Сегодня четверг, ещё день и суббота! Если ничего непредвиденного не произойдёт, то приедет Женька!
- Как же я соскучилась, - думала Татьяна. Расставание растянулось на целых две недели потому, что у Рыбакова были какие-то неотложные и важные дела в посёлке. – Хоть бы опять ничего не стряслось, - как заклинание повторяла Татьяна, - но мы предполагаем, а главный врач располагает.
В кабинете раздался телефонный звонок. Звонила Надежда Харитоновна.
- Татьяна, - радостно заговорила Матильда. – Из медицинского отдела управления сообщили, что есть горящая путёвка по кардиологии, но самое главное - цикл состоится в Питере, - ликовала телефонная трубка.
- И когда выезжать? – упавшим голосом поинтересовалась Татьяна.
- Ты же подавала заявку на кардиологию, - вдруг стала растерянно оправдываться Матильда, удивляясь сдержанной реакции коллеги. – И ещё один плюс у этого курса, он короткий, всего две недели. Билетов на самолёт нет, я узнавала, поэтому выезжать тебе нужно в субботу на поезде, чтобы в воскресенье быть в Питере. Начало цикла в понедельник. Так что, передавай дела Наталье, подтяни «хвосты» и собирайся в культурную столицу, - опять повеселела Надежда Харитоновна.
Матильда положила трубку, а Татьяна не могла опомниться от свалившегося на неё известия. Она пошла в кабинет Наташи, чтобы сообщить ей новость.
- Ну, и что тебя гнетёт? Хотя, догадаться нетрудно, не хочешь с Рыбаковым разлучаться, - рассуждала Наталья, на что подруга уныло кивнула. – Всего–то две недели не увидишься со своим Женечкой. Ты же привычная к разлукам, - продолжала убеждать Татьяну Наталья Николаевна.
- Да, привычная, к сожалению, - со слезами в голосе ответила Татьяна.
Появившись дома, Татьяна быстро набрала на мобильнике номер Рыбакова. На улице, несмотря на начало мая было свежо, руки мёрзли, а в перчатках звонить было неудобно. Она скороговоркой поведала о предстоящей командировке и услышала, как напряжённо замолчал Женька.
- Значит я приеду завтра вечером, а в воскресенье тебя провожу, - заговорил он после паузы.
- Матильда распорядилась выезжать в субботу на поезде потому, что билетов на самолёт нет, - грустно рассказывала Татьяна.
- Я раздобуду тебе билет. В кассах аэрофлота работает моя знакомая, - доложил Рыбаков, а Таня задумалась о неизвестной ей до сих пор Женькиной знакомой.
Вечер пятницы, субботу и половину воскресенья провели вместе и были счастливы. Пока ехали в аэропорт, Рыбаков твердил, что ненавидит кардиологию и не хочет расставаться.
* * *
В Петербурге Татьяну встретил Георгий, муж старшей сестры. Родственники уже несколько лет жили в России, где Георгий продолжал служить на высокой должности в военном ведомстве. Сестра не работала, скучала. При появлении Татьяны она вспомнила свою роль педагога, и принялась за дело. Сестра была на пятнадцать лет старше и её не волновало, что Таня уже не девочка, а самостоятельный взрослый человек. Скоро уж сорок лет стукнет. Деспотичная сестрица и раньше отравляла Татьяне жизнь, если они оказывались вместе на отдыхе, или когда Татьяна приезжала в родной Петербург как сейчас. Татьянины племянники, сыновья сестры и Георгия уже «встали на крыло». Старший плавал мичманом на корабле Балтийского флота, а младший учился в мореходке и воспитывать кроме Тани сестрице было некого. После смерти мамы всегда непростые отношения с сестрой стали ещё сложнее и это была ещё одна причина, по которой Татьяне не хотелось ехать на учёбу именно в Петербург. Остановиться в гостинице или в общежитии, которое предоставлялось курсантам, было неудобно. Родня, конечно, бы обиделась. Чтобы меньше терпеть диктат сестры, Татьяна уезжала из дома задолго до начала занятий, задерживалась в клинике после окончания лекций, а потом ходила в гости к одногруппникам или по театрам, куда могла достать билеты. Созванивались с Женькой регулярно в определённое время.
Сегодня, как всегда, Татьяна рано приехала в клинику, где проходили занятия. В гардеробе на широких скамьях переодевались курсанты и студенты медицинского института. Здесь можно было посидеть, и из уголка, облюбованного Татьяной, позвонить Рыбакову, у которого в это время заканчивалась планёрка. Перед выходом на предприятие, как он гордо называл свою лесопилку, у него было несколько свободных минут. Сегодня разговор, во время которого Женька снова самыми последними словами обзывал любимую Таней кардиологию, вдруг прервался по неизвестным причинам. Татьяна попыталась вновь набрать номер Рыбакова, но равнодушный женский голос твердил, что абонент недоступен. Оставив свои бесполезные попытки дозвониться, Татьяна стала присматриваться к студентам, которые на соседней скамье облачались в свои медицинские доспехи: халаты, шапочки и сменную обувь. Татьяна обратила внимание на то, что многие студенты и особенно девушки предпочитали белым халатам брючные костюмы порой самых экзотических расцветок. Во многих случаях на форменной одежде были принты с героями из каких-то зарубежных мультиков, что выглядело странно. Студенты галдели, смеялись, а некоторые переругивались между собой.
- Михайлова, - громко обратился парень с длинными тёмными волосами, которые он собирал в смешной пучок на затылке. – Михайлова, - ещё громче позвал он одну из девчонок, копошащихся на соседней скамейке. Когда она повернулась, парень, зло прищурив глаза сказал так, чтобы услышали все:
- Если ты змея, нечего прикидываться шлангом!
Группа засмеялась, а лицо девчонки стало цвета варёной свёклы, почти как её брюки и воротник на белом коротком халатике.
Эта фраза что-то напомнила Татьяне и, немного подумав, она поняла, с чем именно у неё возникли ассоциации. В терапевтическом отделении три месяца назад вышла на пенсию старенькая и любимая всеми медсестра. На освободившуюся ставку приняли Нину Николаевну. Это была, как говорил классик «дама, приятная во всех отношениях», с единственным недостатком - острым, как жало змеи языком. Таких экземпляров в «терапии» ещё не бывало. Нина Николаевна чаще молчала, следуя известной заповеди: больше молчи и за умного сойдёшь, но, если открывала рот, то произносила чаще всего какую-нибудь гадость. Даже Татьяну Владимировну, начальника отделения, не постеснялась как-то уколоть её связью с бывшим зэком. Разузнала у кого-то об этом. Татьяна была поражена такой наглостью, но на первый раз промолчала. Приглядываясь к новой сотруднице, Татьяна поняла, что Нина помалкивает до поры до времени притворяясь совершенно безобидной, ну прямо как шланг для полива, лежащий в траве на даче у сестрицы, на который никто не обращает внимания. В нужный момент малозаметная новенькая медсестра превращалась в ядовитую змею и безжалостно жалила свою жертву. Да, правильно Виктория Токарева в одном из своих рассказов охарактеризовала таких людей, ядовитых как змеи, но притворяющихся просто шлангами. Именно за эти внезапные и болезненные укусы эту медсестру невзлюбили сотрудники отделения, хотя по выполнению функциональных обязанностей к ней не было претензий. Видимо к Нине Николаевне плохо относились и в других коллективах потому, что ей часто приходилось менять место работы. Находиться в изоляции было тяжело даже змее, и Нина стала заискивать перед пациентами и опасно сближаться с ними, что, как правило, до добра не доводило.
- Когда вернусь из командировки, обязательно с ней поговорю. Нельзя так относиться к коллегам, планировала Татьяна.
- Танечка! – вдруг окликнул её хорошо поставленный как у актрисы, но почти забытый голос. Татьяна поднялась со своего места навстречу пожилой, миниатюрной женщине.
- Софья Валентиновна, - удивлённо прошептала Таня. Это была мама Лёвы, с которой они не виделись много лет. Женщины обнялись и присели в Танином уголке.
Софья Валентиновна с интересом разглядывала бывшую невесту своего сына.
- Ты повзрослела! Где та угловатая и стеснительная девчушка? – удивлялась она.
- Было бы странно, если бы я не изменилась, - возразила Татьяна.
- У тебя всё хорошо? - продолжила Софья Валентиновна. Как ты, где ты? – сыпала она вопросами, с любовью глядя на Татьяну.
- Я всё там же - на Севере, вот на курсы усовершенствования приехала. Всё обычно. Лучше расскажите о себе… Как Константин Петрович? – Тараторила Татьяна, чтобы не переходить к вопросу о личной жизни и семейном положении.
Софья Валентиновна изменилась в лице, как-то потухла и сказала скорбно:
- Три года назад он умер… Обширный инфаркт с тяжёлыми осложнениями. Сама понимаешь, лечили его хорошо, всё-таки профессор медицины, доктор наук, заслуженный человек, но увы…
Татьяна смотрела на эту маленькую немного сгорбленную женщину с проявлениями болезни Паркинсона и вспоминала её в период их романа с Лёвой. Софья Валентиновна была дворянского происхождения чем очень гордилась. Константин Петрович, как утверждала жена, был из разночинцев, но достиг больших высот в медицине. Софья Валентиновна тоже была доктором, работала ЛОР врачом, но научной деятельностью не занималась, посвятив себя семье. Она была хороша собой, умна и образованна. Как часто бывает при таком сочетании личных качеств, помноженных на высокий социальный статус, достигнутый благодаря профессорской династии мужа, она была деспотична и высокомерна. Софья Валентиновна была огорчена и даже не могла этого скрыть, когда Лёвушка познакомил её со своей подругой Татьяной. Софья Валентиновна планировала сосватать сына за дочь приятельницы, студентку консерватории, тоже голубых кровей. А тут такое! Таня, хоть и была наивной девушкой, чувствовала отношение к себе со стороны матери Лёвы. Она решила, что если и будет появляться в этой квартире, то только тогда, когда родителей не будет дома.
Однажды, после демонстрации в честь Октябрьской революции, молодые люди вынуждены были зайти к Лёве домой, чтобы он оделся теплее, так как предстояла длительная прогулка по городу вместе с группой. Как говорится, на дворе осень – на дню погод восемь.
Дверь открыл отец, который был слегка навеселе. В квартире собралась большая медицинская компания. Царила праздничная атмосфера. Из гостиной был слышан хохот, раздавались возбуждённые голоса, звон бокалов и даже чопорная Софья Валентиновна была в хорошем расположении духа. Она приветливо встретила молодых людей. Несмотря на утверждение Лёвы, что им необходимо немедленно уйти, родители потребовали, чтобы молодёжь присоединилась к взрослой компании и усадили их за стол. Мать очень внимательно наблюдала за Таней, как ест, как пьёт, как пользуется салфеткой, вилкой, ножом… Откусывает хлеб или аккуратно отламывает его. Татьяна боковым зрением фиксировала это пристальное внимание, ей было неприятно, но вида она не подала. Подвыпивший Константин Петрович вдруг сообщил, что Танюшка, по словам его сына, прекрасно играет на фортепьяно и пригласил гостью к инструменту. Лёва под столом пожал руку Татьяне и незаметно подмигнул ей, ободряя девушку. Пианино было расстроено, на нём давно никто не играл. В детстве бабушка-дворянка, пыталась привить внуку любовь к музыке. Лёва был определён в музыкальную школу и приговорён к пианино, но быстро бросил это ненавистное ему занятие. Любовь к музыке возникла у Лёвы только в юности, когда появилась мода на бардов и гитары. Лёва выучил несколько аккордов на гитаре, пел песни из репертуара Высоцкого, хвастался этим перед одноклассницами, но и это ему скоро наскучило. Пианино после смерти бабушки служило только для того, чтобы демонстрировать вышитую Софьей Валентиновной салфетку, покрывавшую чёрную полированную поверхность инструмента. Сама хозяйка давно охладела к музицированию по неизвестной всем причине.
Татьяна поднялась со своего места и неуверенно подошла к инструменту.
- Что сыграть? – робко спросила она.
- А чтобы нам потанцевать, - весело отозвался Константин Петрович.
Татьяна пробежалась по клавиатуре и вдруг из-под её быстрых пальчиков раздалась весёлая мелодия известной песни «Ландыши». Гости были в восторге, вышли из-за стола танцевать, а Лёва гордо смотрел на родителей. Потом начался концерт по заявкам. Лёва, порывшись в книжном шкафу, вытащил ноты, и под аккомпанемент Татьяны компания хором пела советские песни: и «Нежность», и «Забота наша такая», и про хоккей, в который играют только настоящие мужчины. После этого дня отношение к Тане в семье Лёвы изменилось, её приняли в высшее общество. Лёва проговорился как-то, что Софья Валентиновна очень интересовалась родственниками Татьяны. Сообщение о том, что у Таниной мамы высшее образование, сестра кроме того, что имеет диплом престижного ВУЗа, в совершенстве владеет двумя языками, её муж Георгий всеми языками скандинавской группы, а Таня немецким языком, растопило сердце Лёвиной матушки. После того памятного осеннего дня, Лёвина группа могла собираться и отмечать все праздники в профессорской квартире. Строгая Софья Валентиновна высоко оценила скромность и ум подруги сына и вскоре лучше девушки, чем Танюшка для родителей Лёвы не существовало.
Всё это вспоминала Татьяна, пока Софья Валентиновна подробно рассказывала о болезни мужа, о своём здоровье, которым теперь занимается Лёвушка. Татьяна вспоминала, что узнала от однокурсницы Виолетты как тяжело приживалась в этой семье Лёвина жена Наталья, когда они переехали в Петербург и вынуждены были жить с родителями. Софья Валентиновна не могла простить сыну разрыва с Татьяной, которую горячо полюбила. Союз Лёвы с Наташей она считала мезальянсом, ведь невестка была по мнению свекрови простолюдинкой, а Лёва профессорский сын и внук, да ещё с примесью дворянской крови. Софья Валентиновна всем рассказывала, что Наталья специально соблазнила Лёвушку в стройотряде потому, что после этого Лёва, как порядочный мужчина не мог не жениться на ней. Этим, по мнению Софьи Валентиновны отличались мужчины их круга, то есть высшего общества. Со временем Лёва смирился с существующим положением вещей, признавался друзьям, что Наташа хорошая жена и мать. О любви к супруге он никогда не говорил. Наталья была неглупа, и с большим трудом, но всё-таки нашла подход к свекрови, после чего в семье воцарился мир.
Татьяна слушала рассказ Софьи Валентиновны, вспоминала прошлое, по-новому оценивая его и убеждаясь в мудрости известного выражения: что ни делается, всё к лучшему. Между тем, к ним подошла молодая женщина и, взяв старушку за руку, увела её на обследование, которое Софье Валентиновне назначил сын. Лёва работал в этой клинике и вёл занятия по терапии с несколькими студенческими группами. В просторном коридоре по пути в аудиторию, где курсантам читали лекции, висел большой стенд, на котором были размещены портреты всех работников кафедры. Здесь же висел портрет Льва Константиновича Кораблёва. Глядя на него, Татьяна отметила, что Лёва не изменился, и с удивлением поняла, что у неё нет никакой робости перед встречей с ним, которая рано или поздно должна была произойти. Она вспомнила, как несколько лет назад пошла на свиданье с группой, на которую её уговорила Виолетта. Вспомнила, как долго стояла перед входом в ресторан, где был заказан банкет, не решаясь войти. Как замирало её сердце, пока шла через ярко освещённый зал к столу с однокурсниками и как боялась встретиться с Лёвой взглядом. Если бы не «золотое платье», внушавшее ей, что она неотразимая и уверенная в себе женщина, Татьяна бы повалилась в обморок, не дойдя до столика, от которого ей махала рукой Виолетта. Вспоминала, как за шуточками в тот памятный вечер скрывала свою робость, как свежим Петербургским утром убежала от бывшего возлюбленного и поставила точку в их отношениях.
* * *
Учёба шла своим чередом, в субботу занятия не прекращались, а в единственный выходной Татьяна вместе с Виолеттой отправились в Эрмитаж, где провела весь день. Татьяна понимала, что она обязательно встретится с Кораблёвым. Наверняка Софья Валентиновна рассказала сыну о том, что виделась с Татьяной, и он будет искать встречи с ней. В этом она была уверена. И вот они встретились. Лёва подкараулил Таню в гардеробе, узнав расписание занятий её группы. В строгом сером плаще, и с портфелем в руках он выглядел преуспевающим молодым учёным, что соответствовало действительности. Он подошёл к Татьяне и, несмотря на множество глаз студентов, наблюдавших за своим преподавателем, обнял женщину и поцеловал её в щёку.
В больнице для осуждённых врач-анестезиолог Владимир Александрович служивший в СА (Советской армии) танкистом, во время дискуссий часто «заводился» и на совет успокоиться, неизменно отвечал: «Я спокоен как танк». Вот таким спокойным танком ощущала себя и Таня, когда встретилась с Лёвой. Они вместе вышли из больничного корпуса и медленно пошли по улице. Шум проезжающих машин и людской гомон мешали общению, и Лёва предложил зайти в кафе. Посетителей было мало, звучала тихая мелодия. Приняв заказ, официант бесшумно исчез и довольно долго не появлялся. Принесли кофе в простецких керамических чашках и пирожные, на керамической, плоской тарелке кирпичного цвета. Внешне кафе выглядело шикарно и называлось «Огни» поэтому эта большая коричневая тарелка покоробила Таню.
- Моя подруга из такой миски кота кормит, - сказала она насмешливо, кивнув на принесённый десерт. Лёва удивлённо посмотрел на свою спутницу и пожал плечами.
- Я даже не обратил внимание на такую мелочь, - сказал он. - Мне, например, всё равно.
Таня с горечью восприняла эту реплику потому, что в их общем прошлом даже студенческая компания в профессорской квартире пила чай из изящных фарфоровых чашек и чокалась хрустальными рюмками, с доступным по цене дешёвым вином. Грустно!
Лёва спрашивал Татьяну о работе, о жизни на Севере и очень хотел, но не решался спросить о том, вышла ли она замуж за генерала…
- Какие камни красивые, - сказал он, глядя на искрящиеся Татьянины серьги. – Изумруды?
- Не угадал, - засмеялась Таня, - всего лишь гранаты, только зелёные.
- Опасный ты человек, у тебя даже в ушах гранаты, - захохотал Лёва.
- А сама я – танк, - загадочно сказала Татьяна.
В сумочке зазвонил телефон и она, извинившись перед Лёвой, ответила Рыбакову. Доложила, что сидит в кафе, пьёт кофе и ест пирожное из собачьей миски.
- Танька, это наверняка модная посуда. Сейчас удобство на первом месте, а не красота! Стиль такой! Эту миску мыть проще, а разобьётся – не жалко. Ты там свою провинциальность не демонстрируй. Тихо сиди! – смеялся Женька.
Татьяна вспомнила рассказ Рыбакова о том, как он был в музее хрусталя в Гусе-Хрустальном во время путешествия с женой по «Золотому кольцу». Прибыли во Владимир и народ потребовал от руководителя посещения музея в Гусе–Хрустальном, расположенном недалеко от областного центра. На дворе были девяностые годы и большинство знаменитых заводов не работало. Производство хрустальной посуды перешло к частникам, но музей функционировал. Пожилая женщина, дежурившая в зале музея со слезами на глазах, говорила о том, что нас пытаются по американской моде приучить к примитивной пластмассовой посуде для фастфуда. Она утверждала, что народ нужно воспитывать на правильной, проверенной веками эстетике, а для этого нужны, в частности, и красивые вазы, и изящные хрустальные бокалы, хотя бы по праздникам.
Таня доложила Женьке, что вечером, не заходя домой пойдёт в театр. Билет у Тани уже был, правда не на спектакль, а на встречу с известным артистом. Татьяне не очень хотелось посещать это мероприятие, но она решила, что это лучше, чем слушать нравоучения сестры, у которой эта черта - всех поучать, прогрессировала пропорционально возрасту. Разговаривая с Рыбаковым, Татьяна всё время улыбалась счастливой улыбкой, но вспомнив, что долго разговаривать по телефону в присутствии другого человека это моветон, извинившись теперь перед Женькой, разговор прекратила.
- Кто это? – ревниво спросил Лёва и покраснел. Он ненавидел себя за этот голос, красное лицо, которые выдавали его истинное отношение к Татьяне, которое он тщательно старался скрыть.
- Муж! - соврала Татьяна. Это его подарок, показала она на сверкающую серьгу.
- Тот генерал, которого ты мечтала разлучить с его старухой?
- Да, генерал, - утвердительно кивнула головой Таня, отхлебнув уже остывающий кофе.
- Не ври! – сказал Лёва так громко, что повернулась женщина, сидящая за соседним столиком. - А где кольцо? - громко спросил он. – Фамилия прежняя! Я тебя по ней отыскал в списках курсантов. И с мужьями так не разговаривают, - чеканил слова Лёва. – Может и генерал, и любимый человек, но точно не муж, - настаивал он.
- По себе не суди, - огрызнулся танк, громыхнув бронёй. Таня поняла, что Лёва уличил её во лжи и разговаривать с ним дальше ей расхотелось. Попрощалась быстро и, узнав куда направляется Кораблёв, пошла в другую сторону. Побродила по магазинам, присматривая подарки Женьке, Наташе, её мальчишкам и Антошке, который прощаясь всплакнул и сказал, что будет скучать.
* * *
Мероприятие с народным артистом назначено на 17 часов. Появившись в театре за полчаса до его начала, Таня с удивлением обнаружила, что публика состояла в основном из пожилых женщин. Большинство из них небогато, но со вкусом одеты. Некоторые были в вечерних туалетах, с театральными сумочками, кто-то даже с веером в руках. Татьяна быстро заняла своё место в зале, чтобы не маячить в своей повседневной одежде среди этой нарядной толпы. Она подумала, что сейчас бы сестра ей преподала урок о моде и приличиях. Она, наверняка, вспомнила бы слова Софи Лорен о том, что причёска и платье могут изменить день, настроение и даже судьбу. Только что Таня разговаривала по телефону с Рыбаковым и поэтому настроение у неё и без причёски было неплохое, а судьбу, в которой теперь был Женька, Татьяна ни за что бы не согласилась изменить.
Ровно в 17 часов на сцену вышел кумир собравшихся бабушек. Старик был красив и благороден. Он был одет в тёмный костюм-тройку, белоснежную рубашку, а подбородок подпирал галстук-бабочка цвета бордо. Такого же цвета платок в виде волны, легкомысленно свисал из нагрудного кармана пиджака. Несмотря на преклонный возраст, мужчина прямо держал спину, громко и эмоционально, как и полагалось театральному актёру, говорил и тонко шутил. Было интересно послушать его биографию, похожую, наверное, на биографию любой из этих женщин, сидящих в зале. Военная юность, фронт или тяжёлая работа в тылу, возможно даже жизнь в родном блокадном городе, что-то, наверняка, нашлось бы у каждой из них. Свой трудный путь в искусстве старик описал иронично, хорошо говорил о своих знаменитых партнёрах по кинофильмам и спектаклям. Когда встреча подошла к концу, пенсионерки преподнесли артисту несколько букетов и долго аплодировали стоя. В фойе Татьяна с удовольствием прислушивалась к тихим разговорам бабушек. Поражала правильная речь и доброжелательные интонации при обсуждении того, что услышали они на встрече со своим кумиром. Настоящая ленинградская публика.
* * *
Выйдя из театра, Таня сразу попала в объятия Лёвы, который дожидался её у входа с букетиком ландышей.
- Ты что хулиганишь? – опешила Таня, отстраняясь от налетевшего на неё ухажёра.
Ещё днём, в кафе догадавшись о том, что Татьяна свободна, хотя бы официально, Лёва осмелел и решил, что стоит ещё раз попробовать вернуть любимую Таню. Он видел, конечно, что перед ним не та робкая женщина в золотом платье, изображавшая светскую львицу и сбежавшая, от него прохладным питерским утром. Лёву одолевала страсть завладеть любимой и пока недоступной женщиной. Инстинкт охотника, присущий всякому мужчине в той или иной степени, вдруг овладел им. Татьяна, конечно, заметила эту трансформацию, произошедшую с её бывшим возлюбленным, но она по-прежнему бесстрашный танк и готова ко всему. Для экипажа прозвучала команда «к бою», а Лёва взял Таню под руку.
- Танечка, - ласково заговорил кавалер. – Я предлагаю пойти поужинать в ресторан. Он вопросительно смотрел на женщину, ожидая ответа. Татьяна вспомнила, что кроме пирожного она сегодня ничего не ела. Действительно не мешало бы что-нибудь съесть и лучше немедленно. До дома на общественном транспорте добираться не менее часа, а то и больше.
- Пошли, - спокойно ответила Татьяна, уверенная в крепости своей брони.
Помещение ресторана было уютным, публика солидная, а Лёва чувствовал себя здесь как дома. Он сделал заказ и просил обслужить их побыстрее иначе его спутница умрёт от голода. Лёва пояснил, что владелец этого заведения его пациент и у него, как у любимого доктора здесь постоянная и очень неплохая скидка.
- Какой Лёва практичный, - вдруг подумала Татьяна, не замечавшая раньше за ним такой черты. Она невольно сравнивала Рыбакова и Лёву. В жизни Кораблёва всегда присутствовал отец–профессор, который постоянно поддерживал сына и продвигал его по карьерной лестнице. Лёва был умён, образован, но не известно, как бы сложилась его судьба в профессии и в жизни, если бы не протекция отца и его руководство сыном. Единственным самостоятельным решением Лёвы была его поездка в составе студенческого стройотряда в Якутию во время каникул и это привело к коренным изменениям в его жизни. Он встретил волевую и расчётливую девушку, с которой ему пришлось связать дальнейшую судьбу.
Рыбаков был полной противоположностью Лёве Кораблёву. Он прошёл свою жизнь самостоятельно, наломал много дров, не прислушиваясь к советам отца. Он так же самостоятельно, не совсем праведно, но достиг полного благополучия. Недолго пожил как очень обеспеченный, уважаемый человек, после чего упал до самого дна, испытал предательство, позор, крушение всех надежд, отчаяние, но нашёл в себе силы для дальнейшей жизни. Кораблёв жил в столице, работал в одной из лучших клиник Петербурга, защитил кандидатскую диссертацию, приступил к написанию докторской и ждал, когда освободится место заведующего кафедрой. Женька жил в захолустье, имел предприятие, на котором работали в основном бывшие зэки, содержал своих сыновей, помогал родителям, ни о какой научной работе не помышлял, хотя иногда высказывался о том, что он многое бы изменил в деревообрабатывающей промышленности региона. Он интересовался положением дел в отрасли, сведения о которой черпал из выписываемых им журналов по этой тематике. Лёва всегда жил в тепличных условиях, а в теплице вырастают овощи, но не личности. Личностью был по мнению Татьяны - Женька. этом было коренное различие между двумя мужчинами, которые были в жизни Татьяны. Она много размышляла над этим и пришла к такому выводу. Предательство было для Лёвы обычным делом. В молодости он предал её, а теперь, решив приударить за Татьяной, второй раз изменяет своей семье. Рыбаков как-то рассказал Татьяне, что его предал друг в результате чего Женька оказался в «местах не столь отдалённых». Весь свой лагерный срок он мечтал отомстить «другу», но потом остыл и решил, что надо достичь успеха, причём большого и это будет лучшей местью всем врагам и недоброжелателям. Тогда Татьяна подумала, что она не смогла бы простить человека, который обрушил её жизнь, а Женька смог.
Принесли салат и сухое вино, официант разлил его по бокалам. Лёва предложил выпить за встречу. Таня пригубила вино и принялась есть салат, почувствовав, как она голодна. Лёва выпил вино до дна и с нежностью смотрел на подругу. Под его взглядом Татьяна почувствовала себя неловко, прекратила есть и тоже осушила бокал. Майор Симонов всем говорил, что Татьяна хмелеет от одного взгляда на бутылку с алкоголем, а сейчас ей пришлось выпить целый бокал вина. Она почувствовала, как её накрывает хмельной волной.
- Надо срочно поесть, - решила она и вновь принялась за салат. Лёва рассказывал, как он переживал их разрыв, как всё время хотел признаться жене, что по-прежнему любит Татьяну и хочет вернуть её.
- И, что помешало тебе сделать это? – просто так, из любопытства спросила Таня.
- У нас уже был ребёнок, - трагическим голосом ответил Лёва.
Анестезиолог Вова ещё говорил, что не так страшен танк, как его пьяный экипаж. После бокала вина Танин «пьяный экипаж» ждал команду.
- Если бы ты тогда, когда я встречала тебя с этими дурацкими пирожными, побежал за мной, остановил… - горячо заговорила Татьяна. – Я, наверное, посылала бы тебя к чёрту, брыкалась бы, но возможно, простила бы тебя, и мы были бы вместе! Но ты не побежал, не догнал меня!
- Потом я же пытался объясниться, помириться, - оправдывался Лёва, удивлённо глядя на Татьяну.
Танин пьяный экипаж получил команду «огонь!» Она громко засмеялась, а Лёва изумлённо смотрел на свою спутницу, не понимая, к чему она клонит.
- Ты даже не представляешь, - смеясь говорила Таня, - как я тебе благодарна за то, что ты не побежал за мной тогда!
По Лёвиному лицу пробежала судорога, он скомкал в руках салфетку, собирался что-то сказать, но в Таниной сумочке зазвонил телефон.
- Алло! – игриво сказала Татьяна. Ответ задержался на несколько секунд.
- Ты должна была в театр идти, - раздался удивлённый голос Рыбакова. - В каком театре ты так напилась? – засмеялся он. -Где ты? – спросил Женька.
- Ужинаю в кабаке со старинным другом – смеялась Таня.
- Не пугай меня! – озадачено проговорил Рыбаков. - Надеюсь, другу не девяносто лет, и он сможет тебя проводить до такси?
- Сможешь проводить меня до такси? - громко, чтобы услышал Женька, спросила Татьяна.
Лёва ошарашенно смотрел на неё. Татьяна, не дождавшись ответа от растерянного Лёвы, сама доложила о том, что друг готов даже на руках дотащить её до такси.
- Танька, кончай бузить, - встревоженно сказал Рыбаков, и голос его стал «квакать», фонить, угрожая вовсе замолчать. Последнее, что услышала Таня в свой адрес, был один из шедевров инженера Серёги, который он недавно записал в свой талмуд: «Тихо шифером шурша, крыша едет неспеша!» Это про тебя!
Конец фразы прозвучал нечётко, и звонок прервался. Татьяна спрятала телефон в сумку и загрустила. Лёва сидел задумчивый. Он только что присутствовал при семейной сцене. Звучали какие-то упрёки, глупости, но они произносились любящими людьми и этого нельзя было спрятать ни за шутками, ни за сердитыми интонациями.
- Я, наверное, пойду, - сказала Таня. Пьяный экипаж танка получил команду «отбой». Лёва предложил выпить ещё, и съесть стейк из сёмги. От вина женщина отказалась, поела рыбу, а Лёва залпом осушил два бокала. Теперь его накрыла хмельная волна. Планы по возвращению Тани рухнули. Молча вышли из ресторана, сели в такси и всю дорогу молчали. Когда вышли из машины, Лёва прижал к себе Татьяну и тихо сказал: «Прости меня!»
- Лёвушка, будь счастлив, - так же тихо ответила она и быстро пошла к своему подъезду.
Родственников дома не было. Татьяна принялась звонить Женьке, но он был вне доступа.
- Где он шляется? – нервничала Таня, но дозвониться так и не смогла.
Она позвонила Наташе, чтобы узнать, как дела в отделении. Поговорили о тяжёлых пациентах, по поводу которых Татьяна консультировалась с профессором, и он дал очень ценные советы по лечению этих больных. Татьяна собралась уже закончить разговор, но вдруг Наташа сказала, что звонил Рыбаков и подробно расспрашивал о клинике, где проходят занятия.
- Да, ещё одна новость, пожалуй, главная, а я чуть не забыла о ней, - спохватилась Наташа. - Нину Николаевну – нашу змею подколодную, уволили. Водку одному блатному носила за большие деньги.
* * *
Учёба подошла к концу. Несколько дней поговорить толком с Женькой не удавалось. Как всегда, была очень плохая или вообще отсутствовала связь с посёлком. Утешало только то, что сегодня цикл закончился. Документ о прохождении учёбы в кармане, осталось купить подарки и завтра домой! Татьяна вышла из клиники и остолбенела. Перед корпусом стоял Рыбаков в джинсовом костюме и с дорожной сумкой в руках. Он оглядывался по сторонам, выискивая её среди толпы, выходящей из здания. Татьяна достала телефон и позвонила на Женькин номер.
- Какая погода в твоём захолустье? - спросила она, дождавшись ответа. – У нас в столице тепло и солнечно!
- А у меня для тебя сюрприз… - сказал Рыбаков.
-Я даже догадываюсь, какой, - засмеялась Татьяна и помахала Женьке рукой.
- Очень соскучился и сорвался, - объяснил он своё появление, когда Таня подошла и прильнула к нему. - Страшно за тебя стало. По кабакам со стариками ходишь, пьёшь. Думал, как бы чего не вышло, - трепался Рыбаков.
- Напрасно боялся. Я – танк, - загадочно сказала Таня.