях, купить торт «Наполеон» и съесть его вечером, наплевав на фигуру, в компании Антошки и бабы Нади, а потом лечь на диван и посмотреть по видаку какую-нибудь комедию. Но, как говорится, где план, там срыв!
* * *
Около двух месяцев назад в терапевтическое отделение больницы для осуждённых поступил молодой пациент из самой северной колонии республики. В зоне вдруг начал температурить, ощущал слабость, кашель, боли в горле и в костях. В колонии лечили у него острое респираторное заболевание. Улучшения не наблюдалось, держалась температура выше 39 градусов, и парня отправили в стационар с подозрением на пневмонию. Флюорографию на месте сделать не получилось потому, что древний флюорограф, как всегда, был неисправен, поэтому и диагноз в направлении был со знаком вопроса.
При поступлении в терапевтическое отделение состояние больного было тяжёлым, и из приёмного покоя пациента доставили на носилках. Обращала на себя внимание выраженная бледность кожи. Первые же анализы крови показали страшные отклонения от нормы. На третий день собрались в кабинете у Татьяны все три больничных терапевта: сама Татьяна Владимировна, Владимир Карпович, который взял больного на лечение, и Наталья Николаевна. Вместе осмотрели больного, побеседовали с ним, подробно выяснили историю заболевания и жизни. Изучили все имеющиеся анализы и результаты других, многочисленных, выполненных в экстренном порядке обследований, почитали учебники и монографии и единогласно вынесли парню приговор – острый лейкоз, то есть рак крови. Быстро, с помощью главного врача договорились о консультации городского гематолога, который подтвердил диагноз. Уточнил гематолог только форму заболевания и стадию. Оказалось, что у парня самая злокачественная форма лейкоза из всех известных, течение молниеносное, и стадия, несмотря на небольшую длительность болезни – терминальная, то есть пограничная между жизнью и смертью. Приложили немалые усилия для приобретения необходимых лекарств. Проводили лечение, которое назначила первоклассный гематолог – Лидия Алексеевна, уважаемая и всеми любимая. Она каждое утро звонила из города на стационарный телефон главному врачу Надежде Харитоновне, которая рассказывала специалисту то, что на утренней планёрке о состоянии тяжёлого пациента докладывал дежурный врач. Владимир Карпович сам часто связывался с Лидией Алексеевной по телефону и вносил необходимую коррекцию в лечение, если она была необходима с точки зрения гематолога. Раз в неделю проводился обход начальника отделения, и Татьяна была в курсе состояния и лечения всех больных в том числе и этого. На консилиуме врачей больницы было решено оформить документы на освобождение больного в связи с тяжёлым заболеванием.
Парень не был закоренелым преступником. Это была его первая «ходка», как выражались осуждённые. Однако, он медленно, но уверенно приближался к преступной жизни ещё со школьной скамьи, имея неоднократные приводы в полицию за мелкое хулиганство. В свои двадцать лет он, студент местного технического колледжа, увлёкся походами в ночные клубы и рестораны, где бурлила жизнь, часто криминальная. Парень был представителем «золотой молодёжи» провинциального «разлива». Срок получил за драку, которая привела к смерти такого же молодого человека как он сам. Фамилия у парня была Семёнов, а погоняло - Сёма. Как рассказал старший санитар, Сёма был из обеспеченной семьи чиновника, занимающего высокую должность в большом северном городе.
Семёнов был помещён в маленькую палату для двух человек на втором этаже. Все больные, требующие наблюдения, располагались обычно на первом этаже рядом с процедурным кабинетом. Сюда и дежурному врачу сподручней было приходить для вечернего осмотра пациента, оставленного под наблюдение. При поступлении Семёнова в терапию в нижних палатах не было свободных коек. Когда же место внизу освободилось, Сёма категорически отказался переходить на первый этаж. Примета, говорят, плохая.
Несмотря на то, что палата, где находился Семёнов была тёплая, ему всё время было холодно. Старшая медицинская сестра терапии распорядилась выдать пациенту второе одеяло, а «старшак», вопреки всем запретам, по вечерам приносил в палату обогреватель и оставлял его на ночь. Парень был вежливый, спокойный, поэтому и медицинский персонал, и санитары относились к нему хорошо. «Блатные» тоже окружили его заботой и по их рекомендации в палату на свободную койку поместили расторопного, молодого «язвенника», который охотно ухаживал за своим соседом. Любовь Андреевна - сестра хозяйка отделения по прозвищу Дося, каждое утро заходила к «мальчишкам» и угощала их своими пирожками, или блинами, а иногда и ещё тёплыми сырниками, знаменитыми на всю больницу. Она проверяла качество уборки в палате, спрашивала не шумят ли в коридоре выздоравливающие больные, «кони» как называла их Любовь Андреевна. Иногда она приходила в палату с термометром, чтобы замерить температуру воздуха в помещении и доказать, что температура соответствует норме, а мёрзнет Семёнов из-за своей болезни. Она садилась на стул, стоящий у окна и, болтая с «язвенником», проводила с «мальчишками» воспитательную работу.
- Вот ты, - обращалась она к «язвеннику», мелкому воришке, - почему не работаешь?
- Я что дурак? – вопросом на вопрос отвечал парень. – Ты, тётя Люба, пашешь как лошадь всю жизнь! И что? Много добра нажила? Машина у тебя есть? Особняк? Или может быть шуба в пол как у Деда Мороза имеется? - специально «заводил» он женщину, чтобы развеселить подшефного Сёму.
- Зато я свободный человек и совесть у меня чистая, - начинала нервничать Любовь Андреевна. – У нас в деревне говорили: украсть- в беду попасть. А ты парень, в беде…
- Не жалей меня, тётя Люба, - усмехался «язвенник», - я ещё молодой, научусь так воровать, чтобы не попадаться. В этот раз, думаю, отпустят меня, я не осуждён ещё, подследственный, и ничего не украл… На стрёме постоял просто, - смеялся парень.
- Дак, что самому воровать, что вору стремянку держать - всё одно, - вздыхала толстая Дося. - Опомнись, пока не поздно, - увещевала она мальчишку. - В народе говорят, что вор не бывает богат, а бывает горбат, то есть весь битый, - опять вздыхала она. - Пойдём-ка в мой кабинет. Выдам тебе ещё один комплект белья для Сёмы. На планёрке сказали, что лихорадит его по ночам, потеет сильно. Будешь его переодевать и простынку менять, если потребуется. Да смотри, у меня всё и простыни, и рубахи с кальсонами - всё посчитано. Не думай даже что-нибудь умыкнуть! Я всё под роспись выдаю. У меня не забалуешь, - угрожала Дося.
- Да не нужны мне твои тряпки, - возмущался парень. - Как говориться, любить так королеву, украсть так миллион!
Однажды, когда Семёнов пролежал в отделении чуть больше месяца, позвонил начальник больницы и сообщил, что на свидание к осуждённому Семёнову приехали родители, а так как по состоянию здоровья пациент не может находиться в комнате свиданий, руководство намерено пропустить посетителей в терапевтический корпус.
В назначенное время в отделение зашли представительный мужчина и миниатюрная женщина в сопровождении прапорщика и главного врача. Надежда Харитоновна предложила пройти в кабинет начальника отделения, где посетители сняли верхнюю одежду. Татьяна трусила перед этим визитом потому, что ничего оптимистичного для родителей Сёмы она сообщить не могла. Кроме того, ещё никогда свидания в отделении не проводились. Татьяна пригласила в свой кабинет лечащего врача Владимира Карповича, который подробно рассказал родителям о заболевании, которым страдает их сын. Особо доктор остановился на том, что заболевание течёт стремительно, несмотря на проводимое лечение. Мать Семёнова сразу, как только врач начал свой рассказ, заплакала. Отец сидел в напряжённой позе и не проронил ни одного слова. Татьяна попросила родителей при встрече не показывать сыну своё отчаяние, постараться спокойно с ним поговорить и ободрить. Владимир Карпович и главный врач намекали родителям на то, что даже в центральных специализированных клиниках ещё никогда не удавалось вылечить больных, страдающих такой формой лейкоза, или получить стойкую ремиссию. Так доктора пытались аккуратно подготовить несчастных родителей к трагедии, которая их ожидала.
Вместе с родителями в палату на второй этаж поднялись Надежда Харитоновна и лечащий врач. Вскоре Матильда и Владимир Карпович оставили посетителей с сыном наедине, чтобы они могли поговорить без посторонних. Прапорщик ожидал их в коридоре возле палаты. Родители вернулись, и, вытирая платочком слёзы, мать поблагодарила и лечащего врача, и Надежду Харитоновну, и Татьяну. Видимо Семёнов хорошо отзывался обо всех сотрудниках отделения. Вечером принесли передачу от родителей. Аппетит у Сёмы совершенно отсутствовал и с его разрешения «язвенник» бегал по палатам и угощал всех дорогими конфетами, чаем и копчёной колбасой.
И вот два дня назад Семёнов умер. Это произошло ночью, смерть констатировал дежурный врач. На вскрытии клинический и патологический диагнозы совпали. Вчера приехали родители покойного, которым сообщили телеграммой о смерти сына. Они остановились в гостинице, а утром передали в больницу одежду для покойника и красивый гроб. Они намерены были забрать тело и отвезти его для погребения в свой город. Это случалось не часто. Обычно покойников хоронили на специальном кладбище для зэков, расположенном в нескольких километрах от больницы.
* * *
Сегодня в полдень Татьяне Владимировне позвонила главный врач Надежда Харитоновна и попросила немедленно прийти в кабинет начальника за зоной. Какое-то тревожное предчувствие охватило Татьяну, и она быстро направилась по вызову. В кабинете во главе длинного стола сидел начальник больницы, справа от него Надежда Харитоновна, напротив неё родители Семёнова. Когда Татьяна вошла в кабинет и поздоровалась, начальник кивком головы указал ей на стул у противоположной стены и сказал сурово:
- Есть несколько вопросов к вам, доктор, потрудитесь ответить на них.
Матильда вопросительно посмотрела на полковника, удивлённая интонациями Валерия Игнатьевича, обычно доброжелательного к медицинскому персоналу.
Когда родители Сёмы появились на территории больницы для свидания со своим сыном, все сотрудники были удивлены потому, что такое было впервые. Именно для этих людей было сделано исключение, или новые веяния дошли до ФСИН, было неясно. Дерматолог красавица Ольга, во время сильных морозов страдавшая мигренью, предположила, что это событие выйдет всему отделению «боком».
- Она ясновидящей становится, когда башка трещит, - хохотнул тогда невропатолог Ушаков.
- Судя по всему, Ольга окажется права, - подумала Татьяна, глядя на начальника и вспомнив Ольгино предсказание.
Ближе к Татьяне сидела мать умершего и пристально смотрела на доктора. Красные от слёз и горя глаза были сухими и из них на Татьяну изливалась неприкрытая ненависть. Из её перекошенного рта вдруг стали вырываться обвинения, которые заставили Татьяну Владимировну содрогнуться. Женщина кричала о том, что сына долго «мурыжили» в зоне и не отправляли «на больничку». Таня с этим была согласна, но существовали объективные причины. Этапы из этой колонии отправлялись один раз в десять дней. Татьяну удивила фраза «на больничку». Так говорили только зэки. Мать кричала, что её мальчика гнали по морозу пешком от приёмного покоя до отделения и поместили в палату, где не должен был находиться больной в таком тяжёлом состоянии. Она возмущалась грубостью медицинского персонала, плохим питанием в больнице, отсутствием наблюдения за умирающими больными. Поток лжи лился без перерыва и прекратила его только Надежда Харитоновна. Она оборвала гневную речь матери и попыталась внести ясность в некоторые обвинения вроде того, что отсутствовали необходимые лекарства. Женщина всё время прерывала её, предъявляя всё новые и новые нелепые обвинения. Слушая все это, Татьяна думала о том, как велико горе женщины, потерявшей своего ребёнка. Трудно было даже представить как бы Татьяна вела себя на её месте. Наконец, женщина как будто выдохлась, замолчала и Валерий Игнатьевич вступился за своих работников, которых он знал как квалифицированных и добросовестных, но мать пошла в атаку с новой силой. Припомнила то, что сын находился в холодной палате и всё время мёрз. Диагноз со слов женщины был «состряпан», а потом был «договорняк» с патанатомом, чтобы докторам не пришлось нести ответственности за неправильное лечение. Начальник вопросительно посмотрел на Татьяну Владимировну и попросил, вернее приказал ответить. Татьяна поднялась со своего места и растерянно спросила:
- Вы откуда всё это взяли? С первого до последнего слова – это не просто неправда, это клевета! У больного было тяжелейшее, быстро прогрессирующее заболевание. Вы что, об этом не знали? – опять спросила она, обращаясь к женщине. – Следует отметить, что ваш сын находился не в специализированной клинике, а в тюремной больнице, возможности которой ограничены. Тем не менее пациент получал всё необходимое лечение, которое требовалось при его заболевании. Мы подали документы в суд на освобождение осуждённого Семенова по болезни, до которого он, к сожалению, не дожил.
Татьяна задыхалась от несправедливости, которая грязной волной накрыла её и её любимый коллектив. Ей захотелось наговорить гадостей этой тётке, которая перешла все рамки дозволенного. Сказать, что она воспитала убийцу и прожигателя жизни. Хотелось крикнуть, что другой молодой человек был забит ногами до смерти её ненаглядным сыном просто так, в пьяном угаре. Что испытывали родители того мальчика? Хотелось сказать, но это был бы запрещённый удар ниже пояса.
- А она, эта женщина, - в мыслях негодовала Таня, - не применяет клевету, как запрещённый приём?
Татьяна увидела ужас на лице Надежды Харитоновны, которая, видимо, предугадала ход мыслей доктора. Таня замолчала и села на место. Начальник выразил родителям глубокое соболезнование, попытался ещё раз защитить вверенный ему коллектив, но мать его не слушала и настаивала на своём. Начальник думал о том, что в больнице появился предатель, который наговорил небылиц обезумевшим от горя родителям и ему, руководителю, нужно будет в этом разобраться. Правозащитники, оседлавшие любимую тему об ужасах ГУЛАГа, поднятую когда-то Солженицыным, будут рады материалу, который могут предоставить им введённые в заблуждение родители покойного Семёнова.
- Как бы не прославиться на всю страну, - мелькали тревожные мысли в голове полковника.
Валерий Игнатьевич сказал, что он во всём разберётся, и встал, давая понять, что разговор окончен. Родители тоже поднялись и направились к выходу. Мать, которая как показалось Татьяне, несколько успокоилась подойдя к двери, вдруг резко повернулась и прошипела, глядя на доктора:
- Я тебя посажу, сука!
Надежда Харитоновна вскочила со своего места и громко сказала в спину удаляющейся женщине:
- Мы сочувствуем вашему горю, но держите себя в рамках!
Татьяна закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.
- Не реви, понятно, что женщина не в себе, - успокаивала её Надежда Харитоновна. - Всё-таки, кто нас оклеветал? Помню, на свидании родственники были всем довольны и даже благодарили меня, - вслух размышляла она. - И потом, всё, о чём она тут наговорила, родители не могли узнать за тот час, который они провели с сыном. Кто-то намеренно информировал их в таком негативном ключе. И этот «кто-то», рядом.
Татьяна рыдала, размазывая слёзы по лицу и никак не могла успокоиться. Не помог и стакан воды, предложенный Матильдой.
- Откуда возник этот дурацкий миф о «состряпанном» диагнозе и неправильном лечении? – недоумевала главный врач.
- Вот именно – миф, - сквозь слёзы пробурчала Татьяна. – Лидия Алексеевна один из лучших гематологов в республике! А мамаша: «договорняк», «лекарств нет» - передразнила она женщину.
Вернулся Валерий Игнатьевич, проводивший родителей, посмотрел на рыдающую Татьяну Владимировну, озадаченную Матильду и сел за свой стол. Он о чём-то размышлял и машинально перебирал какие-то бумажки.
Самолёт летит на Запад.
Солженицын в нём сидит.
«Вот те нате, хрен в томате»,
Бёлль, встречая, говорит,- пробормотал начальник, глядя на расстроенных женщин.
- Что это с ним? -изумилась Надежда Харитоновна. – Неприятности, вероятно, у всех будут, и у начальника в первую очередь, но при чём здесь Солженицын?
- Судя по настрою матери умершего, она собирается дать ход этому происшествию. Скорее всего уже договорилась о резонансном интервью для каких–нибудь борцов за права зэков, которым не дают покоя лавры Солженицына, - грустно думал полковник. Он снял телефонную трубку и потребовал в свой кабинет начальника оперативной службы майора Симонова, а докторов отпустил.
* * *
Татьяна возвратилась в зону. Ей хотелось уткнуться лицом в чью нибудь жилетку и всласть, по–бабьи пореветь и, чтобы обязательно её гладили по голове, жалели и говорили какая она хорошая. До посещения кабинета начальника, она отпустила с работы страдающую головной болью Ольгу, а Ушаков вызвался отвезти её домой на своём «жигуле». Наташи сегодня на работе не было, она взяла положенный ей отгул за дежурство, а Владимир Карпович для роли утешителя не годился. Лучшей жилеткой был Рыбаков, но он мог приехать только в выходные, а сегодня будний день. Татьяна кое как дотянула до конца рабочего дня и, так и не сумев успокоиться, побрела домой, глотая слёзы.
В квартире было холодно, форточку забыла закрыть, когда на работу уходила. Нужно было срочно согреться, попить горячего чаю и наконец, взять себя в руки. Женька не звонил почему-то, а он нужен был сейчас как никогда. Татьяна поставила на газ чайник, посмотрела в зеркало на своё опухшее и красное лицо и опять заплакала.
В дверь позвонили. Появился Слава Симонов в полушубке и меховой шапке с таким же красным как у Тани лицом, только не от слёз, а от мороза.
- Ревёшь? – спросил он, раздеваясь. Майор прошёл на кухню, распахнул холодильник, надеясь увидеть там что-нибудь из еды и разочарованно его закрыл. - Кто нас так ненавидит, как ты думаешь? Начальник приказал найти эту сволочь! – сказал Слава.
- Да уж, точно сволочь, - подтвердила Таня. Она сразу поняла, о чём Симонов завёл речь. Слава сел к столу и жестом показал, чтобы Татьяна налила ему чаю в большой бокал.
- Я сейчас встречался со своим источником, целый час его на морозе ждал. Замёрз, как собака бездомная, - сказал Слава, растирая ладони. – Так вот этот агент мне доложил, что вчера с родителями Семёнова встречался Карп, Владимир Карпович, - почему-то шёпотом сказал Слава.
Таня от удивления чуть не подавилась конфетой, которую только что взяла в рот.
– Не может быть! – только и могла произнести она.
* * *
Владимир Карпович военный врач, пенсионер и по возрасту гораздо старше всех докторов терапии. По окончании военной карьеры он обосновался на Севере, но сидеть дома не захотел и устроился на работу в больницу для осуждённых, где была свободная ставка терапевта, которую длительное время не могли укомплектовать. Устраиваясь на работу, новый доктор должен был в первую очередь посетить кабинет главного врача. Там его встретила радостная Надежда Харитоновна. Она представилась и, казённо улыбаясь, ждала ответа от невысокого, лысоватого мужчины с военной выправкой.
- Вильгельм Карлович Михайлов, - услышала Матильда.
- Ничего себе имечко, Вильгельм, да ещё и Карлович, - подумала женщина. – Хватит с меня Германа, - а вслух сказала: - Хорошо, что не Адольф, - и натужно засмеялась своей неуклюжей шутке. Расспросила коллегу, где родился, где служил, какая специальность за плечами, есть ли жена, дети, внуки и т. д. Получив ответы на интересующие её вопросы, она решительно встала из-за стола, как офицер офицеру протянула доктору руку и сказала командирским голосом как отрезала:
- Значит так! В коллективе вы будете Владимир Карпович!
К удивлению Матильды, мужчина не стал перечить и возмущаться. Он, привыкший подчиняться приказам, покорно склонил голову перед главным врачом. В отделении он так и представился коллегам. Когда нового доктора повели осматривать отделение и предназначенный ему кабинет, Ушаков спросил «в воздух»:
- Отец у этого Михайлова был Карп?
Новый доктор по национальности мордвин. На берегах Волги, откуда он был родом, с незапамятных времён проживали этнические немцы, которые, конечно, оказывали влияние на местных жителей. Отсюда и множество немецких имён среди чувашей, марийцев и мордвы. Владимир Карпович знаниями не блистал, но при поддержке Татьяны Владимировны с работой справлялся, был исполнительным и дисциплинированным работником. Главным его недостатком, по мнению Татьяны был его подхалимаж. Он сумел быстро втереться в доверие Матильде и часто посещал её кабинет. О чём там велись беседы было неизвестно, но терапевты подозревали, что Карп «стучит» на коллег. По мнению работников «терапии» Карп работал и на оперчасть, но майор Симонов, это всегда отрицал. После сообщения Славы о том, что Владимир Карпович накануне встречался с родителями Сёмы, Татьяна прошептала, глядя на Славу:
- Ни за что не поверю в то, что Карп на такое способен. Да, ему не нравится, что он среди докторов не на первых ролях. Да, он скептически относится к нам с Наташей. Не может простить, что нас уважают жулики больше, чем его. Элемент ревности, конечно, присутствует, но, чтобы из-за этого настроить против всего коллектива родственников осуждённого, нужно быть отъявленным негодяем. Не верю! – громко сказала Татьяна.
За дверью послышалась какая-то возня, после чего раздался короткий звонок.
- Это Антошка, - уверенно сказала Таня и пошла открывать дверь. Антошка, белобрысый сосед по общаге учился уже в первом классе. Он подрос, но до кнопки дверного звонка ещё не доставал. Чтобы позвонить, ему приходилось вставать на цыпочки или делать небольшой подскок, после которого он терял равновесие и падал на дверь, создавая шум и суету в коридоре.
- Привет, - поздоровался Симонов с гостем и протянул мальчику руку. Антошка пожал её и вежливо поздоровался. - Двоек то много нахватал? – поинтересовался мужчина.
- Что вы, дядя Слава, я сегодня пятёрку получил.
- По рисованию, небось? – засмеялся майор.
- По пению, - гордо сообщил Антошка. Я громче всех пел!
- Это, самое главное, громче всех орать! – не унимался Слава. – Молодец, в жизни пригодится!
Антошка по секрету сообщил обществу, что мама печёт для Тани сюрприз. Потом он встал на стул, зачерпнул из вазы целую горсть конфет и пошёл в комнату смотреть мультики. Татьяна принесла ему миску с виноградом и поцеловала в макушку. Опять раздался звонок в дверь.
- Доступ к телу продолжается, - захохотал Слава. На пороге появилась Надежда Дмитриевна.
- С именинами тебя, - сказала баба Надя, переступив порог. – Это - твоя святая, мученица Татьяна, - вручила она Тане яркую, величиной с почтовую открытку деревянную иконку. - Сколько времени я искала именно такой образ, то очень большие попадались, то бумажные. И, вот повезло наконец! – сообщила она.
- А меня сегодня сукой назвали, - прижавшись к старушке, сказала Татьяна, и опять заплакала. Приняв подарок, она поцеловала иконку и поставила её на холодильник, прислонив к вазе с конфетами. Надежда Дмитриевна попросила Таню рассказать о том, что случилось и почему она такая расстроенная. Переживая заново всё, что случилось за день, Татьяна опять начала рыдать, и баба Надя со всё большей тревогой смотрела на неё.
- Это - клевета на ваш коллектив и на тебя? – спросила Надежда Дмитриевна и задумалась. - Танечка, ты знаешь, такие моменты бывают в жизни каждого. Один святой человек сказал: не оклеветанный не спасётся. Самое главное, не ожесточиться после такого испытания, не начать мстить. Постарайся забыть об этом и простить этих людей, которые потеряли сына.
- Их то мы простим, - подал голос Слава. – Они, как говорится, не ведали, что творили. А вот те, кто намеренно искажал правду и делал это, чтобы оболгать целый коллектив, поплатятся, - сжал кулаки майор.
- Христа распинали на Голгофе, а он был невиновен, - продолжила бабушка Надя. - Он вообще был безгрешен. Сегодня была твоя Голгофа, и такое бывает у всех. Вспомни, Господь, глядя со своего креста на беснующуюся вокруг толпу, просил отца простить этих людей.
Надежда Дмитриевна обняла Татьяну и погладила её по голове. В дверь позвонили и появилась Антошкина мама - Света. Она вручила Татьяне поднос, на котором лежал свежеиспечённый пирог с капустой.
- С именинами, тебя Танечка! - сказала Света и поздоровавшись с другими гостями, прошла на кухню и принялась резать пирог. Слава пил уже второй бокал чая, а когда вошла Света с подносом, вдруг понял, как он голоден.
- Что за баба эта Танька? - подумал майор, протягивая Свете свою тарелку для пирога. – У неё еда бывает только по выходным, когда Рыбаков приезжает.
Съев несколько кусков, Слава понял, что на месть, о которой предупреждала набожная старушка, и на расследование, которое было поручено начальником, в настоящее время он не способен. Майор осоловел как от ста грамм и решил откланяться, пообещав, что обязательно выявит всех, кто так «подставил» коллектив больницы.
Женщины сидели на кухне и размышляли о том, что нужно предпринять в такой ситуации.
- Необходимо во что бы то ни стало отстоять свою честь и достоинство, - утверждала Света.
Надежда Дмитриевна долго молчала, а потом, глядя на Татьяну тихо сказала:
- Клевета – это тяжкий грех. Мне жалко этих людей. Если не покаются, Господь с них строго спросит! - пригорюнилась бабушка.
- Про клевету, мне муж цитировал из книжки Омар Хаяма, которую ему Рыбаков подарил в прошлом году, - сказала Света. - Мудрец говорил, что клевета, это грязь, а когда грязь бросаешь в человека, она может не долететь до него, а на твоих руках останется.
Света повернулась к Надежде Дмитриевне и сказала решительно:
- Мне этих клеветников совсем не жалко. Жалко, что сына потеряли, а что перед Богом будут отвечать за клевету, так им и надо. Как Таня рассказала, они даже никаких доводов не слушали от докторов. С удовольствием поверили в эту чернуху! Нет Надежда Дмитриевна, обязательно нужно разобраться во всём, - разошлась Света.
Устав от этой ужасной темы, Татьяна стала расспрашивать соседку о том, когда вернётся с вахты Павел, как учится Антошка, а сама всё время думала, почему молчит Женька, который нужен сейчас как никогда. Она взяла в руки телефон и поняла, что занятая жалостью к себе и к бедной «терапии», она не включила звук на телефоне, когда получила его на КП. На экране высветилось восемь пропущенных звонков от Рыбакова и два от Наташи. Она бросилась звонить Женьке, а гости засобирались по домам. Ещё раз поздравив именинницу, они ушли.
Рыбаков сердитым голосом стал выговаривать Татьяне, что она безответственная и чёрствая женщина, которая игнорировала звонки любимого, который сходил с ума от ужасных мыслей. Он несколько раз звонил Наташе, но и она ничего не знала о том, куда подевалась подруга.
А на домашний телефон позвонить ума не хватило, - отбивалась Таня, объяснив, что забыла включить звук.
- Ты просто балда, – клеймил её Женька.
- Ошибаешься, - печально ответила Таня, - с сегодняшнего дня я – сука.
В трубке повисло молчание, а потом Рыбаков спросил сдавленным голосом:
- Что случилось?
Татьяна коротко рассказала обо всём, что произошло и попросила Рыбакова обязательно приехать на выходные потому, что она очень соскучилась и ей очень плохо. Женька спросил у Тани, будет ли расследован этот случай, чтобы выявить негодяя, который оболгал любимую им «терапию». Узнав, что дело поручено майору Симонову, Рыбаков немного успокоился. Договорились о встрече в субботу.
Татьяна принялась мыть посуду и её взгляд скользнул по иконке, стоящей на холодильнике. Святая внимательно смотрела на женщину. Красивое лицо было спокойно, и Татьяна тоже успокоилась. На задней поверхности иконы была напечатана короткая молитва к мученице Татьяне. В ней была просьба избавить молящихся от душевных скорбей, которые терзали Татьяну Владимировну весь день.
- Это теперь моя «жилетка», - подумала Таня, и испугалась такого простецкого сравнения. С иконы спокойно и ласково смотрела на неё древняя мученица, и у Татьяны вдруг появилась уверенность в том, что всё образуется. – Не дай Бог ещё раз пережить такую Голгофу, - с ужасом думала Таня. - Врагу не пожелаю!
Она включила телевизор, попыталась посмотреть, какой-то фильм, но мысли крутились вокруг сегодняшнего события.
– Надо пораньше лечь спать, - вдруг решила она. - Утро вечера мудренее, рассуждала Таня, раздвигая диван. - А что Владимир Карпович негодяй, - не верю! – подумала Таня, засыпая.